Askochensky_V_I_Za_Rus_Svyatuyu

Раздел I. ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ

зость свою. Последние не только не думали переводить из Киева своих училищ, но даже завладели тою школою, которую Петр Могила завел в Виннице1. Коронный гетман Николай Потоцкий свирепствовал над малороссиянами и расположил свои войска около Каменец-Подольска. Напрасно Хмельницкий старался отклонить новое кровопролитие, заклиная поляков Богом живым; сейм определил немедленно начать военные действия, и битва под Берестечком увенчала злобные усилия притеснителей Малороссии. Казаки потерпели страшное поражение, и Киев увидел в стенах своих кровожадные полчища врагов. Пожары, буйства и разорение ознаменовали пребывание князя Радзивила во святом граде.

Обессиленный трудностью и неравенством борьбы, Хмельницкий начал домогаться мира, который и заключен был в Белой Церкви: но этим новым договором уничтожены все выгодные для Церкви православной статьи зборовские и обещана только вообще прежняя свобода епископам, монастырям, училищам и церквам, с возвращением имений, если какие во время последней войны у них отняты.

Не минула эта гроза и Киево-Могилянской коллегии. Угодья и вотчины ее доставались в руки неприятеля, а плацов или дворовых мест, состоявших в ее владении, некому было нанимать2; члены, составлявшие училищное братство, сами бедствовали, обременяемые непомерными налогами и воинскими требованиями, наконец, и Лавра отобрала, по условию, свои вотчины.

В сию тяжкую годину митрополит Сильвестр обратился с ходатайством своим о пособии разоренной коллегии к разным благотворительным лицам. Внимая священному призванию первосвятителя, в одно и то же время

1  Там же. С. 180.

2  Братство училищное, как известно, с дворовых мест своих получало доходы отдачею их мещанам и другим частным лицам на поселение.

111

В. И. Аскоченский

четыре епископа изъявили желание вносить ежегодно известную сумму, в чем и дали, каждый от себя, добровольные записи. Таким образом, Антоний Винницкий, епископ Перемышльский и Самборский, обязался жертвовать сто злотых ежегодно, обещая впредь увеличить свое приношение, как скоро вступит в действительное и спокойное во всем заведывание своею епархией1. То же самое написали: Иосиф Горбацкий, епископ Витебский, Оршанский, Мстиславский и Могилевский, обязавшийся ежегодною дачею коллегии пятисот злотых; Иосиф Чаплиц, епископ Луцкий и Острожский, подписавшийся на столько же, и Дионисий Балобан, епископ Хелмский и Белжский – на двести злотых2. Тогда же коллегия получила от некоей Петронелли Вороничовны Данилевой-Голубовой пляц вороничовский на Подоле3.

Сострадая бедственному положению училища, прежние воспитанники его Епифаний Славеницкий и Арсений Сатановский били челом царю Алексею Михайловичу о позволении приезжать в великую Россию старцам киевобогоявленского училищного братства для сбора подаяний через каждые три года. Великодушный государь, несмотря на то, что за год пред сим (1649) снабдил жалованною грамотою в этом же смысле ректора коллегии Иннокентия Гизеля, благосклонно принял ходатайство ученых мужей и 1650 года разрешил членам киевского братства, вместо прежнего срока шести лет, приезжать через три года. В этой грамоте между прочим определен и беспрепятственный проезд всюду на пути следования просителей от Киева до Москвы и обратно; назначено давать подводы, а при подводах приставов, «и с ними до Москвы посылати детей боярских». На путевые издержки положено давать

1  Памятники. Т. II. С. 198. 2  Там же. С. 201.

3  Описание Киевософ. собора. С. 211. Все эти пожертвования были сделаны в 1650 году.

112

Раздел I. ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ

игумену по осьми денег, «а попом и старцом большим по пяти денег» на каждого, остальным по четыре деньги, а слугам по три деньги на день. На ремонт лошадей повелено отпускать зимою в день по три деньги на лошадь: «А как, – сказано наконец, – того монастыря игумен или старцы пойдут к нам к Москве или с Москвы, и по городам таможенным головам и целовальником, и по мытом мытчиком и по рекам перевозчиком и мостовщиком и губным старостам и целовальником и всяким пошлинником, с тех старцов и с их слуг и с рухляди их мыту и перевозу и мостовщины и тамги и иных некоторых пошлин неимати, а пропущати их безо всякие зацепки. А кто на них и на их слугах что возьмет или чем изобидет, и тем от нас быти в опале, а взятое велим отдати вдвое»1.

Но несмотря на такое милостивое внимание могущественного монарха к нуждам училища, несмотря на все архипастырские попечения митрополита Сильвестра, несмотря, наконец, на то, что в коллегии еще оставались знаменитые наставники могилинского времени, она день ото дня ослабевала и клонилась к упадку. К последнему слову усопшего архипастыря, погрозившего проклятием всякому, кто не станет под знамена защитников отечества, присоединилась вымышленная Хмельницким нобилитация или производство в козаки. Этого почетного титла добивался в то время всякий молодой человек, не принадлежавший собственно к козачеству, ибо оно всегда почиталось некоторого рода шляхетством, и мещанин в понятиях этого воинственного племени стоял гораздо ниже регистрового козака. Производство это разбиралось строго; только природное происхождение или доказательство на заслуги давали право на титло козака. С этою целию в самом Киеве были нобилированы свободные жители, войсковые­ и городовые, которые в прежние времена служили волонтерами, запорожцами и в полках охочекомонных. Получившие

1  Памятники. Т. II. С. 205 и др.

113

В. И. Аскоченский

это звание или, по тогдашнему выражению, нобилитацию, приводимы были к присяге, вписывались в козацкие компуты и считались уже наряду с другими козаками и в одном с ними достоинстве шляхетском.

Можно вообразить, какое волнение произвела эта нобилитация между молодыми людьми, наполнявшими Киево-Могилянскую коллегию. Жажда славы и воинских подвигов, так свойственная юношескому возрасту, кипение свежих, непотраченных сил, просвещенное сознание своих обязанностей к отечеству, невыразимые бедствия его, предсмертное слово Могилы, полные энергии ума и воли универсалы Хмельницкого, наконец, возможность приобрести почетное название бравого казака – все это вместе влекло молодежь из мирной обители просвещения на поле брани, где решался великий вопрос: быть или не быть Малороссии. День ото дня пустели коллегиальные аудитории, и высшие классы едва влачили свое существование, постепенно утрачивая слушателей. Почти то же было и в средних; одни только низшие оставались в полном своем составе, да и то до времени. Достигая полного развития юношеских сил, ученики бросали школьные занятия и уходили в ряды защитников родины.

К несчастью, эти новобранцы дорого поплатились за оставление лелеявшей их коллегии. Битва берестечская для многих из них была последним подвигом: но вместе

стем она решила окончательное присоединение Малороссии к великой России. Видя, что поляки, соединясь с крымским ханом и султаном, грозят погромом всей Украйне, Хмельницкий обратился к царю Алексею Михайловичу и 8 января 1654 года присягнул с приближенными своими на вечное подданство всероссийскому престолу. За ним присягнули и все малороссийские города и местечки, числом до ста шестидесяти шести.

Дошла очередь и до Киева. Хмельницкий был уже там

сдвумя полками – переяславским и киевским и тысячью

114

Раздел I. ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ

русской конницы. Бояре, составлявшие посольство, в сопровождении киевского наказного полковника прибыли к городу 16 января. Девять знамен и тысяча козаков встретили их в десяти верстах за городом; за полторы версты от златых врат выехали митрополит, епископ Черниговский Зосима Прокопович, печерский архимандрит Иосиф Тризна, игумены, наместники и все знатнейшее духовенство. Первосвятитель приветствовал послов речью; шествие возобновилось­ . В Златых Вратах стояло все остальное духовенство с крестами, образами, хоругвями и святой водой. После молебствия в Киево-Печерской Лавре провозглашено было многолетие всему царскому дому, а на другой день вместе с митрополитом присягнул и весь Киев.

Так совершилось событие, слившее воедино два родственные племени и соделавшее Россию страшною врагам и непобедимой! В короткое время после сего Польша лишилась Смоленска, Дорогобужа, Невеля, Могилева, Полоцка, Шклова, Гомеля, Новгород-Северска, Чернигова и многих других городов, падших пред царскими войсками. Оружие их досягнуло до самого Вильна; а между тем Хмельницкий в свою очередь разорял и истреблял все неприятельское от Каменец-Подольска до самого Львова и Люблина.

В одном и том же году окончили земное свое поприще два знаменитых защитника Православия и Отечества: 1657 года 13 апреля скончался митрополит Сильвестр, а 15 августа Зиновий Богдан Хмельницкий. Прискорбна была душа знаменитого иерарха, сходившего в могилу и болезненно зревшего гибельное нестроение возлюбленной им страны. Сам «от ляхов всячески обнажен и нищетен зело», он был свидетелем упадка и того вертограда, который был передан ему в красоте и плодоносии великим предместником Могилою и в котором когда-то и сам он был ревностным делателем...

<…>

115

В. И. Аскоченский

История Киевской духовной академии

по преобразовании ее в 1819 году

Курс четырнадцатый

1847–1849

<…>

Амфитеатров Яков Косьмич родился 1802 года в Орловской губернии, Кромского уезда, в селе Высоком, где отец его был сначала причетником и через 25 лет церковнослужительской службы священником. На седьмом году от рождения Яков Косьмич начал учиться русской грамоте под руководством своего дедушки. Жалея внучка, почтенный старец не слишком заботился о том, чтобы поскорее окончить домашнее учение, и старался длить его, сколько возможно, чтобы дитя, по его понятию, укрепилось и возмужало для перенесения многотрудной семинарской жизни. Счастливому баловню свободной жизни предстояла бурса. «Больно вспомнить, – говорит товарищ и родственник нашего ученого, – о прежней Севской семинарии! В ней воспитывалось около двух тысяч детей. Семинария эта была на расстоянии от города около 300 саженей, окруженная со всех сторон болотами, в то время непроходимыми, свирепствовавшими лихорадками и сильными горячками. Сколько детей здесь померло! Сколько вышло их с хроническими болезнями!» Не мудрено, что дедушке тяжело было отпустить любимого своего внучка почти на верную смерть; оттого-то более четырех лет держал он его при себе, занимая Часословом и Псалтырем. Но время уходило, и ребенку пора было поступить в учи-

116

Раздел I. ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ

лище. Сентября 5 1814 года Яков Косьмич принят был в семинарию, в низшую Элементорию, где преподавались латинская и русская грамматики, но более всего обращаемо было внимание на чистописание, почему и наставники особенно отличались искусством в последнем деле. Обратив на себя благосклонный взор педагогов, Яков Косьмич

вследующем же году, не в пример прочим, переведен был прямо в третий класс, именовавшийся Грамматикою. Такой лестный переход потребовал от питомца больших усилий; ему показалось мало сравняться со своими новыми товарищами; он захотел опередить их, – и «резвое дитя», любившее игры, принялось за работу и через полгода сидело уже на втором месте, в звании цензора. В 1816 году Амфитеатров переведен был в Синтаксис, и хотя научные предметы здесь были те же, что и в прежнем классе: но воспитанники, по запискам наставников, уже знакомились с правилами словосочинения и чрез постоянные оккупации получали навык излагать чужие мысли приличными фразами и выражениями. Амфитеатров был из тех, которые лучше прочих поняли эту умную методу учения. Он ревностно занимался переводами с латинского на русский язык и, почувствовав в себе более сил и способностей, чем сколько требовалось для грамматического класса, стал посвящать свободное от уроков время чтению задачек учеников Поэзии и Риторики, даже сам решался писать кое-что из подражания высшим себя воспитанникам. Наставники отличали его перед всеми: но чем более Амфитеатров чувствовал себя усовершавшимся, тем скромнее и строже становился к самому себе, стараясь быть незамеченным. В 1817 году он переведен был в Орловское училище и, по окончании двухгодичного курса, поступил в семинарию. Судьба послала ему разумного и опытного руководителя

водном из старших воспитанников семинарии, который, сразу постигнув своего подначального, старался ознакомить его с лучшими классиками, перечитывал его задачки

117

В. И. Аскоченский

и, не исправляя ни одного слова, замечал встречавшиеся погрешности и строго требовал отчета во всем прочитанном. Не мудрено, что при таком надзоре, при данных Богом и развитых собственными трудами способностях Амфитеатров стал первым учеником в классе Словесности. Но с поступлением своего педагога в Киевскую академию Амфитеатров вдруг переменил образ своих занятий. Он перестал ходить на лекции, извиняясь болезнью, писал задачи только для порядка и чтобы избежать взыскания – и кончилтем,чтоначальство,переменивобнемсвоемнение, низвело его во второй разряд воспитанников. Амфите­ атров не заботился об этом. Пристрастившись к чтению, он занимался выписками из прочитываемых им книг и междупрочимпереводилбуколикиВиргилия,пробуясилы свои в стихотворстве. Всей душой полюбив науки, Амфитеатров решался было еще остаться в среднем отделении семинарии: но архипастырский совет ближайшего родственника его, преосвящ. Филарета, епископа Калужского (впоследствии митрополита Киевского), [1] удержал его от такого намерения. «Мне очень приятно, – писал 30 июня 1823 года нежно-заботливый пастырь, – что вы имеете ревность к наукам. Просвещение истинное есть величайший дар Божий человеку. Но мне не очень нравится желание ваше остаться на другой курс в философском отделении и особенно заняться математикою. Лучше займитесь учением богословия как нужнейшим для всякого христианина, и особенно для тех, которые призываются на служение алтаря Господня. Я бы желал, чтобы вы более успели в греческом и еврейском языках. Вот вам мой совет: постарайтесь с отличным успехом окончить курс наук в семинарии, и, может быть, Богу угодно будет, что вы назначены будете в академию; там и философию выслушаете еще, и математикою займетесь в свободное от важнейших и нужнейших для вас предметов время». Послушный пастырски родственному слову, Амфитеатров перешел в класс богосло-

118

Раздел I. ЦЕРКОВНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ

вия, но мало встретил там того, что советовал ему изучать просвещенный архипастырь. Преподавание главных предметов еще шло кое-как: но языки греческий и еврейский оставались и без наставников, и без слушателей. Значит, досужного времени оставалось много, и юный питомец науки принялся за самостоятельную работу. Перечитав все школьные учебники, он обратился к Св. Писанию и к природе – этим двум никогда невычитываемым книгам, где в каждой букве более смысла, чем в пышных системах блуждающего ума человеческого. Но мысль о поступлении в академию ему и в голову не приходила; единственною целью его занятий было – приготовить себя к достойному служению алтарю Господню и занять со временем место своего родителя. С этим скромным желанием окончил он курс семинарии и удалился на спокойное житье в дом своих родителей. Помогая им в трудах, Амфитеатров теперь разумно-сознательным взором смотрел на природу и во всяком явлении ее искал внутреннего значения, так глубоко осмыслившего потом как всю жизнь его, так и каждую строку художнического его пера. Естественные перемены года, метеорологические явления, сельские работы – все говорило душе его тем языком, который понятен только человеку неиспорченному, умеющему видеть в мире Божием силу, премудрость и благость вся Создавшего.

Но посреди сельских занятий и спокойного самоуглуб­ ления вдруг приходит к Амфитеатрову предписание семинарского правления собираться и ехать в академию. Горько плакалон,видялюбимыепланысвоинеосуществившимися и, может быть, с переменою обстоятельств долженствовавшие совсем измениться. Неохотно и со скорбью прибыл он в Киев и опять услышал здесь утешительное слово пастыряотца. «Напрасно ты так скорбел, – писал Амфитеатрову преосвящ. Филарет 25 ноября 1825 года, – когда Промысл Божий назначил тебя к высшему образованию и служению Церкви Его святой. Поучись безропотно и беспрекословно,

119

В.И. Аскоченский

вкротости духа, повиноваться велениям Господа, Который так милосердо об нас печется. И сие повиновение положи

втвердое основание твоего просвещения. Только старайся приобресть евангельское просвещение». Руководя таким образом питомца своего, высокий покровитель в продолжение всего академического курса снабжал его то денежными вспоможениями, то драгоценными советами, то отеческими приветствиями и благожеланиями, даже будущность его составляла предмет заботливости архипастыря. Преосвященный Филарет желал иметь Амфитеатрова при себе и с этою целью намеревался открыть в Казанской семинарии другой класс философии, но спокойно отказался потом от своего желания, когда Яков Косьмич, по окончании в 1829 году курса и по возведении на степень магистра бого­ словия и словесных наук, оставлен был бакалавром академии. «От всей души, – писал архипастырь, – поблагодарил я Господа Бога, давшего тебе помощь так счастливо окончить курс академического учения. Не скорби о том, что ты не

вКазани, а в Киеве. Мне, действительно, хотелось видеть тебя в здешней семинарии, но я всегда соблюдаю правило: следовать Промыслу о нас Божию, а не предварять оный нашими распоряжениями, ибо то для нас самое лучшее, что Господь Бог устраивает. Теперь ясно вижу, что служение тебе назначено в академии, а не в семинарии, и доволен собою, что нигде не настоял о назначении тебя в Казань, а ожидал, как Господь Бог устроит судьбу твою. Продолжай порученное тебе служение пред очами Господа в полном спокойствии духа. Мне очень приятно, что ты займешься церковным красноречием. Для верного в сем успеха советую тебе читать более всего творения св. Отцев Церкви, а наипаче св. Златоуста. Из сих только святых источников можно почерпать изобильно воду чистую для напоения душ, искупленных кровию Христовою».

Всей душой, всей силой своего ума и воли принял Амфитеатров внушения мудрого архипастыря, и кафедра

120