1muzyakov_s_i_gatiatullina_e_r_filosofiya_nauki_tom_1

стенциализма С. Кьеркегор противопоставляет науку как неподлинную экзистенцию – вере как подлинной экзистенции и, совершенно обесценивая науку, задает каверзные вопросы: Какие открытия сделала наука в области этики? Меняется ли поведение людей, если они верят, что Солнце вращается вокруг неподвижной Земли? Способен ли дух жить в ожидании последних известий из газет и журналов?

Антисциентисты уверены, что вторжение науки во все сферы человеческой жизни делает жизнь бездуховной, лишенной романтики. Дух технократизма отрицает мир подлинности высоких чувств и красивых отношений. Возникает неподлинный мир, который сливается со сферой производства и необходимостью постоянного удовлетворения все возрастающих «вещистских» потребностей. Адепты сциентизма исказили жизнь духа, отказывая ему в аутентичности. Сциентизм, делая из науки капитал, коммерциализировал науку, представил ее как заменитель морали. Только наивные и неосторожные цепляются за науку как за безликого спасителя.

Яркий антисциентист Г. Маркузе выразил свое негодование против сциентизма, сформулировав концепцию «одномерного человека», в которой показал, что подавление природного, а затем и индивидуального в человеке сводит многообразие всех его проявлений лишь к одному технократическому параметру. Те перегрузки и перенапряжения, которые выпадают на долю современного человека от воздействий науки и техники, свидетельствуют о ненормальности самого общества, его глубоко болезненном состоянии. Ситуация осложняется тем, что узкий специалист, который крайне перегружен, заорганизован и не принадлежит себе, – это не только представитель технических профессий, в подобном измерении может оказаться и гуманитарий, чья духовная устремленность будет сдавлена тисками нормативности и долженствования.

Известный ученый-логик Б. Рассел, получивший в 1950 г. Нобелевскую премию по литературе, в поздний период своей деятельности стал сторонником антисциентизма. Он видел основной порок цивилизации в гипертрофированном развитии науки, что привело к утрате подлинно гуманистических ценностей и идеалов.

Автор концепции личностного знания М. Полани подчеркивал, что современный сциентизм сковывает мысль не меньше, чем это делала цер-

101

ковь. Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской слепых и нелепых, неадекватных терминов.

Представители крайнего антисциентизма требуют ограничить и затормозить развитие науки. Однако эта позиция недальновидна, так как в этом случае возникает насущная проблема обеспечения потребностей постоянно возрастающего в количественном отношении населения в элементарных и уже привычных жизненных благах, не говоря уже о том, что именно в научно-теоретической деятельности закладываются «проекты» будущего развития человечества.

Дилемма «сциентизм – антисциентизм» предстает как извечная проблема социального и культурного выбора. Она отражает противоречивый характер общественного развития, в котором НТП (научно-технический прогресс) оказывается реальностью, а его негативные последствия не только отражаются на культуре, но и уравновешиваются высшими достижениями в сфере духовности. В связи с этим задача современного интеллектуала, как считается, весьма сложна. Она состоит в том, чтобы одновременно защищать науку и противостоять сциентизму.

Русские философы также не оставались безучастными в обсуждении вопроса о недостатках науки. Н.П. Огарев был уверен, что наука не составляет такой повсеместности, чтобы движение общественности могло совершаться исключительно на ее основании; наука не достигла той полноты содержания и определенности, чтобы каждый человек в нее уверовал.

Другая часть критических замечаний в адрес науки принадлежит духовно ориентированным мыслителям. П.Д. Юркевич, например, усматривает второстепенность и зависимость науки от более главенствующего мира скрытых духовных постижений. Здесь аргументы направлены из сферы, наукой не являющейся, но с самых ранних времен ей сопутствующей: каждая наука имеет цену только как пособие к какому-нибудь ремеслу, пока она не дает замечать или чувствовать, что за внешним, являющимся миром есть мир высший, духовный, мир света и истины.

Суждения Н. Бердяева, Л. Шестова, С. Франка занимают особое место

вкритике науки и имеют огромное влияние в силу не только приводимых

вних заключений, но и яростного пафоса и переживания за судьбу и ду-

102

ховность человечества. Н. Бердяев по-своему решает проблему сциентизма и антисциентизма, различая науку и научность. Он замечает, что никто серьезно не сомневается в ценности науки. Наука – неоспоримый факт, нужный человеку. Но в ценности и нужности научности можно сомневаться.

Наука и научность – совсем разные вещи. Научность есть перенесение критериев науки на другие области, чуждых духовной жизни, чуждых науке. Научность покоится на вере в то, что наука есть верховный критерий всей жизни духа, что установленному ей распорядку все должно покоряться, что ее запреты и разрешения имеют решающее значение повсеместно. Научность предполагает существование единого метода. Но и тут можно указать на плюрализм научных методов, соответствующий плюрализму науки. Нельзя, например, перенести метод естественных наук в психологию и в науки общественные. И если науки, по мнению Н. Бердяева, есть сознание зависимости, то научность есть рабство духа у низших сфер бытия, неустанное и повсеместное сознание власти необходимости. Бердяев приходит к выводу, что научная общеобязательность – это формализм человечества, внутренне разорванного и духовно разобщенного. Дискурсивное мышление принудительно.

Однако ни конец второго, ни начало третьего тысячелетия так и не предложили убедительного решения дилеммы «сциентизм и антисциентизм». Человечество, задыхаясь в тисках рационализма, возлагает надежды на духовное спасение в многочисленных психотерапевтических и медитативных практиках, при этом высоко ценя их научное обоснование. Несмотря на тупики техногенного развития, оно связывает именно с наукой, а не с духовным и нравственным ростом прогрессивное развитие цивилизации. В сциентизированном мировоззрении человек предстает как носитель эффективности и нормативности, как существо всецело рациональное, подчиненное линейному прогрессу1.

Вопросы для самоконтроля 1. В чем заключается методологическое значение идей и методов си-

нергетики в современной модели постнеклассической науки?

1 См. подробно: Кохановский В.П. и др. Основы философии науки. С.462-467; Лешкевич Т.Г. Философия науки. С.209-216; Философия науки /Под ред. С.А. Лебедева. С.438-463.

103

и коренных качественных изменений. Как заметил известный ученый Л. Бройль, «…эпохи относительной стабильности отделены друг от друга краткими периодами кризисов, во время которых под давлением фактов, ранее малоизвестных или вовсе неизвестных, ученые вдруг ставят под сомнение все принципы, казавшиеся до этого вполне незыблемыми, и через несколько лет находят совершенно новые пути. Такие неожиданные повороты всегда характеризуют решающие этапы в прогрессивном развитии наших знаний»1.

Таким образом, динамика научного знания может осуществляться как эволюционным, так и революционным путем.

Научная революция – это этап развития научного знания, связанный с качественным изменением исследовательских стратегий, которые задаются основаниями науки. Основания науки и исследовательские стратегии были рассмотрены в предыдущей, III главе.

Кардинальная смена оснований науки может осуществляться в двух формах революционности: а) изменением специальной картины мира без существенных преобразований идеалов и норм исследования; б) радикальной сменой идеалов и норм науки новыми. В истории науки примером первой формы научной революции может выступать переход в конце XIX в. от механической к электродинамической картине мира. История кванто- во-релятивистской физики по отношению к физике классического этапа науки служит примером второй формы научной революции.

Перестройка оснований науки в свою очередь возможна по двум основным направлениям: как результат внутридисциплинарного развития знания и как следствие междисциплинарных связей, заключающееся в «парадигмальных прививках» одной науки на другую.

Парадигмальные трансплантации способны коренным образом преобразовывать основания науки: менять дисциплинарную онтологию, расширять поле научных проблем, способствовать открытию новых явлений и законов.

Например, идея Лавуазье о наличии «сил химического сродства» (по аналогии со схемой объяснения физических явлений с точки зрения взаимодействия корпускул благодаря разным типам сил), атомистическая кар-

1 Бройль Л. По тропам науки. М., 1962. С.9.

105

тина Дальтона (химические элементы представлены в виде атомов, различающихся формой и весом), основы молекулярно-кинетической теории теплоты, заложенные А. Кренигом и А. Авогадро, позволили сделать вывод, что использование принципов механистической картины мира в химии не только задавало рассмотрение химических объектов с позиций механицизма, но и опосредованно стимулировало развитие и становление химии, в которой формировалась особая предметная область исследования, не сводимая к механической. В отношениях между физической картиной мира и картиной химической реальности установились субординационные связи, предполагающие сохранение относительной самостоятельности каждой из них.

Процессы становления специальной научной картины мира идентичным образом прослеживаются и на примерах других научных дисциплин. Например, Ламарк заимствовал из механистической картины мира принцип объяснения и видоизменил его в принцип эволюционного объяснения специфики развития организмов и видов. При этом эвристическая значимость идеи Ламарка сыграла положительную роль в других естественнонаучных дисциплинах, в частности, геологии1.

Институализация социальных наук, как особой сферы дисциплинарного знания, шла по пути от идентификации социальных наук с естествознанием до полного их противопоставления. Тезис В. Дильтея о принципиальном отличии наук о природе и наук о духе предопределил различие в методах исследования природных и общественных явлений. При анализе социальных явлений стали ориентироваться на метод понимания, на идеографический метод (описание уникальных исторических событий), номотетический метод (нахождение обобщающих законов). Как известно, дискуссии в отношении методов, норм и идеалов наук о природе и «наук о духе» имеют место и по сей день. Но консенсус достигнут по нескольким фундаментальным положениям. Так, при изучении общественных явлений и человека следует соблюдать три принципа: принцип исторического развития; принцип целостности социальной жизни; принцип включенности сознания в социальные процессы.

Основные вехи трансформаций в обществознании связаны с именами М. Вебера, В. Дильтея, Э. Дюркгейма, О. Конта, К. Маркса, Р. Риккерта, Г.

1 См.: Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. С.296-300.

106

Спенсера и др. Предлагаемые ими различные варианты дисциплинарной онтологии, специальной научной картины мира при наличии конкуренции предполагали и тесное взаимодействие. Таким образом, перенос естественнонаучных парадигм на социальную жизнь привел не только к их перестройке, но и к формированию социально-гуманитарных дисциплин.

По мере завершения процесса дисциплинарной организации каждая наука, с одной стороны, обретает относительно самостоятельный статус, а с другой – взаимодействует с другими науками, обменивается междисциплинарными принципами, что приводит к научным революциям на основе «парадигмальных прививок».

Ярким примером такого взаимодействия является возникший союз биологии и кибернетики. Его результатом стало создание в середине ХХ в. теории биологической эволюции как процесса саморегуляции видов живых организмов. Автор данной теории И.И. Шмальгаузен в качестве самоорганизующихся систем рассматривал организмы, популяции и биоценозы. «Все биологические системы, – писал он, – характеризуются большей или меньшей способностью к саморегуляции, т.е. гомеостазису. С помощью авторегуляции поддерживается само существование каждой данной системы, ее состав и структура с ее характерными внутренними связями и закономерные преобразования всей системы в пространстве и времени. Гомеостатическими системами являются, прежде всего, отдельная особь каждого вида организмов, затем популяция как система особей одного вида, характеризующаяся своим составом и структурой с особыми взаимосвязями ее элементов, и, наконец, биогеоценоз, обладающий также определенным составом и структурой со своими, подчас очень сложными взаимосвязями»1.

Шмальгаузену удалось решить ряд важнейших проблем при трансляции из кибернетики в биологию новой парадигмы:

-во-первых, обосновать возможность использования принципов саморегуляции к исторически развивающимся системам;

-во-вторых, рассмотреть взаимодействие организмов, популяций и биоценозов под углом зрения передачи и преобразования информации, а также процессов управления;

1 Шмальгаузен И.И. Кибернетические вопросы биологии. Новосибирск, 1968. С.103.

107

-в-третьих, представить отдельно взятую особь как целостный информационный блок, а специфическую для нее активность в биоценозе – как средство передачи обратной информации;

-в-четвертых, сформулировать новый для биологии принцип группового отбора, указав на роль соревнования популяций друг с другом как условия создания и поддержания надорганизменных систем (видов, биоценозов)1.

В ХХ столетии активизация обменных процессов парадигмальными установками наблюдается не только между естественно-научными дисциплинами, но и в социально-гуманитарном знании. Так, взаимосвязь лингвистики, теории информации и биологии привела к развитию семиотики. Лингвистика при этом получила расширительное толкование как особая часть семиотики, исследующая и естественные, и искусственные языки.

Процессы обмена понятиями, методами, парадигмальными установками предполагают наличие какого-то обобщенного видения предметных областей разных наук, которое позволяло бы, сравнивая различные картины исследуемой реальности, все же идентифицировать их как одну и ту же реальность. В качестве подобного видения выступает общенаучная картина мира. Функционально она выступает как глобальная исследовательская программа науки, на основе которой формируются конкретные исследовательские программы и предназначена для: а) интеграции знаний о предметах различных наук в целях формирования целостного образа Вселенной как взаимосвязанных неорганического, органического и социального миров; б) установления сходства и различия предметных областей разных наук; в) обоснования и целенаправленной трансляции знаний из одной научной сферы в другую; г) регулирования постановки фундаментальных научных проблем.

Можно заметить, что принцип атомистического строения вещества, перенесенный из физики в общую научную картину мира, с этой точки зрения выступает достаточно знаковым. Можно согласиться с мнением, что наибольший объем информации об исчезнувшей науке для будущих поколений в случае мировой катастрофы несет в себе фраза «все тела состоят из атомов».

1 См. там же.

108

Эвристическая роль общенаучной картины мира реализуется как в процессах внутридисциплинарной интеграции знаний, так и в междисциплинарной интеграции, при которых полученные новые, наиболее фундаментальные результаты включаются в общенаучную картину мира.

К важнейшим предпосылкам научной революции относят противоречия между накопленными знаниями в рамках принятой картины мира и знаниями о новых объектах, не вписывающимся в данную картину и не получившими обоснования. Примером возникновения и разрешения данного противоречия является построение в начале XX в. специальной теории относительности, пришедшей на смену точной математике и физике (механике). Эта теория открыла эпоху перехода от классического к неклассическому естествознанию. Она оказала влияние не только на состояние науки, но и на другие области культуры. Появлению специальной теории относительности способствовало обнаружение рассогласованности механики и электродинамики в рамках целостной физической картины мира.

Механистическая картина мира, которая господствовала около двух с половиной столетий, предлагала следующий образ мира: основу мироздания составляют неделимые атомы, выступающие первокирпичиками материи и строительным материалом для всех тел; взаимодействие атомов и тел осуществляется в соответствии с принципом дальнодействия (как мгновенная передача сил); взаимодействие и движение тел происходит в постоянных параметрах пространства и времени.

В электродинамической картине мира атомы рассматривались либо как «атомы вещества» (электрически нейтральные), либо как «атомы электричества» (несущие заряд). Вводилась еще одна материальная субстанция

– «мировой эфир», представляющий собой все пространство, в котором движутся атомы и тела. Принцип дальнодействия сменился принципом близкодействия, при котором взаимодействие трактовалось как передача сил от точки к точке с конечной скоростью. Представления об абсолютности пространства и времени остались прежними.

При решении физиками задачи взаимодействия движущихся электрически заряженных тел с электромагнитным полем возникла проблема формулировки законов электродинамики и оптики в различных инерциальных системах отсчета. Было установлено, что при переходе от одной инерци-

109

альной системы отсчета к другой форма основных уравнений электродинамики не сохраняется. Требование ковариантности (неизменности уравнений, выражающих как законы физики, так и элетродинамики) выражало независимость законов природы от выбора инерциальной системы отсчета и подтверждало идею их объективного существования.

Для снятия проблемы Г. Лоренц сформулировал новые преобразования пространственных координат и времени. Добившись сохранения формы уравнений при переходе к разным инерциальным системам, ученые обнаружили новую проблему. Считавшиеся абсолютными пространство и время оказались относительными. Г. Лоренц, убежденный в онтологическом статусе принципа абсолютности пространства и времени, ввел дополнительные постулаты для объяснения новых фактов к ранее принятым принципам. Но это противоречило идеалу теории – на основе небольшого количества базовых понятий, принципов и законов необходимо было объяснять большое и постоянно растущее число явлений окружающего мира.

А. Эйнштейн образно полагал использование подобных подпорок для поддержки падающих стен теоретического здания нецелесообразным и осуществил радикальную перестройку самого фундамента теоретического построения физики.

При решении данной проблемы вектор предметного рассмотрения смещается с характеристики физической реальности на характеристику знания, которое эту реальность описывает. Познавательная деятельность ученого в таком случае предполагает обращение к философскометодологическим средствам как важнейшему условию перестройки научной картины мира.

В ходе данного философско-методологического анализа реализуются две важные функции: критическая и конструктивно-прогностическая. Эйнштейн понял, что научные понятия не следует абсолютизировать, поскольку они исторически изменчивы, как, впрочем, не постоянна и сама объективная реальность, которую эти понятия отражают. «Мы всегда должны быть готовы, – писал А. Эйнштейн, – изменить эти представления, т.е. изменить аксиоматическую базу физики, чтобы обосновать факты восприятия логически наиболее совершенным образом»1.

1 Эйнштейн А. Собр. научных трудов. М., 1967. Т. 4. С.136.

110