опыт трансформации старопромышленных городов / !Полный текст

ремещаться на новые. Такой жизненный контекст требует новых стратегий приспособления, одной из которых выступает территориальная мобильность. Вместе с тем индивид не хочет (или не может) реагировать на вызовы, которые адресуются ему социальной ситуацией, и остаётся иммобильным. В таком случае актуальным становится изучение факторов «закрепления», или факторов иммобильности.

В качестве объекта изучения территориальной иммобильности в нашем исследовании был избран малый шахтёрский город Краснодон Луганской области Украины. Выбор обусловлен следующими обстоятельствами. Во-первых, малые города в большей степени, чем средние и крупные, пострадали от постсоветских трансформаций, поскольку большинство из них являются монофункциональными, что делает их более уязвимыми. Как отмечает С. Макеев, «тяготы социально-экономического кризиса 90-х годов прошлого столетия в Украине неравномерно распределились между разными социально-профессиональными и поселенческими категориями населения, фактически констатировав новое неравенство, тогда как преодоление кризиса приводит и к исчезновению этой причины неравенства»

[5, с. 38].

Во-вторых, в постсоветских шахтёрских городах происходила реструктуризация угольной промышленности. Переход к рыночной экономике после распада Советского Союза требовал переориентации угольной промышленности, которая открыла бы постиндустриальную перспективу развития. Вместе с тем государственная политика реструктуризации угольной промышленности предусматривала массовое закрытие шахт в Донбассе, которое началось в 1995 г. Следствия этой политики оказались особенно катастрофическими для поселений с монопроизводственной занятостью населения; в Луганской области к этой группе принадлежат 63 шахтёрских города [4, с. 6]. Сокращение градообразующего производства ставит территориальное сообщество в сложные условия выживания, и под вопросом оказывается даже само существование многих шахтёрских городов.

В-третьих, подобно тому как кризисные явления неравномерно распределяются между разными территориально-поселенческими сообществами, так и в регионах Украины с разной скоростью убывает население вследствие миграций. Анализ демографической динамики с начала 1990-х по первое десятилетие 2000-х гг. свидетельствует, что Луганская область

301

находится на втором месте (после Черновицкой) по убыли населения. При этом в Луганской области фиксируется стремительное сокращение количества жителей, имеющее механический характер (т. е. за счёт мигра-

ций) [6].

Исследование, результаты которого излагаются ниже, проводилось методом кейс-стади. В г. Краснодоне было собрано 28 глубинных полуструктурированных интервью с взрослыми представителями рабочих специальностей (40–50 лет), а также были проанализированы местная пресса, данные статистики и история города. Информантами выступали люди, которые имели опыт работы в советские времена, помнили трансформации 1990-х и всё, что происходило в городе в то время, а также вступили в активную трудовую жизнь до 1991 г., то есть люди, историческая память которых содержит информацию и о советских, и о постсоветских временах. Основная цель исследования состояла в выявлении факторов иммобильности, которые действуют на индивидов во взрослом возрасте, «привязывая» их к месту в социальном пространстве, удерживая от территориальных перемещений.

Малый город как контекст ситуации иммобильности

Краснодон – малый город с численностью населения 44 840 чел. – расположен в 50 км от г. Луганска и в 40 км от границы с Россией. Благодаря роману А. А. Фадеева «Молодая гвардия» Краснодон стал известен на территории бывшего Советского Союза, и в этом смысле история города является особой, нетипичной для других шахтёрских городов. О прошлом города сегодня напоминают названия улиц: проспект Молодой Гвардии, квартал Лютикова, улицы Пионерская, Комсомольская. Хотя среди названий улиц и кварталов есть много типичных для советских городов как таковых, но есть и те, что напоминают о событиях Великой Отечественной войны, связанных с героями «Молодой Гвардии». Как отмечает О. Калачёва, названия улиц дают возможность понять объединяющую основу города, его историю, ведь «городские названия – это язык города» [3]. Исследователь, даже вскользь ознакомившись с городскими названиями, может получить представление о промышленности населённого пункта, о его истории, героях, топографии и т. п. Названия краснодонских улиц красноречиво свидетельствуют о том, что современный «язык города» сформировался в период бурного индустриального развития.

302

Шахтёры (и бывшие, и работающие) составляют значительную часть населения города. Именно они, как правило, определяют общественные настроения в городе. Кроме предприятий угольной промышленности,

вКраснодоне до 2001 г. функционировал завод «Юность», работа которого была связана с оборонными заказами. На заводе трудились преимущественно женщины; количество рабочих в разное время составляло до 4 тыс. чел. В советский период политика развития малых монофункциональных городов, в частности шахтёрских, в которых доминирующая отрасль производства требовала привлечения мужской рабочей силы, предусматривала открытие в таких территориальных сообществах дополнительного производства, которое предоставляло рабочие места для женщин [9, с. 29].

Трудовой и жизненный путь респондентов, с которыми проводились интервью, во многом типичен для целого поколения. Некоторые из респондентов родились в Краснодоне, другие же ещё в советские времена переехали в город из разных республик бывшего Советского Союза. Большинство опрошенных после окончания школы поступили в техникумы и получили рабочие специальности, что в целом соответствует советской эпохе, когда система среднего образования ориентировала выпускников скорее на массовые профессии и практические навыки, нежели на получение высшего образования. Значительная часть краснодонцев, преимущественно представителей мужского пола, учились по специальностям, связанным с угольной отраслью, поскольку в монофункциональном населённом пункте система образования работает на обеспечение кадров для доминирующей отрасли города.

Практически во всех интервью этап жизненного и профессионального пути респондентов до 1991 г. характеризовался ими как стабильный и в занятости, и в жизни вообще. Такая оценка особенно характерна для интервьюируемых с шахтёрскими специальностями. Профессия шахтёра

всоветские времена высоко оплачивалась, считалась одной из наиболее

престижных. Выезд на заработки среди жителей изучаемого региона не был распространён; потоки трудовых миграций были направлены преимущественно в Донбасс, а не из него. Лёгкость получения жилья для шахтёров, первая категория обеспечения населённого пункта, стабильная и высокооплачиваемая работа создавали благоприятные условия для «укоренения» населения.

303

Как отмечают социологи, «индивидуальная судьба человека, жизненный путь личности, мера и средства реализации её жизненных планов и программ всегда вплетены в её эпоху, которая есть тот исторический, общественный фон, на котором разворачивается жизнедеятельность индивида» [2, с. 6]. Середина 1990-х гг. вспоминается жителями как наиболее кризисное время в городе и как тяжелейший период жизни. Респондентами упоминались следующие неблагоприятные факторы данного периода: невыплата заработной платы на предприятиях; выдача вместо заработной платы продуктов питания; массовая социальная депрессия и фрустрация, которые проявлялись в случаях самоубийства; голодание среди населения; массовые забастовки шахтёров.

Очевидно, что описанная выше ситуация, сложившаяся в малом шахтёрском городе, – та самая, которую социологи квалифицируют как ситуацию «новых принуждений» [7, с. 3]. Она требует от индивидов реакции в ответ на давление обстоятельств. Одной из стратегий, которую выбирает население, становится стратегия миграций (длительных или кратковременных). Однако, в отличие от исследований мобильной части населения, исследования территориально иммобильных групп не столь распространены, и интерес в данном случае представляют обоснования и оправдания представителями этих групп тех «закрепителей», которые удерживают их в данном территориальном сообществе.

Смыслы территориальной мобильности: обоснование и оправдание

Респонденты в интервью упоминали, что в советские времена

вКраснодон направлялись семьи из России для работы на шахтах. Сегодня

вгороде проживает большое количество выходцев из России, а также их потомки. Трансформации 1990-х в первую очередь «вымывали» из города приезжих, которые относительно недавно прибыли работать на шахты. Это упоминается в сюжетах интервью: «Когда "Суходольськая Восточная"

(шахта. – И. М.-Д.) строилась, здесь очень много квартир дали…Тогда был Советский Союз, генерала из Караганды в объединении поставили. Он начал людей оттуда вызывать, семьями приезжали, квартиры давал. И вот когда эта разруха началась, и они поуезжали назад, кто в Россию, кто это... Коренное население-то не уезжает никуда» (И. Ф., м., 49 лет); «Уезжали те, кто родились в России, у кого родители остались в России. Уезжали, продавали дома, многие просто побросали <…> Люди просто

304

приезжали сюда на шахты, приезжали отовсюду, из всего Союза – из Казахстана, из России, и потом когда начались у нас эти годы проблемные, побросали всё <…> И вот люди уехали в Россию, вернулись на родину»

(Л. К., ж., 47 лет). В литературе, посвящённой изучению механизмов миграции, указывается, что в первую очередь приезжие, а не коренное население, которое родилось и проживало в данной местности всю жизнь, склонны оставлять территории с неблагоприятными условиями проживания [8, с. 20], поскольку выходцев из других регионов связывают родственные и другие связи с бывшими местами их проживания.

Для осуществления мобильности необходимым условием является наличие объективной возможности перемещения, на что указывается социологами в исследованиях механизма индивидуальной мобильности. В качестве объективных возможностей территориальной мобильности рассматривается наличие места переселения, которое респонденты часто связывают с родственными связями: «Я так думаю, что уезжали те, кому есть куда уехать» (И. Ф., м., 49 лет); «У одних, допустим, родственники где-то что-то, а другим просто некуда ехать» (В. П., м., 40 лет); «В основном к родне едут, к родственникам» (Л. А., ж., 50 лет). В большинстве случаев информанты указывали на отсутствие у них объективных возможностей переезда. В первую очередь это нехватка средств для переезда, для покупки нового жилья в другой местности. В исследованиях социальной мобильности жителей шахтёрских городов речь идёт о том, что возможности миграции для них ограничены вследствие проблем с жильём: тяжело продать его в неперспективных поселениях и приобрести в другой местно-

сти [7, с. 181].

Территориальную мобильность респонденты связывают преимущественно с молодостью. В молодом возрасте проще менять местожительство; существует меньше «якорей», которые не дают возможности переме-

щаться: «Я такая, если б моложе была, я может поехала бы куда-то» (Е. Х., ж., 46 лет); «Вы знаете, по молодости, может быть, и уехал кудато…» (А. У., м., 50 лет); «Мы уже из того возраста вышли, чтобы ез-

дить…» (Т. Ф, ж., 45 лет). В целом тема перемены местожительства не является актуальной для людей среднего возраста. В исследованиях социальных перемещений уменьшение темпов мобильности, в частности террито-

305

риальной, связывается с возрастом. Молодость – это определённый ресурс для изменения жизни, это отсутствие многих удерживающих факторов.

Социальные перемещения в общем и территориальные в частности тесно связаны с институтом семьи. Стратегии, которые выбирает один член семьи, иногда могут существенно повлиять на жизненный порядок всей семьи. С одной стороны, семья дает определённые возможности для выезда, может быть ресурсом для перемещения, а с другой, может ещё больше «привязывать» индивида к конкретному месту в территориальном пространстве. В исследовании были выявлены следующие оправдания иммобильности, связанные с семейными соображениями:

необходимость проявлять заботу о родителях преклонного возраста: «Меня золовка приглашала в Белоруссию, и мне можно сейчас уехать… Но я говорю – как я тут брошу родителей <…> я их не бро-

шу». (Е. Х., ж., 46 лет);

забота, поддержка младшего поколения (детей, внуков): «Но я уже чувствую – что нет, не получится (уехать. – И. М.-Д.). Я внуков уже не брошу…(С. К., м., 50 лет); «Сейчас уже не уеду отсюда… Сейчас уже нет, потому что корни мои здесь пущены. Уже всё. Здесь уже мои дети, мои внуки…» (А. А., м., 50 лет).

Другие «якоря» касаются работы, ведь изменение местожительства предусматривает изменение места трудоустройства. В беседах с респондентами возрастной категории 40–50 лет упоминались такие факторы, которые связаны с профессиональной сферой: необходимость доработать до пенсии; сложность найти работу для людей своего возраста в других местностях; необходимость непрерывного стажа. Кроме того, шахтёры самой спецификой своей специальности ограничены на рынке труда, что подчёркивается в исследованиях занятости в шахтёрских регионах [1]. Профессиональные и семейные «закрепители» отнесены нами к группе «институциональных» факторов иммобильности.

Из-за длительного проживания в городе возникает психологическая привязанность к нему. Некоторые информанты указывали на то, что это мешает им изменить местожительство»: «Не уезжают, мне кажется, это уже такие люди, которые к этому привыкли» (Ю. Л., м., 40 лет); «Кудато переехать – уже смысла нет. Осталась привычка, буду жить» (И. Л., м., 40 лет); «Каждый человек привыкает, вот мне кажется, если прожил

306

столько лет… И переехать куда-то – я бы не смогла, например» (В. К., ж., 50 лет). Кроме привычки, которая препятствует выезду, в интервью встречаются сюжеты о любви к городу. Респонденты часто используют прилагательные «родное» или «любимое» относительно своего местожительства. Эти «закрепители» были отнесены к группе «символических»: «Я во-

обще люблю то место, где я родился» (А. В., м., 48 лет); «…я люблю свой город. Поэтому мне, наверное, переезд – я не смогу» (Л. Г., ж., 46 лет); «Я люблю свой город, люблю Украину» (Л. К., ж., 47 лет).

Информанты отмечают, что на протяжении длительного времени проживания в городе им удалось накопить ресурсы разного характера. На это ушли годы, и делать это в другом городе уже нет времени. При этом речь идёт о ресурсах в широком понимании, как материальных (дом, квартира, земельный участок, дача и т. п.), так и нематериальных (репутация,

уважение): «Хоть там, худо-бедно, но у меня квартирка нормальная. Такую я уже нигде не куплю, три комнаты, кухня маловата – ну ничего, можно обходиться. У меня здесь дача хорошая, у меня здесь гараж <…>. Я там этого не построю и не куплю» (А. А., м., 50 лет). Эти ресурсы те-

ряются (полностью или частично) при изменении местожительства, и нет возможности перенести их с собой. Группа «закрепителей» такого характеры была названа «ресурсной».

Знакомства, связи, родственные отношения – все эти формы социальных связей респондентов можно рассматривать как форму социального капитала, который может помочь в разных жизненных ситуациях и который теряет свою ценность при выезде из города: «Здесь меня все знают и я всех знаю» (А. А., м., 50 лет); «Я всю жизнь прожил тут, я всех в городе знаю. И я привык, что у меня есть друзья и всегда помогут… А у вас я приеду – пока я вот это всё наживу, то, что тут есть, – это будет тяжело» (А. В., м., 48 лет); «Мы тут все давно, хорошо друг друга знаем. Все местные, все друг друга знаем, все общаемся. И поддерживаем друг друга, когда что-то случается, все дружно. А так уедешь отсюда – приедешь, там всё новое, новое место, новые люди. Пока освоишься…не знаешь даже, к кому обратиться. Это очень сложно – на новом месте это всё начинать» (В. К., ж., 50 лет). Описанные факторы иммобильности получили название «сетевых».

307

Таким образом, в результате исследования территориальной иммобильности были выявлены четыре типа «закрепителей» или «якорей», под действием которых находятся иммобильные индивиды: «институциональные» (их разновидности – семейные и профессиональные), «символические» (любовь к городу, психологическая привязанность, привычка), «ресурсные» и «сетевые». Прочность «закрепителей» зависит от продолжительности пребывания на определённой позиции, например, от времени работы на предприятии, длительности проживания в населённом пункте. Когда же социальная структура начинает «расшатываться», в первую очередь «выпадают» те её элементы, которые были непрочно «закреплены».

Список литературы

1.Борисов, В. А. Проблема занятости в шахтёрском регионе [Электронный ресурс] / В. А. Борисов, И. М. Козина, И. Н. Тарковская // Социологический журнал. –

1997. – № 3. – Режим доступа: http://www.socjournal.ru/article/348 (дата обращения 17.12.2012).

2.Злобіна, О. Г. Особистість сьогодні: адаптація до суспільної нестабільності [Текст] / О. Г. Злобіна, В. О. Тихонович / НАН України, Ін-т соціології. – Київ : [б. и.], 1996. – 100 с.

3.Калачёва, О. Общие и общественные вещи современного города [Электронный ресурс] // Неприкосновенный запас. – 2007. – № 5(55). – Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2007/55/ka19-pr.html (дата обращения 24.01.2013).

4.Кононов, И. Ф. Кризис и самоорганизация. Шахтёрские города Донбасса в период реструктуризации угольной промышленности: социальное и экологическое измерения [Текст] : монография / И. Ф. Кононов, Н. Б. Кононова, В. А. Денщик.

– Луганск : Альма-матер, 2001. – 144 с.

5.Новые социальные неравенства [Текст] / под ред. С. Макеева. – Киев: Институт социологии НАН Украины, 2006. – 355 с.

6.Палий, Е. Население Украины: проблемы миграции и смертности [Электронный ресурс] // Электронная версия бюллетеня «Население и общество» (2010). – Режим доступа: http://polit.ru/research/2010/01/10/demoscope403.html (дата обращения 02.03.2013).

7.Подвижность структуры. Современные процессы социальной мобильности [Текст] / С. А. Макеев, И. М. Прибыткова и др. – Киев : Институт социологии НАН Украины, 1999. – 204 с.

8.Рыбаковский, Л. Л. Миграция населения. Три стадии миграционного процесса (очерки теории и методов исследования) [Электронный ресурс] / Л. Л. Рыбаковский. – Москва, 2001. – Режим доступа: http://sbiblio.com/biblio/archive/migracia/

(дата обращения 14.02.2013).

308

9.Хорев, Б. С. Проблемы городов [Текст] / Б. С. Хорев. – Москва : Мысль, 1971. – 413 с.

А. Н. Полежаева

Новокузнецкий институт (филиал) ФГБОУ ВПО «Кемеровский государственный университет», г. Новокузнецк

ОСОБЕННОСТИ ПОНИМАНИЯ ПРИРОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ СОЦИАЛИЗАЦИИ

Статья посвящена проблеме определения понятия «гражданская социализация». Делается акцент на раскрытии сущности различных подходов к определению социализации личности в целом через такие понятия как «воспитание», «образование», «развитие личности», «гражданственность». Гражданская социализация рассматривается как одна из составляющих социализации личности.

Одной из актуальных проблем современного гражданского общества в настоящее время является воспитание многогранной личности, разделяющей идею служения обществу. Ввиду этого огромную важность приобретают вопросы осмысления сущности гражданской социализации как важной стороны комплексной проблемы социализации в целом. Речь идёт о воспитании человеческого достоинства, самоуважения и уважения достоинства и прав других людей, способности творческого критического мышления, формирования независимого мнения в обсуждении и решении вопросов, касающихся гражданских свобод и прав сограждан.

Проблема социализации, получая разные терминологические оформления, всегда оставалась актуальной и представляла интерес для теоретического и просто обыденного осмысления уже в силу того, что социализация является единственным и универсальным способом вхождения индивида в социальную жизнь. Чаще всего социализацию рассматривали и изучали с точки зрения педагогики и психологии. Но, несмотря на широкую распространенность, термин социализация до сих пор не имеет однознач-

309

ного толкования среди различных представителей психологической, педагогической и социологической наук.

Так, в системе отечественной психологии процесс социализации представляет собой совокупность всех социальных процессов, благодаря которым индивид усваивает определённую систему норм и ценностей, позволяющих ему функционировать в качестве члена общества [1, с. 274]. Но психологами употребляются ещё два термина, которые порой предлагают рассматривать как синонимы слова социализация: развитие личности

ивоспитание. Признание личности субъектом социальной деятельности придаёт особое значение идее развития личности: ребенок, развиваясь, становится таким субъектом, т. е. процесс его развития немыслим вне его социального развития, а значит и вне усвоения им системы социальных связей, отношений, вне включения в них. По объёму понятия развитие личности и социализация в этом случае как бы совпадают, а акцент на активности личности кажется значительно более чётко представленным именно в идее развития, а не социализации. Но подлинно научное рассмотрение вопроса о социализации ни в коей мере не снимает проблемы развития личности, а, напротив, предполагает, что личность понимается как становящийся активный социальный субъект.

Несколько сложнее вопрос о соотношении понятий социализация

ивоспитание. Термин воспитание употребляется в двух значениях – узком

ишироком. В узком смысле слова термин воспитание означает процесс целенаправленного воздействия на человека со стороны субъекта воспитательного процесса с целью передачи, привития ему определенной системы представлений, понятий, норм и т. д. В широком смысле под воспитанием понимается воздействие на человека всей системы общественных связей с целью усвоения им социального опыта. Субъектом воспитательного процесса в этом случае может выступать и всё общество, и, как часто говорится в обыденной речи, «вся жизнь». Если употреблять термин воспитание

в узком смысле слова, то социализация отличается по своему значению от процесса, описываемого термином воспитание. Если же это понятие употреблять в широком смысле слова, то данные процессы становятся тождественны. Социологический подход к изучению понятия социализация не поддерживает практики обучения кого бы то ни было. Социология по-

310