Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

ла подтвердилось то, чего он боялся: бесполезность совещаний с людьми, которые не несут никакой ответственности.

«...Здесь было вчера первое заседание. Отвратительно бессмыс­ ленное, ничтожное занятие: длинные «рефераты» о состоянии проблем, в которых большей частью было мало нового, почти ни­ каких дебатов. По двум пунктам я выступил, но все осталось «ака­ демичным», никакой гарантии, что не сотрясаешь воздух. В та­ ком виде это совершенно бесполезно, и я считаю мое присутствие совершенно излишним, что я достаточно резко и сказал. В среду состоится второе —последнее! —заседание с оставшимися рефе­ ратами. Никто не мог мне объяснить, для чего мы, собственно здесь. Поэтому я иду завтра к графу Бернсторфу, он председатель конференции, задаю ему этот вопрос, остаюсь здесь до среды, а затем выхожу из комитета и не еду в Париж, если мне не будут даны совершенно определенные ответы. Это чистая роль статис­ та» (30.3.19).

«Сегодня я говорил с графом Бернсторфом, председателем на­ шего комитета. Цель этих заседаний —представить заключение об условиях мира: «принять или отклонить»? —как только они ста­ нут известны. Для этого предусмотрены 2—3 недели в Версале. В этом я могу участвовать, но этого мне достаточно и затем я воз­ вращаюсь; принимать участие в «окончательных переговорах» я также не буду. Там мне не место...»

Под натиском политических друзей Вебер все же решил сопут­ ствовать мирной делегации, направлявшейся в Версаль. Путь вел опять через Берлин. Тем временем стало известно, что Антанта действительно ставит условием мира выдачу полководцев, госу­ дарственных деятелей и императора. Вебер был вне себя. Он ви­ дит в этом дьявольское намерение уничтожить честь великой на­ ции. В эти дни он как-то сказал о своей тоске по синему южному морю, в которое можно входить все дальше и дальше —навсегда. «Но это я не могу сделать из-за Марианны».

Неужели же нет способа избежать этого величайшего позора? Он знает, что бы он сделал в положении ответственного вождя: добровольно перешел бы Рейн, отдался бы в руки американских властей и потребовал бы права выступить перед международным судом. Подобный акт суверенного этического самоутверждения освободил бы, может быть, нацию от неслыханного требования, произвел бы моральное впечатление на иностранные государства и к тому же восстановил бы внутри страны уважение к тем, кто несет ответственность за исход войны.

Когда сразу после поражения стали раздаваться обвинения Людендорфа, Вебер собирался написать статью в его оправдание. Как уже было сказано, он отдал ему должное и в своей политиче-

534

ской речи начала января в Гейдельберге. Этос великого полковод­ ца следует оценивать по соответствующим ему масштабам: гене­ рал должен верить в свою звезду, он должен осмеливаться. Если он проигрывает, нельзя выносить вердикт только исходя из успе­ ха. Достоинство героического величия не следует порицать не­ обдуманно. Правда, когда затем стали известны факты, которые показали всю ответственность полководца за политику по отно­ шению к полякам и туркам, Вебер был возмущен: подобные зло­ употребления уничтожают этическую ценность военачальника. Его закон —ограничение. Генерал должен подчиняться несущему ответственность государственному деятелю. Ему не следует зани­ маться политикой, в которой он ничего не понимает, не говоря уже о том, чтобы в опасное время использовать свою военную не­ обходимость для вымогательства в области политики. Вебер отка­ зывается теперь от предполагаемого оправдания Людендорфа. Однако тем не менее он верит в его личностные достоинство и величие. Он просто хочет верить. Теперь сложилась ситуация, в которой генерал может подтвердить эту веру. Позорное требова­ ние Антанты, которое ставит перед Германией новые неразреши­ мые трудности, он может опередить, выдав себя, тем самым предъявить свой чистый сияющий щит, спасти честь нации и со­ здать для врага большие трудности. И прежде всего такой герои­ ческий рыцарский акт поднимет веру нации в себя и вместе с тем

ееморальный облик за границей.

Вэтом смысле Вебер написал незадолго до своего отъезда в

Версаль Людендорфу. Он сообщил об этом в нескольких кратких словах своей сестре: «Я уезжаю в Версаль —по настойчивому тре­ бованию. Для чего? не знаю, не жду от этого ничего ни для себя, ни для дела. Но следую требованию. До отъезда я дал Людендор­ фу в письме совет. Он, Тирпиц, Капелле, Бетман и др. должны - ввиду требования врагов их выдачи —знать, что им надлежит не­ медленно делать. Только в том случае, если они добровольно «под­ ставят голову» врагам, офицерский корпус сможет с честью воз­ родиться. Посмотрим, как они поступят».

Краткий отвергающий ответ генерала еще не был получен Ве­ бером, когда он возвращался из Версаля через Берлин. Поэтому ему хотелось встретиться с Людендорфом с глазу на глаз и устно изложить ему свою точку зрения. При посредничестве нескольких депутатов немецко-национального союза состоялся многочасовой разговор. Сердца обоих бились одинаково в героическом патрио­ тизме, но взаимопонимание было трудным. Вебер указывал Лю­ дендорфу на совершенные военным командованием сшибки, Людендорф считал его ответственным за грехи революции и ново­ го режима. В конце концов они пришли к согласию в страстном

535

желании восстановить величие Германии, —правда, о средствах к этому они мыслили по-разному. Вебер долго помнил об этом разговоре, он часто рассказывал о нем, воспроизводя все жесты и ударения. И когда он был один в своем кабинете, глубокое поли­ тическое возбуждение этих недель иногда находило себе выраже­ ние в громких диалогах. Он приводил аргументы своим против­ никам и выслушивал их ответы. Кое-что из рассказанного Вебером о разговоре с военачальником было впоследствии запи­ сано друзьями. Людендорф, которому были известны предложе­ ния Вебера из его писем:

Почему Вы приходите ко мне с этим? Как Вы можете предла­ гать мне подобное?

Вебер: Честь нации может быть спасена, только если Вы доб­ ровольно сдадитесь.

Л.: Наплевать мне на нацию! Эта неблагодарность!

В.: И все-таки эту последнюю услугу Вы еще должны нам ока­ зать.

Л.: Я надеюсь, что мне еще удастся оказать нации более важ­ ные услуги.

В.: Тогда Ваши замечания не следует принимать слишком се­ рьезно. Впрочем, речь идет не только о немецком народе, но и о чести офицерского корпуса и армии.

Л.: Почему Вы не обращаетесь к Гинденбургу? Ведь он был ге­ нерал-фельдмаршалом?

В.: Гинденбургу 70 лет —к тому же каждому ребенку известно, что Вы были тогда в Германии первым номером.

Л.: Благодарение Богу!

Разговор принял вскоре политический характер, речь шла о причинах поражения и о вмешательстве верховного командования в политику. Загнанный в угол Людендорф изменил тему: Вот Вам Ваша прославленная демократия! В этом виноваты Вы и «Франк­ фуртская газета»! Что же стало теперь лучше?

В.: Неужели Вы думаете, что я считаю это свинство, которое мы теперь получили, демократией!

Л.: Если Вы так полагаете, мы можем, пожалуй, прийти к вза­ имопониманию.

В.: Но и прежнее свинство также не было монархией. Л.: Что же Вы тогда понимаете под демократией?

В.: В демократическом государстве народ избирает вождя, ко­ торому он доверяет. Затем избранный говорит: «Теперь молчите и повинуйтесь». Народ и партии больше не должны вмешиваться.

Л.: Такая «демократия» может мне понравиться!

В.: Затем народ вершит суд —если вождь совершил ошибки — на виселицу его!..

536

Беседа велась сначала очень взволнованно, затем спокойно и дружелюбно, хотя они по существу не понимали друг друга. Но Вебер был глубоко разочарован. Не столько потому, что генерал отклонил его желание —он, конечно, не боялся смерти —а по дру­ гим чисто человеческим соображениям. Резюме Вебера было: «По­ жалуй, для Германии лучше, чтобы он не сдавался. Впечатление от его личности может быть неблагоприятным. Враги вновь при­ дут к заключению: «Жертвы войны, которая лишит влияния это­ го типа, были не напрасны»! Теперь я понимаю, что мир протес­ тует, когда такие люди, как он, ставят ему сапог на затылок. Если он опять будет вмешиваться в политику, с ним надо беспощадно бороться».

* * *

Делегация, направленная для мирных переговоров, во главе с Брокдорф-Ранцау, имперским министром иностранных дел, со­ стояла из 80 человек, среди которых были значительные полити­ ки, заинтересованные в политике ученые, организаторы хозяйства, такие как Ратенау, Варбург, Г. Дельбрюк, граф М. Монтгелас, проф. А. Мендельсон-Бартольди —цвет немецкой интеллигенции сфер деятельности и мышления. Эти люди были quasi161 взяты под арест, предоставленные им отели на окраине версальского парка были отгорожены от внешнего мира палисадниками. Надежда на переговоры с «высшим советом» не оправдалась. При передаче документов на заключение мира им было сказано, что допускают­ ся только краткие письменные переговоры. Ужас мирного догово­ ра превзошел самые худшие ожидания. Из обвинения в войне было выведено право принудить разоруженную нацию к невыполнимым условиям как к средству дальнейшего ее уничтожения. К тому же представители Германии должны были подписать внесенное в до­ говор признание своей вины. Взрыв возмущения объединил не­ мецкий народ. Правительство и все партии, включая крайнюю ле­ вую, объявили условия неприемлемыми. Зарождалась идея общей народной войны. Оставалась еще надежда заставить врага смягчить условия этим общим давлением.

Немецкая делегация передавала ноту за нотой и предоставила противоположное предложение. «Высший совет» опирался в сво­ их требованиях на доклад комиссии об «ответственности виновника войны». В ознакомлении с этим докладом было отказано, но суще­ ственные его части проникли во французскую прессу. Ответ был поручен проф. Г.Дельбрюку, графу Максу Монтгеласу, проф. А. Мендельсону-Бартольди и Максу Веберу. Вебер пишет «Через две ночи и день я в пятницу рано утром прибыл сюда. В машине я

537

ехал через Париж, вдоль бульваров, через Триумфальную арку, Бу­ лонский лес, Сен-Югу в это обнесенное решеткой обиталище. В парке предоставлено место для прогулок, но комнаты неудобны, нет пригодных помещений, особенно, чтобы писать. Завтра при­ езжает Г. Дельбрюк, послезавтра граф Монтгелас, тогда будет от­ редактирована нота о «вине», ради которой меня прислали. До того я сделал ряд замечании к восточной ноте, надеюсь с успехом. Во всяком случае в ноте о вине я не буду участвовать, если в ней пред­ лагаются и будут допущены недостойные замечания. Позавчера я обедал у Брокдорфа вместе с Симонсом. Брокдорф производит хо­ рошее впечатление, я с волнением жду подтверждения, достаточ­ но ли он тверд. Разделение работы здесь очень велико, а умение редактировать очень слабо. Настроение довольно мрачное. Экономи­ ческие условия ужасны и рафинированы, что чем больше их рас­ сматриваешь, тем больше, даже если принять половину их, перед глазами —только мрачная дыра без всякого, даже далекого просве­ та. Чего можно достигнуть, очень неопределенно. Правительство и делегация готовы к отказу, если в территориальных и решающих хозяйственных вопросах ничего не будет достигнуто». (Середина мая из Версаля).

Меморандум «проверки вопроса о вине» передан 28.5. Доку­ мент, содержащий 150 страниц, официально опубликован как немецкая Белая книга (об ответственности виновников войны). В очень объективно изложенных данных делается попытка пункт за пунктом отклонить утверждения противной стороны —ничего не скрыто. Поведение Австрии предстает в неблагоприятном свете: ее краткосрочный ультиматум Сербии, ее отклонение попытки посредничества Англии, ее отказ от всякого обмена мнениями с Петербургом определены как серьезные ошибки. Но главная от­ ветственность падает на империалистическую политику России, целью которой являются панславизм, развал Австро-Венгрии, рас­ пространение своего влияния на Балканах, завоевание турецких проливов. «Только как в оборонительную войну против царизма вступил немецкий народ единодушно и решительно в борьбу 1914 года». Пояснения и доказательства ничего не изменили во вражеской позиции. В ответе Высшего совета война вновь опре­ деляется с театральным пафосом как «величайшее преступление перед человечностью», «которое когда-либо сознательно соверша­ ла считающая себя цивилизованной нация». Немецкие предложе­ ния отклоняются. Противники требуют возмещения ущерба до самой крайней границы работоспособности, расформирование армии, выдачу виновных, исключение Германии из Лиги Наций и т. д. Тем не менее некоторые уступки достигнуты. Прежде все­ го сохраняется надежда на будущую ревизию договора. До под-

538

писания остается мало времени. Что произойдет? На западной границе стоит вражеское войско, жаждущее победного шествия по Германии. Как Вебер пишет: «О, в Версале было отвратитель­ но. Меня ни о чем не спрашивали, то есть компетентно не спра­ шивали, а под конец от меня все-таки потребовали: «Теперь на­ пишите введение к этому наброску». Я это сделал так, чтобы они его не приняли. Да и как это возможно, если неизвестно, как эти частично немыслимые требования возникли (100 миллиардов! Расформирование армии!) и на это отводится срок в 3 часа?? И как мне ответить графу Брокдорфу на его вопрос: «как посту­ пить?» если он не может мне сказать, что подготовил кабинет в случае отказа? Будет ли он тверд?»

Минуту казалось, что все едины в героизме. Но когда враг про­ должал настаивать на полном принятии всех требований, среди немцев образовался водораздел. Правые партии и демократы го­ лосовали за безусловный отказ —не только из героизма, но в пред­ видении того, что невыполнимость договора даст Франции повод к дальнейшим репрессалиям. Но кроме «независимых» принять условия готовы были также Эрцбергер и часть его партии. Они потянули за собой правых социалистов, которые опасались, что в противном случае возникнет большевистский хаос. «Чтобы спас­ ти то, что еще можно спасти» центр и социал-демократы решили подписать условия мира. Правильно ли они поступили, покажет история. Вебер относился к тем, кто отказывался принять усло­ вия договора.

Его мнение было: народу и правительству не следует препят­ ствовать вхождению врагов на территорию Германии, они долж­ ны передать им управление Империей. Вероятно, тогда бы они быстро убедились, что это не много дает и стали бы доступны для новых переговоров. Однако он отдавал должное и другой точке зрения. «...Признаюсь, что политически я совершенно растерян. Лично я был бы при любой опасности за отказ. Но допускаю, что тогда совершится народное голосование, оно примет мир, а это я считаю наихудшим, потому что оно сильно свяжет нас внутрен­ не. Все это может в самом деле сделать человека больным от яро­ сти и отчаяния».

«И вот, следовательно, это свершилось. О, это ужасно! Ибо те- перь-то и начнется мученье, так как условия не могут быть выпол­ нены, длинный ряд унижений и мучений —в этом французы ма­ стера. В тысячу раз предпочтительнее эффективное брутальное чужое господство, совершенно открытое и для нас ясная цель'. Но, правда, при этой подлости НСДП162 все было поставлено на карту, и я понимаю инакомыслящих. Подождем, увидим, что произойдет на востоке. Теперь только заметно физически и мо-

539

рально, чту значили эти последние месяцы и как мы втайне всетаки надеялись на «чудо» —или на спасение чести, как этого до­ стигли смелые моряки в Scapa Flow163. Если бы Людендорф в свое время принял правильное решение, которому последовали бы другие! Он мог избавить нас от этого последнего позора,«обязан­ ности выдачи», или опередить ее. Теперь для этого слишком по­ здно. Какое значение имело бы заявление о готовности предстать перед «беспристрастным» трибуналом. Это было бы бесполезно» (Мюнхен, 26.6.19). «...Боюсь, что с этим миром мы находимся только в начале наших бедствий. Ведь его условия совершенно не­ выполнимы, и французы теперь только начнут нас мучить, инт­ риговать, откалывать Рейнскую область и т. д. Боюсь, нас ждет «бесконечный ужас», и мы все-таки получим частичную оккупа­ цию и раздробление Империи. Но ведь это необязательно долж­ но случиться, будем надеяться на лучшее. У меня создается впе­ чатление, что неподписание мирного договора вскоре привело бы к отпадению Баварии, революции «независимых» и клерикалов. Эту причину не принимать договор я понимаю. В остальном я еще и теперь ясно не обозреваю положение. Делегация по мирным пе­ реговорам и все понимающие суть дела были единогласно против подписания договора, несомненно исходя из впечатлений, полу­ ченных из парижских и других источников. Но теперь это свер­ шилось и необходимо вести позитивную политику. При этом, конечно, совершенно неверно исключать себя из действий (как это сделала демократическая фракция), впрочем, это несомнен­ но продлится недолго. Единственная светлая точка —Scapa Flow и надо надеяться, что Людендорф и другие еще теперь, —правда, слишком поздно! —найдут способ выдачи в достойной форме. Император —он-то в безопасности: благодаря своей династии» (28.6.19).

«...Ты говоришь, что я ничего не пишу об этом мире? Ах, я был настолько усталым и «равнодушным», что понимал изнеможение народа. «Отказ» должен был быть, конечно, не отказом, а распа­ дом правительств и передачей суверенитета Лиге Наций —такие или подобные действия сделали бы военные меры невозможны­ ми. Это, по крайней мере, было возможно. Впрочем, когда я пы­ таюсь осмыслить настроение здесь, в Баварии, то я, конечно, за­ даю себе вопрос, был ли шанс для чего-то хорошего —для пробуждения внутреннего национального противостояния... Ка­ жется, я становлюсь совершенно аполитичным, пока во всяком случае».

«Ужасно, что император никогда не находит правильного ре­ шения. И письмо Гинденбурга также опоздало на два месяца. Все эти люди должны были немедленно, как только потребовалась вы-

540

дача, выступить и предстать перед победителями. Однако это не соответствует их пониманию!» (9.7.19).

Высказывания Вебера о мирном договоре написаны уже в до­ лине Изара. После возвращения из Версаля ему нужен был неко­ торое время полный покой, чтобы справиться с душевным и нер­ вным изнеможением. Его лекции начинаются только в июне, ибо для участников войны добавлен весенний семестр. Переезд хозяй­ ства также предстоит только осенью. Вебер возвращается в Вольфратсгаузен и живет некоторое время почти как в путешествиях: «У меня позади 3 полных дня безделья —то есть после того как я в пятницу спал почти весь день и затем 2 ночи, просто спал, и в субботу был еще совсем тупым, я вчера и сегодня часами ходил, может быть несколько чрезмерно. Так как наступает совершенно бессмысленная усталость, она останавливает всякое мышление и всякую деятельность, и только чудесная погода и небесно легкий воздух этого плоскогорья заставляет все-таки выйти, и тогда хо­ дишь по лесу вдоль Изара или по плоскогорью и привыкаешь к длительным переходам. Интересно, каким будет состояние голо­ вы, когда дело дойдет до «работы». Только что отправил извеще­ ние о лекциях, во вторник начинаю: «Общие категории социоло­ гии»; каждые 14 дней, полагаю, у меня будут семинарские занятия со зрелыми людьми старшего возраста —это меньше утомляет, чем занятия с неподготовленными молодыми людьми. Должен ска­ зать, мне интересно, каково будет мое физическое состояние!»

В Мюнхене атмосфера все еще была полна напряжения послед­ них кровавых беспорядков. Там ведь умеренным социалистам не удалось, как в Берлине, ввести революцию в колею права и по­ рядка. Деятельность иногородних коммунистов была здесь ин­ тенсивнее, чем в других местах, уже Эйснер хотел заменить «пар­ ламентское болото» Советами. Его убийство радикализировало и умеренных. Три социалистические партии объединились и провозгласили в конце февраля Советскую республику. Пролета­ риат был вооружен. Избранный народом парламент покорно пе­ решел к социалистическим экспериментам. Молодому австрийс­ кому специалисту по политической экономии О.Нейрату было поручено разработать проблему «полной социализации» Баварии, чтобы остановить все нарастающее коммунистическое движение. Однако это не удалось. В апреле большевики захватили власть. Вторично была провозглашена Советская республика, на этот раз с помощью Красной армии. Возглавлял республику сначала ду­ шевно больной политический авантюрист, затем студент Эрнст Толлер и богемец Эрих Мюзам и наконец радикальные больше­ вики Левин, Левинё-Ниссен, Аксельрод —последние - в боль­ шинстве чужие по роду и земле. Имперским войскам пришлось

541

двинуться на Мюнхен. Толлер был командующим подразделения Красной армии. Почти все указы Советской Республики подпи­ сывались им. Теперь действительно восторжествовал кровавый карнавал. Мюнхен был в течение нескольких дней запуган дикта­ турой Красной армии. Совершалось убийство заложников. Нако­ нец в первые дни мая после тяжелых уличных боев правитель­ ственные войска одержали победу. Озлобление населения к революционерам и их чужеземным еврейским предводителям было велико и породило рост ненависти к иностранцам, антисе­ митизм и пангерманский национализм. Маятник качнулся в дру­ гую сторону. Бавария хотела быть «цитаделью порядка» Германс­ кой империи и стремилась к восстановлению монархии. Если бы это удалось здесь, то пришел бы час контрреволюции для всей Империи. Или представилась бы возможность отделить Баварию от Империи и наконец сбросить северо-германскую гегемонию. Бело-синие и черно-бело-красные союзы и стремления вербова­ ли последователей. Они то действовали друг против друга, то объе­ динялись с целью повернуть колесо истории.

В университетских кругах ярость, вызванная попытками со­ циализации в период советов и временно возникшая угроза сво­ боде преподавания также оставили глубокие следы. Господство­ вала воля к реставрации, студенты были политизированы, учителя и ученики разделены на враждебные лагеря. Процессы по обвинению в государственной измене следовали друг за дру­ гом. Веберу опять представлялась возможность помогать пресле­ дуемым. Он выступает в качестве свидетеля политического бла­ гонравия комиссара социализации О.Нейрата и прежде всего Э.Толлера, идеалистические убеждения которого были для него столь же бесспорны, как и его политическая незрелость. К гро­ тескным чертам баварской революции относилось то, что моло­ дые люди, подобные ему, действительно некоторое время прави­ ли и вели за собой массы. Вебер характеризует его на допросе как «сторонника этики убеждения», совершенно чуждого политиче­ ской реальности, который бессознательно поддался истерическим инстинктам масс: «Господь в гневе своем сделал его политиком». Вебер пишет в эти недели: «Город выглядит еще по-военному, углубляют траншеи, укрепляют проволочные заграждения и т. д., вероятно, потому, что правительство хочет опять переселиться сюда. Все время идут аресты, в Ансбахе у Штарнбергского озера вчера нашли целое большевистское гнездо с корреспонденцией

ирусскими деньгами. Я еще слишком устал и равнодушен, что­ бы полностью быть «выше» этих вещей. Но все войдет в норму

ибудет лучше, чем мы ожидаем. Только теперь все выглядит ужасно... Это письмо немного усталое из-за ужасного полити-

542

ческого положения и наступившего изнеможения. Но в общем

ячувствую себя вполне прилично».

** *

Вконце июня Вебер переселяется в Мюнхен. Его жизнь приятна и в университете Л. Брентано у него очень хороший кабинет. Ког­ да он прочел свое имя на двери кабинета, он ощутил радость - кто бы мог подумать, что он все-таки получит в этом городе знамени­ тую кафедру! Свою первую лекцию он посвящает анализу поли­ тического положения. Здесь в аудитории это будет первым и пос­ ледним словом о политике, ибо ей место не на кафедре и в науке, а там, где веет свободный ветер критики. Его слова проникнуты трагедией Германии: мы находимся полностью под чужим господ­ ством. Мы превращены, подобно евреям в народ-парию, прави­ тельство Германии вынуждено служить чужим интересам и мстить собственным соотечественникам. У нас может быть только одна общая цель: превратить мирный договор в клочок бумаги. В дан­ ный момент это невозможно, однако право на восстание против

чужого господства не может быть устранено из мира. Теперь не­ обходимы способность молчать и прежняя привычка к простой повседневной работе... Вскоре ученики стали толпами приходить на его консультации, он дает им советы и распределяет работы. Они взирают на него с робким почтением, находят его «величе­ ственным», «похожим на льва», вызывающим страх, когда начи­ нающиеся у носа линии лба превращаются в глубокие морщины и глаза блестят. Но взор становится очень добрым и спокойным, когда они обращаются к нему за советом. Некоторые молодые люди, которые в качестве участников семинара ближе соприкаса­ ются с ним, видят в нем больше, чем своего учителя —хотя он не хочет быть ничем иным. Они втайне почитают его, как индийцы своих «гуру», тех учителей мудрости, от которых ждут одновремен­ но помощи в беде, совета, руководства в спасении души. Но они чувствуют, что только посредством полной отдачи делу можно найти доступ к нему, только там, где он ощущает усердие в деле, они могут возбудить его интерес. Один из самых зрелых и благо­ родных учеников Вебера, Йоргфон Кафер, который обладает про­ ницательным критическим умом и хочет лишь, любя, понимать Вебера, выразил впечатление молодых людей в следующих словах: «Он был полностью деловит. Весь героизм деловитости, который ведь и есть героизм нашей эпохи, становился в нем живым. И по­ этому его деловитость была таким неисчерпаемым переживанием. Поэтому его пояснения существа дела, его лекции были подобны художественному произведению, не по форме, а по своему суще-

543