Yulius_Evola_-_Osedlat_tigra (1)
.pdfдуктом, лишенным собственного значения и поддающимся бесконечному серийному вос производству.
Однако те же причины, та же атмосфера и даже сами разрушительные процессы могут придать этой утрате индивидуальности актив ное и положительное направление. Именно эта возможность представляет для нас интерес и именно её должен иметь в виду рассматривае мый нами здесь человеческий тип. Уже Юнгер указывал на тот совершенно особый тип, кото рый иной раз начинает обретать форму среди «предельных температур, угрожающих жиз ни», особенно в ситуации современной войны, где в сражении машин техника практически оборачивается против человека, благодаря применению средств массового уничтожения и пробуждения элементарных сил, противосто ять которым сражающийся индивид, дабы из бегнуть смерти — смерти не просто физиче ской, но, прежде всего, духовной — может лишь при условии перехода к новой форме су ществования. Эта форма характеризуется дву мя основными элементами: во первых, край ней ясностью и объективностью, во вторых, способностью действовать и выстаивать, бла годаря тем сокровенным силам, которые пре одолевают границы «индивидуальных» катего рий, которые связаны с иным уровнем, превос
224
ходящим идеалы, «ценности» и цели, прису щие буржуазному обществу. Здесь важно то, что жизнь заключает естественный союз с рис ком, преодолевая инстинкт самосохранения, включая также те ситуации, когда сама воз можность физической смерти открывает путь к постижению абсолютного смысла существова ния и раскрывает в действии «абсолютную лич ность». В подобных ситуациях можно говорить
опограничном случае «оседлания тигра». Юнгер считал, что он сумел распознать сим
вол этого стиля в фигуре «неизвестного солда та» (прибавив к этому, что существуют не только неизвестные солдаты, но и неизвестные командиры). Речь даже не о том, что на преде ле сил может быть достигнуто индивидом в смертельном поединке, весть о котором нико гда не достигнет чьих либо ушей, не только о тех безымянных подвигах, которые остаются без зрителей и совершаются безо всяких при тязаний на признание и славу и никогда не бу дут востребованы любителями романтическо го героизма. По мнению Юнгера, важнее то, что процессы подобного рода в целом ведут к формированию человека нового типа, легко распознаваемого среди других не только по его поведению, но даже по чисто физическим чер там, по его «личине». Этот современный тип носит смерть и разрушения в себе, он уже не
225
поддается пониманию в терминах «индивида», ему чужды ценности «гуманизма». Однако здесь важно признать реальность процессов, которые, проявляясь с особой силой в ситуа ции современной тотальной войны, сталкива ясь с подходящей человеческой субстанцией, происходят также и в мирных условиях, в вы сокомеханизированном современном сущест вовании, пусть даже в других формах и с иной степенью интенсивности. Так же как в экстре мальной военной ситуации, в мирной жизни они направлены на уничтожение индивида и на замену его безличным и заменяемым «типом», характеризуемым определенным однообрази ем — лица мужчин и женщин обретают сходст во с маской, «металлических масок у одних, косметических — у других»; в жестах, в обли ке сквозит нечто вроде «абстрактной жестоко сти», и наряду с этим техника, число и геомет рия, как и всё относящееся к объективным свя зям, начинает отвоёвывать себе все более об ширное пространство в современном мире.
Несомненно, это одни из тех, наиболее зна чимых сторон современного существования, благодаря которым снова заговорили о новом варварстве. Но, спросим себя вновь, какую «культуру» можно противопоставить этому процессу, где сегодня может найти убежище «личность»? Действительно, приходится при
226
знать, что достойные ориентиры отсутствуют. Юнгер, безусловно, заблуждался, полагая, что активный процесс «обезличивания», ведущий к образованию типа, соответствует основному направлению, в котором движется мир, пре одолевший буржуазную эпоху (к тому же позд нее сам он был вынужден перейти к совершен но иному порядку идей). Напротив, сегодня преобладают и господствуют разрушительные процессы чисто пассивного характера (и по добное положение дел будет только ухудшать ся), и результатом этого может быть только тусклое однообразие, «типизация», лишённая измерения глубины и какой бы то ни было «ме тафизики», а следовательно, относящаяся к ещё более низкому экзистенциальному уров ню, чем уже достаточно проблематичный уро вень индивида и личности.
Положительные возможности могут приот крыться исключительно незначительному меньшинству, а именно тем существам, кото рые изначально обладают трансцендентным измерением или в которых это измерение мо жет быть активировано. Понятно, что здесь мы вновь возвращаемся к единственно интересую щей нас проблеме. Только эти немногие могут дать совершенно иную оценку этому «бездуш ному миру» машин, техники и крупных совре менных городов, всему тому, что составляет
227
чистую реальность и объективность, которая предстает холодной, нечеловеческой, угро жающей, лишенной интимности, обезличи вающей, «варварской». Только полное приня тие этой реальности и этих процессов позволит человеку иного типа обрести свою сущность и присущий ему облик, соответствующий его ре альным характерным особенностям; пробуж дая в себе измерение трансцендентности, вы жигая остатки индивидуальности, он сможет прорастить в себе абсолютную личность.
Для этого вовсе не обязательно пускаться в поиски экстремальных или пограничных си туаций. Речь идет об общем стиле нового ак тивного реализма, который освобождает и от крывает пути даже посреди хаоса и серых буд ней. Среди прочего, символом здесь может стать та же машина и всё то, что обрело облик в некоторых областях современного мира (в ча стности, в архитектуре) в духе чистой функ циональности. Машина как символ репрезен тирует форму, рожденную благодаря точному, объективному приспособлению средств к не кой цели, исключающую всё излишнее, произ вольное, отвлекающее и субъективное; это форма, точно воплощающая некую идею (в данном случае идею цели, для которой она предназначена). Таким образом, на своём уров не она отражает некоторым образом ту же цен
228
ность, которой в классическом мире обладала чистая геометрическая форма, число как сущ ность и в целом дорический принцип «ничего лишнего». Некоторые говорили о «метафизи ке» машины и новых «архетипах», которые за являют о себе в совершенных функциональных механических формах нашего времени. Хотя подобные разговоры лишены всякого смысла в прозаическом плане современной материаль ной повседневной действительности, то на символическом уровне они обретают вполне конкретный смысл, естественно при том усло вии, если под символическим мы понимаем та кой уровень, на котором то, о чём мы ведём здесь речь, не имеет ничего общего ни с «меха низацией», ни с «рационализацией» или утили тарностью, но представляет собой как раз цен ность формы и любовь к форме, где стиль объ ективности не следует путать с бездушием, где, напротив, открывается возможность до стижения уже упомянутого стиля безличного совершенства в любом творческом действии.
Возможно, не лишено интереса упомянуть, что среди различных течений, появившихся после Первой мировой войны, существовало движение подобной направленности, избрав шее своим лозунгом «новую объективность» (Neue Sachlischkeit). Такие произведения, как, например, книга Ф. Мацке (F. Matzke) «Jugend
229
bekennt: so sind Wir!», показывают, что речь шла не просто о потребностях, готовых доволь ствоваться уровнем искусства и литературы, но, скорее, о внутренней форме, которую, даже не желая того, под воздействием общих объек тивных процессов эпохи обрел определенный тип человека нового поколения. На этом уров не мог сложиться реализм, отождествляемый с такими качествами, как бесстрастие, ясность, серьезность и чистота; реализм, окончательно порвавший с миром сентиментализма, «про блем Я», мелодраматической трагичности, со всем наследием сумеречной эпохи, романтиз ма, идеализма и «экспрессионизма», то есть включивший в себя чувство тщетности Я и веры в собственную значимость как индивида. Мацке так и писал: «Мы объективны, посколь ку для нас реальность вещей велика, беспре дельна, а всё человеческое слишком мелко и ничтожно, обусловлено и осквернено „ду шой“». Он говорил о языке вещей и действий, который должен прийти на смену языку чувств, о внутренней форме, не имеющей ниче го общего с книгами, культурой или наукой, ко торой может обладать скорее «варвар», неже ли «цивилизованный» представитель буржуаз ного мира. Помимо этого, были те, кто исполь зовал для определения этого направления вы ражение «аскетическая объективность», при
230
помнив вдобавок к этому известную формули ровку Стравинского «заморозить вещи».
Здесь стоит подчеркнуть, что подобная по зиция исходит отнюдь не из пессимизма или скрытой «философии отчаяния»; она не пред лагает следовать тем ценностям и целям, за которыми уже был признан их иллюзорный характер, бессилие в смысле влияния на ре альность или неадекватность по отношению к ней, поскольку в них отсутствует тот самый смысл, который позволяет действовать сво бодно в чистой и холодной атмосфере. Мацке, стараясь подобрать аналогию такому отноше нию в области искусства, приводит в качестве примера те критерии, которыми руководство вался Альбрехт Шеффер при переводе Гоме ра,— показать «высоту далёкого, другого, не привычного», подчеркнуть «не эпизодическое и сентиментальное, но лаконичную монумен тальность, скорее строгую, чем трогательную, в большей степени загадочную, чем знако мую, непонятную и грубую вместо пригла женной и отшлифованной». Действительно, существенными чертами этого нового стиля стали именно чувство дистанции, возвышен ность, монументальность, лаконичность, не приятие всякой тёплой близости, «гуманно сти», пылкости чувств, «экспрессионизма»; это стиль, требующий объективности в изо
231
бражении фигур, бесстрастия и величия в пе редаче форм.
Но за рамками непосредственно сферы ис кусства речь шла об общих элементах поведе ния и мировосприятия, ибо по сути дела утвер ждение, согласно которому искусство являет ся одной из высочайших человеческих способ ностей, позволяющих раскрыть сущность мира, достаточно справедливо было признано более неудовлетворительным и устаревшим. Одной из составляющих стиля объективности стала также любовь к ясности: «Лучше некра сивое, но ясное, нежели красивое и сокрытое». Необходимо, чтобы мир вновь обрел устойчи вость, спокойствие, ясность и обнаженность. «В конечном счёте, даже жизнь души имеет для нас значимость лишь как некая вещь, как некий факт существования, обладающий теми же чертами объективности и фатальности» — писал Мацке. «Вместо того чтобы смотреть на мир, исходя из души, мы, скорее, рассматрива ем душу, исходя из мира. И тогда все предстаёт перед нами в более ясном, естественном, оче видном виде, а всё исключительно субъектив ное выглядит всё более незначительным и сме хотворным».
Функциональная архитектура начала после военного периода во многом была вдохновлена течениями того же рода, что и «Neue
232
Sachlischkeit». В целом для всех них характер ной стала тема нового классицизма, понимае мого именно как стремление к форме и упроще нию, к прямоте и существенности «дорическо го стиля», утверждаемого как противополож ность царившему доныне произвольному, фан тастическому и «изящному» индивидуалисти ческому буржуазному искусству. Можно вспомнить здесь также французское движение «Esprit nouveau», имевшее особые связи с теми же представителями функциональной архи тектуры. Нечто похожее возникает и в Италии, где Бонтемпелли провозгласил «новечентизм», хотя там это движение не пошло дальше диле тантизма литераторов и не вышло за рамки простых «намерений». Бонтемпелли противо поставлял «романтической эпохе от Иисуса Христа до русских балетов» (?) новый век, ко торый должен был развиваться под знаком «ма гического реализма» и нового «классицизма», подобно тому как другие говорили о новом до рическом стиле, присущем эпохе небоскребов, алюминия и стекла.
Несмотря на то что в целом ценности, пред ложенные новым реализмом, имеют довольно косвенное отношение к интересующему нас вопросу — а именно к возможности трансфор мировать негативный опыт современного мира в позитивный,— тем не менее некоторые из
233