Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера
.pdfдаже стыдно писать и говорить об этом. Однако сегодня, по-ви димому, забыто самое простое. Я больше не понимаю рейхсканц лера —разве что он не может провести то, что считает правиль ным. Но тогда —ему следует уйти» (18.9.16).
Когда заявление Ллойд Джорджа представителю прессы, что борьба будет продолжена до (knock-out140) Германии, стало ока зывать воздействие, Вебер опять обратился к дружественному ему политику. Он писал Шульце-Геверницу: «Уважаемый друг! Наде юсь, что по крайней мере в Вашей партии никто не пришел в за мешательство из-за болтовни Ллойд Джорджа. Он —фанатик —но это сказано им с расчетом: в надежде, что истерия, связанная с подводными лодками, (ибо такова она и есть), присущая людям, не владеющим собой, настолько усилится угрозами, что мы совер шим именно эту глупость и тем самым навлечем на себя вмеша тельство Америки и нейтральных стран. Только так можно объяс нить эти высказывания. Между тем подлинные условия мира, предлагаемые Англией ведь достаточно известны и английской консервативной прессе. Следовательно, без глупостей. Конечно, это глупое выступление следует использовать как пугало против наших ревнителей мира в стране. Но его следует политически пра вильно оценивать pro foro interno141. Надеюсь, что на этот раз пра вильно вычислено: 1. какой тоннаж нужен Англии, чтобы при бло каде подводными лодками «выдержать», если она а) правильно использует свои корабли для перевозки хлопка и шерсти; Ь) вме сто зерна будет ввозить муку, вместо скота —консервы и мороже ное мясо и т. д.
Когда я весной видел докладные записки, которые все были плохи, вычисление не было сделано. Между тем от этого все за висит. Торпедированием четырех миллионов тонн, по замыслу Тирпица, мы ничего не достигнем. Это господа должны ясно по нять! Да и кто вообще совершает эти вычисления? Простите за набросанные в спешке строки! Но эта бессмысленная и постыд ная суматоха с подводными лодками несказанно нам вредит. Пре ступно внушать войскам на полях сражений и населению дома, будто существует средство быстрее закончить войну. Вступление в войну Америки удлинит ее на 2-3 года. Преступно было бы, ре шившись вести подводную войну, позволить заметить это врагу, чтобы он запасся продовольствием! Бетман должен либо строго за претить любое прямое или косвенное обсуждение военных меро приятий или уйти.
Ceterum censeo142: Против демагогии подводной войны следу ет выступить, нанося удары дубиной сверху —иначе я не понимаю, почему мы называемся «монархией». Главное!» (2.10.16).
474
** *
Кконцу года немецкие вооруженные силы вновь сделали невоз можное возможным: западный фронт держался, на востоке Гин-
денбург опять продвинулся и самое главное: Румыния побеждена и тем самым открыт новый источник пропитания для армии и народа. Статистические данные за год свидетельствуют о милли онах пленных и сотнях тысяч квадратных километров занятых областей. Казалось, что, наконец, наступил благоприятный мо мент для предложения мира. В середине декабря оно было пере дано врагам. Перед Рождеством возникли надежды. Но правитель ство сочло уместным вести себя как победитель. В ноте говорится о «неодолимой силе» и крупных успехах центральных держав. При этом о конкретных целях мира умалчивается. Еще надеются по лучить области на востоке и западе, а также репарации —а те из ответственных политиков, кто в это не верит, делают вид, что ве рят, боясь прослыть плохими патриотами. Антанта отвечает в на смешливо-враждебном тоне. Ллойд Джордж определяет условия Англии следующим образом: полное «восстановление» и «удовлет ворение» за занятые области. Теперь правительство уступило на тиску высшего командования армии и морского генерального штаба. 1 февраля 1917 г. решено начать неограниченную подвод ную войну. Казалось, что другого выхода кроме этого опасного решения нет. Еще теплилась надежда, что Америка останется ней тральной. Посланную туда ноту Вебер считает, как и большинство дипломатических актов правительства, очень неудачной.
Между тем, когда решение было принято, Вебер также поддер жал правительство, как из политической дисциплины, так и в смут ной надежде, что быть может, другие правы, а он ошибается. Ис ходя из этого, он написал ободряюще о грозящей опасности отчаявшемуся молодому другу. К изложению всех причин, вслед ствие которых опасное действие казалось теперь менее безысход ным, чем весной, он добавил: «Тем не менее это, если угодно, «va banque»143. Есть несколько очень важных обстоятельств в нашу пользу и ряд мне совершенно незнакомых против нас. Оценка очень трудна. Конечно, в начале августа 1914 г. ситуация была схо жа. Также —когда Италия, когда Румыния нанесли нам удары. Возможно, что на этот раз все пойдет плохо. Ну, тогда скажем вме сте с Прометеем: «Не думаешь ли ты, что мне надо пойти в пусты ню из-за того, что не все радужные грезы сбылись?» Ненависть мира к нам лучше, чем установившееся холодное презрение, ко торое полностью не повторится. Надеюсь, что мы тогда найдем «дистанцию», которая у нас действительно отсутствует. Страдают от «неучастия», в этом все дело, ибо в остальном —почему поли-
475
тическое небо должно быть всегда ясным для нас? Я страдаю те перь меньше, чем все 25 лет, когда я видел, как истерическое тще славие этого монарха портило все, что было мне свято и дорого. Теперь то, что раньше было виной человеческой глупости, стало «судьбой». А с судьбой можно справиться. И позже окажется, что стоит быть немцем, а не кем-то другим, даже если все пойдет пло хо —что еще под вопросом. Самое худшее —это продление войны, что является вероятным следствием положения дел. Но это надо перенести на фронте, а следовательно и внутри страны.
* * *
Вебер стал часто выступать в небольшом кругу. В конце октября 1916 г. руководителю Прогрессивной народной партии в Мюнхе не, доктору Гаусману, удалось заманить его на трибуну —впервые за 19лет. Что должен был он чувствовать, когда заметил, что вновь владеет свободным словом, и души слушателей в его власти? Ве роятно, он был слишком занят сутью дела, чтобы размышлять об этом. Тема была «Германия среди мировых европейских держав». Вебер не хотел говорить как член партии, ибо «политику я всегда рассматривал только с национальной точки зрения, не только внеш нюю, но всякую политику вообще» —следовательно, совершенно так же, как уже в молодости. Тем самым последний масштаб ориен тации не внутренняя политика, а только внешние интересы: осо бое положение Германии как могущественного государства, кото рое, как ни одно другое, окружено большими могущественными государствами. Это географическое положение требует объективной, а не эмоциональной политики, политики молчаливых действий, не хвастливого тщеславия, дальновидного заключения союзов, не за воевательной политики. В содержании своего выступления Вебер ратовал прежде всего за соглашение с Англией. Ибо самым опас ным врагом является, по его мнению, Россия: угроза оттуда свя зана с давлением растущего населения и жаждой земли русскими крестьянами —единственная, направленная против существования Германии как национального могущественного государства. Ан глия может лишить нас морской торговли, Франция —земли, по бедоносная Россия угрожает нашей самостоятельности и нашей национальной культуре. Развитие на востоке ведет к мировым решениям, по сравнению с которыми столкновения на западе покажутся в будущем безделицей. В завершение своей речи Ве бер определил в немногих фразах исторический смысл войны. Подлинной причиной войны является якобы развитие Германии в могущественное государство. А почему мы стали организован ным в могущественное государство народом? Не из тщеславия, а
476
вследствие нашей ответственности перед историей. «Не датчане, швейцарцы, норвежцы, голландцы сделают ответственными бу дущие роды, в том числе наших собственных потомков, если ми ровая власть —а это означает в конечном итоге право распоря жаться своеобразием культуры будущего —будет без борьбы разделена между инструкциями русских чиновников, с одной сто роны, и условиями англо-саксонской «society»144 —с другой, мо жет быть, с некоторым влиянием латинской «raison»145. Не их, а нас сочтут ответственными. И с полным правом. Потому что мы народ в 70, а не в 7 миллионов, потому что мы в отличие от тех маленьких народов можем бросить наш вес на чашу весов исто рии —именно поэтому мы, а не они, несем проклятую обязан ность и долг перед историей, а это значит перед потомками, про тиводействовать захвату всего мира этими двумя державами. Честь нашего народа требует, чтобы мы не уклонялись трусливо и беззаботно от этого долга —эта война идет за честь, а не за из менение карты земли и за экономические выгоды.
* * *
Весной 1917 г., когда было использовано последнее средство — неограниченная подводная война, —все силы нации были до край ности напряжены. Трещина закрылась, соотечественники стали едины. В «Пасхальном указе» император обещает вскоре устране ние классового избирательного права в Пруссии, и вступление на путь демократизации государственной системы. Сначала кажется, что успехи подводных лодок подтверждают принятое смелое ре шение. Вновь возникает воодушевление, вызванное огромным числом потопленного тоннажа врага. И затем на помощь цент ральным державам приходит даже чудо: падение царизма, русская революция. Революционное правительство объявляет военной целью России мир без аннексий и контрибуций на основе права народов на самоопределение. Однако новый кабинет двойствен: империалист Милюков против Чхеидзе и Керенского. Поэтому Вебер советует действовать с величайшей осторожностью и обра щается к Науману с совершенно конкретными предложениями.
Только после падения Милюкова он проявляет склонность к далеко идущему, хотя и осторожному соглашению...
Даже если быть уверенным, что в данный момент переговоры о мире не дадут результата, именно тогда, при всех обстоятельствах разумно принять за основу предложение русских и объявить: 1. Что мы готовы немедленно заключить мир с Россией на следу ющей основе: никаких аннексий, никаких репараций, обоюдные гарантии посредством исключения всех взаимно угрожающих во-
477
енных мероприятий и договор посредством третейского суда. 2. Что мы так же не желаем «порабощать» Польшу, как объявило это русское правительство. 3. Что применительно к западным дер жавам мы не можем дать никаких дальнейших объяснений, пока там придерживаются не подвергаемых дискуссии, несовместимых
суказаниями русского правительства военных целей.
Ясчел бы разумным, если бы больше ничего не добавлялось, и прежде всего были бы устранены всякая морализация, все недру желюбные упоминания об Англии как «подстрекательницы вой ны» и все сожаления по поводу того, что Россия «истекает кровью» из-за Англии. Ни одна нация не любит, когда ее похлопывают по плечу и жалеют, и все эти обороты в наших прежних объяснени ях в отличие от Австрии, которая их избегала, только вредили нам... Если же война будет продолжаться, тогда нам, правда, при шлось бы вследствие явно проявленного намерения захвата и обо гащения за наш счет, сделать из этого в будущем все выводы.
Яубежден, что война будет теперь продолжена, но что эффект такого объяснения внутри страны и вне ее оказался бы тем зна чительнее, чем более трезво и объективно оно было бы высказа
но. Лорд Солсбери сказал во время войны с бурами: «Нам не нуж ны ни алмазные прииски, ни добыча золота». Это заявление подействовало очень благоприятно. Когда же затем военно-дип ломатическое положение сложилось таким образом, что он их получил и мог безопасно удержать, он их удержал. Мы поступаем наоборот, считая это «честным». Но ведь можно было бы privatim объяснить военным и разумным вождям центра и правых, что дей ствия лорда Солсбери более умны. И в нашем случае они также в высшем смысле честны. Ибо исход воины нам неизвестен. Если мы в будущем году дипломатически будем в том же положении, а в области пропитания и снабжения углем окажемся в худшем, чем теперь, то можно с уверенностью предположить, что война будет полностью проиграна, ибо тогда 1. внутреннее состояние выйдет из-под контроля и 2. вследствие совершенно неизбежного финан сового банкротства мы даже при самых благоприятных условиях мира в течение ряда поколений будем совершенно не в состоянии и в финансовом отношении неспособны вести посредством за ключения договоров какую бы то ни было мировую и колониальную политику; противникам же нашим американские субсидии помо гут преодолеть катастрофу и сохранить способность к политиче ским действиям.
Эти чисто объективные основания безусловно требуют не де лать ничего, что может продлить войну, и каждое еще менее ком промиссное объяснение, чем приведенное выше или подобное ему таит в себе опасность. Хуже всего было бы вообще ничего не
478
утверждать или утверждать что-либо расплывчатое по отношению к России. Если бы можно было решительно отказаться от «аннек сии» и «порабощения» применительно к Франции и Бельгии, это было бы хорошо. Устранить финансовые и экономические по следствия при продлении войны на будущий год не помогут и са мые блестящие успехи подводных лодок, не говоря уже о том, что возможность парализовать действие одного технического оружия другим никогда не может быть исключена. Меня все время беспо коит, что рейхсканцлер позволит пангерманистам запугать себя. Эта компания потеряет всякое влияние, если мир вообще будет в обозримое время заключен и одновременно с заключением мира, или даже раньше, правительство объявит для Пруссии: право го лоса того, кто был на войне, не должно уступать тому, кто остал ся дома (8.5.17. Письмо Науману).
V
Пребывая в постоянном политическом возбуждении, Вебер был не способен концентрироваться на научной работе. Поскольку он не мог состоять на военной службе, а также заниматься практиче ской работой, он вновь попытался действовать за письменным столом в качестве политического воспитателя. С начала 1917 г. он часто высказывает во «Франкфуртской газете» свое мнение по вопросам внешней политики. А в начале лета он начинает изда вать ряд значительных статей по вопросам государственного ус тройства. Новый порядок внутреннего строя —сама по себе для Вебера проблема второго ранга —становится тем важнее, чем бес конечнее тянется война. Ибо готовность народных масс все еще истекать кровью на полях сражений за неясные и далекие им цели представляется только тогда оправданной, если всем, по крайней мере формально, будет предоставлено равное влияние на волю го сударственного образования, и авторитарно-монархическое госу дарство преобразуется в народное государство. А это требует: ус транения господства чиновничества из политики, отмены прусского классового избирательного права, парламентаризации правительств и демократизации государственных институтов.
Эти статьи, где речь идет о являющихся предметом горячих споров и все еще откладываемых изменениях в государственном строе26', очень отличаются по своему характеру от статей по внешней политике, которые посвящены только непосредствен но одному предмету, очень спокойны по тону и действуют лишь продуманной аргументацией и владением вопроса. Статьи же, посвященные государственному строю, —хотя в них также отра жено полное знание государственных проблем, —полемичны. В
479
них дана резкая критика накопившихся политических грехов в правление Вильгельма, но обвиняют в них не столько отдельных несущих за них ответственность лиц, сколько систему, структуру государства и правления. Попутно достается и «литераторам» — тем несведущим в практической политике неквалифицированным и безответственным писателям, отчасти профессорам, «которые всегда готовы встретить залпом одобрения решения господствую щего слоя» и никогда не участвуют в порицании ошибок прави тельства; вместо этого они ругают партии рейхстага, что гораздо безопаснее; в своей неосознанной заинтересованности в собствен ном привилегированном положении они противодействуют де мократическому развитию, не замечая, что «их воля к слабости» внутри страны находится в странном контрасте к их прославлен ной «воле к власти» вовне; они занимаются тем, что фабрикуют разного рода «идеи 1914», за которые ведется война и т. п. —«хо рошие люди, но плохие музыканты». «Сказано: теперь не время затрагивать внутриполитические проблемы, мы заняты теперь другим». «Мы?» —кто? Вероятно, оставшиеся дома. И что им над лежит делать? Ругать врагов? Этим в войне не победишь... или: Вы ступления и резолюции о необходимости для «нас» сначала все аннексировать, прежде чем «мы» сможем заключить мир?»
Сам Вебер считает монархическую государственную форму са мой целесообразной, так как она выводит вершину правления из конкурентной политической борьбы, предоставляет известную устойчивость курса и независимость правительства от партий. Он считает также, исходя из культурно-политических оснований, желательным сохранение отдельных немецких династий. Правда, над всеми вопросами государственной формы бесконечно возвы шается для него нация и ее будущее в мире. А она в течение деся тилетий ставится на карту политическими деятелями. «Ни одно го выстрела я бы не сделал, и ни одного пфеннига не уплатил бы в качестве военного займа, если бы эта война не была националь ной, если бы речь шла о форме государства, например, о войне за то, чтобы мы сохранили эту беспомощную династию и это аполи тичное чиновничество. Форма государства для меня безразлична, если страной управляют политики, а не дилетантствующие шуты, как Вильгельм II и ему подобные. Теперь я не вижу другого пути, кроме полной парламентаризации, quand même146, чтобы заста вить этих людей уйти в отставку. Полностью и безоговорочно. Чи новники должны быть подчинены парламенту. Они технические работники. И их власть остается в чисто парламентском государ стве без изменений, но там, где ее применение уместно. У нас чи новники берутся заниматься «политикой» —с каким результатом, мы видели! И с какой бесхарактерностью перед коронованным
480
дилетантом! Формы государства для меня —техника, как любой другой механизм. Я совершенно так же выступал бы против пар ламента и за монарха, если бы он был политиком или подавал бы надежду стать им».
Это место в письме резюмирует в нескольких фразах государ ственно-политическую проблему, о которой идет речь в статьях. Бисмарк, мастер внешней политики, оставил в качестве внутри политического наследия нацию, лишенную какого бы то ни было политического воспитания, без какой бы то ни было политичес кой воли, нацию, привыкшую к тому, что выдающийся государ ственный деятель сам позаботится о политике. Сильные партии он сломал, самостоятельных политически мыслящих людей он не выносил. Отрицательным результатом его могучего престижа был беспомощный парламент с глубоко придавленным духовным уровнем. И как следствие этого —исключительное господство чиновничества.
Какое же значение имеет это для политики? Такое, что «дух чиновничества» господствует там, где должен господствовать дру гой дух, а именно направляющий дух политика. Они очень различ ны и должны быть таковыми. Ибо им предъявляются совершен но различные требования. Например: чиновник должен подавлять в себе своеволие и повиноваться приказу руководящего ведомства, даже если он считает его неверным. Действующий же таким об разом политический деятель заслуживает презрения. Чиновник должен стоять над партиями, то есть вне борьбы за собственную власть. А именно это: борьба за свою власть и следующая из вла сти собственная ответственность за свое дело есть жизненный элемент политика. Повсюду, где речь шла о верном своим обя занностям выполнении твердо обозначенных задач, немецкое чиновничество блестяще себя показало, но оказалось совершен но неспособным там, где занималось политическими вопросами. Вебер приводит в качестве доказательства этих мыслей все опас ные ошибки, сделанные во внешней политике после падения Бис марка. Озабоченность Вебера в течение десятилетий оправдалась, его раздражение из-за «личностного управления» оказалось спра ведливым. «Безответственным и беспримерным в политике всех великих держав было поведение ведущих государственных деяте лей во всех этих случаях». Они допускали публичное выступление монарха и опубликование его высказываний, тогда как политиче ская мудрость требовала, чтобы сначала обращались за советом к ведущему государственному деятелю и если его совету не следу ют, такой деятель должен быть смещен. То, что это не происхо дило, связано с неправильной структурой государства, назначаю щего людей чиновничьего духа на места, которые должны быть
481
заняты людьми, обладающими чувством собственной политичес кой ответственности.
Единственным противовесом господству чиновничества в рам ках монархии был бы сильный парламент, способный проводить позитивную политику. Только парламентская система, при кото рой руководители правления либо избираются из круга народных представителей, либо во всяком случае пользуются доверием боль шинства, сумеет воспитать нацию, научив ее политически мыс лить. И прежде всего: лишь тогда политическая деятельность бу дет иметь смысл для людей, обладающих натурой вождя.
Правильный выбор политических вождей Вебер считает важней шей проблемой парламентаризма и демократизации. Ибо то и другое не ведет к «господству масс». Политическую деятельность всегда контролирует маневренная способность малых групп или «цезаристская» личность как доверенное лицо народа. Масса де путатов должна быть только группой, сопровождающей участву ющих в правлении вождей. Лишь в том случае, если существова ние партий зависит от того, что бы их представители входили в этот круг, растет и значение партий. Тогда люди, обладающие политическими способностями, легче смогут преодолевать требо вания партийных властей и местного начальства.
Вебер формулирует точные предложения, позволяющие более эффективно избирать вождей для реформы государственного строя, и показывает их действия во всех ответвлениях политиче ской жизни. Он прежде всего требует устранения законодательных препятствий тому, чтобы политические вожди могли быть одно временно членами парламента и правительства, следовательно, препятствий, которые исключают участие народных представите лей в управлении государством. Правда, одно это не обеспечило бы еще правильный выбор вождей —необходимо заботиться о том, чтобы политик обладал достаточным знанием дела: «Рейхстаг не должен быть и впредь осужден на дилетантскую глупость». Поэтому необходимо, чтобы он получил право деятельно и посто янно контролировать управление. Средством для этого является право анкетирования, позволяющее обрести знание фактов и ме ханизма управления. Только посредством такого усвоения реаль ностей возникает могущественный, работающий парламент в ка честве совокупности избранных лиц, которые являются не демагогами, а знающими дело профессиональными политиками. Образцом для этого предложения может служить организация ко миссий в английском парламенте.
Совершенно новым и имеющим большое значение является требование Вебера на право анкетирования меньшинств, о кото ром вскоре пойдет речь. Совершенно ново в рассмотрении госу-
482
дарственно-правовых проблем также то, что Вебер основывает свои предложения не на идеологических теориях государства, а категорически и намеренно представляет их как практически-ути- литарные, как требование дня. Государство для него —лишь рам ки для жизни нации —надо обладать свободой их менять, если следствием их структуры становится то, что большие части нации теряют свое чувство принадлежности ей. Для Вебера предшеству ющая метафизика государства подозрительна как своего рода ми микрия, с помощью которой привилегированные слои защищают ся от окружения сферами господства.
Требованием дня —но не абсолютной нормой —является парламентаризация как гарантия лучшей внешней политики посред ством устранения неконтролируемых и безответственных влия ний, демократизация —для сохранения внутреннего мира как неизбежного следствия войны. Кроме того она и веление спра ведливости. Ибо если современное государство предоставляет каждому гражданину известное равенство судьбы и прежде все го смерть на поле битвы, то оно обязано дать ему и минимум по литического влияния посредством всеобщего избирательного права.
Вебер рассматривает все возможные возражения против демо кратии, прежде всего то, что она разрушит благородные традиции и политическую мудрость господствовавших до сих пор в государ стве «аристократических» слоев. Он спрашивает: «Где же немец кая аристократия с ее благородной традицией?» «Если бы она была, можно было бы вести дискуссию. Между тем, если не счи тать нескольких княжеских дворов, ее просто нет. Ибо аристо кратия в политическом смысле требует экономически спокойного существования. Аристократ должен иметь возможность жить для государства, вместо того, чтобы жить благодаря ему. Он должен иметь экономически определенное происхождение, чтобы внеш не и внутренне находиться в распоряжении государства для поли тических целей. Только крупный рантье и очень крупный владе тельный князь могут держаться на достаточной дистанции от борьбы экономических интересов. Такие люди в Германии есть, но они не составляют политический слой, как в Англии. Прусский юнкер давно уже стал сельскохозяйственным предпринимателем, и тем самым вступил в борьбу интересов. Если этот, по своей сущ ности бюргерский, слой предпринимателей принимает посред ством феодальной манеры поведения вид аристократии, то возни кает парвеню. Носители старопрусской государственности и немецкой культуры —все равно аристократической или неарис тократической —имеют социально-экономически ярко выражен ный бюргерский характер.
483