Nitsshe_Tom_1__M_Khaydegger

этой сферы и стремимся обратить внимание на, быть мо жет, незначительное, но непреложное в знании, а именно на то, что благодаря закону о необходимости избежания противоречия о сущем как таковом нечто утверждается и утверждается не более и не менее как следующее: бытий+ ствующая сущность (Wesen) сущего состоит в постоянном отсутствии противоречия.

Ницше сознает, что закон противоречия есть закон о бы тии сущего, но не сознает, что это понимание данного за кона было выражено именно таким мыслителем, который впервые в полной мере утвердил и постиг этот закон как закон бытия. Если бы ницшевское неосознание было толь ко историческим недосмотром, тогда не стоило бы вда ваться в дальнейшие рассуждения на этот счет, но речь идет о другом: Ницше не видит исторической основы своего собственного истолкования сущего, не постигает всей зна чимости своей позиции и, таким образом, не может опре делить своего собственного местоположения, в результате чего не может отыскать противной стороны, которую хотел бы найти и которая ради такого замысла должна быть по нята и уловлена из ее же самобытнейшей установки.

Аристотель, конечно же, мыслит по+гречески: бытие в своей сущности непосредственно усматривается как при сутствие. Ему было достаточно просто усмотреть бытие су щего в этой его сущности как ïÙóßá ™нЭсгейб, енфелЭчейб и, говоря об этом, представить его. Ему тем более этого было достаточно, что греческие мыслители знали: бытие, бы тийствование сущего, никогда нельзя просчитать и из влечь из наличествующего сущего, оно, скорее, само долж но показывать себя из себя самого как идею („äÝá) и затем становиться доступным только для соответствующего ус мотрения.

Аристотелю не было нужды задавать вопрос о предпо сылках закона противоречия, потому что он уже понимал этот закон как пред полагание сущности сущего, потому что в таком полагании совершилось начало западноевро пейского мышления.

Вряд ли мы можем сказать, что оказалось более значи тельным и существенным в этой философской позиции

523

греков в области мышления бытия: непосредственность и чистота первоначального усмотрения сущностных форм сущего или отсутствие необходимости специально осве домляться об истине этого познавания, осведомляться в духе Нового времени, то есть как бы заходить за ее собст венные положения. Греческие мыслители пред+показыва ют «лишь» первые шаги.

С тех пор не было сделано ни одного шага в том про странстве, по которому впервые прошли греки. Тайне пер воначала принадлежит способность разлить вокруг себя так много ясного света, чтобы не возникло никакой по требности в каком либо последующем ущербном разъяс нении. Это говорит и о том, что если у западноевропейско го человека возникает какая либо действительная истори ческая необходимость в более исконном размышлении о бытии, его мышление может совершать свою работу толь ко в разбирательстве с первоначалом западноевропейского мышления. Такому разбирательству пока не везет, в своей сущности и необходимости оно остается и будет оставаться закрытым до тех пор, пока мы не постигнем все величие, то есть всю простоту и чистоту основополагающего настрое ния мысли и силу соответствующего ему речения.

Так как Ницше глубже, чем какой либо другой мысли тель до него, проникся греческим духом, так как в то же время он максимально последовательно мыслил в духе Но+ вого времени, может показаться, что в его мышлении как раз и совершается это разбирательство с началом западно европейского мышления. Однако, оставаясь мышлением Нового времени, оно все таки не является упомянутым разбирательством, но, скорее, превращается в одно лишь переиначивание мышления греков. Прибегая к этому пе реиначиванию, Ницше окончательно запутывается в пере иначенном. Дело не доходит до разбирательства, до обос нования принципиальной позиции, которая исходила бы из позиции первоначальной, причем не отвергая ее, но давая ей возможность предстать во всей ее неповторимости и убедительности, дабы на ней же и утвердиться.

Это промежуточное замечание было необходимо для того, чтобы мы не слишком легко воспринимали отноше

524

ние Ницше к Аристотелю в вопросе истолкования закона о противоречии, чтобы постарались как можно вниматель нее проследить за тем шагом, который совершил сам Ниц ше, ибо здесь речь идет о принятии решения по поводу высшего принципа метафизики и, что то же самое, о глу бинной сущности метафизического мышления, просто мышления и истины вообще.

Закон противоречия как повеление (Ницше)

Ницше понимает, что в законе о противоречии предпо лагается положение о сущем как таковом, но он не осозна ет, что эта предпосылка есть подлинное и единственное утверждение этого закона, предпринятое Аристотелем. Но оставим это непонимание в стороне и спросим о другом. Если Ницше так решительно настаивает на выяснении того, что именно предполагается в законе о противоречии, тогда он сам должен задавать вопрос в этом направлении. Он должен прояснить, что говорится о сущем, если пред посылка закона противоречия заключается в решении о нем. Однако Ницше не спрашивает, что решается в этой предпосылке, так как для него истина этого закона кроется не в том, что он содержит, а в том, каким образом он явля ется почитанием чего либо истинным, в том, как он пола гает свое полагаемое. Поэтому Ницше ставит вопрос о том, возможно ли вообще такое полагание, которое решает, что есть сущее в сущности, и если оно возможно, то какой ха рактер может иметь это полагание. Только благодаря опи санию природы того полагания, которое составляет пред посылку закона противоречия, в своей сущности постига ется смысл выражающегося в этом законе почитания истинным. Поэтому решающий раздел 516 записи гласит:

«Короче говоря, вопрос остается открытым: адекватны ли логические аксиомы действительному или они лишь масштабы и средства для того, чтобы мы могли сначала создать себе действительное, создать понятие „действи тельности“? … Чтобы иметь возможность утверждать пер вое, надо было бы, как сказано, уже знать сущее, что реши

525

тельно не имеет места. Следовательно, это положение со держит в себе не критерий истины, но императив о том, чтü должно считаться истинным».

Итак, хотя Ницше и признает возможность полагания, которое решает, как можно постичь сущее в его сущности, но это полагание основывается не на сообразовании представления и мышления с сущим, сообразовании, на правленном на то, чтобы таким образом выяснить, какова сущность этого сущего. Для этого нам уже следовало бы знать, в чем состоит сущность сущего и, таким образом, упомянутое последующее сообразование и определение было бы излишним. Закон противоречия вовсе не являет ся сообразованием с каким то образом постигаемым дей ствительным, но сам есть полагание критерия. Он заранее решает, что есть сущее и что можно принимать за таковое, а за него можно принимать себе+не+противоречащее. Этот закон дает указание на то, что должно считаться сущим. Он выражает долженствование и представляет собой им ператив.

Истолкование закона противоречия как императива, который говорит о том, что должно считаться сущим, со звучно ницшевскому пониманию истины как почитания за истинное. Только такое истолкование этого закона ве дет нас в сокровенную сущность почитания за истинное. Ибо если истина не может быть отображающим сообразо ванием и должна представлять собой почитание+за истин+ ное, тогда возникает вопрос: чего в таком случае это почи тание должно придерживаться? Будучи лишенным всякого критерия и всякой опоры, не ввергает ли оно самого себя в бездну собственного произвола?

Следовательно, почитание за истинное нуждается в себе и для себя в том мериле, которое указывает, что же именно должно приниматься за сущее, то есть принимать ся за истинное, считаться истинным. Однако поскольку почитание за истинное остается предоставленным самому себе, такое мерило может проистекать только из более из начального почитания за истинное, которое самостоя тельно пред полагает, что должно считаться сущим и ис тинным.

526

Но откуда это изначальное мерополагание (Maâstab setzung) берет свой закон? Не является ли оно слепым слу чаем, когда то и кем то осуществленным и с тех пор приоб ретшим характер обязательности по причине этой осущест вленности? Нет, не является, так как тогда снова (только в другой форме) сущностное определение бытия украдкой добывалось бы путем коварной ссылки на уже наличест вующее и в таком качестве удостоверенное сущее. В таком случае сущее было бы фактически наличествующим и «все обще» признанным «законом». Однако сущность этого за кона определяется из способа властвующего в нем полага ния. Содержащееся в законе противоречия мерополагание по отношению к тому, что должно считаться сущим, есть «императив», следовательно, повеление (Befehl). Таким об разом, мы оказываемся в совсем иной сфере.

Однако тогда мы тем более должны задать Ницше такой вопрос: кто и кому здесь повелевает? Откуда и каким обра зом в области мышления, познавания и истины дело вооб ще доходит до повелевания (Befehlen), до того, что имеет характер повеления?

Теперь мы разумеем только следующее: если закон про тиворечия является высшим принципом почитания за ис тинное, если как таковой он обусловливает и делает воз можным саму сущность почитания за истинное и если ха рактером полагания этого закона является повеление, тогда сущность познания в своей глубине имеет нечто от повелевающего начала. Однако познавание как пред став ление о сущем, постоянном являет собой, как обеспечение этого постоянства, необходимое сущностное состояние са мой жизни. Таким образом, жизнь имеет в себе, в своей жизненности, сущностную черту повелевания. Вследствие этого, обеспечение постоянства человеческой жизни со вершается в решении о том, что вообще должно считаться сущим, что означает «бытие».

Как происходит это решение? Быть может, оно соверша ется в виде разработки определения «бытия» или проясне ния значения слова «бытие»? Совсем не так! Этот осново полагающий акт (и, следовательно, сама суть обеспечения постоянства) заключается в том, что он перемещает живое

527

существо, именуемое «человеком», в просвет перспективы на нечто, подобное сущему, и удерживает в ней. Основопо лагающий акт обоснования перспективы совершается в представлении о том, что закон противоречия впоследст вии выражает на уровне положения. Теперь мы больше не можем воспринимать этот закон как ясную, действитель ную в себе аксиому: нам надо всерьез учитывать характер ее полагания. Этот закон есть повеление. Даже если мы еще не знаем, как нам надо осмыслять это повелевание с точки зрения его сущностного происхождения, на основании всего прежде сказанного уже можно выделить четыре мо мента и как бы составить из них одну ступень, которая по зволит нам подняться несколько выше, чтобы овладеть внутренним ракурсом, позволяющим увидеть всю сущ ность истины.

1. Теперь становится понятнее, в каком смысле позна ние необходимо для жизни. Поначалу (и в первую очередь благодаря буквальному прочтению ницшевских положе ний) казалось, что познание как обеспечение постоянства живому организму навязывается откуда то извне, потому что в «борьбе вокруг вот бытия» оно приносит ему пользу и успех. Однако на самом деле польза и полезность никогда не могут лежать в основе поведения, потому что всякая польза и любое полагание полезных целей уже совершают ся из перспективы этого поведения и, следовательно, все гда является лишь следствием сущностного состояния.

Несмотря на то, что весьма нередко в своих по необхо димости очень часто утрированных положениях Ницше касается одного из самых обычных мнений, согласно кото рому нечто истинно, потому что и поскольку оно оказыва ется полезным для столь искушенной «жизни», дословный текст этих положений подразумевает нечто совсем иное. Обеспечение постоянства не является необходимым пото му, что оно приносит пользу, но познание необходимо для жизни, потому что познавание позволяет проистечь необ ходимости в себе самом и из себя самого и принимает ре шение; потому что познавание в себе есть повелевание. И оно есть повелевание, потому что берет начало в повеле нии.

528

2. Как мы должны на основании уже изложенного разъ яснить повелевающий характер познавания? Толкование закона противоречия приводит к такому выводу: полагаю щее меру очерчивание горизонта, определение пределов того, что называется сущим и что, таким образом, как бы объемлет всякое единичное сущее, итак, это очерчивание горизонта есть императив. Но как это согласуется с тем, что прежде, а именно в 515 отрывке, было представлено как сущность разума, то есть с творческо измышляющим характером познавания? Повелевание и творческая вы думка, приказ и свободная игра творческого созидания — разве они не противостоят друг другу, как огонь и вода? На верное, противостоят, и даже наверняка так оно и есть, но только до тех пор, пока наши понятия о повелевании и творческом вымысле не идут дальше хорошо известных и расхожих представлений. Мы говорим о повелении тогда, когда так называемое повеление лишь передается дальше, когда речь идет о «повелении», которое, быть может, про сто так называется, а на самом деле вовсе не является тако вым, если предположить, что повелевание в его сущности мы по настоящему постигаем только там, где возможность определенного поведения и позиции прежде всего возво дится на уровень закона, созидается как закон. Тогда слово «повеление» означает не только объявление какого либо требования с настоянием на том, что его непременно надо исполнить.

Повелевание есть прежде всего утверждение этого тре бования, дерзновение этого утверждения, созидающее это требование открытие его сущности и полагание его права. Это повелевание, понимаемое по существу, всегда тяжелее повиновения в смысле следования уже отданному повеле нию. Подлинное повелевание есть повиновение тому, что хочет быть воспринятым в свободной ответственности, а быть может, даже и впервые созданным в ней. Существен ное повелевание прежде всего полагает «куда» и «для чего». Повелевание как объявление уже указанного требования и повелевание как утверждение этого требования и принятие сокрытого в нем решения — совершенно разные вещи. Из начальное повелевание и способность повелевать всегда

529

проистекают лишь из свободы и сами являются основной формой подлинно свободного бытия. Свобода в себе (в том простом и глубоком смысле, в каком ее понимает Кант) есть творческий вымысел, безосновное основание основы в том смысле, что свобода сама полагает для себя закон сво ей сущности. Однако и повеление не предполагает ничего другого.

Таким образом, двоякая характеристика познания как повеления и как творческого вымысла отсылает к единому, простому, сокровенному сущностному основанию как ис тины, так и почитания за истинное.

3. Теперь благодаря тому, что полагание, совершающее ся в законе противоречия, характеризуется как «импера тив», благодаря подчеркиванию сущностного единства по велевания и творческого вымысла становится ясным и за ключительный отрывок 515 записи, который мы пока обходили молчанием.

«Субъективная необходимость, не допускающая в дан ном случае противоречия, есть необходимость биологиче ская: инстинкт полезности, заставляющий нас умозаклю чать так, как мы умозаключаем, сокрыт в нашем теле, мы сами почти что этот инстинкт… Однако как наивно выво дить отсюда доказательство, что мы тем самым имеем „ис тину в себе“! Невозможность противоречия доказывает не способность, а не „истину“».

Здесь Ницше говорит о «невозможности противоречия», и это означает невозможность находиться в состоянии противоречивости и, стало быть, необходимость избегать противоречия, избегать «здесь», то есть в том случае, когда необходимо мыслить и представлять сущее. Этот случай не есть любой и единичный, но, напротив, существенный и постоянный, тот случай, в котором живет живое, именуе мое человеком. Что означает эта невозможность инаково сти (Nichtanderskönnen), эта способность мыслить только непротиворечиво? Ницше отвечает на этот вопрос в заклю чительной фразе: «Невозможность противоречия доказы вает неспособность, а не „истину“».

Здесь «неспособность» и «истина» противостоят друг другу, правда, слово «неспособность» весьма двусмыслен

530

но, поскольку заставляет думать о простой немочи (Nicht können) в смысле прекращения поведенческого отноше ния, тогда как на самом деле как раз имеется в виду дол женствование, необходимое выстраивание своего отноше ния таким то и таким то образом. Почему Ницше все таки говорит о неспособности, становится ясно из его стремле ния соотнести унаследованное понятие истины с его самой резкой противоположностью, чтобы тем самым почти до весьма ощутимого удара усугубить свое толкование позна вания и почитания за истинное. То, что Ницше противо поставляет друг другу под наименованиями «неспособно сти» и «истины», тождественно тому, что он имеет в виду в 516 записи. Там он говорит, что закон противоречия не есть некая аксиома, имеющая свою силу по причине нашего сообразования с действительным. Эта аксиома не есть adaequatio intellectus и rei, не есть истина в унаследованном смысле: она есть полагание меры. В этом противопостав лении внимание заостряется на полагании, творческом вымысле, повелении в противоположность одному лишь отображению наличной данности. Утрированное упоми нание о «неспособности» означает как раз то, что непроти воречивость и следование ей берут начало не в представле нии отсутствия противоречащих друг другу вещей, а в не обходимой способности к повелению и в полагаемом в ней долженствовании.

Кажется, что здесь и во многих других сходных местах можно было бы с раздражением спросить: почему Ницше излагает свою мысль так невразумительно? Ответ ясен: по тому что здесь он не пишет какое то школьное, учебное пособие по «пропедевтике» уже готовой «философии», а говорит прямо из того, что подлинно следует знать. В гори зонте его размышления обсуждаемое положение настоль ко однозначно и лаконичное, насколько это возможно. Здесь, правда, еще не решено, что происходит: или мысли тель должен говорить так, чтобы его понимал всякий, причем без какого либо усилия со своей стороны, или ос мысленное в данном случае стремится к такому выраже нию, которое предполагает долгий путь последующего об думывания, тот путь, на котором случайный человек не

531

пременно застрянет и только единицы, быть может, окажутся близкими к цели.

В этом заключается и другой вопрос — вопрос о том, что оказывается более существенным и исторически более ре шающим: что как можно больше людей или почти все удовлетворяются предельно поверхностным мышления или что одиночки сами отыскивают подлинный путь. От решения этого вопроса зависит любое отношение к той, быть может, даже возмутительной неясности, которая со держится в заключительном предложении 515 записи и даже во всей этой записи, поскольку она содержит в себе совершено явные подтверждения ницшевского «биологиз ма», который хотя и не составляет его основной позиции, но с необходимостью принадлежит ей как некая двусмыс ленность.

4. Усмотрев в познавании повеление и творческий вы мысел, мы обрели ракурс видения самобытной, в сущно сти познания властвующей необходимости, которая одна утверждает, почему и каким образом истина как почита ние за истинное является необходимой ценностью. Необ ходимость (долженствование повеления и творческого вы мысла) берет свое начало в свободе. К сущности свободы принадлежит у себя самого бытие (Bei sich selbst sein), когда сущее свободно предоставляется себе самому, когда оно дает себя себе самому в своих возможностях. Такого рода сущее находится вне той сферы, которую мы привыч но называем биологической, вне сферы растительно жи вотного. Свободе принадлежит то, что, согласно опреде ленному направлению истолкования, характерному для мышления Нового времени, проявляется как «субъект». Ницше также говорит (515 запись, последний раздел) о «субъективном принуждении» к избежанию противоре чия, наблюдаемом в том постоянном сущностном случае, каковым является субъект «человек», в том случае, когда этот субъект представляет объекты, то есть мыслит сущее.

«Субъективное принуждение» означает принуждение, соответствующее сущности субъективности, то есть свобо ды. Однако Ницше все таки говорит, что «субъективное принуждение» «есть принуждение биологическое»; умо

532