Пусть я гиена, но кто же тогда падаль?

«Но вот на подмогу к нему из траншей идеологической войны против меня мужественно поднимается другой федеральный батыр, поднимается он очень тяжело и медленно – года уже все-таки не те. Но командарм Овруцкий, видимо, решил: «В бой пойдут одни старики», – продолжает Р.Мухамметдинов, забывая по рассеянности, что декабрь 44-го от мая 47-го отделяют два с половиной года, и слова об идущих в бой стариках, равно как и не тех годах, вполне применимы к самому Рафаэлю Фардеевичу.

«Наш чудо-богатырь – это некий краевед-пенсионер Жоржевский Лев Моисеевич. Своим дотошным буквоедством и словесным крючкотворством он разоблачает и громит «невежд» и предстает перед читателем эдакой гиеной-санитаркой в лесных чащобах политики и филологии», – рекомендует меня читателям «ЗП» Мухамметдинов. Мастера полемического слова чуток заносит, но что с пассионария взять – гиена так гиена. Но с чем же тогда сравнить невежд (причем безо всяких кавычек – они действительно невежды), в чьих писаниях этой самой гиене приходится копаться.

Знаменитый не может быть неким

Рафаэль Фардеевич приводит мои псевдонимы – Ида Шнеерсон в «Казанском телеграфе» и Дикобр Бобровский в «Казанском времени» – и спрашивает: «Не совсем понятно только, зачем ему нужны псевдонимы? По-моему, его собственные фамилия, имя и отчество звучат намного красивей и колоритней. Хотя если выбирать из двух псевдонимов, то псевдоним Ида Шнеерсон более точно определяет его сугубо женскую манеру изложения, напоминающую мне вязание на спицах, вышивание гладью или выщипывание волос из бровей. Это мои общие впечатления о знаменитом казанском эрудите и чистильщике авгиевых конюшен». Отложу пяльцы и пинцет – вышивка и брови подождут – и займусь разбором этой тирады.

Вообще-то от старшего научного сотрудника можно ждать большей понятливости: псевдонимы я беру не ради благозвучия и уж не для сокрытия национальности – Ида Шнеерсон явно не Иванов или Мотыгуллин. Что же до женской манеры изложения, то где Вы были лет шесть назад, дорогой Рафаэль Фардеевич: тогдашние критики упрекали меня как раз в обратном – неумении писать по-женски, вжиться, так сказать, в образ. Теперь о «глади» и «бровях». Хочу заверить читателей и лично Вас, Рафаэль Фардеевич, что мне не составит особого труда написать пару колонок, от чтения которых Вам захочется выщипывать волосы отнюдь не только из бровей. Мешают редактор и воспитание – приходится писать гладью.

Ну и последнее. Если в пятом абзаце я у Мухамметдинова «некий краевед–пенсионер», то почему в седьмом – «знаменитый эрудит»? Некий не может быть знаменитым – это нелогично.

Паспорт все-таки русский. И орлы в нем есть

Впрочем, логика – это совсем не то, чего можно ждать от Мухамметдинова. Защищаясь от обвинения в лицемерии (подстрекая других к невыполнению решений суда «иностранного государства», он имеет загранпаспорт этого государства), Мухамметдинов пишет: «пользуюсь я не русским паспортом с орлами, а старым советским паспортом без всякой русской и имперской символики. Позвонили бы мне, спросили, какой у меня паспорт, тогда отпала бы нужда сотрясать воздух», – дает он совет. Остается на правах гиены-санитарки проявить столь не любимую Мухамметдиновым дотошность. Пусть он откроет свой «советский» паспорт и прочтет графу «гражданство/nationality». В ней четко указано: Российская Федерация. Стало быть, паспорт все-таки русский или, если угодно, российский. А теперь пусть пытливый взор ученого обратится к черной мастичной печати: на ней во всей красе изображен герб России – символика что ни на есть «русская и имперская».