![](/user_photo/2706_HbeT2.jpg)
Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера
.pdfотличаются подлостью. Поэтому достойные цели часто достигают ся нравственно сомнительными средствами. Во всяком насилии участвуют дьявольские силы. В этом пункте отчетливо проявляет ся полярность обоих рядов закона. Сторонник этики убеждения должен был бы - логически —отвергнуть все действия, использу ющие нравственно опасные средства. Напротив, политик должен быть готов взять на себя ответственность и при этом поставить на карту собственную душу. Сторонник этики убеждения отвергает этическую иррациональность мира, при которой добро часто ве дет ко злу, а из зла иногда возникает добро. Политик же должен уметь переносить такую иррациональность. «Только тот, кто уве рен, что не будет сломлен, если мир окажется, с его точки зрения, слишком глупым, или слишком низким для того, что он готов ему предложить, призван быть политиком».
Если Вебер таким образом на основе своего социологическо го знания доводит до сознания в важной области —антиномии идеальных сил, определяющих действие людей, то делает он это как ради истины, так и для того, чтобы придать молодым людям большую ясность при выборе своего пути. Такое свободное от ил люзий освещение различных коренных черт экзистенции может многим показаться новым обеднением —тем, способность кото рых отдаться определенному делу возникает из возбуждающего энтузиазм внушения. Другие же, не нуждающиеся в такой помо щи, сочтут, что «обученность вйдению мира», каков он действи тельно есть, дает им большую силу выносить его и принимать его повседневность.
Глава XX
Последняя
Вебер поглощен своей работой почти в такой же степени, как в первые годы своей преподавательской деятельности. Времени для «жизни» остается мало, но его работоспособность становится все более устойчивой, и сон уже почти не приходится вызывать осо быми средствами. Только политические события выводят его ча сто из состояния равновесия. Когда в середине марта путч Каппа показал, что в стране все еще действуют разрушительные силы, Вебер был сильно взволнован. Неужели эти идиоты хотят разру шить еще то, что оставила нам проигранная война? В это время он как-то стал тихо напевать старую песнь Гервега о всаднике: «Страшная ночь вокруг нас, мы едем тихо, едем молча, мы едем в гибель».
Наступили каникулы и в первые апрельские дни —Пасха. Жен щины хотят отпраздновать Пасху и уговаривают Вебера поехать в Иршенхаузен в домик на краю леса, где он прожил такие прекрас ные летние часы. Однако на этот раз уговоры стоили больших уси лий, собственно говоря, он не хотел ехать, а когда поезд оказался переполнен, у него совсем испортилось настроение: «Оставили бы вы меня у моего письменного стола». Но ощутив чистый горный воздух, он приходит в другое настроение и начинает радоваться. Весна еще задерживается, но вспаханная земля издает волшебный запах, сообщающий о ее вновь пробуждающемся плодородии. Лес стоит в коричневом зимнем одеянии, луга еще серы, но на кустах уже появились бутоны, а в солнечных котловинах сияет синий энциан. Взор блуждает по волнистой, покрытой лесами и лугами зем ле. Изар еще погружен в свое глубокое русло. Линии земли напо минают вестфальскую родину, только здесь предгорье героически обрамлено великолепными очертаниями Карвендельских гор.
Погруженные в мягкий свет дни полны совершенной гармо нии. Детям разрешено несмотря на скудное время искать яйца, а ночью они занимаются своими играми у пасхального огня. Часа-
565
ми все сидят на солнце. Пасхальным утром Вебер читает текст Валькирии, в ряде мест которой содержится большая глубина; общее наслаждение этим произведением завершает праздник. В послеобеденное время, когда пошел небольшой дождь, все сидят в маленькой комнатке с деревянной обивкой и рассказывают друг другу о своей юности. Мир вне дома исчезает за стеной белого тумана. Вебер испытал —как он рассказал позднее —странное ощущение. Может быть это настроение, почерпнутое из какоголибо произведения русской литературы? К столпившимся на вер шине людям подступает нечто черное —бездна, которая их погло тит. Валькирия создает большое впечатление, хотя ее смысл не вполне свободен от оков рефлексии и не вполне доведен до худо жественного образа. Вебер особенно любит душевную борьбу Зиг фрида с предвещательницей смерти, которая обещает ему пребы вание в Валгалле, но небо героев без возлюбленной. И тогда он отвечает: «О холодном блаженстве Валгаллы ты мне не говори».
* * *
На утро после этих праздничных дней пришла краткая весть о смерти сестры Вебера Лили. Ей еще не было сорока лет, она от личалась тонким душевным очарованием, суверенностью и тем абсолютным благородством взглядов, которому было чуждо все мелкое. Чертами лица она больше всех других была похожа на Елену: благородный, резко очерченный нос в узком овале нежно го лица и тонкие линии рта. Но во многом она была иной, у нее не было несокрушимой витальности Елены и ее судьбой была жизнь без иллюзий. Повседневность с ее обязанностями часто ощущалась ею как тяжелое бремя —подобно ряду других женщин из рода Эмилии Суше-Фалленштейн. Но с некоторого времени она нашла пристанище в красивой, полной любви сельской шко ле-интернате на склонах Бергштрасе. Ее потерявшие отца дети были там счастливы, и Лили окружала нежная дружба. Она вош ла в новую богатую жизнь, в которой все кружится вокруг моло дежи.
И внезапно несчастье увлекло ее в таинственную бездну! Пос ле ее смерти осталось четверо маленьких детей. Удар был страшен, почва под ногами колебалась. Веберы сразу же поехали в Гейдель берг, где произошло несчастье. Там уже благоухало море цветов. О эта первая встреча после прощания полгода тому назад! Что же будет с сиротами? Совершенно неожиданно, как бы случайно они понимают: «это —ваши дети». Друзья считают решение слишком быстрым, они предостерегают, приводя много доводов: «Вы уже слишком стары, слишком укоренены в форме своего существова-
566
ния». Но никакие сомнения, никакие пересуды о трудностях не могут поколебать уверенность. Они в экстазе. И если смерть Лили ослабила корни их собственной жизни, то это чреватое многими последствиями решение вновь прочно утверждает их в жизни. Вебер, сильный человек, глубоко и радостно потрясен; ему кажет ся, что это материнство —завершение женской судьбы Мариан ны, ее подлинное завершение, в котором ей до сих пор было от казано. Правда, она не хочет это слышать. Она отвергает это, ибо он сам —милость, дарованная ее существованию. Вебер заставляет себя найти смысл смерти сестры. На пути в Оденвальдскую шко лу он таинственно говорит: «Замечательно, если человеку дано еще раз подняться и затем уйти». Как мгновенный взмах черных кры льев пронизывает Марианну мысль о нем. Вебер встречается в Гей дельберге со всеми близкими друзьями; они находят его таким открытым и живым, таким расточительно добрым. Он рассказы вает: «Я работаю, как 30 лет тому назад, все течет мне навстречу» и уверяет, что Гейдельберг остается его родиной, он скоро вернет ся. Главная тема бесед —Лили и вопрос о детях. У друзей склады вается впечатление: «Перед этим человеком судьба бессильна».
Затем он вернулся в Мюнхен —один, так как Марианна дол жна была ехать для прочтения давно обещанного доклада в «ок купированную область», чтобы поднять силы упавших духом жен щин. Это было очень трудной задачей, ибо недавно случившееся не покидало ее ни на минуту. К тому же она тревожилась, не на ступит ли нервная реакция у мужа. Он был слишком взволнован. С другой стороны, она знала, что ему теперь нужно одиночество, чтобы работать. В Мюнхене его сразу же ждало сильное полити ческое волнение. Прошел слух, что баварский премьер-министр господин фон К. высказал на конференции предположение о воз можном отделении Баварии от Империи. Этот слух проник и в иностранную прессу. Последовало опровержение, но Вебер и его политические друзья не доверяют политике этого бело-синего че ловека. Вебер помещает в газете следующую заметку: «В соответ ствии с опубликованными сообщениями баварский премьер-ми нистр якобы сделал заявления, которые можно было бы расценить как призыв к государственной измене. Эти высказывания столь решительно опровергнуты, что по их поводу у людей чести сомне ния быть не может. Господин премьер-министр несомненно охот но воспользовался бы возможностью подтвердить опровержение. Поэтому смею заметить, что того, кто ложно приписал ему эти слова, каждый порядочный человек должен считать подлецом. Я ожидаю, что этот господин предстанет по крайней мере перед об щественным судом. Эти замечания я публикую потому, что лож ное впечатление, которое должно было возникнуть у французов,
567
способно подтвердить их планы и укрепить их намерения» (13.4.20). Эта заметка должна была заставить предполагаемого клеветника, исказившего слова господина фон К., выступить про тив Вебера с обвинением в нанесении обиды и тем самым приве сти к полному прояснению ситуации. Между тем газета отказалась печатать этот вызов: допрос участника той конференции свиде тельствовал якобы об отсутствии доказательств, поэтому процесс закончится неудачей. На это Вебер ответил: «Если препятствием действительно является указанная причина, —в чем я не сомне ваюсь —то Вам не следовало бы опасаться, что моя душа уйдет от этого в пятки (простите). Я выиграл бы процесс, в котором был бы назван подлецом тот, кто ложно приписал господину фон К. дан ные слова —если бы тот «подлец» подал жалобу. На минуту я до пустил в Ваших действиях высшие политические причины. О них можно было бы поговорить». Однако Вебер решил не вмешиваться больше в это дело. В это время, когда для Вебера важнее всего была целостность Германской империи, он как будто склонялся к тому, чтобы освободиться от всякой связи с какой-либо партией. В письме к сестре Кларе Моммзен, написанном в середине апреля, есть такие слова: «Поскольку от меня ждут участия в «социализа ции», что я в данное время считаю бессмысленным, я выхожу из партии: политик должен идти на компромиссы, ученый не смеет их оправдывать. Выходите и вы из этой Немецкой отечественной партии —мне тяжело видеть тебя в таком обществе —и посмот рите на нее. Здешний премьер-министр как будто говорил об «от делении от Империи», аргументируя это тем, что бюргеры боятся спартаковцев. Если Империя распадется, то под действием этих людей (Каппа, Люттвица. Боюсь, что придется сказать —и Людендорфа). Их не расстреляют и не посадят в тюрьму, как поступили бы с каждым рабочим в аналогичном случае —хотя он и не обла дает их «образованностью».
* * *
За чрезвычайную интенсивность гейдельбергских дней Веберу приходится расплачиваться серьезным нервным истощением. Трудности совершенно новой жизни также играют определенную роль. Иногда его охватывает страх. Сможет ли он быть детям от цом? Посещающих его друзей пугает его плохой вид. Он расска зывает о нервном сердечном приступе: «Машина отказалась ра ботать». Он чувствовал себя неспособным к деятельности и лежал на софе, размышляя о смерти. «Что такое смерть, никто сказать не может —темное ли царство ночи, из которой принес ла меня мать?» Но затем, отстраняя мрачные мысли энергичным
568
жестом, вполне жизнерадостно: «Но довольно об этом, мы еще живем!» Депрессия постепенно исчезает. Отсутствующая жена ничего об этом не узнает, пока ему нехорошо. Когда его при ятельница фрау Эльза Яффё-Рихтхофен, пытаясь отвлечь его приятной остроумной беседой, через некоторое время ему ска зала: «Казалось, будто Вас коснулась холодная рука», он с тор жественной серьезностью ответил: «Да, Эльза, так и было». Както в лунный вечер он сидит с ней на скамейке у запруды Изара, долго смотрит на быстрые волны, на то, как одна вытесняет дру гую, и тихо говорит про себя: «Да, так оно и есть, одна следует быстро за другой, но река все та же». Не то, что он говорит, а тон, которым он говорит, создает впечатление, будто ему на мгновение открылись последние тайны.
К концу апреля потрясение проходит. Часы опять идут равно мерно. Вебер полностью погружается в свою работу и как-то го ворит, что научных планов, которые перед ним стоят, хватило бы еще на сто лет. Получив первую, написанную под его руковод ством, диссертацию, он с явным удовлетворением кладет на нее руку со словами: «Это первая, и она хорошая». Время от времени он даже позволяет соблазнить себя общением с друзьями. Боль ше всего его занимают наряду с работой дети. Наконец зазеленела весна и в Мюнхене. У его окна шелестит коричневая листва мо лодого бука. Время от времени он вечером отдыхает в садике. Через деревянный забор соседнего сада проникает иногда запах хлева. Это наводит его на мысль, что можно завести для детей кроликов. Оба младших скоро приедут в Мюнхен, он хочет уви деть, как его жена «действительно» становится матерью. Как-то он сказал: «И она не будет тогда такой одинокой, если со мной что-нибудь случится». Затем его вновь одолевают страхи: что де тям будет трудно привыкнуть, что не хватит материальных средств и т. п. Тени случившегося горя смешиваются с тенями грядущего, но не могут его остановить. Напротив, все душевные силы, формирующие его жизнь, поднимаются в это внеповсед невное время еще раз в полный аккорд: творческая продуктив ность, политическая страстность, нежная дружба и верная лю бовь, готовность к решению человеческих задач, радость от конкретных проявлений существования, яркий юмор. В эти не дели Вебер пишет жене почти ежедневно, чтобы облегчить ей разлуку. Его написанные в минуты, отнятые у работы, письма дышат глубокой взволнованностью и полной отдачей жизни, но также колебанием между новым счастьем и заботой о границах собственных сил, с чем он, однако, все время справляется, что бы жена могла удовлетворить свое сердечное желание. Некото рые выдержки из этих писем следуют:
569
«Видишь, Все устраивается. Дорогая, я не нахожу адрес К., к тому же я потерял твой адрес! Стать отцом нетрудно —но не до бавишь ли —“но быть отцом очень трудно”. Я быстро, быстро на едаюсь, чтобы опять стать толстым до приезда других твоих детей. Ты не одобришь это, —но я и курю ведь, чтобы “отвыкнуть”, а это ты одобряла. Как ты себя чувствуешь, дорогая? Как ты будешь сердиться, не найдя ничего от меня в Крейцнахе. Впрочем, дети тебе теперь в сто раз важнее, чем этот вечно “работающий”, вор чливый “муж”. В остальном все хорошо. “В остальном?” Все хо рошо. Только работать —нехорошо. Все обойдется. Должно! Мое милое дитя, многое станет трудным —достаточно “зарабатывать”, также —но тем не менее все “легко”. И Бавария, кажется, оста нется в империи».
«...Как ты себя чувствуешь в твоем цветущем материнском до стоинстве? Опять радость выпадает на долю мне, тяжесть тебе. Ты все еще так же открыта? Ибо “экстаз”, о котором они говорили, уже на следующий день сменился солнечной ясностью, которая меня также восхитила. Здесь чудесная весна —вечерами прохлад но, листья только появляются. Но маленьким детям это в будущем не будет «импонировать» при воспоминании об оденвальдской школе. Будут еще серьезные внутренние трудности. Сначала они будут здесь очень несчастны. Трудное испытание для тебя. Глав ная проблема —как ты с этим справишься. Теперь начинается ра бота. Следовательно! Передавай привет всем там и оставайся рас положенной к твоему “старому папе” Максу».
«Следовательно, ты действительно прибыла в Кёльн? И по мнишь о 21 апреля при всех твоих заботах и перегрузке? Это очень мило, и я надеюсь, ты веришь, что и я “кое о чем” думаю. Не сколько дней я чувствовал себя довольно усталым, но теперь все в порядке: я много работаю, и это хорошо действует, когда работа идет. От этого бессмысленного политического положения я каждый раз заболеваю, как только думаю о нем или мне о нем напомина ют. До лекций осталось только две недели, пора заняться ими, хотя желания нет. Идет много корректур, первый том «Социоло гии религий» готов в рукописи, две трети - в корректуре. Следо вательно, работа идет».
«...Как меня обрадовало твое письмо ко дню рождения! И книга от М.Л. Энкендорф (правда, сейчас я читать ее не могу). И “Гос подин Даме”. И шоколад - сразу был съеден. Эльза послала мне через свою дочь замечательный пирог, Лизбет испекла такой же. Совсем, как для «папы». Итак, милая, подумай, когда ты приве зешь детей сюда. Получим ли мы другую квартиру, неопределен но. Кто знает, быть может нам придется остаться в этой? Сомне ния Г. по поводу большого города серьезны. Во всяком случае не
570
надо спешить. Если со мной что-нибудь случится, а это возмож но, то положение детей здесь будет очень плохим. Я за то, чтобы еще немного подождать, например, до весны 21г., тогда они мо гут приехать, ты ведь тоже так считала. Я работаю довольно мно го, только до подготовки к лекциям еще не дошел. Но и это будет сделано. Сплю опять прилично, некоторое время тому назад при ходилось принимать нирванол. После некоторого утомления я опять «поднялся», изо дня в день читал корректуры, почти все го тово, только лекции меня все-таки страшат. Ну, Эльза ведь суме ла прошлым летом воздействовать на меня всякими фокусами — эта волшебница действительно умеет это. Пусть она опять при менит свой способ, а если поможет на этот раз, то и впредь.
Ах, душа моя, если бы я мог увидеть тебя в качестве матери с детьми вокруг тебя. Для этого —а не для ухода за Schlagetot, вели каном в образе больного ребенка, каким я некогда был, ты ведь создана небом. Но: осторожно! Зарабатывать! Да —но как? В этом для меня вопрос. Мне тогда следовало бы —и я ничего не имел бы против —вступить здесь в редакцию газеты или в издатель ство вместо того, чтобы играть в профессора. Такую управленче скую работу я могу выполнить лучше, чем эту болтовню на лек циях, которая меня душевно никогда не удовлетворяет?».
«...Итак, семестр, благодарение Богу, начинается только 11 мая. Это было очень желательно, так как до сих пор шли корректуры (килограммами!), а подготовка к лекциям: niente168. Теперь она начинается и должна быть на Троицу продолжена. Действитель но наступило основательное нервное переутомление и только те перь все приходит в порядок, так что я совершенно спокойно жду предстоящих событий. Всех. Особенно если ты привезешь детей уже осенью из-за школы (что, впрочем, необязательно). Правда, тебе не удастся мне внушить, что я «создан» быть «папой». Нет, это не так. Я радуюсь детям, видит Бог, но я отнюдь не «педагог» — и подлинную радость доставляешь мне Ты в прелести твоего про снувшегося материнства. Главное, чтобы я физически выдержал. И если это лето пройдет хорошо, я буду в этом уверен...».
«...Пришла Эльза - она сидит с книжкой и хочет потом здесь есть, у меня теперь ведь мало времени для нее. Мы еще раз обсу дили вопрос о детях, как ты ей поручила. В целом она согласна с нами, но очень серьезно относится к сомнениям. В одном пункте она, может быть и права, и его она очень «настойчиво» подчер кивала: безусловно верно, что я не могу «ручаться» за себя, ни за свое здоровье, ни за свой темперамент и что я, как она говорит, не очень подхожу для роли «папы». Обдумай и это: лучше всего бу дет, если ты не примешь окончательного решения для ближайшего времени, а, как ты и хотела, отложишь его на год... Если ты со-
571
гласна, все сомнения кончаются. Я все сделаю и почувствую себя тогда счастливым...».
«Лизбет в своем «костюме» с красным передничком кругла, как шар, чрезвычайно довольна и, как я вынужден сказать, очень по слушна. И эти приглашения к господину директору П. и его суп руге к столу один раз вместе с художником, в другой раз одна, — только слушали музыку. Все а conto169 нижнего саксонства! Это в самом деле удивительно и может быть уже названо «демократией». Кроме того каждые несколько дней какое-либо празднество или прогулка при лунном свете —да ее жизнь полна и что мне при этом так хорошо —она очень заботится обо мне —почти чудо».
«...Я устоял, несмотря на прекрасную погоду и теперь чувствую себя опять вполне хорошо, выпуски сделаны и лекция подготов лена, ибо во вторник все начинается... В саду и кругом все зеле но, поздно по нашим привычкам, рано для здешних. Нежный бук в садике особенно очарователен. Вчера я был приглашен к Заль цам и пошел. Кроме меня там были доктор К. из Гейдельберга и Эльза. Зальцы высланы. Я использовал все средства, чтобы предот вратить эту нелепость, но «верхнебаварское правительство» нахо дит Зальца «подозрительным». Фрау Саше надоело это отноше ние —она гордая, замечательная женщина —и хотя дело еще в министерстве, они добровольно уедут и устроятся в другом месте. Их квартира (в одном из придворных домов, принадлежащих к Нимфенбургскому дворцу) божественна! Эти круглые комнаты! Сирень цвела, у меня еще стоят данные мне с собой букеты белой сирени, а нимфенбургский парк рядом. Я на минутку заглянул туда. Тропинки запущены, заросли травой, но все каштаны в пыш ном цветении, и многие деревья на первой стадии предвестия вес ны, еще коричневые, а не зеленые! Наш садик теперь совсем зе леный и коричневатый. Береза и маленький бук заслоняют нас от соседей. Эдуард Баумгартен —счастливый вследствие предостав ления стипендии, основанной неизвестным американцем —был здесь короткое время, вел ожесточенные религиозные споры со своим дядей Отто, он будет в моем семинаре. Лекции начинают ся во вторник, конечно, опять auditorium maximum для обеих лек ций; уже позавчера записались почти 600 человек на курс лекций по социализму, почти 400 на курс по учению о государстве. Фи зически будет утомительно. Однако до твоего приезда я устроен. Все довольно хорошо».
«Лизбет, да! это “полное жизни” существо! Все время с Анной и прежде всего с господином Бетман-Гольвегом или, вернее, с господином Гольвегом, который так же пассивен и мечтателен, как тот государственный муж, но по-видимому, любит круглое...
Бал у жителей Нижней Саксонии был волшебно-прекрасен.
572
Итак, Фрида танцевала только два раза (не научилась), сколько танцевала Лизбет —об этом певица вежливо умалчивает. Но она была очень удовлетворена: каждый месяц бал! Сегодня она была больна. В качестве “папы” я отправил ее в кровать, сварил ей три яйца, сам ел бутерброды...».
«Вчера переполненная auditorium maximum для чтения учения о государстве (две трети слушателей “гости”). Сегодня начина ется “социализм”. В остальном все хорошо, только —теперь за лекции. Отдохни в Гейдельберге как следует! Никакой спешки! Поговори спокойно с Груле и Ясперсом. Ехать на Троицу невоз можно. Следовательно, я жду тебя к концу Троицыной недели, тогда и лекции будут подготовлены и у нас будет день “покоя” и “бесед” друг с другом, ты, “мамочка”. Волнение перед лекцией? Мне было «не по себе», и речь шла о многих тысячах марок, если бы я не мог начать. Это что-то ведь значит...». «Сегодня учение о государстве, второй час лекция, все еще много слушателей —«со шло». Теперь два дня покоя, затем неделя с шестью часами лек ций и семинаром. Интересно. Но все идет хорошо —только я трачу так много на еду\ Что останется бедным детям? Наши доходы бу дут примерно соответствовать доходам слесаря (6 марок за лекци онный час)... Итак, ты выступаешь еще в Карлсруэ. Но это конец\ И покой, покой на Троице с родственниками и друзьями. Я чув ствую себя лучше, чем смел надеяться, до сих пор. Несколько раз влекался общением с Эльзой —такая вполне чуждая миру беседа была благотворна. Но теперь с этим покончено. На Троицу надо будет “отчаянно” много работать. Хаотическая партийная дея тельность правых здесь и среди студентов... Йорг фон Кафер хо чет организовать студенческую левую. Я остаюсь вне этого».
«...Вчера была лекция и очень оживленный семинар, следова тельно, три часа, поэтому я не писал. Теперь покой и плохая по года. Конечно, предстоит прочесть бесчисленные корректуры! Да, наши доходы никогда не будут больше такими, как в этом году. Если третий ординарный профессор будет здесь, то я во всяком случае рассчитываю на... тысячу марок за лекции во всяком слу чае. Иначе пришлось бы читать лекции для заработка —отврати тельно —я бы не мог... Приедет ли Тобельхен. Ей очень хочется. Много времени у меня ни для кого нет. На Троицу я буду все вре мя работать. Но в перерыве можно будет встретиться. В этом смысле я ей и написал».
** *
Впоследний день мая, в субботу после Троицы, жена наконец возвращается. Прекрасный солнечный день раннего лета залива-
573