§ 4. Три тактики преодоления защиты по в.Журбину.

Анализ работы следователей позволил психологу В.Журбину различить три тактики ведения допроса, в которых защитное поведение подследственных преодолевалось по-разному.

Первая тактика названа им "ситуативной". Она применяется при задержании подозреваемых на короткий срок (до трех суток) и, следовательно, реализуется в условиях дефицита времени. Ситуативная тактика по В.Журбину включает следующие приемы работы следователей: "форсированный темп ведения допроса", разные формы "давления" (угрозы, нагнетание напряжения, преувеличение тяжести совершенного правонарушения, формирование ложного ощущения о том, что следователь уже все знает и т. п.), "внезапность", "перебивки", непонятные "паузы" или "эмоциональные реакции следователя" и другие фрустрирующие приемы ведения допроса, "парный допрос" с разным распределением функций следователей, "манипулирование УПК".

Признание, полученное в результате такой тактики, отмечает В.Журбин, "носит также ситуативный характер, когда задержанный признается и дает показания, либо не имея сил сопротивляться, либо потеряв логическую нить аргументов защиты, либо боясь упустить возможность сократить срок наказания, то есть потеряв контроль над ситуацией. В то же время личностно он не согласен со своим признанием, не готов к нему. Поэтому часто на суде обвиняемый, подписавший признание в такой ситуации, отказывается от него..." [42, с. 43]. В познавательном же отношении понятно, что такое признание может выводить следователя как на истинную версию событий, так и на ложную.

Вторую тактику В.Журбин назвал "игровой", она включает пять основных приемов: "вовлечение в ситуацию логической "дуэли" (следователь специально подставляется, выдавая подследственному ряд слабых мест обвинения, с тем, чтобы у последнего сложилось ложная надежда на успешную защиту и он на нее пошел), "выдвижение контверсии", то есть предоставление подследственному возможности строить свою версию событий, "повторение допроса" (в расчете, что подследственный забудет детали выстроенной им ложной версии), "создание пустых мест" в картине объяснения (с тем, чтобы подозреваемый сам заполнил эти места и предоставил следователю дополнительный материал для его игры). "Основная цель этой тактики, - пишет В.Журбин, - заключается в том, чтобы дать возможность подследственному исчерпать все ресурсы защиты, сделать ее неэффективной и обессмыслить саму ситуацию защиты.

При данной тактике ведения дознания часто формируется доверительный контакт, понимание позиций и интерпретаций обеих сторон. Следователь нередко становится в позицию подозреваемого и как бы вместе с ним проверяет аргументацию защиты перед общепринятыми нормами рациональности... Признание имеет для личности подследственного негативный смысл "поражения", сохраняет отчужденность личности от общества, так как признание сделано под давлением логики аргументов обвинения, а не вследствии осознания подозреваемым своей вины перед обществом" [42, с. 45]. Опять же в познавательном отношении полученное признание может представлять собой как истинную версию событий, так и ложную. Но в данной типе работы следователя именно манипулирование с интерпретациями (версиями) событий ставится во главу угла.

Следователи, придерживающиеся третьей "личностно-ориентированной" тактики допроса, не пытаются переиграть подследственного, зато, исходя из изучения личности последнего, они стараются изменить смысловую структуру защитного поведения, сделать оправданным признание и дачу показаний. Они убеждают подозреваемого, что возможная мера наказания минимальна по отношению к содеянному и, главное, справедлива, что признание в интересах самого подозреваемого как необходимое условие его спасения и дальнейшей возможности нормальной жизни [42, с. 46-47]. Можно заметить, что третья тактика принципиально отличается от первых двух, она направлена на обретение человеком нового смысла. В познавательном отношении это случай, когда следователь пытается воздействовать на сознание подследственного, с тем чтобы последний сам рассказал о своем преступлении, то есть вывел следователя на истинное знание.

Взглянем теперь в целом на характер юридического познания, имеющего место в работе следователя. Каковы познавательные критерии, позволяющие утверждать, что интерпретация следователя может быть рассмотрена как правдоподобное знание? Таких критериев, очевидно, четыре: убедительность и правдоподобность выстроенной версии (интерпретации), что, конечно, включает в себя эмпирическую верификацию, то есть подтверждение версии имеющимися и найденными в ходе следствия фактами; законность всей следственной деятельности; серьезная работа по критике и контркритике имеющихся версий; наконец, исчерпанность всех ресурсов следователя - работы с подследственным, построений версий, их критике и конткритике, сбора фактов и прочее.

Если теперь вернуться к вопросу, поставленному выше, о типе юридического познания, то важно подчеркнуть следующее. В чистом виде юридическое познание не может быть сведено ни к естественнонаучному, ни к гуманитарному, ни к социальному, хотя, безусловно, последние два типа более характерны для следствия. Действительно, юридическое познание имеет дело не с явлениями первой природы, а с деятельностью и поведением человека, всякая версия следователя субъективна, его расследование влияет на поведение участников, оно направляется интерпретациями и т.д. Но, с другой стороны, в юридическом познании имеет место "обоснование и опровержение" выдвинутых версий, т.е. процедуры относимые обычно науковедами в слой оснований науки; осуществляется критика версий, включающая целый ряд психологических моментов (например, критика может быть логически слабой, но, тем не менее, убедительной, именно по психологическим мотивам); происходит воздействие на сознание и поведение участников следствия. Все эти специфические моменты, включая процедуры по выстраиванию правовой реальности (т.е. проверка законности всех действий) практически отсутствуют в других видах познания. Таким образом, юридическое познание, включая в себя гуманитарное и социальное мышление и фрагментарно естественнонаучное (например, когда проводятся следственные эксперименты или криминальные доказательства), тем не менее, не может быть целиком сведено ни к первому, ни ко второму.

Теперь несколько соображений, касающихся судопроизводства. Целью суда является не только всестороннее выяснение обстоятельств дела, но и оценка версий, предложенных сторонами, а также правонарушения (виновности или невиновности) и, наконец, определение санкции. В тоже время суд, естественно, не обладает теми возможностями, какими обладает следствие, поэтому выяснение обстоятельств дела происходит главным образом через анализ и оценку версий сторон. Это первое отличие. Второе - увеличение веса и значения психологических моментов. Нередко обе версии сторон выглядят или одинаково убедительно или одинаково неубедительно, т.е. нет перевеса одной из сторон. В этом случае начинают сказываться психологические факторы: мифы и склонности судей и присяжных, образы преступника и жертвы (первого мы склонны ненавидеть, второго - жалеть), личность прокурора или обаяние адвоката. Третье отличие - в целом на суде возрастает роль мыслительного эксперимента и других мыслительных процедур, ведь судья, стороны и присяжные могут опираться только на те данные и доказательства, которые непосредственно представляются в суде.

Глава девятая. От традиционной юридической парадигмы к новой.

В настоящее время в России и странах СНГ происходит не только восстановление юридической культуры, характерной для всего цивилизованного мира, но и формирование ростков новой юридической культуры. Именно этот сложный процесс можно назвать сменой юридической парадигмы. Другими словами, под сменой парадигмы я понимаю формирование и выработку как новых идей в сфере юриспруденции, так и создание социальных условий для их реализации. Чтобы почувствовать особенности этого процесса, рассмотрим его на двух конкретных примерах.