Yulius_Evola_-_Osedlat_tigra (1)

жде ощущавший себя «венцом творения», по мере своего «освобождения» всё более утрачи вал это чувство своей привилегированности и всё более свыкался с мыслью о том, что он яв ляется всего лишь одним из многочисленных природных или даже животных видов. Очевид ным свидетельством этого процесса стало по явление и распространение таких теорий, как дарвинизм и эволюционизм. Но, помимо науч ных теорий, он проявился также в обыденной современной жизни в поведенческой области, сформировав так называемый «животный иде ал», согласно определению одного из авторов, который описывал нравы жителей североаме риканских штатов, где впервые и возник этот «идеал».

Этим понятием означается идеал биологиче ского благосостояния, comfort'а, оптимистиче ской эйфории, где первоочередное значение уделяется всему, связанному со здоровьем, мо лодостью, физической силой, материальным успехом и безопасностью, примитивным удов летворением сексуальных потребностей и по требностей желудка, со спортивной жизнью и т. п. Как мы уже говорили в другом месте, об ратной стороной этого идеала становится атро фия всех высших форм восприимчивости и ин тереса. Вполне понятно, что только человек, развивающий исключительно указанные сто

244

роны собственной природы, практически не от личающие его от животного, мог сделать по добный идеал «стандартом» для «современ ной» цивилизации. Мы не будем повторять и того, что данный идеал соответствует скрыто му нигилизму, который лежит в основе боль шинства господствующих сегодня социально политических движений. Здесь же нам важно рассмотреть исключительно данную ориента цию на возвращение к природе, которая прояв ляется в виде своеобразного культа физиче ской личности.

Речь идёт не только о простых, законных, но банальных формах органической компенса ции. В потребности современного человека в физическом оздоровлении, в его стремлении снять нервное напряжение, укрепить свое тело, вырваться на природу из атмосферы со временных крупных городов, ещё нет никакой проблемы. С этой точки зрения жизнь на при роде, физическая культура и отдельные разно видности индивидуального спорта несомненно могут играть полезную роль. Но дело оборачи вается иначе, когда в эту область вторгаются факторы, так сказать «духовного» характера, если здесь, конечно, уместно применение это го слова, когда начинают думать, что человек, достигающий физического здоровья за счёт жизни на природе, в якобы естественных усло

245

виях, становится ближе самому себе, чем тот, кто живёт в атмосфере испытаний и напряже ний «цивилизованной» жизни. Как правило, под этим подразумевается, что эти более ме нее физические ощущения, вызванные хоро шим самочувствием, обычно возникающим по сле отдыха на природе, как то связаны с глуби нами человеческого существа, с тем, что с выс шей точки зрения, имеет отношение к челове ческой целостности.

Как только что было сказано, это ведёт к «животному идеалу» и современному натура лизму, но помимо этого здесь проявляется так же более общая двусмысленность, присущая формуле «возвращения к корням», которую смешивают с возвращением к «Матери Земле» или непосредственно к «Природе». Богослов ское учение, согласно которому человека в чисто «природном» состоянии вообще никогда не существовало, можно считать вполне вер ным, несмотря даже на его неудачное в боль шинстве случаев применение; с самого начала человек был поставлен в «сверхприродное» по ложение, из которого он позднее «пал». Дейст вительно, говоря о человеке как таковом, о «ти пичном» человеке, не может быть и речи о не ких «корнях» или о некой «Матери», благодаря которым он связан непреодолимыми узами кровного родства не только с другими, себе по

246

добными, но и с животными. Всякое «возвра щение к природе» (выражение, которое в более широком плане применимо также ко всякого рода протестам, направленным на отстаивание прав инстинктов, бессознательного, плоти, жизни, «сдерживаемой интеллектом» и т. п.) представляет собой регрессивное явление. Че ловек, становящийся «естественным» в этом смысле, в действительности оказывается «про тивоестественным».

Здесь можно вернуться к тому, с чего мы на чали, поскольку одним из частных следствий отказа от этой идеи должно стать преодоление противоречия между цивилизованным «горо дом» и естественной «природой» с точки зре ния того поведения, каковое должно быть «ес тественным» для изучаемого нами типа челове ка. Для такого человека ни «природа», ни «го род» не являются «своим местом», поскольку он здоров и целостен в высшем смысле, ибо способен сохранять присутствие и там, и там, одновременно соблюдая дистанцию по отноше нию как к одному, так и к другому. Для него по требность (и вытекающее отсюда удовольст вие) отвлечься, расслабиться, погрузиться в чисто физические и животные ощущения явля ется всего лишь одной из разновидностей бег ства от действительности, симптомом устало сти и внутренней несостоятельности. Как уже

247

уточнялось, тело является составной частью «личности» как определённый инструмент, ис пользуемый для выражения и действия в кон кретной ситуации человека как живого суще ства; отсюда со всей очевидностью вытекает, что на тело также должна распространяться дисциплина, что оно также является предме том активного овладения и формирующего влияния, нацеленных на обеспечение целост ности всего человеческого существа. Однако это не имеет ничего общего ни с культом физи ческой личности, ни, тем более, с маниакаль ным увлечением спортом; особенно это касает ся коллективных видов спорта, которые сегодня стали одними из наиболее вульгарных и попу лярных среди масс наркотическим средством.

В общем, говоря о «чувстве природы», инте ресующий нас тип человека должен рассмат ривать природу как часть более широкого и «объективного» целого; для него природой яв ляются как поля, горы, леса, моря, так и плоти ны, турбины и сталелитейные заводы, взды мающиеся в небо башенные краны, причалы современного крупного порта и комплексы функциональных небоскребов. Это простран ство, открытое для высшей свободы. Необхо димо сохранять свободу, помнить себя перед лицом как одной, так и другой «природы» — по среди пустынной степи, на почти непреступ

248

ных горных вершинах, так же как и в европей ских или американских ночных заведениях.

Дополнением к «животному идеалу» стано вится опошление чувства природы и ландшаф та. Это началось ещё со времён идиллического представления о природе, мифологизирован ного в период энциклопедизма и Руссо. Позд нее практически в том же направлении разви вались представления о природе, милой сердцу буржуа: буколическая или лирическая приро да, где всё прекрасно, грациозно и живописно, навевает покой и пробуждает «благородные чувства»; где в тиши рощ раздается журчание ручьев, где любуются романтическими заката ми и патетическим сиянием луны; природа, на лоне которой читают стихи поэтов, писавших о «прекрасных душах» и предаются беззаботной любви. Это почти та же атмосфера, которая увековечена «Пасторалью» Бетховена, пусть даже в более утонченном и облагороженном виде.

Наконец наступила фаза оплебеивания при роды, ознаменованная вторжением масс и плебса, пешком или на колесах проникающего даже в самые укромные уголки при помощи ту рагенств или профсоюзных путёвок. Пиком можно считать появление натуризма и нудиз ма. Показательным явлением стали пляжи, ки шащие месивом розовой плоти, тысячами муж

249

ских и женских тел, бесстыдно выставляющих напоказ свою почти полную наготу. Столь же показателен и штурм гор, осуществляемый при помощи канатных дорог, фуникулеров, лыж ных курортов и катков. Всё это является столь явными признаками окончательного разложе ния нашей эпохи, что не стоит труда останав ливаться на этом подробнее.

Нам же важнее уточнить, какую роль может сыграть подлинное соприкосновение с приро дой с точки зрения достижения той активной деперсонализации, о которой шла речь чуть выше. В этом отношении можно рассмотреть некоторые из установок, намеченные такими движениями, как ранее упомянутое Neue Sach lichkeit, которые, однако, способны обрести всю полноту смысла лишь применительно к ин тересующему нас человеку особого типа.

Мацке писал: «Природа это великое царство вещей, которые ничего от нас не хотят, кото рые не докучают нам, не требуют от нас ника кого чувственного отклика, которые безмолв но стоят перед нами как внешне чуждый нам мир в себе. Это, именно это и есть то, что нам нужно… эта величественная и далекая реаль ность, покоящаяся в самой себе, по ту сторону всех мелких радостей и мелких горестей чело века. Мир вещей, замкнутый в себе, в котором и мы сами чувствуем себя вещью. Полная отре

250

шенность от всего только субъективного, от всякого личного тщеславия и ничтожества — именно это мы называем природой». Таким об разом, речь идет о том, чтобы вернуть приро де — пространству, предметам, ландшафту — те черты отдалённости и отчужденности от че ловека, которые были сокрыты в эпоху индиви дуализма, когда человек, чтобы сделать реаль ность ближе себе, проецировал на неё свои чувства, свои страсти, свои лирические поры вы. Речь идёт о повторном открытии языка неодушевленного, которое скрывает себя до тех пор, пока «душа» не перестанет наполнять собой вещи.

Тогда природа может говорить о трансцен дентности. Тогда взгляд сам собой сместится с одних очевидных аспектов природы на другие, более пригодные для прорывов в нечеловече ское и неиндивидуальное измерение. Ницше также говорил о «превосходстве» неорганиче ского мира, определяя неорганическое как «духовность без индивидуальности». Чтобы пояснить, что он имеет в виду под «высшим прояснением существования», он обращался по аналогии к «чистой атмосфере Альпийских гор и ледников, где не бывает туманов, ни по кровов, где стихийные качества вещей раскры ваются в обнаженности и прямоте, но в абсо лютной интеллигибельности» и где становится

251

понятным «великий тайный язык существова ния», «учение о становлении, застывшее в камне». Как уже говорилось, одно из требова ний движения «новой объективности» также состояло в том, чтобы вернуть миру прежнее спокойствие, устойчивость, ясность, холод ность; вернуть ему его стихийность, его замк нутое величие. И как правильно подчеркива лось, в данном случае речь идёт не о бесчувст венности, но об иной чувствительности. Мы также имеем в виду такой человеческий тип, которого не интересует «живописное», редкое или характерное в природе, который не ищет в природе «красоты», пробуждающей смутную ностальгию и воображение. Для него нет ланд шафта более «прекрасного», он оценивает его по таким характеристикам, как максимальная отчужденность, безграничность, спокойствие, холодность, суровость и первозданность; язы ком вещей, мира овладевают не на идилличе ских лужайках под журчание ручейка или сре ди прекрасных садов, любуясь лубочными за катами или романтическим сиянием луны, но скорее в пустынях, сред скал, степей, льдов, среди чёрных северных фьордов, под безжало стным солнцем тропиков, среди бурных стрем нин — среди всего первозданного и непри ступного. Естественно, что человек, наделен ный таким особым чувством природы, занима

252

ет по отношению к ней скорее активную пози цию — практически благодаря индукции вос принятой чистой силы,— а не предается ее бесплодному, туманному и рассеянному созер цанию.

Если буржуазное поколение воспринимало природу как своего рода идиллическую вос кресную передышку от городской жизни, если для пришедшего ему на смену поколения она является местом, куда можно сбросить излиш ки своей скотской, всепроницающей и зараз ной вульгарности, то для нашего особого чело века она является школой объективного и да лекого, чем то фундаментальным в том смыс ле, что его существование в ней начинает обре тать тотальный характер. При таком подходе действительно становится вполне понятным то, о чем мы говорили ранее; можно рассуж дать о природе, которая в своей стихийности является огромным миром, где панорамы из камня и стали больших городов, прямолиней ные улицы, уходящие в бесконечность, функ циональные комплексы индустриальных квар талов похожи на огромные глухие леса, с при сущей им фундаментальной суровостью, объ ективной и безличной.

Как мы уже неоднократно отмечали, в сущ ности, говоря о проблемах внутренней ориен тации человека в современную эпоху, мы все

253