!Учебный год 2024 / Sistema_logiki_sillogicheskoy_i_induktivnoy_Mill

дукции относительно причин тех или дру­ гих политических событий или свойств тех или других политических факторов (разумея под «историей» и современную историю)? Чтобы придать нашим рассуж­ дениям определенность, предположим, что такой вопрос поставлен относительно ка­ кого-либо частного предмета политичес­ ких исследований и споров. Пусть это бу­ дет, например, вопрос, о котором часто спорят в нашем столетии, — вопрос о дей­ ствии на народное благосостояние огра­ ничительного и запретительного торгово­ го законодательства. Пусть исследованию при помощи специального опыта подле­ жит эта проблема.

§ 3. Для применения здесь наиболее со­ вершенного из методов эксперименталь­ ного исследования — «метода различия» — нам надо отыскать два такие случая, кото­ рые согласовались бы между собой во всех частностях, кроме одной той, которая яв­ ляется предметом исследования. Если бы мы нашли два народа, у которых совер­ шенно одинаковы все естественные усло­ вия (как благоприятные, так и неблаго­ приятные), которые сходны друг с дру­ гом во всех качествах, физических и нрав­ ственных, природных и приобретенных; нравы, обычаи, мнения, законы и учре­ ждения которых одинаковы во всех отно­ шениях, за исключением того, что один из них имеет более покровительственный тариф или в каких-либо других отношени­ ях больше стесняет свободу промышлен­ ности, и если бы один из этих народов ока­ зался богатым, а другой бедным (или один богаче другого), — то мы имели бы ехрепmentum crucis, действительное опытное до­ казательство того, какая из двух названных систем более благоприятна для народного богатства, Но предположение о возможно­ сти существования двух таких народов яв­ но нелепо. Такое совпадение невозможно даже и с отвлеченной точки зрения. Два на­ рода, сходные между собой во всем, кроме торговой политики, должны быть сходны также и в этой последней. Различия в за­ конодательстве не суть какие-либо прису­ щие народам, конечные различия; это —

не свойства разрядов, а следствия других причин. Если два народа различаются сво­ ей торговой политикой, то это должно быть результатом какого-нибудь различия либо в их положении (а следовательно, в их очевидных интересах), либо в тех или других из их мнений, обычаев и стремле­ ний. А это открывает перед нами безгра­ ничную перспективу дальнейших разли­ чий, способных действовать на промыш­ ленное процветание данных наций, а так­ же и на всякую другую сторону их жиз­ ни, — действовать столькими путями, что их нельзя даже перечислить или вообра­ зить. Таким образом, очевидно, что в соци­ альных изысканиях нельзя получить усло­ вий, необходимых для наиболее убедитель­ ного метода, исследований, производимых при помощи специального опыта1.

Ввиду неприложимости в данном слу­ чае прямого метода различия, мы можем попробовать здесь, как и в других слу­ чаях, то вспомогательное средство, кото­ рое мы выше назвали «косвенным мето­ дом различия»: вместо двух случаев, раз­ личающихся только присутствием или от­ сутствием одного обстоятельства, мы бу­ дем сравнивать такие два класса фактов, в которых во всех случаях первого клас­ са будет присутствовать, а во всех случаях второго — отсутствовать изучаемое нами обстоятельство. Возьмем наиболее благо­ приятный случай, какой только можно се­ бе представить (слишком благоприятный для того, чтобы он мог когда-либо встре­ титься в действительности): положим, мы сравниваем один народ, ограничивающий свободу торговли, с двумя или более наро­ дами, сходными лишь в том, что они до­ пускают свободную торговлю. Тут уже нет необходимости, чтобы хоть один из на­ родов, держащихся свободы торговли, был сходен во всех обстоятельствах с народом, практикующим покровительственную по­ литику: один из первых может походить на последний лишь некоторыми чертами, другой — остальными. Тем не менее, ес­ ли эти народы окажутся беднее народа, ограничивающего торговлю, мы получим право признать этот факт следствием от­ сутствия у каждого из этих народов не тех

обстоятельств, которыми один из них от­ личается от другого, а именно покрови­ тельственной системы. Если бы (могли бы мы сказать) народ, держащийся ограничи­ тельной торговой политики, достиг про­ цветания под влиянием причин, общих ему с первым из народов, практикующих свободную торговлю, то процветания до­ стиг бы и этот народ; если бы процве­ тание было следствием другого ряда при­ чин, то оно наблюдалось бы и у второ­ го из этих народов; но ни тот, ни другой народ не процветают, следовательно, про­ цветание есть следствие политики, стесня­ ющей торговлю. Таков тип наиболее дока­ зательного рассуждения из области поли­ тики, основанного на специальном опыте; если же и оно окажется неубедительным, то нелегко отыскать другое, которое мож­ но было бы по доказательности поставить выше этого.

Между тем едва ли надо указывать на неубедительность этого рассуждения. По­ чему процветание нации должно обуслов­ ливаться исключительно одной причиной? Народное благосостояние всегда бывает со­ вокупным результатом множества благо­ приятных обстоятельств, и народ, прак­ тикующий ограничительную политику, мо­ жет соединять в себе большее число этих обстоятельств, чем оба другие народа (хо­ тя все эти обстоятельства будут общи ему с тем или другим из них). Его благосо­ стояние может быть результатом отчасти условий, общих ему с одним из этих наро­ дов, отчасти же условий, общих ему с дру­ гим из них, меяоду тем как оба эти народа, имея каждый лишь половину данного чис­ ла благоприятных условий, могут оставать­ ся на низшей ступени процветания. Таким образом, даже наибольшее приближение к правильной индукции из данных непо­ средственного опыта, какое только может иметь место в социальной науке, отличает­ ся лишь кажущейся убедительностью и не имеет никакой действительной ценности.

§ 4 . Итак, мы должны совершенно отка­ заться от метода различия в обеих его фор­ мах. У нас остается еще метод сходства. Но мы уже знаем, как мало ценности имеет

этот метод для случаев, допускающих мно­ жественность причин. Между тем имен­ но в общественных явлениях множествен­ ность причин играет самое большое значе­ ние, какое только можно себе представить.

Предположим, что наблюдатель име­ ет дело с самым счастливым из вообрази­ мых сочетаний случайностей, — он нашел два народа, сходные между собой лишь в двух обстоятельствах: оба они ограничи­ вают свободу торговли и оба процвета­ ют. Или предположим, что он нашел не­ сколько народов, которые все пользуют­ ся благосостоянием и у которых нет дру­ гих, общих им всем, предыдущих обстоя­ тельств, кроме ограничительной политики. Не стоит и говорить о том, что ни исто­ рия, ни даже наблюдения над современ­ ностью не могут дать нам ни одного та­ кого случая: два народа, сходные в этом пункте, не могут быть различными во всех других обстоятельствах, могущих оказать свое влияние на этот пункт. Положим, од­ нако, что этой невозможности нет и что установлен тот факт, что сходство между народами ограничивается одной покрови­ тельственной системой, как предыдущим, и промышленным процветанием, как по­ следующим. В какой степени может этот факт доказывать то, что причиной про­ цветания была здесь именно покровитель­ ственная система? В столь слабой, что она равносильна отсутствию всякого доказа­ тельства. Заключение о причинной свя­ зи с данным следствием какого-либо од­ ного предыдущего на том основании, что оказалось возможным исключить все дру­ гие предыдущие, будет справедливо лишь в том случае, если данное следствие мо­ жет зависеть только от одной этой причи­ ны. Если же оно допускает несколько при­ чин, то совершенно естественно, что надо исключить каздую из них в отдельности. Но в области политических явлений пред­ положение единичности причины не про­ сто «далеко от истины», а находится от нее на неизмеримом расстоянии. Всякое обще­ ственное явление, представляющее для нас особенный интерес: безопасность, благо­ состояние, свобода, хорошее управление, общественная нравственность, просвеще­

нения случаев, а на основании сравнения какого-либо случая с результатом некото­ рой прежней дедукции. В приложении к общественным явлениям метод остатков предполагает уже знание причин, от ко­ торых происходит часть следствия. А так как мы уже показали, что причины эти не могут стать нам известными из специаль­ ного опыта, то, следовательно, они должны быть получены путем дедукции из принци­ пов человеческой природы, причем опыт будет играть только роль дополнительного пособия для определения причин, обусло­ вивших необъясненный остаток. Но если принципами человеческой природы мож­ но пользоваться для установления неко­ торых политических истин, то они мо­ гут служить и для установления всех та­ ких истин. Если мы имеем право сказать: «Англия должна была достигнуть процве­ тания, благодаря запретительной системе, так как, если откинуть результаты всех дру­ гих действовавших здесь стремлений, у нас все-таки остается необъяснимой известная доля этого процветания», то мы имеем пра­ во прибегнуть к этому же источнику и для установления действия запретительной си­ стемы и посмотреть, как можно объяснить ее тенденции из законов человеческих по­ буждений и действий. Экспериментальное доказательство имеет значение только в ка­ честве проверки заключения, полученного на основании этих общих законов. В са­ мом деле, мы можем выделить следствия одной, двух, трех или четырех причин; но нам никогда не удастся выделить следствия всех причин, кроме одной. А раз это так, то было бы странно, если бы мы, не же­ лая априорно умозаключать относительно действия одной только причины, постави­ ли бы себя (вследствие излишней осторож­

ности) в зависимость от стольких отдель­ ных априорных умозаключений, сколько есть причин, действующих в данном слу­ чае совместно с этой одной причиной4.

Теперь мы достаточно разъяснили то грубое искажение способа исследования политических явлений, которое я назвал «химическим методом». Нам не было бы нужды так долго останавливаться на этом, если бы претензия авторитетно решать по­ литические вопросы проявлялась только у лиц, основательно изучивших какой-либо из высших отделов естественных наук. Но обыкновенно те, чьи рассуждения по поли­ тическим вопросам удовлетворяют их са­ мих и большее или меньшее количество их почитателей, ничего не знают о методах естественно-научных исследований, кроме немногих правил, которые они продолжа­ ют бессознательно повторять за Бэконом, совершенно не понимая того, что бэконовское представление о научном исследова­ нии уже сделало свое дело и что наука до­ стигла теперь более высокой ступени раз­ вития. Поэтому, вероятно, все-таки найдет­ ся немало лиц, для которых предыдущие замечания будут полезны. В наше время, когда даже для химии, при ее попытках изучения более сложных химических по­ следовательностей (имеющих место в жи­ вотном или хотя бы даже в растительном организме), стало необходимым сделаться дедуктивной наукой и когда она действи­ тельно стала ею, — нельзя думать, чтобы человек, обладающий научными навыками и следивший за общим развитием наших знаний о природе, подвергся искушению прилагать методы элементарной химии к изучению последовательностей, имеющих место в области наиболее сложных из всех существующих явлений.

истинности под влиянием какого бы то ни было другого геометрического прин­ ципа. То, истинность чего доказана одна­ жды, истинно во всех случаях, какое бы мы ни сделали предположение относительно всякого другого предмета.

И вот подобное же представление об­ разовалось, по-видимому, и о социальной науке у прежних писателей, пытавшихся разрабатывать ее при помощи дедуктив­ ного метода. Механика, как наука, была бы очень похожа на геометрию, если бы дви­ жение вызывалось всегда одной силой и никогда — столкновением сил. А именно это предполагает, по-видимому, геометри­ ческая теория общества по отношению к общественным явлениям: согласно ей, каж­ дое из этих явлений всегда определяется только одной силой, одним и особым свой­ ством человеческой природы.

Теперь мы уже настолько подвинулись вперед, что нам нет нужды доказывать или разъяснять, что истинный характер обще­ ственных явлений не таков. Среди этих, наиболее сложных и потому наиболее из­ менчивых, явлений нет ни одного, которое не находилось бы под влиянием бесчис­ ленного количества сил, которое не зави­ село бы от соединения весьма многих при­ чин. Поэтому нам надо доказывать не то, что рассматриваемое воззрение ошибоч­ но, а то, что в эту ошибку действительно впадали: что столь неправильное представ­ ление о происхождении общественных яв­ лений действительно имело защитников.

§ 2. Здесь мы должны оставить без рас­ смотрения один многочисленный разряд мыслителей, изучавших общественные фак­ ты геометрическим (т. е. не допускающим видоизменения одного закона другим) ме­ тодом: а именно, тех, у кого это заблуж­ дение усложняется и обусловливается дру­ гой основной ошибкой, которой мы уже несколько раз касались и о которой нам еще придется сказать в конце сочинения. Я говорю о тех, кто выводит политиче­ ские заключения не из законов природы, не из действительных или воображаемых последовательностей явлений, а из неиз­ менных практических правил. Таковы, на­

пример, все, кто основывает свою полити­ ческую теорию на так называемом «отвле­ ченном праве», т. е. на всеобщих предпи­ саниях (мы уже отмечали фантастический характер этой претензии). Таковы же и те, которые делают предположение об обще­ ственном договоре или о каком-либо иного рода первоначальном обязательстве, при­ меняя его затем к отдельным случаям пу­ тем простого истолкования. У всех них основой заблуждения является стремление оперировать с искусством так, как опери­ руют с наукой, — стремление получить де­ дуктивное искусство (неосновательность этой попытки будет показана в одной из следующих глав). Здесь же за пояснением геометрической теории удобнее обратить­ ся к тем мыслителям, которые избегли этой дополнительной ошибки и в этом отно­ шении придерживаются более правильных понятий о природе политических исследо­ ваний.

Прежде всего мы можем указать на мыслителей, ставящих основной посылкой своей политической философии положе­ ние, что управление основано на стра­ хе, что боязнь друг друга есть единствен­ ное побуждение, приведшее некогда людей в общественное состояние и до сих пор держащее их в нем. Некоторые из преж­ них исследователей, особенно Гоббс, пря­ мо принимали это положение за основа­ ние своего учения, пытаясь построить на нем всю политическую философию. Прав­ да, Гоббс нашел этот один принцип не­ достаточным для разработки всего свое­ го предмета и был вынужден дополнить его двойным софизмом первоначального договора. Я называю этот договор «двой­ ным софизмом», потому что, во-первых, в

ву теории берется практический принцип или правило (а это есть petitio principii). В самом деле (как мы заметили, говоря об этом заблуждении), всякое правило по­ ведения, даже если оно столь же обяза­ тельно, как соблюдение обещания, должно основываться на теории вопроса, так что, следовательно, теория эта не может сама на нем основываться.

оно обыкновенно бывает у ответственных правительств: что было всего ближе серд­ цу народа, все это было близко и сердцу монарха. Кто — Петр ли Великий, или те грубые дикари, которых он начал цивили­ зовать, — действительно стремился к тому, что было согласно с истинными интереса­ ми этих дикарей4.

Я не хочу устанавливать здесь никакого учения об управлении и не призван опре­ делять относительную важность тех обстоя­ тельств, которые эта геометрическая школа политиков исключила из своей системы, и тех, которые она в нее ввела. Мое дело только показать, что метод этих политиков был ненаучен; но я вовсе не хочу измерять величину ошибки, заключающейся в тех вы­ водах, которые они действительно делали.

Однако будет только справедливо по отношению к этим политикам, если мы от­ метим, что их ошибка касалась не столько сущности, сколько формы: они напрасно выражали в систематическом виде и при­ давали форму научной разработки важ­ ного философского вопроса тому, что в действительности было просто лишь зло­ бой дня. Хотя действия правителей отнюдь не всецело определяются их эгоистически­ ми интересами, тем не менее конститу­ ционные ограничения нужны, в качестве гарантий, главным образом, именно про­ тив этих эгоистических (selfish) интересов; по этой именно причине в Англии и в других государствах современной Европы нельзя никоим образом обойтись без та­ ких ограничений. Справедливо также и то, что в этих государствах ответственность перед управляемыми есть в настоящее вре­ мя единственное практически пригодное средство для того, чтобы вызвать созна­ ние тождественности интересов в таких случаях и по таким вопросам, когда это сознание не отличается достаточной си­ лой само по себе. Я ничего не имею ска­ зать против всех этих соображений и про­ тив тех доводов, которые в них можно по­ черпнуть в пользу мероприятий, имеющих целью исправление нашей представитель­ ной системы; я должен только выразить свое сожаление по поводу того, что не­ значительную (хотя и в высшей степени

важную) часть политической философии, оказавшуюся необходимой для непосред­ ственной цели — поддержки парламент­ ской реформы, столь замечательные мыс­ лители выдавали за полную теорию по данному вопросу.

Нельзя думать (да это и фактически неверно), будто названные философы ви­ дели в немногочисленных посылках сво­ ей теории все, что нужно для объяснения общественных явлений или для руковод­ ства при выборе форм правления, а также законодательных и административных ме­ роприятий. Для такого заблуждения они были слишком высоко образованы, обла­ дали слишком широким умом, а некото­ рые из них — слишком здравым и практи­ ческим складом. Свой принцип они мог­ ли прилагать и действительно прилагали лишь с бесчисленными оговорками. Но де­ ло в том, что здесь нужны были не оговор­ ки. Мало надежды исправить путем над­ строек теорию, у которой нет достаточно широких оснований. Не по-философски поступает тот, кто строит науку, пользуясь лишь немногими из тех фактов, которы­ ми определяются ее явления, и предостав­ ляя остальное практической рутине или проницательности догадок. Мы либо во­ все не должны претендовать на научность, либо должны одинаково изучать все опре­ деляющие факторы и стараться, насколь­ ко это возможно, все их включить в об­ ласть данной науки. Иначе мы непременно уделим слишком большое внимание тем из них, которые принимает в расчет на­ ша теория, и в то же время неправильно оценим остальные — по всей вероятности, уменьшим их истинное значение. Жела­ тельно, чтобы дедукции наши основыва­ лись на всей совокупности (а не на части только) действующих тут законов приро­ ды; это желательно даже и в том случае, если не принятые в соображение законы столь маловажны в сравнении с остальны­ ми, что для большинства целей и в боль­ шинстве случаев их можно было бы оста­ вить без внимания. Но в области социаль­ ной науки совершенно не имеет места да­ же и это последнее предположение. Обще­ ственные явления в своих существенных

чертах зависят не исключительно от одно­ го какого-либо фактора или закона челове­ ческой природы (испытывая лишь незна­ чительные видоизменения под влиянием других факторов или законов): все свой­ ства человеческой природы влияют на эти явления, и среди этих свойств нет ни одно­ го, которое влияло бы на них лишь в не­ значительной степени, — нет ни одного, которое, будучи устранено или подверг­ шись значительному изменению, не затро­ нуло бы существенным образом всего об­ щественного строя и не внесло бы боль­ шей или меньшей перемены в ход всех общественных явлений.

Теория, которой касались предыдущие замечания, в настоящее время является — по крайней мере, в нашей стране — глав­ ным представителем того, что я назвал

«геометрическим методом» рассуждения в социальной науке; по этой-то причине и мы остановились на ней дольше, чем сколь­ ко можно было бы требовать от сочи­ нения, подобного настоящему. Достаточ­ но разъяснив теперь два ошибочные мето­ да, мы без дальнейших предисловий пе­ рейдем к методу правильному, который, как и метод более сложных физических наук, состоит из дедукций; только дедукция совершается здесь на основании многих, а не одной или весьма немногих первона­ чальных посылок: каждое следствие рас­ сматривается (как это и есть в действи­ тельности) как совокупный результат мно­ гих причин, действующих через посред­ ство иногда тех же самых, иногда различ­ ных психических факторов, или законов человеческой природы.