проблемы взаимодействия
.pdfзывания с иметь могут возникать как результат воздействия делового стиля на диалектную речь. Говорящий переключается в иной регистр речи, не свойственный ему в обыденном общении: Работников не имел. Глагол поиметь носит перфектный характер, поскольку указывает на результат действия, совершенного в прошлом. Владение осмысляется говорящим как результат приобретения: Теперь-то другой опыт поимели, а раньше-то хлеб сушили; Задумал поп поиметь себе работника (из сказки). В целом же, если говорить о функционированииглаголаиметьвговорах, следуетотметитьтужетенденцию, чтои в других формах русского языка, а именно, что русский человек воспринимает и осваивает мир не по принципу владения, а по принципу бытия. На эту черту национального мировосприятия исследователи обращают внимание довольно часто, наиболее же последовательно разграничение семантики глаголов быть и иметь проведено в работе Э. Фромма, который за противопоставлением этих лексем видит «два способа существования, два разных вида самоориентации и ориентации в мире, две различные структуры характера, преобладание одной изкоторыхопределяетвсе, чточеловекдумает, чувствуетиделает» 1.
На фазовость, на становление существования указывает глагол появиться в значении «только что начать существовать»: Появилась война– троихпроводила нафронт, сама с пятерыми осталась. Полз-
ком ползала, голодом. Обратим внимание на нестандартность сочетанияпредикатаибытующегообъекта, событийногоимени. Вэтомтоже видится проявление народного сознания – воcпринимать даже трагические события (война, смерть) как данность, неизбежность. Появление этих событий представляется в языке как нечто закономерное, не внезапное, имеющее право на существование. Ср.: Появились грибы, ягоды. Функционирование глагола жить в роли бытийного предиката свидетельствует о стремлениии жителей села «оживить» не только природный, предметный мир, но и предметы быта и стихийные собы-
тия: А вот сухие грузди, те какие-то иссиня, они живут в сосняке, в кедраче, эти сухи грузди, атенеживут, которые сырые грузди; Ползунок живёт, он маленький-маленький, по земле растёт только; Пожары жили здесь-ка; Выстираю, освежу, посушу, она (одежда)
1 Фромм Э. Иметь или быть. М., 1986. С.153.
[371]
опять живёт. Избрание глагола жить в качестве предиката определяется желанием говорящего обозначить длительность существования или местонахождения предмета, мерилом этой протяженности является длина человеческой жизни. Вообще же в строении высказываний бытия проявляются разные представления человека о природном мире и о месте человека в этоммире. Так, в лингвистике предлагается выделять три периода в осмыслении природы человеком 1. Наиболее древним является антропоморфизм, определяющий отношение к природе как могущественной силе, предполагающий осознание зависимости человека от природы. Второй период – антропоцентризм – отражает противопоставление природы и человека, осознание человеком себя как центра мироздания. Третий этап характеризуется пониманием человекомсвоегоместаненадприродой, авнутриее, осознаниемсвязис космосом. В сознании современного человека, как нам кажется, присутствуютвсетриспособаосмыслениямираприроды.
Доказательством этому служат результаты лингвистических исследований, посвященных изучению языковой картины мира.
Структурирование области бытия. Структурирование области бытия вписывается в общую проблему восприятия, поэтому вопрос о типе локализатора, об области бытования и бытия – это вопрос о структурировании мира в представлении человека. Мир представляется как множество миров, входящих друг в друга, пересекающихся, взаимопроникающих. Описание этих миров возможно по разным основаниям: внешний/внутренний, идеальный/материальный, макромир/микромир, далекий/близкий, свой/чужой и т.д. Особенность восприятия и осмысления мира русским человеком состоит в том, что он свое частное, индивидуальное бытие и быт рассматривает как часть макрокосмоса, как частицу вселенной. «Я родился там-то и тогда-то... Но, боже, как это сухо и неверно! Я ведь чувствую совсем не то! Это стыдно, неловко сказать, но это так: я родился во вселенной, в бесконечности времени и пространства…» (И. Бунин). 2Цит. по кн. Ю.В. Петрова.
1Маслова В.А. Введение в культурологию. М., 1997.
2Петров Ю.В. Антропологический образ философии. Томск, 1997. С. 304.
[372]
Космичность сознания русского человека, неразделенность микро- и макрокосмоса определяют универсальность бытийной модели и способность этой модели описывать многие области человеческого существования, связанные с внутренним и внешним миром. В том случае, если область бытия понимается как весь мир, указание на нее в высказывании отсутствует, в силу его оче-
видности, например: Бог и чёрт есть, но чёрт сильнее Бога. Бога просишь, просишь, а чёрт сам с перва раза прильнёт. В других случаях, когда речь идет о какой-либо локализованной области бытия, потенциальная (идеальная) модель бытийного высказывания включает в себя наличие локализатора. В реальном употреблении он может быть и может не быть. Это зависит от условий общения, чаще всего диалектоноситель описывает свой мир, привычный, хорошо освоенный, поэтому нет необходимости указывать на область бытия, она известна: Масляты растут, опяты двух сортов. Если же говорящий вводит локализатор, то делается это автоматически, по привычке, локальный компонент не является рематическим. Функционирование пространственного локализатора отражает освоенность, привычность мира, об этом же свидетельствует морфологическое выражение сирконстанта эгоцентрическими элементами здесь, тут. Широко употребительны в диалекте личностные локализаторы, которые обозначают не только внешний и внутренний микромир человека, но и более широкий круг пространства. Это свидетельствует о том, что фактор эгоцентризма в диалектной речи достаточно высок. Для носителя диалекта важна принципиальная возможность познавания окружающего мира, поэтому в зону осмысления чаще всего попадают объекты, находящиеся в обозримом, знакомом пространстве, наблюдаемом. Использование личных и лично-указательных местоимений для обозначения разных областей бытия свидетельствует о стремлении говорящего включить в свою личную сферу как можно большее количество объектов окружающего мира. Можно выделить три случая использования местоимений для обозначения области бытования объектов. При именовании области бытования объекта использованы с незначительными расхождениями обозначения, данные Н.Д. Арутюновой и Е.Н. Ширяевым: «мир», «фрагмент мира», «внешний микромир человека», «внутренний
[373]
мир человека». Области бытования организованы по принципу матрешки: меньший фрагмент по объему входит в больший фрагмент и так далее 1.
Обозначение внутреннего (физического и психического)
мира человека: Может, кто памятливый, а у меня памяти нету; У меня в уме арихметика; Он как упал, так и умер сразу. У него сердце было; Она рёвом ревёт, скору помощь. А в ней камни в желчном пузыре. Наиболее универсальным обозначением области бытования в этих типах высказываний является указание на лицо (у меня), область бытия может быть сужена (у меня в уме), принимать более локально-конкретную форму (в ней). Функциональное значение местоимения может быть определено как «обладатель физических и психических свойств».
Обозначение ближнего внешнего мира человека: У меня ви-
на-то не было; Погреб у меня есть, а над ним навес, крыша; У нас мама тоже шибко мастерица была; У меня все время люди, вот уже при вас перебывало, кто-нибудь да прибудет, кто-нибудь да заявится. Приведенные высказывания передают информацию о владении чем-либо человеком либо о принадлежности его к родственному, семейному клану. Значение местоимения «я» можно сформулировать как: а) «обладатель чего-либо», б) «член родственного коллектива», в) «я = мой дом».
Обозначение малого мира, фрагмента мира, в котором жи-
вет говорящий: В войну здесь у нас был стройбат, вырубил лес, и прям отсюда на берег сплавляли его; У нас в деревне был мужик.
Местоимение «мы» выражает географическое и социальное понятие, поскольку в понимании носителей диалекта «мы» – это деревня и одновременно люди, живущие в деревне. Говорящий осознает свою принадлежность к миру деревни. Высказываний со значением бытия, посвященных описанию фрагмента мира, в диалекте большинство, и в этом тоже проявляется фактор эгоцентричности, поскольку осмыслению и отражению в языке чаще всего подвергаются объекты, находящиеся на некотором (не на
1Арутюнова Н.Д., Ширяев Е.Н. Русское предложение. Бытийный тип (структура и значение). М., 1983.
[374]
далеком, но и не на близком) расстоянии от человека. В этом проявляется, с одной стороны, архаичность моделируемого пространства, а с другой – непосредственность восприятия действительности, присущая диалектному сознанию и проявляющаяся в языке достаточно широко и регулярно. Как показывают примеры, зона функционирования личностных локализаторов в диалекте расширена, поскольку они могут заменять пространственные локализаторы, либо конкурируя с ними, либо дополняя их. Особенности лексического выражения пространственных локализаторов определяются особенностями окружающего ландшафта (лес, поле, огород, болото, река). В позиции локализатора оказывается все, что окружает человека в его повседневной жизни, все, что представляет его малую родину, и в этом смысле это достаточно замкнутый, самостоятельный мир, населенный вещами, предметами, каждый из которых занимает свое место в этом мире и может быть описан посредством бытийных высказываний.
Лексическое замещение позиции бытующего объекта. В по-
зиции бытующего объекта может оказаться любое имя, лишенное конкретной референции 1. В диалектной речи имя бытующего объекта нереферентно в первую очередь для адресата. Для говорящего оно может иметь конкретную референцию, и цель говорящего в этом случае – ввести собеседника в свой мир. Позиция объекта замещается в большинстве случаев именами предметноконкретной семантики, сочетающейся с пространственными и личностными локализаторами без ограничений. Имена событий- но-временной семантики формируют бытийные высказывания в меньшей мере, и в них уже не так важен локализатор, поскольку равновесие смещается в сторону временной оси, а не пространст-
венной расположенности: Власть организовали. Восстания была...; Когда это было, водку совсем итменили. Только резня, дра-
ки, убийства; Переворот был. Существует определенная степень корреляции между лексическим замещением позиции бытующего объекта и объемом описываемого пространства. Так, при описа-
1Арутюнова Н.Д., Ширяев Е.Н. Русское предложение. Бытийный тип (структура и значение). М., 1983. С. 21 и далее.
[375]
нии внешнего мира человека по принципу владения в зону фиксации попадают практически все предметы домашнего обихода. Это одежда, домашние животные, вина и кушанья, хозяйственные постройки, деньги и другое. В таких высказываниях используется личностный локализатор. При описании фрагмента мира объекты бытования выражены именами, называющими диких животных, птиц, рыб, растений, ягод, грибов и т.д. В этом случае объекты бытования «заданы» особенностями среды обитания человека. Реализация конкретного объекта зависит от условий общения, от языковых традиций коллектива, от системы ценностных ориентиров. В данной работе, посвященной преимущественно семантическому анализу высказываний, практически не затрагивается вопрос синтаксического выражения компонентов пропозиции, которое в ряде случаев имеет диалектную специфику, в том числе и в представлении объекта бытования. Так, в среднеобских говорах отмечается несколько форм обозначения объекта наличия/отсутствия1. Специфичной является инфинитивная форма, имеющая пропозитивное значение, подчеркивающая временный, преходя-
щий характер события: Молиться-то не было, а наставление-то было; Раньше не было знакомиться, родители замуж отдавали.
Наблюдается неразличение, нейтрализация форм, описывающих отсутствие и наличие объектов. Применяется прием «переодевания», использование одного вместо другого. Ср.: Пока есь брус-
ницы; Комар, мошка, мокрица – это гнус. Сейчас-то комар нет, уж на убыль пошёл.
Отметим, что в среднеобских диалектах прослеживается та же тенденция, что и в литературном языке, отмеченная Н.Д. Арутюновой: “... в то время как в германских и романских языках прослеживается тенденция к дифференциации сообщений о “большом” и “малом” мирах, в русском языке, напротив, те и другие высказывания часто строятся по одному образцу: принцип бытия применяется в нем и к тому, что есть в мире, и к тому, что есть в человеке, у человека, с человеком и в непосредственном окруже-
1Гордеева О.И.Высказывание как единица диалектного синтаксиса \\ Говоры русского населения Сибири. Томск, 1983.
[376]
нии человека»1. Добавим к этому, что в диалекте еще больше повышается значимость фактора эгоцентричности.
Назначение бытийной модели: а) ввести собеседника в свой мир. Это стремление поддерживается и другими уровнями высказывания, например словообразовательным: У меня тапки есь. Возьми тапчонки; б) подготовить базу для дальнейшего восприятия речи: У нас в деревне был один мужик. Как правило, высказывания бытия предваряют появление высказываний характеризующего и идентифицирующего типов и образуют с ними особую схему коммуникации. Наиболее типичным для среднеобских говоров является также взаимодействие в речи следующих пропозиций: бытия/действия: У бо-
гачёв сеялка была. Руками сеяли из севалки или из мешка; Есть кормовое весло, рулишь вот в корме лодки, в задней части лодки, в корме; бытия/состояния: А потом война сказалась, и голод был, и всё. Голодно было нам, всего не обскажешь; бытия/местонахождения: Тамобязательно кормовщик есть. Оннакорме всё времянаходится, судно правит; бытия/характеризации: Есть долгунец, он вот экый долгий; У нас кот Алёшка. Котёнок нынешний, зимой родился; бытия/движения: Катушка была: катались на санках; бытия/именования: Болото у нас, а тамкочек много. Таккочкарником и зовут. Тамтраву косят.
Отметим тесную связь бытийных высказываний с высказываниями восприятия, поскольку описанию в моделях существования подвергаются те объекты, которые находятся на «среднем» расстоянии от субъекта восприятия (фрагмент мира, внешний микромир человека). Единичными случаями представлены высказывания о внутреннем мире человека, не поддающемся непосредственному наблюдению, а также высказывания о макрокосмосе.
Таким образом, семантическая модель бытия, являющаяся универсальной на потенциальном уровне, обнаруживает ряд особенностей при функционировании, что позволяет ее охарактеризовать как динамическую, вариативную, отражающую особенности осмысления мира носителями диалекта.
1 Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 1976. С.527.
[377]
О.И. Блинова
Народная речевая культура и диалектный словарь*
Настоящая статья является продолжением исследования одной из проблем молодой научной отрасли языкознания – диалектной лингвокультурологии1, а именно проблемы народной речевой культуры (НРК) и специфики её преломления в тексте лексикографического жанра. Частичное освещение в различных аспектах – онтологическом, источниковедческом, лингвоэкологическом – она получила в публикациях автора и его томских коллег2. Специально этой проблеме посвящена статья автора «Народная речевая культура сквозь призму лексикографического текста»3.
Постановка проблемы НРК, как известно, принадлежит Н.И.°Толстому4, а само понятие «речевая культура» определяется
*Работа выполнена при финансовой поддержке Министерство образования и науки
РФ (№ Г02-1.6-109).
1Блинова О.И. Областной словарь как источник изучения народной речевой культуры // Материалы и исследования по русской диалектологии. М.: Наука, 2002. Вып. 1(7). С. 232–233.
2Она же. Аспекты изучения народной речевой культуры // Аванесовский сборник: К 100-летию со дня рождения чл.-кор. АН СССР Р.И. Аванесова / Отв. ред. Н.Н.
Пшеничнова. М.: Наука, 2002. С. 134–139.
3Она же. Народная речевая культура сквозь призму лексикографического текста // Вестник Том. гос. пед. ун-та. Томск, 2005. Вып. 3 (47). Сер. Гуманитарные науки
(филология). С. 78–82.
4Толстой Н.И. Язык и культура. Некоторые проблемы славянской этнолингвистики // Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики.
М., 1991. Ч. 1. С. 2–22.
[378]
как «составная часть культуры народа, связанная с использованием языка»1.
Ядерную зону речевой культуры составляет совокупность речевых средств, представляющих собой результат длительного отбора и совершенствования лучшего, что выработано сотнями поколений говорящих на данном языке. В эту зону входят изобрази- тельно-выразительные средства языка на всех его уровнях, которые и выбраны в качестве опорных в настоящей работе. Целесообразность и правомерность их изучения как объекта НРК, выразителем которой является местный диалект, обусловлена тем, что они широко представлены в диалектной речи, исторически первичной по отношению к литературному языку, органически связанной на протяжении столетий с языком фольклора, где «шлифовались» эстетически значимые средства диалекта, имеющего высокий, народно-поэтический стиль, возникновению которого способствовало эстетическое сознание носителей говоров.
Лексикографический текст в его классическом виде представляет словарная статья со всеми её компонентами: зоной заглавного слова, зоной его толкования, иллюстративной зоной. И в каждой из этих зон и в их совокупности образные, изобразительные средства диалекта предстают с разных сторон, что дополнительно обусловливается типом диалектного словаря.
Лексикографический текст является порождением лексикографического метода, серьёзнейшие преимущества которого состоят в относительно исчерпывающем объеме привлеченных языковых данных, их, как правило, многопараметровая систематизация на базе определённых непротиворечивых теоретических постулатов с использованием единого подхода. Это обеспечивает объективность и глубину получаемых выводов, их новизну и нетривиальность.
Наибольшей насыщенностью изобразительно-выразительными средствами диалекта характеризуются аспектные диалектные словари, в которых лексикографическое воплощение находит одно из
1Гольдин В.Е., Сиротинина О.Б. Речевая культура // Русский язык: Энциклопедия /
Гл. ред. Ю.Н. Караулов. М., 1997. С. 413–415.
[379]
свойств слова или языковой единицы, проявляющееся в соответствующих системных связях, например свойство мотивированности, образности, антонимичности. Выбор этих свойств не случаен, а апробирован на материале опубликованных словарей, в одном из которых отражены мотивационные отношения слов (Мотивационый диалектный словарь: Говоры Среднего Приобья: Томск, 1982–1983. Т. 1–2), в другом – отношения антонимии (Словарь антонимов сибирского говора. Томск, 2003), в третьем – единицы всех языковых уровней с одним и тем же свойством – свойством образности (Словарь образных слов и выражений народного говора. Томск, 2002). Названные словари в большей или меньшей степени объединяет свойство мотивированности лексикографированных в них единиц.
В настоящей статье НРК анализируется по данным диалектного словаря, охватывающего образные единицы, представленные сравнительными оборотами. Это «Идиолектный словарь сравнений сибирского старожила» (ИСС)1. Словарь включает 1744 компаратива: сравнительные обороты, в том числе и логические, сравнительные фразеологизмы и наречия, творительный подобия. В статье рассматриваются только образные сравнительные единицы, характеризующиеся двуплановой семантикой и метафорическим способом её выражения. Классическая структура сравнительного оборота состоит из номинатива, соотносящегося с денотативом сравнения, ассоциата, с которым сопоставляется денотат, и основания сопоставления обозначаемого денотата, например:
Проворная как огонь (Проворна-то кака, не дай бог"; Как огонь; Она как огонь; Прямо шибко уж проворна).
Словарная статья ИСС представлена тремя зонами: заглавной, которую открывает слово ассоциат, предшествуя сравнительному обороту; зоной толкования, где даются и различные пометы, отражающие сферу употребления сравнительного оборота (чужая речь, прецедентный текст, пословицы и поговорки), его коннота-
1Идиолектный словарь сибирского старожила / Сост. Е.В. Иванцова. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2005. 162 с.
[380]