опыт трансформации старопромышленных городов / !Полный текст

направленность (позитивная или негативная) выразимы как векторная величина. Это, в свою очередь, позволяет определить, во-первых, социальноэкономическую характеристику или эффективность совместной деятельности индивидов в определённом поле социума и, во-вторых, «рычаги» управления социальной напряжённостью как отдельной корпорации, так и индустриального города в целом. Речь идёт о возможности муниципальной власти и менеджмента корпораций контролировать обстановку (конъюнктуру настроений) в процессе социально-экономического развития; при этом акцентировать внимание и использовать (с целью стабилизации) преимущества принципа либо социальной справедливости, либо экономической эффективности – в определённой мере и в определённое время. Полагаясь, конечно же, в выборе и принятии решения в большей мере на собственный опыт, а не на копирование иностранного опыта, которое мы наблюдаем в последние десятилетия.

Как известно, в конце ХХ толетия в США – Р. Рейганом, а в Великобритании – М. Тэтчер были проведены коренные реформы в социальноэкономической сфере. В частности, Рейган провёл реформы в налоговой системе, Тэтчер в политике приватизации производств и диверсификации промышленности. Все три мероприятия – налоговые изменения, приватизация и диверсификация – имели место и в пореформенной России. Однако вот уже третье десятилетие маховик социально-экономического развития продолжает оставаться в положении «покоя», а стратегия всё больше и больше склоняется в сторону «сырьевого придатка мирового рынка», постоянно увеличивая, на латентном уровне, отрицательную по значению социальную напряжённость. Теперь уже всё больше и больше рядовых граждан начинают понимать, что нефть, газ, уголь, лес и др. идут за границу за «рисованные» бумажки – доллары, которые не имеют значения истинной твёрдой мировой валюты, которое имели до демарша, предпринятого французским президентом де Голлем в 1965 г.

Диверсификация (от лат. diversus – разный и facere – делать) производства, согласно экономическим словарям, – это расширение ассортимента, изменение вида продукции, производимой предприятием, фирмой, освоение новых видов производств с целью повышения эффективности производства, получения экономической выгоды, предотвращения банкротства. Акцентируя в данной статье внимание только на диверсификации, ска-

241

жем сразу, что это не дань моде, а необходимость. Возобновление экономического роста в реальном секторе экономики России ставит определённые задачи дальнейшего развития отраслей промышленности. В связи с тем, что экономический рост в какой-то степени произошёл под влиянием эффекта девальвации рубля, развития процесса импортозамещения

ироста чистого экспорта при ощутимом сокращении внутреннего спроса

инезначительном росте инвестиций, осуществление кардинальных изменений в промышленности невозможно без формирования соответствующих рыночным условиям моделей общественного развития инновационного типа. Одним из направлений повышения эффективности работы промышленных предприятий является осуществление диверсификации производства. Сырьевые компании и компании первичного передела продукции создают вертикально интегрированные структуры, производят диверсификацию своего бизнеса. В условиях финансового кризиса диверсификация производства приобретает особое значение. Вместе с тем неправильное проведение диверсификации может привести к крайне негативным последствиям, таким как разрушение технико-технологического единства предприятия, его деспециализации и снижению конкурентоспособности, ухудшению его технико-экономических показателей. Грамотно осуществленная диверсификация производства, наоборот, способствует улучшению экономических показателей предприятия, снижению риска его деятельности, оказывает положительное воздействие на ранее выпускавшуюся продукцию.

Несмотря на то, что первые работы по проблеме диверсификации за рубежом появились еще в 1920-х гг., активное изучение этой темы приходится на 1960–1980-е гг. Появившиеся в начале 1990-х работы российских учёных продолжили разработку вопросов, ранее затронутых их зарубежными коллегами, и были вызваны необходимостью структурной перестройки народного хозяйства России. Однако проблема диверсификации производства ещё недостаточно изучена. Более того, на наш взгляд, наряду с экономическим и политическим аспектами диверсификации, пристального изучения требует и социальный аспект. Часто в качестве примера приводят просчёты властей и менеджмента североамериканского города Детройта – города, «завязанного» на одно монопроизводство в экономической сфере и лишь фрагментарно диверсифицированного в социальной.

242

Индустриальному городу Новокузнецку диверсификация необходима как в плане экономическом, так и в экологическом. Расположенный

вкотловине и имеющий крупнейшие промышленные предприятия в своей черте, город был и продолжает оставаться одним из неблагоприятнейших

вэкологическом отношении мест проживания в стране. С приходом природного газа на мировой рынок в середине 1970-х (с заменой угля на газ) и с последующим закрытием в начале XXI столетия доменного и мартеновского производств на КМК город стал значительно чище. Однако высокая концентрация промышленности (таких гигантов, как КМК, ЗСМК, НКАЗ, НЗФ) в принципе не позволяет выдерживать нормы промышленных выбросов в атмосферу и водоёмы. Лаборатории защиты водно-воздушного пространства вышеперечисленных предприятий «стоят на страже» окружающей среды, но административно подчинены руководству предприятий. Поэтому, несмотря на объёмы работ данных лабораторий, говорить об их эффективности, по меньшей мере, наивно. Необходим внешний контроль со стороны муниципальной власти и, конечно же, общественности. Теперь уже отечественный исторический опыт индустриального развития города показывает, что какая бы «ультрасовременная» техника и технологии ни вводились в целях защиты окружающей среды, в должной мере экологично они работать не будут.

Врамках статьи не представляется возможным основательно рассмотреть социальный аспект диверсификации, стабильности и эффективности без опасения, что стиль изложения будет носить излишне публицистический характер; в то же время игнорировать его значит пренебречь реальностью. К примеру, крупнейшие градообразующие предприятия Новокузнецка – собственность работодателя («Евраз Групп») – в разы сократили персонал предприятий. Из 32 тыс. работников КМК на площадке производства железнодорожного проката осталось менее 4 тыс.; на ЕВРАЗ ЗСМК из 35 тыс. на площадке производства строительного проката осталось менее 22,5 тыс. работников. Омоложение бродяжничества стало обыденным явлением. Вид нормально одетых молодых людей, роющихся

вмусорных контейнерах, уже не удивляет «приличных» горожан. Сегодня социальная проблема занятости выходит на первое место, опережая многовековую проблему голода. Диверсификация (а менеджмент вышеупомянутых предприятий определил это как «структурную перестройку, или опти-

243

мизацию численности») должна, по-видимому, проводиться в сотрудничестве с отечественной наукой и с опорой на собственный страновой и цивилизационный опыт, учитывая, в частности, российский менталитет. В отличие от западноевропейской ментальности с её постоянным стремлением к внешней экономической и политической свободе, ментальность россиянина кажется загадочной в силу пренебрежения россиянина к этой внешней свободе. Западноевропейцу, зацикленному на целесообразности, прагматизме и рациональности, выращенному в лоне традиции индивидуализма (Гоббс, Локк, Смит, Дарвин), трудно признать возможность существования иной внутренней свободы – «свободы воли».

Каждый человек в той или иной мере испытывает противоречивое чувство к обществу. С одной стороны, человек не хочет быть зависимым

ипостоянно, на протяжении всей своей жизни он стремится к свободе, то есть к необременённости социальными связями. С другой стороны, только в обществе человек может удовлетворить жизненно важные (фундаментальные) потребности: питание, продолжение рода, признание. Это внешнее противоречие свободы воли и социальной связи составляет сущность жизненной силы, которая является социально-биологической причиной постоянного напряжённого состояния, его движущей силой – интенцией к деятельности. Россиянин тяготеет к социальным связям и, в той или иной степени осознавая свою зависимость от неё, испытывает «фантомную боль» при её отсутствии. Поэтому и не поддаются рациональному объяснению иррациональная по сути свобода воли россиянина, его вера в силу

исправедливость мира (это слово имеет в русском языке двойное значение: мир как космос – скопление звёзд – и мир как общество – скопление людей). В отличие от вселенской, в определённой мере мистической воли Шопенгауэра, воля россиянина всё же обычная – человеческая, однако она имеет по преиуществу социальную, а не экономическую, специфику.

Западноевропейский механизм индустриализации основан на частной собственности (прежде всего на землю, чего, кстати, в России никогда не существовало) и генетически восходит к принципу индивидуализма, что особенно наглядно демонстрируют такие его элементы, как инновация, модернизация и др. Российский механизм индустриализации зиждется на принципе коллективности и веры в «хорошего» руководителя, то есть стержень этого механизма – командно-административная система, как бы

244

исколько бы её ни ругали. Вера в хорошего руководителя («вот приедет барин – барин нас рассудит») и в социальную справедливость продуцирует высокую положительную социальную напряжённость, то есть энтузиазм.

Следовательно, положительная социальная напряжённость – ключ к стабильному социально-экономическому развитию и к возможности ведения процесса диверсификации в индустриальном городе без социальных издержек: в русле как расширения ассортимента и изменения вида уже выпускаемой продукции, так и создания новых производств. Думается, разумно было бы, не отказываясь от проблемы диверсификации, параллельно рассматривать и альтернативную проблему модернизации, причём непременно сучётом интересов всех социальных слоёв населения города.

Сегодня «локомотивом», движущей силой, наконец, говоря языком времён не столь отдаленных, «гегемоном» экономическогоразвития, вместо рабочего в союзе с крестьянином, является предприниматель. Предпринимателю в конечном счёте и принимать окончательное решение – диверсифицировать или, наоборот, всё более и более совершенствовать действующее производство либо избрать третий вариант, то есть делать то

идругое параллельно. Однако без поддержки населения (которое, кстати, уменьшается), без решения социальных проблем идеи экономического развития могут так и остаться идеями.

Специалисты Международного банка реконструкции и развития на форуме в Санкт-Петербурге, проведённом накануне мирового финансового кризиса, поведали российским журналистам, что, когда они говорили про идеи экономического развития китайским предпринимателям, то у китайцев светились глаза, и не было сомнений, что китайцы слова обязательно воплотят в дело. Эти же идеи, как показалось специалистам банка, российских предпринимателей не взволновали. А идея, как известно, тогда становится силой, когда овладевает массами.

Список литературы

1.Алле, М. Условия эффективности в экономике [Текст] / Морис Алле. – Москва : Наука для общества, 1998. – 304 с.

2.Пригожин, И. Порядок из хаоса [Текст] / И. Пригожин, И. Стенгерс. – Москва : Прогресс, 1986. – 432 с.

245

3.Киселёв, В. И. Социологическое измерение социальной напряжённости [Текст] / В. И. Киселёв //Региональное развитие и политика : материалы регион. науч.- практ. конф. – Кемерово, 2007. – С. 188–190.

Е. В. Лагодина

ФГАОУ ВПО «Южный федеральный университет», г. Ростов-на-Дону

ОСОБЕННОСТИ СОВЕТСКОЙ УРБАНИЗАЦИИ. СПАСЁТ ЛИ КРЕАТИВНЫЙ КЛАСС РОССИЙСКИЙ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНЫЙ ГОРОД?

В статье анализируется актуальное социальное и экономическое явление российской действительности – «креативный класс» – сквозь призму специфики урбанизационных процессов и постиндустриальных вызовов.

Согласно статистике, 62 %1 российских городов затронула советская интенсивная индустриализация. Советская урбанизационная модель рассматривала город прежде всего как производственный ресурс. Учитывая этот факт, наболее актуальные проблемы постсоветских городов в общем схожи: это непривлекательность для жителей, плохая обустроенность, разрастание спальной зоны в сочетании с плохой инфраструктурной освоенностью этой территории. С вхождением страны в постиндустриальное общество большинство заводских построек превратилось в пустующие призраки. Явно назрела необходимость переосмысления промышленных территорий.

В 1970–1980-е гг. целые индустриальные кластеры Европы подверглись упадку. Города, в которых крупные производственные комплексы составляли основную жизненную силу, остро нуждались в новых рабочих местах и новом источнике самоидентификации. Своеобразным решением для умирающих индустриальных анклавов стала переориентация бывших производственных помещений в жилые лофты, офисы, магазины (НьюЙорк, Торонто, Лондон). Мощные промышленные кластеры превратились

1 Статистические сведения приводятся согласно данным Института территориального планирования «Урбаника».

246

ваттракционы индустрии развлечений и туризма: цеха стали площадками для арт-центров и проведения концертов. В городах некогда крупнейшего

вЕвропе угольно-металлургического кластера в немецком Руре проходят музыкальные фестивали и развивается киноиндустрия. Город Эмшер-Парк,

вкотором располагался крупнейший в Руре сталелитейный комбинат, сегодня – город-музей световой рекламы [1]. Западный индустриальный город отжил своё, уступив место нарождающемуся «креативному городу»,

вкотором движущей экономической силой является «креативный класс». Этот термин, невероятно модный в последнее время, предполагает довольно нестандартный слой населения.

Фактически креативный класс – сообщество творчески ориентированных предпринимателей, которые взаимодействуют на замкнутой территории. Именно представители креативного класса прекрасно обживают вчерашние заводы и фабрики, превращая их в места бурлящей активности, полигоны для совместного генерирования идей и общественные пространства. Особенность креативного класса – кажущаяся неоднорость: его представители являются выходцами разных творческих и наукоёмких профессий, но ключевое отличие «креативного класса» заключается в том, что эта общность возникает с целью генерации новых жизнеспособных бизнес-

идей, являющихся синтезом творчества, высоких технологий, моды

икультуры. «Креативный класс» – это не только творцы-бизнесмены, но

исоотвествующие потребители этих продвинутых идей.

Озарождении в России «креативного класса» смело возвещают, опираясь на успешные столичные проекты. Анализу возможности появления «креативного класса» как массового явления будет посвящена эта статья.

Пытаясь понять современное российское общество, важно не забывать тот факт, что советская модель урбанизации существенно отличается от западной. В 1897 г. в России (в современных границах), помимо двух

столиц-миллионеров Санкт-Петербурга (1 265 тыс. жителей) и Москвы (1 039 тыс.) в России было всего 7 городов-стотысячников: третий город страны по величине Саратов (236 тыс. чел.), а также Казань, Ростов, Уфа, Тула, Астрахань, Кёнигсберг. В 1939 г. таких городов стало уже 52. К концу XX в. в России насчитывалось уже 168 городов-стотысячников, в том числе 13 городов-миллионеров и 19 – с населением свыше 500 тыс. чел., в которых было сосредоточено 62 % всех горожан [4, с. 8].

247

Прирост городских жителей обеспечивала сельская миграция, наиболее активная в 1930-е и в 1950–1970-е гг. [3]. Особенностью советской урбанизации стало катастрофическое «разбухание» крупных городов от сельского населения. Города получали такой человеческий приток, который были не способны «переварить» и адаптировать к новому типу жизни. Это послужило одной из причин, почему количественные показатели роста городов сильно отставали от процесса реальной урбанизации. Советская урбанизация была масштабной, плановой, директивно направляемой «сверху». В условиях такого жёсткого прагматизма города приобрели «поселковый» характер. Фактически они представляли собой скопление рабочих посёлков при предприятиях.

Советская модель урбанизации, больше ориентированная на количественные показатели и интенсивную индустриализацию, серьёзно «хромала» в качественном отношении (в плане адаптации сельских жителей к городской среде, формирования городского разнообразия), а сильная тоталитарная властная система препятствовала формированию инициативных местных сообществ. Утверждения городского образа жизни как феномена культуры в СССР не произошло, вследствие чего многие исследователи говорят о феномене «ложной урбанизации» [2]. В так называемый «послеперестроечный период» (конец 1990-х – начало 2000-х гг.) диктат центральной власти исчез, но взамен ему ничего не возникло. Страна как бы зависла в состоянии длящегося безвременья.

Западное общество во многом предопределено альтернативной моделью урбанизации, значительно более длительной по времени, создавшей предпосылки для вызревания гражданского демократического общества с сильными городскими сообществами [7]. «Креативный класс» является специфическим западным феноменом, порождением постиндустриального мира и высокоорганизованной городской среды, которая способна существовать как саморегулирующийся организм, гибко реагирующий на возникающие проблем.

Учитывая тот факт, что реально урбанизация как процесс формирования городской культуры и городского самосознания в России находится в состоянии становления, едва ли в ближайшее время возможно надеяться на возникновение полноценного, а не точечного, сосредоточенного в резервациях столиц и региональных бизнес-инкубаторов, «креативного класса».

248

Список литературы

1.Визгалов, Д. В. Брендинг города [Текст] / Денис Визгалов. – Москва : Фонд «Институт экономики города», 2011. – 160 с.

2.Глазычев, В. Л. От сельской культуры к урбанизации [Текст ] / В. Л. Глазычев // Культура в советском обществе. – М., 1988.

3.Зайончковская, Ж. А. Россия: миграция в разном масштабе времени [Текст] / Ж. А. Зайончковская. – Москва, 1999. – 163 с.

4.Зайончковская, Ж. А. Миграция населения СССР и Россия в XX веке: эволюция сквозь катаклизмы [Текст] / Ж. Зайончковская // Проблемы прогнозирования. – Москва : МАИК «Наука/Интерпериодика», 2000. – С. 3–15.

5.Княгинин, В. Креативная индустрия в пространстве города [Текст] / В. Княгинин // 60 параллель. – 2009. – № 2 (33). – С. 68–77.

6.Креативные индустрии в городе: вызовы, проекты и решения [Текст] : сб. науч. статей студ. и препод. НИУ ВШЭ. – Санкт-Петербург : Левша-Санкт-Петербург,

2012.

7.Меерович, М. Г. Восток и Запад. Две природы урбанизации – два пути принятия решений [Электронный ресурс] / М. Г. Меерович. – Режим доступа: http://www.domik.net/novosti/vostok-i-zapad-dve-prirody-urbanizacii--dva-puti- prinyatiya-reshenij-n168304.html (дата обращения 06.03.2013).

8.Пивоваров, Ю. Л. Урбанизация России в XX веке: представления и реальность [Текст] / Ю. Л. Пивоваров // Общественные науки и современность. – 2001. –

№ 6. – С. 101–113.

9.Осьминкин, Р. Архитектура творчества [Электронный ресурс] / Р. Осьминкин // Журнал «Проект Балтия». – Режим доступа http://www.urban-club.ru/?p=215 (дата обращения 17.02.2013).

В. В. Лыгденова

ФГБУН «Институт археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук», г. Новосибирск

ТРАНСФОРМАЦИЯ СТРУКТУРЫ НАСЕЛЕНИЯ СИБИРИ В ГОДЫ РЕФОРМ (1989–2010 ГГ.)1

1 Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект №13-31-01285.

249

В статье рассматриваются структурные изменения в демографической подсистеме общества Сибири в постсоветский период, анализируются перемены в воспроизводственных и миграционных процессах, динамике численности, возрастном и национальном составе населения, произошедшие под влиянием либеральных реформ.

Социально-экономическая и политическая модернизация нашей страны в конце XX в. оказала огромное влияние на протекающие в обществе демографические процессы. Перестройка хозяйственного уклада во второй половине 1980-х и рыночные преобразования 1990-х гг. привели к крупномасштабным структурным изменениям во всех сферах жизни общества, произошёл распад Советского Союза, в результате которого образовался ряд независимых государств. Для Сибири этот период имел особенное значение. В связи с тем что в освоении и заселении восточных территорий государственные органы играли важнейшую роль, снижение инвестиционной активности и свёртывание практически всех программ хозяйственного освоения этих территорий сразу же сказались на функционировании многочисленных индустриальных центров, созданных здесь за прошедшие десятилетия. В этой связи представляется важным выявить количественные и качественные изменения в составе населения сибирских районов в 1989–2010 гг.

Материалы Всероссийской переписи населения 2010 г. показали, что за период с 1989 г. количество жителей Сибири уменьшилось на 6,3 % – с 24,2 млн чел. до 22,6 млн чел., тогда как по России в целом – только на 2,8 %. Связано это с неблагоприятным положением, которое сложилось в естественном приросте и прежде всего миграции. Уже перепись 2002 г. показала, что численность населения сибирских территорий уменьшалась ускоренными темпами (-3,5 % против -1,3 %) [5, с. 295–348], [6, с. 210–216, 221–262]. Демографический кризис в наибольшей степени отразился на Восточной Сибири. Её сравнительно менее благоприятное географическое положение и особенности предшествующих этапов социальноэкономического и демографического развития привели к тому, что количество жителей с 1989 по 2010 гг. сократилось здесь более чем на 10,0 % (см. табл. 1).

250