§ 2. Юридическая практика, наука и методология.

Поставленные в юридической практике и литературе вопросы и проблемы, естественно, могут осознаваться и решаться по разному и в разных "горизонтах" (соответствующих разным подходам). Прежде всего они обсуждаются в самой юридической практике (мы имеем ввиду прежде всего новые для российского юриста сферы деятельности - суд присяжных и другие области, где имеет место юридические нововведения) теми юристами, которые сталкиваются с этими вопросами и пытаются их решить. Но опыт обсуждения показывает, что почти каждый мыслящий практик-юрист (судья, прокурор, адвокат, следователь) по-своему толкует трудные юридические случаи, что юристы-практики дают несовпадающие предложения, направленные на решения, вытекающих из анализа этих случаев вопросов и проблем. В результате, как правило, они не могут прийти к согласованному решению, что, например, проявилось при обсуждении вопроса о критериях допустимости доказательств в суде присяжных в лаборатории при Московском Областном Суде (март-апрель 1995) Н.В.Григорьевой, С.В.Марасановой, П.А.Лупинской, З.В.Зекашвили, А.И.Кузьминой, С.А.Пашином [70, с. 232]. Кстати, причина этого вобщем-то понятна: каждый юрист опирается на свой опыт судопроизводства, реализует собственные ценности и не привык соотносить их с опытом и ценностями других юристов.

Вместе с тем, помимо, практического плана решения задачи существует и научный. Те же самые вопросы и проблемы стимулируют обсуждение в юридической науке своих вопросов и проблем. Например, вопросы, касающиеся юридических понятий, обуславливают обсуждение в юридической науке проблем юридических норм и права. Вопрос о деятельности судьи в суде присяжных - это проблема функций суда и юриста в суде, вопрос о понимании юридического познания и юридической истины. Казалось бы, что именно юридическая наука должна дать юристу-практику средства решения возникающих у него проблем, вооружить его необходимыми для выработки такого решения теоретическими критериями. Однако не секрет, что сама юридическая наука переживает сегодня кризис, что она не удовлетворяет запросы новой постепенно формирующейся юридической практики, поскольку ориентирована на старую социалистическую идеологию, на исчерпавшие себя в юридической практике идеалы естественной науки и марксистской философии, на устаревшие знания и методологию.

Наконец, третий горизонт, замыкающий два предыдущих - это "частная методология" в сфере юридического мышления (как практического, так и теоретического). Методологическая позиция задается через рефлексию юридического мышления, направленную, с одной стороны, на выявление различных проблем и противоречий, возникающих в юридическом мышлении, с другой - на способы разрешения этих проблем и противоречий. Обе эти установки в конечном счете должны способствовать развитию юридического мышления. Однако сегодня недостаточно перечислить эти три формы осознания юридической действительности, необходимо пояснить, что они собой представляют, поскольку вся сфера юридической деятельности подвергается критике, и в связи с этим на юридическую практику и науку начинают смотреть иначе. О юридическом же мышлении стали говорить лишь в последнее время.

Об изменениях, происходящих в юридической практике, можно, например, судить, анализируя споры относительно истолкования юридических событий (фактов). В интересной работе "Логико-языковые феномены в праве и, юридической науке и практике" (Екатеринбург. 1993) А.Ф.Черданцев показывает, что юристы смешивают факты как знания с фактами как реальными событиями, то есть не различают четко знания и объекты, к которым знания относятся. "Юридическая наука и практика,- пишет А.Черданцев,- имеют дело с фактами различного порядка: и с фактами-явлениями действительности, и с фактами как формой человеческого знания... Значение фактов как формы знания в юридической практике настолько существенно, что в ряде случаев они могут дать юридические последствия без существования самого жизненного конкретного факта. Это бывает тогда, когда юридический факт-знание без достаточных оснований принимается за достоверный. Например, суд фиксирует в приговоре факт совершения конкретного преступления конкретным субъектом на основе самооговора и других недостаточно проверенных данных и выносит обвинительный приговор" [132, с.76,85,8].

Кажется, все ясно: нужно не путать юридические факты и обстоятельства с юридическими знаниями о таких фактах и обстоятельствах, ведь логика рассмотрения и суждения в каждом случае будут различными. Тем не менее, А.Черданцев, апеллируя к природе познания, приводящего к "удвоению мира" (в виде реального мира и его образа, представленного в языке и знаниях), утверждает, что в юридической действительности неизбежно "существование юридического факта в двух плоскостях: и как факта реальной жизни, и как факта-знания" [132, с.90]. В связи с этим возникает проблема: что такое юридический факт, отличается ли он, к примеру, от физического факта или житейского, обязательна ли для него юридическая квалификация (осмысление), чтобы выступить юридическим фактом, какие последствия повлечет отождествление юристом реальных обстоятельств и фактов с знаниями, характеризующими эти факты и обстоятельства? Если юридический факт существует сам по себе, как факт реальной жизни, то его истолкование должно быть единственным (человека убили или нет), если же существуют разные истолкования фактов реальной жизни (а в этом не приходится сомневаться), то в каком смысле тогда юридический факт может существовать одновременно и как факт реальной жизни?

Что же показывают современные споры по поводу юридических фактов (событий)? Что за юридическими фактами на самом деле скрывается сложная реальность, включающая как особенности новой юридической практики, так и установки личности юриста. Пояснию это утверждение.

В упоминавшейся уже дискуссии о критериях допустимости доказательств в суде присяжных разбирался, например, следующий случай из практики судьи .Н.Григорьевой.

1. Ходатайство гос. обвинителя об исключении "явки с повинной" лица, привлеченного к уголовной ответственности, в связи с тем, что "явка с повинной" получена с нарушением требований ст.111 УПК РСФСР.

Защита возражала.

Пояснение: Нарушение ст.111 УПК РСФСР имело место, "явка с повинной" не оформлена протокольно (в деле просто подшит незапротоколированный листок "явка с повинной").

Решение судьи: Ходатайство отклонено.

2. Ходатайство защитника об исключении "явки с повинной" по тем же основаниям, нарушении требований ст.111 УПК РСФСР, имевшее место.

Решение судьи: Ходатайство удовлетворено (не только по основаниям, указанным защитником, но и по другим основаниям).

Обсуждая этот случай, С.А.Пашин говорил, в частности, следующее: "Государственный обвинитель просит исключить из дела так называемую "явку с повинной". Явка с повинной представляет собой документ, который написал обвиняемый, сидя в следственном изоляторе, и там он излагал обстоятельства в том духе, который был удобен защите. Вокруг этого все и вертится. Первый шаг - определить юридический статус этого документа. Для меня этот документ явкой с повинной не является по мотивам, которые излагали участники дискуссии.

Явка с повинной - это прежде всего не бумага, а действие, акт человека, который отдает себя в руки правосудия, и бумага, которая при этом составляется, это бумага не собственноручная, а документ, оформляемый соответствующим сотрудником органов внутренних дел или прокуратуры. Эта бумага служит для возбуждения уголовного дела, а сведения, которые там изложены, могут быть использованы в качестве доказательств.

Чем может являться документ, озаглавленный "явка с повинной"? С моей точки зрения, он может рассматриваться как письменные показания обвиняемого, поскольку, во-первых, даже после допроса обвиняемый имеет право давать показания и изложить их в письменном виде (собственноручно) - эта процедура предусмотрена законом. Во-вторых, закон говорит, что обвиняемый имеет право давать показания. Таким образом, право обвиняемого давать показания не обусловлено вызовом его на допрос и то, что обвиняемый написал собственноручно, есть результат реализации такого права. При этом в случае, если обвиняемый излагает свое видение событий, свою версию, то это можно рассматривать как показания. Если же он излагает это, сопровождая какой-то жалобой, пожеланием, возражением против того, что с ним сделали (в данном случае он утверждал, что его били), то это уже подпадает под категорию ходатайства или жалобы, и сведения, изложенные в таком документе, не могут быть использованы как доказательство против него. Тогда эта бумага - либо иной документ, либо показания обвиняемого» [70, с. 232-233].

Конечно, текст и аргументация С.Пашина - весьма профессиональны, но мне сейчас важно другое: продемонстрировать типичное размышление грамотного юриста, переходящего от обычной реальности к юридической, подводящего обычный текст (озаглавленный "явка с повинной") под статус того или иного юридического документа (явки с повинной, показания, иного документа). Участники дискуссии обсуждали также вопрос о том, на каком основании данный юридический документ можно исключить из разбирательства дела или оставить в деле. Первая проблема, на мой взгляд, касается вопроса о различии юридической квалификации того или иного факта или события. В данном случае документ, озаглавленный "явка с повинной" может быть, как мы видим, квалифицирован и как собственно явка с повинной, и как показания, и как иной документ; соответственно, он может быть исключен из дела или оставлен в нем.

Чтобы понять, почему различные юристы по-разному трактуют один и тот же факт или событие, вероятно, нужно понять на основе каких знаний или опыта они действуют. Во-первых, они опираются на знания законов, и если законодательство устоялось, то этот источник у всех юристов одинаков, и поэтому с точки зрения знания законов все юристы должны действовать относительно единообразно. Во-вторых, у каждого юриста свой, уникальный опыт юридической практики: знание прецедентов, опыт участия в судопроизводстве, опыт юридического толкования, знание вторичных норм (разъяснений Верховного Суда, подзаконных актов, инструкций и т. д.). По этому источнику уже могут идти существенные расхождения в юридических трактовках. В-третьих, юристы могут по-разному понимать "реальность права", то есть что собой право представляет. В своей аргументации они постоянно обращаются к праву, но, как можно заметить, часто понимают его весьма различно.

Одни юристы, говоря о праве, имеют в виду только строгое следование закону. Другие, по сути, еще сохраняют и воспроизводят социалистическое правосознание. Третьи под правом понимают нечто, напоминающее западное право. Четвертые помимо законов апеллируют к идее справедливости, однако, как известно, справедливость опять же всеми понимается по-разному. Легко понять, что различное понимание права может обусловить и различную трактовку юристами фактов и событий. В-четвертых, один и тот же факт (событие) может быть чисто технически по-разному истолкован и интерпретирован.

Итак, следует заключить, что юридический факт - это не просто знание, отражающее реальное событие, а скорее проекция сложной юридической деятельности, несущей на себе печать и личности юриста и особенности современной ситуации. Однако последняя, как я отмечал, сегодня меняется, в частности, в связи с судебной реформой. Остановимся поэтому на анализе современной ситуации.