!Учебный год 2024 / Sistema_logiki_sillogicheskoy_i_induktivnoy_Mill

18.Philosophy of Discovery. P. 263, 264.

19.Ibid. P. 277.

20.Ibid. P. 265.

21.Ibid. P. 269.

22.Ibid. P. 241-247.

23.См. относительно этого вторую главу настоящей Книги.

Книга III. Глава X

1.В этом учении Милля есть некоторая неясность. Конечно, «смерть», как общий и отвлеченный

факт, может зависеть от весьма многих различных причин; но всякое «данное следствие» в его конкретном виде, в полном объеме всех его признаков и деталей, может объясняться только одной причиной: только с одной причиной могут согласоваться все эти признаки и детали. Как совершенно справедливо указывает Минто (Логика. 6 изд. рус. пер. С. 428), «когда мы говорим, что смерть может происходить от множества причин, — от яда, выстрела, от ран, от болезни того или другого органа, мы думаем о смерти вообще, а не о каком-либо частном ее случае,

подлежащем рассмотрению. Кащый из этих частных случаев столь резко отличается от других по своим признакам, что допускает только одну комбинацию причин». Милль упускает из виду, что различные причины «одного и того же* явления действуют различным образом.

Не совсем удобна также и буквенная схема, применяемая здесь Миллем. «Множественность причин» всякого явления делает то, что следствие а может зависеть как от А (в одних случаях),

так и от В или от С или от Е (в других). Менадутем корреспондирующие буквенные обозначения (А — а, В — Ь и т.д.) были введены специально для обозначения связанных друг с другом причин и следствий, так что — в связи с этой первоначальной мыслью — представляется невозможным, чтобы следствие зависело от чего-либо другого, кроме А. Было бы удобнее,

если бы Милль возможные множественные причины следствия а обозначал не через В, С, Е,

а через Аь А2, А3 и т.д. — В.И.

2.См. выше, гл. VI, § 1.

3.Милль употребляет в этом месте термин nomenclature; но несколькими строками ниже пере­ ходит на более подходящий здесь термин: терминология. — В. И.

4.Цдва ли, по-видимому, надо говорить, что слово ударять, как общий термин для выражения столкновения сил, употреблено здесь фигурально, а не для указания на какую-либо теорию касательно природы силы.

5. Essays on some Unsettled Questions of Political Economy. Essay V.

6.Проф. Бэн справедливо заметил, что, если методы сходства и различия в таких случаях непри­ ложимы, зато в них оказывается не совсем неприменимым метод сопутствующих изменений. «Если окажется, что при изменении одной причины изменяется также одно следствие, то эти причина и следствие могут быть выделены, как бы ни был сложен случай. Так, когда мы видим, что аппетит увеличивается вместе с холодом, это указывает нам на связь между этими двумя фактами, хотя бы в том же самом направлении действовали и другие обстоятельства.

Вявлении приливов можно с известной точностью указать роль Солнца и Луны на основании изменений величины этого явления в зависимости от положений этих двух притягивающих тел. Путем ряда опытов по методу сопутствующих изменений, имевших целью определить вы­

деление азота из человеческого тела при различных степенях мускульной работы, д-р Паркс пришел к замечательному заключению, что мускулы увеличиваются в объеме во время работы и уменьшаются во время последующего покоя». (Logic. II. 83).

Без сомнения, часто бывает возможно выделить влияющие причины из значительного числа просто сопутствующих обстоятельств, замечая, каковы те предыдущие, за изменениями которых получаются те или другие изменения в следствии. Но если влияющих причин много и ни одна из них не имеет сильного преобладания над остальными, особенно же если некото­ рые из этих причин постоянно изменяются, то едва ли когда можно бывает проследить такое соотношение мезаду изменениями следствия и изменениями какой-либо одной причины, ко­ торое дало бы нам возможность определить настоящее участие этой причины в произведении данного следствия.

отсталое состояние современной ему физиологии, сравнительно даже с общественными на­ уками. Оказалось, что эти трудности и несовершенства имеют значение не для физиологии вообще, а только в том ее виде, какой она имела в течение первой половины XIX века. С тех пор множество эмпирических законов физиологии «объяснены* и «разложены* на явления физические и химические; широкое применение эксперимента и в частности опытов над животными, громадное накопление клинического и паталого-анатомического материала, не­ обыкновенные успехи соответствующих отделов химии, усовершенствование всей техники исследований, открытие трудами Пастера и его последователей целого мира микроорганиз­ мов, — все это бросило совершенно новый свет на многие физиологические и патологические процессы и в корне изменило значительную часть прежних воззрений. — В. И.

4.В хирургии давно существовало обобщение, что тугие повязки имеют свойство предупре­ ждать или уничтожать местное воспаление. Когда, с прогрессом физиологических знаний, эта последовательность была сведена к более общим законам, д-ру Арнотту удалось сделать важное хирургическое нововведение: а именно, ввести лечение местного воспаления и опу­ холей равномерным давлением пузыря, содержащего в себе некоторое количество воздуха. Такое давление, устраняя приток крови к надавливаемой части тела, не дает пищи воспале­ нию или опухоли: при воспалении давление уничтожает раздражение, при опухолях же оно, задерживая приток питательной жидкости, делает то, что всасывание материи перевешивает ее образование и болезненная масса постепенно всасывается и исчезает.

5.Впоследствии автор этого очерка объявил себя, и он был перепечатан в Miscellanies м-ра Мартино.

6.Dissertations and Discussions. Vol. 1. № 4.

7.Это написано ранее возникновения новых воззрений на отношения меаду теплотой и меха­ нической силой; но эти воззрения скорее подтверждают высказанные в тексте соображения, нежели противоречат им.

Книга III. Глава XIV

1.В той, весьма ценной, главе своей Logic, которая посвящена этому вопросу (II, 121), проф. Бэн верно заметил, что, «так как научное объяснение и индуктивное обобщение представляют из себя одно и то же, то пределы объяснения составляют в то же время и границы индук­ ции*, и что «границами для индуктивного обобщения служат пределы сходства или общности фактов. Индукция предполагает подобие между явлениями; когда такое подобие открыто, оно подводит явления под то или другое общее для них выражение. Сходство земной тяжести с не­ бесным притяжением дает возможность суммировать эти два явления в одно. Сходство между капиллярным притяжением, процессом растворения, действием цементов и проч. позволяет считать все эти случаи чем-то не множественным, а единым — одним звеном причинной связи, действием одного и того же фактора... Точно так же и ответ на вопрос о том, можем ли мы подвести само тяготение под какой-либо закон высшего порядка, должен зависеть от фактов. Нет ли каких-либо других сил, которые в настоящее время считаются отличными от тяготения, но которые мы можем надеяться поставить в родственную с ним связь, так чтобы оно составило с ними некоторое единство высшего порядка? Тяготение есть притягивательная сила; другая ве­ ликая притягивательная сила есть сцепление, сдерживающее вместе атомы твердого вещества. Не можем ли мы объединить эти две силы в еще более высоком единстве, которое нашло бы се­ бе выражение в каком-либо более широком законе? Конечно, можем; но это будет совершенно бесполезно. Эти два вида силы сходны в одном: в притяжении (agree in the one point, attraction). Но они не сходны ни в каких других отношениях; в самом характере притяжения они настоль­ ко расходятся друг с другом, что мы должны для каждого из них установить совершенно особые законы. Тяготение свойственно всей материи и в одинаковых массах материи, какого бы рода они ни были, имеет одинаковую величину; далее, действие тяготения подчинено определенно­ му закону распространения в пространстве из точки (обратная пропорциональность квадрату расстояния); наконец, тяготение оказывает свое действие на неограниченные расстояния, — оно не подлежит ни уничтожению, ни изменению. Сцепление, напротив, в каждом отдельном веществе имеет особый характер; оно уменьшается в зависимости от расстояния гораздо быст­ рее, нежели обратно пропорционально квадрату этого последнего, и совершенно исчезает уже на очень незначительных расстояниях. Таким образом, эти две силы недостаточно родственны

друг другу для того, чтобы их можно было обобщить в одну. Такое обобщение было бы призрач­ но: различие мелоду ними все-таки сделало бы из них две силы, и исследование одной ни в чем не упростило бы явлений другой, как это имело место при обобщении силы тяготения».

Таким образом, к тому, что сказано в тексте о непереходимой границе объяснения законов природы, надо прибавить еще некоторое дальнейшее ограничение. Хотя в тех случаях, когда подлежащие объяснению явления не имеют меаду собой различия по своей природе, попытку отнести их к одной и той же причине надо признать с научной точки зрения законной,

однако для успеха такой попытки необходимо показать, что причина эта может производит данные явления по одному и тому же закону. Иначе единство причины останется простой догадкой, обобщение окажется лишь номинальным и не уменьшит числа конечных законов природы.

2.Cours de Philosophie Positive. II. 656.

3.См. выше, гл. XI кн. III.

4.Philosophy of Discovery. P. 185 seq.

5.Comte. Philosophie Positive. II. 434-437.

6.В качестве примера законной гипотезы, как она здесь охарактеризована, справедливо приво­ дили гипотезу Бруссэ, который, основываясь на вполне рациональном принципе, что всякая

болезнь коренится в той или другой определенной части организма, смело предположил, что некоторые лихорадочные заболевания, локализация которых в теле не была установлена и которые потому назывались конституциональными, возникают в слизистой оболочке пище­ варительного канала. Теперь, правда, это предположение считают ошибочным. Но Бруссэ был вправе сделать его, так как, выводя следствия из своего предположения и сравнивая их с симп­ томами указанных болезней, он мог быть уверен, что гипотеза его будет опровергнута, если она не основательна, и был вправе ожидать, что сравнение ее с фактами окажет ему существенную помощь в деле построения другой, более согласной с наблюдаемыми явлениями, гипотезы.

Всеми принятое теперь положение, что Земля есть естественный магнит, было первона­ чально гипотезой знаменитого Шльберта (1540-1605 гг., медик королевы Елизаветы англий­ ской и короля Иакова I; его сочинение De magnete. — В. И.).

Другую гипотезу, против законности которой нельзя сделать никакого возражения и ко­ торая вполне пригодна для того, чтобы осветить путь научного исследования, представляет из себя высказываемая некоторыми новейшими писателями мысль, что мозг представляет собой вольтов столб и что каледая из его пульсаций есть разряд электричества в организме.

Было замечено, что ощущение, производимое в руке биением мозга, имеет большое сходство с ударом гальванического тока. Шпотеза эта, если ее провести в ее следствиях, могла бы дать вероятное объяснение многим физиологическим фактам, и можно надеяться, что со временем мы настолько поймем условия гальванических явлений, чтобы быть в состоянии проверить истинность этой гипотезы при помощи наблюдения и эксперимента.

Попытка локализовать в различных областях мозга различные душевные способности и склонности была, со стороны ее первоначального автора, законной научной гипотезой. Мы не должны поэтому порицать Галля за те крайне непрочные основания, на какие он часто опирался в этом процессе, по необходимости имевшем харакгер попытки; мы можем сожалеть только о том, что материал, едва достаточный для первой грубой гипотезы, поспешили пере­ работать в некоторое пустое подобие науки. Если действительно существует связь мелоду силой душевных способностей и различными степенями сложности центральной нервной системы, то самым подходящим средством для выяснения сущности этой связи, вероятно, было бы именно предварительное построение гипотезы, подобной гипотезе Галля. Только вследствие особой природы рассматриваемых здесь явлений, проверка всякой подобной гипотезы сопря­ жена с такими затруднениями, которых френологи не были в состоянии не только преодолеть, но и просто оценить.

Замечательная теория Дарвина о происхождении видов также дает прекрасный пример законной гипотезы. То, что он называет «естественным подбором», есть не только vera causa,

но и такая причина, которая, как доказано, способна производить следствия, однородные с те­ ми, какие ей приписывает гипотеза: вопрос о возможности всецело сводится здесь к вопросу о степени. Неразумно обвинять Дарвина (как это делали) в нарушении правил индукции. Пра­ вила индукции имеют дело с условиями доказательства. Дарвин никогда не утверлодал, что его

учение доказано. Он был связан требованиями и правилами не индукции, а гипотезы. А эти последние редко бывали выполнены в столь полной мере. Дарвин открыл многообещающий путь для исследований, результатов которых никто не может предвидеть. И не составляет ли чуда научного знания и таланта, что столь смелую мысль, которую кащый, по первому по­ буждению, прямо отвергал, стали допускать и обсузвдать, хотя бы только в виде догадки?

1.Whewell. Philosophy of Discovery. P. 275, 276.

8.Принятию гипотезы о физической среде, проводящей свет, всего более способствовал тот достоверный факт, что свет проходит пространство, т. е. что он сообщается не мгновен­ но, а требует для этого некоторого времени (чего нельзя доказать относительно тяготения), и что он задерживается промежуточными предметами (чего не бывает с тяготением). В этих отношениях световые явления аналогичны явлениям механического движения твердого или жидкого вещества. Но мы не вправе принять, что механическое движение есть единственная сила в природе, обладающая такими признаками.

9.Philosophy of Discovery. Р. 274.

10.Ibid. P. 271.

11.Ibid. P. 251 и все прибавление G.

12. В самой последней переработке своей теории {Philosophy of Discovery. P. 331) д-р Юэль делает по вопросу о среде, передающей свет, такую уступку, которая, если ее взять в связи с остальным его учением по этому вопросу, не совсем, признаюсь, понятна для меня, но которая делает значительный шаг к устранению всего разногласия между нами, если только уже на самом деле не устраняет его. А именно, д-р Юэль защищает против сэра Уильяма Гамильтона положение,

что всякая материя весома. Доказывая противоположное, сэр Уильям ссылается на светонос­ ный эфир и на тепловую и электрическую жидкости, «которых, — говорит он, — мы не можем ни лишить вещественного характера, ни облечь признаком веса». «На это, — продолжает д-р Юэль, — я скажу следующее: именно потому, что я не могу облечь этих агентов признаком веса, я и лишаю их вещественного характера. Это — не вещества, не субстанции, а факторы, агенты. К этим невесомым агентам неправильно прилагать название невесомых жидкостей.

Это, как мне кажется, уже доказано мною». Такое рассуждение имеет вполне философский характер. Но если светоносный эфир не есть материя, притом материя жидкая, то какое же значение имеет его волнообразное движение? Может ли волнообразно двигаться такой фак­ тор? Могут ли попеременно двигаться взад и вперед его частицы? Разве вся математическая теория волнообразного движения не предполагает для него материальной основы? Разве она не есть ряд дедукций из известных уже свойств упругих жидкостей? Такое мнение д-ра Юэля сводит волнообразное движение к образному обороту речи, а теорию световых волн — к положению, с которым все должны согласиться: а именно, что передача света совершается по законам, имеющим поразительное и замечательное сходство с законами волнообразного движения. Если д-р Юэль имеет в виду защищать это учение, то у меня с ним нет никакого разногласия относительно занимающего нас сейчас вопроса.

Книга III. Глава XVI

1.Вместо «атомов» (atoms) Миллю следовало бы сказать здесь «молекул». — В. И.

2.Так, вода, в которой восемь десятых (по весу) кислорода, растворяет большинство тел, содержа­ щих значительный процент этого газа: все азотнокислые соли (в которых заключается больше кислорода, чем во всех других средних солях), большинство'солей сернокислых, многие из уг­ лекислых и т. д. Точно так же тела, состоящие в значительной степени из горючих элементов, например, водорода и углерода, растворимы в веществах, имеющих такой же состав: так,

смола растворяется в алкоголе, деготь — в скипидаре. Это эмпирическое обобщение далеко не обладает всеобщей истинностью, благодаря тому, без сомнения, что оно представляет собой лишь отдаленное (а потому легко парализуемое) следствие общих законов, скрытых слишком глубоко для того, чтобы мы могли проникнуть до них в настоящее время. Но со временем оно укажет, вероятно, такие способы исследования, которые поведут к открытию этих законов.

3.Или, по теории Лапласа, Солнца и его вращения.

4.См. выше, гл. V кн. III, § 7.

Книга III. Глава XVII

1.См. выше, гл.Х кн. III, § 2.

2.В предшествующем рассуждении мы говорили о среднем результате, как если бы это было

совершенно одно и то же, что и среднее арифметическое. Но в индуктивном исследовании средний результат не есть арифметическая средняя, хотя при пояснении теории общеиз­ вестными примерами разницей меэвду этими терминами можно пренебречь. Если уклонения

водну сторону от арифметической середины гораздо многочисленнее, чем уклонения от нее

вдругую сторону (которые менее многочисленны, но зато крупнее), то следствие постоянной причины, в противоположность причинам переменным, не будет совпадать с арифметической средней; оно должно быть меньше или больше ее, в зависимости от того, на какой стороне окажется большее число случаев уклонения. Это вытекает из той истины, установленной как индуктивным, так и дедуктивным путем, что незначительные уклонения от истинной середины встречаются гораздо чаще, чем значительные. Согласно математическому закону, «наиболее вероятно то определение одного или более неизменных элементов в наблюдении, в кото­ ром сумма квадратов отдельных аберраций» (или уклонений) «имеет наименьшую величину*.

См. изложение этого принципа и общедоступное объяснение его оснований у Джона Гершеля, в его рецензии на сочинение Кетлэ «О вероятностях», Essays. Р. 395 sqq.

Книга III. Глава XVIII

1.Essai Philosophique sur les Probabilities, пятое парижское издание. С. 7.

2.Мне кажется даже, что в громадном большинстве тех случаев, где нет никаких данных, осно­ ванных на специальном опыте или на особом умозаключении, исчисление случайностей вовсе не может иметь места вследствие полной невозможности указать какой-либо принцип, кото­ рый послужил бы руководством для составления перечня возможностей. В случае с цветными

шарами для нас вовсе не трудно сделать этот перечень, так как мы сами определяем, каковы будут у нас возможности. Но предположим случай, более близкий к тем, какие встречаются в природе: пусть в ящике будут шары не трех, а всех возможных цветов, и пусть нам не будет известно, насколько часто встречаются в природе или в произведениях искусства одни цвета сравнительно с другими. Как можно сделать здесь перечень случаев? Следует ли каждый от­ дельный отгенок считать за особый цвет? А если следует, то должно ли служить здесь мерилом обыкновенное зрение, или же зрение развитое — например, зрение художника?-От ответа на эти вопросы зависело бы в данном случае решение того, как оценить шансы против како­ го-либо отдельного цвета: будет ли это десять, двадцать, или же, может быть, пятьсот шансов на один. Меяеду тем, если бы мы знали из опыта, что данный цвет встречается в среднем известное число раз на каждую сотню или тысячу случаев, то нам ничего не надо было бы знать ни о частоте повторения, ни о числе других возможностей.

3.Prospective Review. 1850. Февраль.

4.«Если это неверно, то почему мы чувствуем, что первый случай создает гораздо большую вероятность, чем всякий отдельный последующий случай? Разве не потому, что первый случай указывает нам на возможность данного события (на адекватную ему причину), между тем как всякий дальнейший случай показывает только то, насколько часто встречаются нужные для этого события условия? Если не предполагать никакого отношения к причине, то его возможность не имела бы значения; между тем ясно, что ранее того, как данное событие случилось, мы могли предполагать его невозможным, т. е. могли думать, что в действительном мире не существует никакой физической энергии, способной произвести его... После же пер­ вого раза, который (как доказательство возможности) для вероятности вообще важнее всякого другого отдельного случая, число раз приобретает значение в смысле указания интенсивности или распространенности причины и ее независимости от условий всякого отдельного случая. Положим, например, мы берем тот или другой опасный прыжок и желаем оценить вероятность того, возможно ли его удачное повторение известное число раз. Наибольшее значение имеет первый раз, показывающий возможность такого прыжка вообще (прежде сомнительную). Вся­ кий же последующий прыжок показывает, что способность к нему теперь уже в большей степе­ ни зависит от самого прыгающего, что она больше и постояннее, так что искомая вероятность увеличивается. Никому в этом случае не пришло бы в голову умозаключать прямо от одного слу­ чая к следующему, не касаясь той физической энергии, какую выражает собой каэдый прыжок.

Не ясно ли отсюда, что мы (вернее — „мы, при развитом состоянии нашего знания“) никогда не заключаем непосредственно от наличия того или другого случая к вероятности его повто­ рения, что мы обращаемся тогда к причине его, видим в прошлых случаях указание на нее,

иэту причину рассматриваем как руководство в будущем?* (Prospective Review. 1850. Февраль).

5.Только что цитированный писатель говорит, что оценка случайностей путем сравнения числа случаев, в которых данное событие встречается, с числом случаев, где оно не встречается, «была бы вообще совершенно ошибочной*, что это — «не настоящая теория вероятности*. Во всяком случае, такая оценка служит основанием для страхования и для всех тех исчислений случайностей в практической жизни, которые так часто оправдываются на опыте.

Он высказывается против такой теории потому, что «на основании ее надо признать неизбежным такое событие, которое до сих пор никогда не обманывало ожиданий; между тем, это будет совершенно неверно, даже при очень значительном числе постоянных повторений этого события». Но указанное обстоятельство не составляет недостатка какой-либо отдельной теории; оно присуще всякому учению о случайностях. Никакой принцип их оценки не может принимать во внимание случаев, подобных предполагаемому автором статьи. Если то или другое событие ни разу не обманывало ожиданий, то в тех случаях, когда число опытов достаточно для исключения случайности, это событие на самом деле обладает всей той до­ стоверностью, какую может дать эмпирический закон: оно действительно достоверно, пока продолжает существовать то размещение причин, которое имело место при наблюдениях. Ес­ ли же происшествие не случается вопреки ожиданиям, то это зависит от какой-либо перемены

вразмещении причин. Но никакая теория случайностей не дает нам возможности заключать

обудущей вероятности того или другого происшествия на основании прошлого времени, —

если успели подвергнуться какой-либо перемене причины, способные влиять на это проис­ шествие.

6. Стр. 18, 19Теорема изложена Лапласом не совсем в тех терминах, в каких изложил ее я; но легко показать, что наши изложения имеют тождественный смысл.

7.Т. е. вероятности того, что данная причина имела в этом случае место, — поскольку такая вероятность устанавливается на основании предшествующих наблюдений и опытов. — В. И.

8.Как на более полное изложение многих интересных вопросов, поднимаемых теорией веро­ ятностей, я могу указать на недавно вышедшее в Кэмбридже сочинение Венна, члена Cajus College’a: The Logic of Chance. Это — один из самых глубокомысленных и философских тракта­ тов, какие только появлялись, насколько мне известно, за многие последние годы по каким бы то ни было вопросам, имеющим отношение к логике и доказательству. Некоторые критические замечания Венна были мне очень полезны при пересмотре соответствующих глав настоящего моего сочинения. С отдельными мнениями Венна я, однако, не согласен; с какими именно, — это будет ясно всякому, кто прочтет как произведение Венна, так и настоящий мой труд.

Книга III. Глава XX

1. Hartley. Observations on man. Vol. I. P. 16. В сокращенном издании Пристли этого места нет.

Книга III. Глава XXI

1.В подлиннике faculties of sense and consciousness. Термин «сознание» здесь у Милля означает то (довольно неопределенное и недостаточно им анализируемое) понятие, которое иначе обозначается терминами: «непосредственное сознавание или переживание». — В. И.

2.Я счастлив, что могу привести здесь следующее превосходное место из Essay on the Inductive Philosophy Баден-Пауэля, подтверждающее, как с исторической, так и с теоретической точки зрения, сказанное мной в тексте. Говоря об «убеждении во всеобщем и неизменном единооб­ разии природы», Пауэль замечает (р. 98-100):

«Мы можем указать, что идея эта, в своем надлежащем объеме, отнюдь не имеет всеобщего признания и не развивается естественным путем. Правда, насколько простирается ежеднев­ ный опыт каждого человека, настолько же (но исключительно лишь в этих ограниченных пределах) человек усваивает себе некоторое убеждение, что то, что происходит вокруг него в данное время в узкой сфере его индивидуального наблюдения, будет подобным же образом происходить и впредь. Крестьянин уверен в том, что солнце, взошедшее сегодня, взойдет

изавтра, что за посевом и в этом году, как и в прошлом, последует в надлежащее время жатва,

ит. п.; но у него нет понятия о подобных выводах относительно предметов, лежащих вне сферы его непосредственного наблюдения. Надо заметить при этом, что каждый разряд людей,

допуская такую уверенность в ограниченной области своего собственного опыта (хотя бы они и сомневались в ней или отрицали ее для всего, выходящего за пределы этой области) в дей­ ствительности доставляет бессознательное свидетельство ее всеобщей истинности. С другой стороны, такое ограничение ставят не только наиболее невежественные люди: стремление полагать, что все, что лежит вне области обыденного опыта или установленных уже законов природы, приходится на долю либо случайности, либо судьбы, либо произвольного вмеша­ тельства, и даже отвергать всякую попытку дать предположительное объяснение из физических причин такому явлению, которое с виду непостижимо, — такое стремление весьма обычно.

Само учение, предполагающее общее значение за этой идеей единообразия природы, не только не является очевидным, естественным или интуитивным, но даже вовсе недоступно пониманию многих людей. Во всем своем объеме, во всей своей общности идея эта при­ суща лишь философу. Она, очевидно, есть результат философского развития и воспитания,

а не самопроизвольное порозвдение какого бы то ни было первичного принципа, составля­ ющего естественную принадлежность ума, как это, по-видимому, думают некоторые. Это — не просто смутное убезвдение, усвояемое без исследования, как какое-то обыденное, давнее достояние, с которым мы всегда привыкли иметь дело; напротив, все обычные предрассудки и ассоциации идут с этой идеей в разрез. Это — приобретенная идея по преимуществу. Ее нельзя принять без глубокого изучения и размышления. Наиболее сведущим философом будет тот, кто всего тверже уверен в ней, хотя бы и вопреки общепринятым понятиям: усвоение ее зависит от объема и глубины его индуктивных изучений*.

3.См. гл. III кн. III, §1.

4.Следует отметить, что эти ранние обобщения предполагали не причинную связь (как это справедливо относительно научных индукций), а единообразие физических явлений. При этом наблюдатели были в такой же степени готовы признавать единообразие в сосущество­ вании явлений, как и в их последовательности. Но, с другой стороны, они никогда не думали,

чтобы принцип единообразия охватывал всю природу: в своих обобщениях они подразуме­ вали не всеобщность единообразия, а лишь то, что, поскольку единообразие имело место в пределах их наблюдения, постольку же оно существует и вне этих пределов. Для состоятель­ ности индукции «огонь жжет* не требуется, чтобы вся природа повиновалась единообразным законам: единообразие требуется здесь для одного отдельного класса естественных явлений — для действий огня на наши чувства и на горючие вещества. И в этих пределах единообразие было принято не ранее опыта: оно было доказано опытом. Одни и те же подвергшиеся наблю­ дению случаи, доказывая более узкую истину, доказывали в то же время и такую часть истины более широкой, какая соответствовала этой более узкой истине. Только упуская из виду этот факт и считая закон причинной связи в его полном объеме необходимым предположением при самых ранних обобщениях, могли некоторые мыслители прийти к убенодению, будто закон причинной связи известен a priori, а не является и сам заключением из опыта.

5.Книга II, гл. III.

6.Один из наиболее выдающихся мыслителей молодого поколения во Франции, м-р Тэн (поме­ стивший в Revue de Deux Mondes самый мастерский — по крайней мере, в одном отношении — из всех когда-либо появлявшихся разборов настоящего сочинения), отвергая в этом и дру­ гих такого же характера психологических вопросах интуитивную теорию в ее обыкновенной форме, приписывает, тем не менее, закону причинной связи и некоторым другим из наиболее всеобщих законов ту достоверность за пределами человеческого опыта, какой я не нашел возможным признать за ними. В своем мнении он основывается на нашей способности к от­ влечению, в которой он, по-видимому, признает самостоятельный источник доказательства, —

правда, не ведущий к новым истинам, но дающий нам уверенность во всеобщности истин, содержащихся в нашем опыте, — уверенность, какой не может дать этот опыт. При помощи

отвлечения (как, по-видимому, думает Тэн), мы можем не только анализировать видимую нами часть природы и выделять заключающееся в ней элементы, но и отличать те из них,

которые служат элементами системы природы, взятой в ее целом, от входящих специально в наш ограниченный земной опыт. Я не уверен в том, вполне ли понимаю мысль м-ра Тэна;

но я должен сознаться, что не представляю себе, каким образом чисто отвлеченное понятие,

извлеченное нашим умом из опыта, может доказывать какой бы то ни было объективный факт во Вселенной — факт, лежащий вне той области, на которую простирается свидетельство этого опыта; а также не понимаю и того, каким образом, истолковывая в общих терминах данные опыта, можем мы пренебречь теми ограничениями, которым подчинены сами эти данные.

Д-р Уорд в талантливой статье, напечатанной в Dublin Review за октябрь 1871 г., утверждает,

что доказательств единообразия природы надо искать не в опыте, а лишь в «трансценденталь­ ных соображениях», и что поэтому все естественные науки были бы лишены своей основы,

если бы такие трансцендентальные доказательства были невозможны.

Коща говорят, что естественные науки зависят от предположения неизменности строя природы, то этим хотят сказать лишь то, что заключения естественных наук известны нам не за абсолютные истины: истинность их обусловлена единообразием строя природы, и даже самые убедительные наблюдения и эксперименты могут доказать только то, что результат будет истинным в том случае и до тех пор, если и пока останутся в силе теперешние законы природы.

Одной этой уверенности нам вполне достаточно для руководства в нашем поведении. Сам д-р

Уорд не думает, чтобы его трансцендентальные доказательства делали ее в практическом отно­ шении больше: как верующий католик, он убеэеден в том, что единообразный строй природы не только преяоде зависел, но и теперь то и дело зависит от сверхъестественного вмешательства.

Но хотя я и должен был доказать только эту условную убедительность опытного доказа­ тельства, достаточную для практической жизни, я привел, однако, основания, заставляющие думать, что рассматриваемое единообразие, будучи само частью опыта, достаточно обосновано для того, чтобы мы могли вполне полагаться на него. Против этого Уорд приводит следующие аргументы.

Во-первых (стр. 315), даже если допустить, что до сих пор действительно не было надлежа­ щим образом установлено ни одного случая нарушения единообразия природы, то все-таки мы знаем, что «количество постоянных естественных деятелей бесконечно и что число наблюден­ ных случаев единообразия в их действиях должно быть неизмеримо меньше одной тысячной всего их числа. Предположим на время, что люди науки нашли, что в каком-либо определен­ ном числе случаев (неизмеримо меньшем одной тысячной всего их количества) оказывался всегда в наличии известный факт — факт единообразия, и что не было найдено ни одного случая, где бы этот факт не имел силы. В праве ли ученые, спрашиваем мы, вывести из этих посылок, что данный факт имеет всеобщий характер? Ответ на такой вопрос очевиден сам собой. Сделаем фантастическое предположение, в котором заключение могло бы быть, одна­ ко, действительно проверено сообразно с приведенными аргументами. В одной африканской пустыне стоит огромное сплошное здание, окружающее обширное пространство и обитаемое некоторыми разумными существами, не могущими выйти за пределы этого пространства.

В здании более тысячи комнат, которые несколько лет назад были наглухо заперты, причем никто не знает, где находятся ключи от них. Постоянными усилиями из всего числа ключей найдено двадцать пять, и соответствующие этим двадцати пяти ключам комнаты, расположен­ ные в различных местах всего здания, были открыты. При исследовании оказалось, что все эти комнаты имеют точную форму додекаэдра. Вправе ли будут тогда жители замкнутого простран­ ства утверэвдать с уверенностью, что и остальные 975 комнат построены по тому же плану?*.

Да, они вправе утверждать это, — правда, не с полной уверенностью, однако (если ком­ наты, ключи к которым найдены, действительно «расположены в различных местах здания»)

с такой степенью вероятности, которая позволила бы им действовать согласно с этим пред­ положением, пока не стадо бы известным какое-либо исключение.

Впрочем, аргумент Уорда не затрагивает моего доказательства, как оно изложено в тексте.

Мое доказательство основано на том факте, что единообразие строя природы, как одного цело­ го, состоит из единообразных следований отдельных следствий за отдельными естественными факторами; что число этих естественных факторов в известной нам части Вселенной нельзя считать ни недоступным определению, ни особенно большим; что, как мы имеем теперь осно­ вание думать, во всяком случае значительно большая часть их (если не каждый в отдельности,

то, по крайней мере, в некоторых сочетаниях, в какие они входят между собой) подверглись наблюдению уже в достаточной степени для того, чтобы мы могли действительно установить некоторые из их законов; что, наконец, опыт наш в этом отношении достаточно велик для того,

чтобы позволить нам иметь такую же уверенность в сплошном единообразии строя природы,

какую мы раньше имели в единообразиях последовательности между наиболее известными нам явлениями Если этот взгляд правилен, он уничтожает силу первого аргумента Уорда.

Второй его аргумент заключается в том, что многие люди — как ученые, так и неученые — или даже большинство людей уверены в существовании вполне доказанных случаев нарушения единообразия природы: а именно, в существовании чудес. Но и это соображение не затрагивает сказанного мной в тексте. Я не допускаю никакого другого единообразия в явлениях природы, кроме закона причиной связи, и (как я объясняю это в XXV главе настоящей Книги, где говорит­ ся об «основаниях отрицания») чудо не представляет исключения из названного закона. Когда ссылаются на какое-либо чудо, всегда утверждают существование некоторого нового предыду­ щего, некоторой противодействующей причины: а именно, некоторого хотения со стороны сверхъестественного существа. А потому, для всех, кто существ, обладающих сверхчеловече­ ской властью над природой, считает одной из действительно существующих причин (vera causa), чудо есть чистый случай закона всеобщей причинной связи, а не уклонение от него.

Последний и, по словам самого д-ра Уорда, наиболее сильный его аргумент есть общеиз­ вестное положение Рида, Стюарта и их последователей: что опыт, давая нам знание прошлого и настоящего, не дает никакого знания относительно будущего. Я должен сознаться, что не признаю за этим аргументом никакой силы. Чем различаются мезвду собой будущий факт и прошлый или настоящий факт, кроме своего чисто временного отношения к живущим в дан­ ное время человеческим существам? Мне кажется достаточным ответ на этот вопрос, данный Пристли в его Examination of Reid: а именно, что, хотя мы не имели никакого опыта относитель­ но того, каково есть будущее, мы имели, однако, обширный опыт относительно того, каково было будущее. «Скачок в темноту* (по выражению проф. Бэна) от прошлого к будущему является совершенно в такой же степени и ничуть не более скачком в темноту, как и скачок от прошло­ го, которое мы наблюдали лично, к прошлому, которого мы лично не наблюдали. Я согласен с мнением Бэна, что сходство мезвду фактами, подвергшимися нашему опыту, и фактами, ему не подвергшимися, подсказывается нам, в силу известного закона нашей природы, уже самой энергией представления, правде чем оно получит себе доказательство в опыте. Эта психологи­ ческая истина не стоит, однако (как это, по-видимому, полагает Уорд, когда он критикует мне­ ние Бэна), в противоречии с той логической истиной, что доказывается такое сходство опытом.

Доказательство здесь следует за предположением и состоит в том, что опыт, выступая на сцену, неизменно подтверждает это предположение. Те факты, которые, пока они были будущими и, как несуществующее, еще не могли быть предметом наблюдения, — переходя в настоящее

истановясь доступными наблюдению, постоянно оказываются в согласии с прошлыми.

Д-р Мак-Кош утверждает (Examination of Mr. J. S. Mill's Philosophy. P. 257), что единообразие строя природы и закон причинной связи — не одно и то же. Допуская, что первое действи­ тельно основывается только на долговременном опыте и что нет ничего непостижимого или безусловно невероятного в том, что существуют миры, где оно не имеет места, он полагает,

что закон причинной связи познается нами интуитивно. Однако в явлениях природы нет ни­ каких других единообразий, кроме тех, которые обусловливаются законом причинной связи;

поэтому, пока есть какое-либо сомнение в том, что вся природа единообразна (по крайней мере, в тех случаях, когда нет вмешательства какой-либо новой, сверхъестественной причи­ ны), сомнение это необходимо влечет за собой и сомнение (не в действительности, конечно, а) во всеобщности причинной связи. Если единообразие строя природы имеет какие-либо исключения, если те или другие события следуют друг за другом без определенных законов,

то постольку же теряет силу и закон причинной связи, так как существуют, следовательно,

явления, не зависящие от причин.

Книга III. Глава XXII

1.Книга I, гл. VII.

2.В некоторых случаях для признания или узнавания разряда достаточно бывает какого-либо одного бросающегося в глаза свойства; но по большей части для этого требуется несколько свойств, из которых каждое, взятое в отдельности, принадлежит как данному, так и другим разрядам. Цвет и блеск алмаза общи ему с составом, из которого приготовляются поддельные алмазы; его октоэдрическая форма обща ему с квасцами и магнитным железняком. Но цвет,

блеск и эта форма вместе указывают на разряд «алмаз*, т. е., служат для нас признаком, во-

первых, того, что данное вещество горюче, что при сгорании оно дает углекислоту, что его