!Учебный год 2024 / Sistema_logiki_sillogicheskoy_i_induktivnoy_Mill

Но если слову соозначать, столь хорошо приспособленному к той цели, для которой они назначали его, придать другое значение (в чем оно, по моему мнению, вовсе не нуяодается), то я не в состоянии найти никакого другого выражения, которое могло бы заместить его (если не считать, конечно, терминов, обычно употребляемых в значениях настолько общих, что уже всякую попытку связать их специально с нашим определенным понятием надо заранее признать бесполезной). Таковы слова: «заключать в себе*, «подразумевать*, «обнимать* и т. п.

Если начать употреблять их, то нельзя достичь той единственной цели, для которой нам нужен здесь особый термин: а именно, нельзя будет отличить этот особый род «подразумевания*

от всех прочих, нельзя будет обеспечить за ним ту степень привычного внимания читателя,

какой он заслуживает по своей важности.

[Очерк истории этих терминов у схоластиков и защиту того значения, которое им придает Д. С. Милль, см.: Минто. Логика. С. 56-60, прим. — В. К]

20.Проф. Бэн (Logic. I. 56) думает, что отрицательные имена суть названия не для всех остальных предметов, за исключением означаемых соответствующим положительным именем, а лишь для всех вещей некоторого определенного класса. Так, не-белый, например, есть, по его мнению,

название не всего, что есть в природе, за исключением белых вещей, а лишь всех окрашенных предметов, кроме белых. Однако и в этом случае, как во всех прочих, критерием означения слова является то, к чему оно может быть приложено в качестве сказуемого; а мы, конечно, можем и о звуке, и о запахе сказать, что они не белы: утверждение и отрицание одного и того же признака должны непременно делить между собой все, что можно сказать о предмете.

21.Или, точнее, ни одного предмета, кроме обладающего данным признаком и еще восприни­ мающего духа, так как, как мы увидим ниже, для того чтобы приписать предмету какое бы то ни было свойство, необходимо воспринять его.

Приведенное здесь простое и очевидное объяснение отношения и относительных имен впервые, насколько я знаю, дано было м-ром Джеймсом Миллем в его сочинении Analysis of the Phenomena of the Human Mind.

Книга I. Глава III

1.Относительно этого параграфа проф. Бэн замечает (Logic. I. 205): «Назначение категорий, по-

видимому, было не в том, чтобы служить классификацией всех „именуемых“ вещей в смысле

„перечисления всех родов вещей, которые могут быть сказуемыми предложений или к кото­ рым можно присоединить какое-либо сказуемое". Назначением их была, по-видимому, скорее

группировка сказуемых, — анализ основного значения процесса присоединения сказуемого к подлежащему. С этой точки зрения они не подлежат возражениям м-ра Милля. Сущность вопроса состоит не в том: в какую категорию надо поместить ощущения или другие состо­ яния духа, но в том, под какие категории подойдут сказуемые, которые можно приложить к состояниям духа. Возьмем, например, надежду; если мы скажем, что надежда есть состояние духа, мы прилагаем к ней сказуемое, относящееся к категории субстанции; но мы можем говорить также о том, как велика надеада (количество), какого она качества — приятна она или неприятна (качество), с чем она связана (отношеииие). Аристотель создал категории,

по-видимому, с целью ответить на вопрос: если нам дана конкретная вещь, то к чему можно в последнем анализе свести все, что к ней приложимо в качестве сказуемого?*.

Это, несомненно, правильно устанавливает руководящую идею данной классификации. Конечно, Аристотель понимал категорию ои<па как общее имя для всех возможных ответов на вопрос: quid sit? (что это такое?), когда спрашивается об отдельном, конкретном предмете,

подобно тому как другие категории обнимали все возможные ответы на вопросы: quantum sit (сколько)? quale sit (каково по качеству)? и т.д. Поэтому возможно, что, по замыслу Аристотеля, категории не представляли собой классификации вещей; но они рано стали именно той классификацией у его последователей схоластиков, которые, несомненно, смотрели на них и трактовали их, как классификацию вещей. Они делили категорию субстанции (как это мог бы сделать натуралист) на различные классы физических и метафизических предметов, как отличных от атрибутов, а другие категории — на главные разновидности количества, качества,

отношения и т.д. Поэтому против них имеет силу упрек, что у них не было категории состояний чувствительности. Термин «состояние сознания*, конечно, тоже может прилагаться сказуемым,

в качестве высшего рода, ко всем отдельным видам чувств (как, например, к надеиоде —

в примере м-ра Бэна); но в то же время состояния сознания нельзя отнести ни к одной из категорий в том их виде, как они были истолкованы Аристотелем и его последователями.

2.Ближе всего по-русски было бы: бытие. Однако дальнейшие строки подчеркивают, что в ан­ глийском языке being более обычно употребляется в смысле существа. — В. И.

3.Feelings or States of Consciousness. Feeling (собственно «чувство») употребляется здесь Миллем

в самом широком смысле и значит: «сознательные состояния вообще». Милль употребля­ ет этот термин приблизительно в таком же широком смысле, в каком физиологи говорят о «чувствительности», подводя под это понятие все психическое. Приводим здесь для большей наглядности ту классификацию психических явлений, которой держится Милль, так как без знакомства с ней некоторые места его изложения могут оставаться не вполне ясными.

Состояния сознания (States of Consciousness) = состояния чувствительности (Feelings) = дух (Mind)

Как мы уже заметили в одном из предыдущих примечаний, в сущности, почти все со­ держание книги I «Системы логики» имеет гносеологический характер. Милль не выдерживает

(да по существу дела и не может выдержать) установленного выше им самим резкого отгра­ ничения логики от того, что он называет «метафизикой» (т. е. частью от психологии, преиму­ щественно же от теории познания и собственно «метафизики») и дает в этой Книге I не более и не менее, как свою собственную теорию познания. Однако эта теория познания, в которой Милль по существу довольно близко примыкает к Юму и которая отличается решительно «пси­ хологистическим» направлением, сильно страдает от того, что она дается не как таковая, не как сознательно развиваемая теория знания, а лишь в виде вводных замечаний к тем теориям, кото­ рые Милль считает главным содержанием логики. Вследствие этого, с одной стороны, остается совершенно невыясненным тот метод, которым идет сам Милль в построении теории позна­ ния и который он считает правильным в применении к этой дисциплине (в этом отношении особенно важно то, что Милль проходит совсем мимо важнейшего в этом отношении «транс­ цендентального» метода), а с другой — в гносеологию Милля попадает целый ряд догматиче­ ских положений — положений, выведенных не из сущности знания, как такового, а из некото­ рых (предполагаемых) «объективных» фактов, из (предполагаемого) строя некоторых вещей. Таковы особенно сенсуалистические предпосылки миллевой теории познания. В результате получается то, что гносеология Милля (как и Юма) страдает от ряда коренных внутренних про­ тиворечий. Так, Милль, с одной стороны, сводит вещи к состояниям сознания (напр., в § 7 этой главы: «о предметах мы знаем только, во-первых, ощущения, вызываемые ими в нас, и во-вто­ рых, порядок возникновения этих ощущений», — причем ощущения понимаются как feelings), а с другой — настаивает на том, что знание и действие имеют дело с самими вещами (в разных местах; например, гл.У, § 1: «копание есть процесс, совершаемый над самими вещами... Подоб­ ным же образом, уверенность есть акт, предметом которого служат сами факты... Исследование истины состоит... в изучении самих вещей»). Получается то, что У. Гамильтон порицал, назы­ вая «космотетическим идеализмом», — идеализм, ставящий сзади (как и ранее) содержания познания (имеющего «идеальный» харакгер) независимый от этого познания мир, — говоря современныхми терминами, «трансцендентная теория познания». Другим коренным недостатком теории познания Милля является ее субъективно-индивидуалистический, «психологистиче­ ский» харакгер: в ней игнорируется проблема общеобязательности знания. Объясняются эти недостатки, конечно, частью тем, что «Система логики» вышла еще в 1843 г., частью тем, что Милль вращается в кругу идей английской философии и остается чужд кантианству, более опре­ деленно поставившему эти проблемы. В области этих вопросов «Система логики» значительно

в глубокомысленном сочинении проф. Бэна The Senses and Intellect и в Основаниях психологии Герберта Спенсера, — сочинении выдающейся аналитической силы (главы о «восприятии»).

И здесь можно было бы цитировать Кузена в подкрепление правильного учения. Дей­ ствительно, Кузен, в противоположность Риду, признает, что наши понятия о так называемых первичных качествах материи, например, о протяжении, твердости и проч., в существе своем так же субъективны, как и цвет, тепло и остальные, «вторичные» свойства. -- Cours (см. выше), 9-me legon.

12. Это учение, представляющее собой наиболее полную форму философской теории, известной под названием теории «относительности человеческого познания», было у нас в недавнее время, когда в Англии вновь пробудился интерес к метафизическому умозрению, предметом очень многих обсуждений и споров. При этом несогласных с ней оказалось значительно больше, чем я полагал, когда писал это место. Учение это подвергалось нападкам с двух сторон. Одни, в числе которых был покойный проф. Феррьер (см. его Institutes of Metaphysic) и проф. Джон Грот (Exploratio Philosophica), по-видимому, совершенно отрицали реальность ноуменов, или вещей в себе, т. е. непознаваемого субстрата, «поддержки» испытываемых нами ощущений, которые составляют, согласно этой теории, все наше знание о внешнем мире. Од­ нако мне кажется, по крайней мере, относительно проф. Грота, что его отрицание ноуменов только кажущееся и что по существу он не расходится с другой группой противников теории,

к которой принадлежат м-р Бэли в его ценных Letters on the Philosophy of the Human Mind,

а также, вопреки приведенной в тексте поразительной цитате, и сэр У. Гамильтон, приписы­ вающий человеческому уму непосредственное познание не одних только ощущений, а также и некоторых признаков и свойств, как они существуют не в нас, но в вещах в себе.

Против первого из этих мнений, отрицающего ноумены, я, как метафизик, не возражаю,

но вопрос о том, истинно оно или ложно, не касается меня, как логика. А так как все формы языка противоречат ему, то введение его в мое сочинение бесполезно и произведет только путаницу; все существенные учения моего труда одинаково хорошо согласуются как с моей, так и с этой теорией. Второе из указанных учений, учение о непосредственном восприятии или интуитивном познании внешних предметов такими, каковы они сами в себе, в отличие от ощущений, которые мы от них получаем, имеет гораздо больше практического значе­ ния. Однако даже этот вопрос, зависящий от природы и законов «интуитивного познания»,

не входит в область логики. Что касается основных черт моих собственных мнений по этому вопросу, то здесь я должен ограничиться ссылкой на уже упоминавшееся мною выше сочине­ ние: Рассмотрение философии сэра Уильяма Гамильтона, в котором несколько глав посвящено полному обсуждению вопросов и учений, связанных с предположением непосредственного восприятия внешних предметов.

13.В дальнейшем развитии психологии утвердился скорее как раз оспариваемый здесь Миллем взгляд. — В. И.

14.Проф. Бэн (Logic. 1. 49) определяет атрибуты или признаки как «пункты сходства между клас­ сами». Это определение хорошо выражает одну сторону дела; но оно подлежит возражению в том отношении, что оно приложимо только к атрибутам классов; мезвду тем, можно ска­

зать, что атрибутами обладает и единственный в своем роде предмет. Далее, это определение не окончательное, так как можно (и даже должно) дальше анализировать эти «пункты сход­ ства», и м-р Бэн сам разлагает их на сходства между возникающими в присутствии предметов ощущениями или другими состояниями сознания.

15.О категориях Аристотеля см.: Минто. Логика. Кн. I. Ч. II. Di. 3. Приведем две классификации вещей, данные авторами, близко зависящими в своих воззрениях от Милля: Бэном и Троицким.

Проф. Бэн, исходя также из классификации имен, различает: 1) объект, или мир протяжен­ ный; 2) субъект, мир непротяженный; 3) признаки, общие объекту и субъекту (сходство и несходство; количество, последовательность и сосуществование); 4) специальные признаки объекта (протяженность, сопротивление, данные всех внешних чувств и некоторые более тонкие свойства материи, познаваемые путем сложных умственных процессов); 5) признаки, специально присущие субъекту и для него существенные (чувства, хотения, умственные со­ стояния). (Logic. I. 254-263).

Проф. Троицкий, примыкая к классификации Милля, дает ей следующий вид 1) Существа (неизвестные субстраты отношений): а) духи, б) тела.

2) Отношения: а) субъективные (субъективные, т. е. не связанные непосредственно с внеш­ ним миром, состояния сознания); б) объеюпивные (объективные состояния сознания, т. е. состояния сознания, поскольку они суть произведения внешних отношений, по своей приро­ де неизвестных субъекту); в) общие отношения состояний сознания (сходства и несходства;

сосуществования; преемства).

Проблема категорий, как основных родов всего существующего и как основных консти­ тутивных элементов или форм познания, имеет очень большую литературу. Особенно много трактовали о категориях Канта, а также Гегеля. Общий обзор истории учения о категориях (кончая Гегелем) дает (довольно уже старая) работа A. Trendelenburg'a, Geschichte der Ка!е- gorienlehre (Historische Beitrage zur Philosophic, Bd. I. Berlin, 1846); там же дан краткий очерк учения о категориях самого 'Цэенделенбурга. подробнее развитого им в его «Логических ис­ следованиях» (вышли в двух томах в 1840 г.). По вопросу об основных тенденциях и смысле аристотелевской логики вообще смотри новую капитальную работу Н. Maiefa: Die Syllogistik des Aristoteles, 1896-1900. Последние самостоятельные обработки учения о категориях дают Эд. ф.-Гартман и Виндельбанд. Эд. ф.-Гартман в сочинении Kategorienlehre (Lpz., 1897), изуча­ ет (в восходящем порядке) категории чувственности и мышления в «субъективно-идеальной», «объективно-реальной» и «метафизической» сферах. У Гартмана же есть и интересные экскур­ сы по истории учения о категориях (в различных его сочинениях, особенно в Geschichte der Metaphysik). Виндельбанд (статья System der Kategorieen; рус. пер. в приложении к «Прелюди­ ям») различает конститутивные и рефлективные категории; первые (вещь, свойство, событие,

пространственное, временное и причинное отношения) имеют известное объективное значе­ ние, последние (логические и модальные отношения) зависят от встречи в едином сознании мыслимых сущими содержаний. — В. И.

Книга I. Глава IV

1.Analysis of the Hunam Mind. I. 126 sq.

2.Logic. I. 85.

3.Вместо терминов «общий» (aniversal) и «частный» (particular) проф. Бэн предлагает, в приме­ нении к обозначению количества предложений: «целостный» (total) и «частичный» (partial),

оставляя прежнюю пару терминов для обозначения индуктивного содержания этих предложе­ ний — «того контраста, в каком находится общее предложение с теми частностями (particulars),

или отдельными явлениями (individuals), из которых мы его извлекаем». Такое изменение в но­

менклатуре повлекло бы за собой еще другую выгоду, так как тогда единичное предложение, подчиняющееся в силлогизме тем же правилам, что и общее, попало бы в один с ним класс:

а именно, в класс «целостных суждений» (total predications). Действительно, для умозаключе­ ния важно не то, сколько предметов означает подлежащее — несколько или один; для него важно, относительно чего делается утверждение: относительно ли всего означения подлежа­ щего, или же относительно только части его. Однако термины «общий» и «частный» настолько привычны, и их так легко можно понимать в обоих смыслах, указанных проф. Бэном, что двойственность значения не влечет здесь за собой никакого существенного неудобства.

4.Однако это предложение можно рассматривать и как равнозначное общему предложению,

только с измененным сказуемым, а именно: «всякое вино хорошо, как таковое, как вино», или «хорошо вследствие тех свойств, которые делают его вином вообще».

5.Logic. I. 82.

Книга I. Глава V

1. Укажем опять, что Милль сам не может провести установленного им разграничения и дает в логике гносеологические по существу исследования — например, относительно всех «мо­ гущих получить названия вещей»; точно так же гносеологический харакгер имеет теория,

что содержание предложений составляют сами вещи, и др. Этим лишается принципиального обоснования выраженный здесь отказ рассмотреть в логике акт суждения, как относящийся до «другой науки» («метафизики» по терминологии Милля). — В. И.

2.Д-р Юэль (Philosophy of Discovery. P. 242) оспаривает это и спрашивает: «должны ли мы сказать,

что крот не мог бы рыть земли, если бы у него не было идеи земли, а также рыльца и лап,

которыми он ее роет». Я не знаю, что происходит в духе крота; не знаю и того, какая сте­ пень сознательного восприятия может сопровождать его инстинктивные действия. Но человек пользуется лопатой, конечно, не инстинктивно, и несомненно, не мог бы ею работать, если бы не имел представлений о ней и о почве, для рытья которой он ее употребляет.

3.Эти мысли Милля довольно неясны и даже внутренне противоречивы: сам Милль говорит, что о самих вещах мы ничего не знаем, что все, что мы о них знаем, ограничивается состояниями сознания (feelings) и т.д. А если так, то какой же остается путь для изучения «самих вещей» — помимо «наших идей или представлений и понятий о вещах?» Где, в каком источнике познания найдем мы эти «сами вещи»? — В. И.

4.Э. Гайд, граф Кларендон (1609-1674) — государственный деятель Англии в эпоху Карла II Стюарта. — В. Я.

5.Милль, в сущности, неправ в этой своей критике dictum de omni et nullo и теории силлогизма как процесса, связанного с классификацией. Милль хочет, чтобы теория выражала в данном пункте фактический, психологический ход процесса умозаключения, забывая, что он сам же старался решительно отграничить логику от того, что он называет «метафизикой* (в эту по­ следнюю дисциплину должны у него входить и психологические вопросы). И вполне возможно

(и это делалось в логике) понимать процесс, связанный с применением принципа dictum de

omni et nullo не как выражение естественного хода умозаключения, а как искусственный прием анализа, полезный логике для ее специальных целей. В таком случае упрек в несоответствии с фактическим ходом процесса умозаключения отпадает. См.: Введенский А. Я Логика, как

часть теории познания. 2-е изд. С. 226 сл. — В. Я.

6.Проф. Бэн, разъясняя это положение (Logic. I. 50), замечает, что слово «класс* имеет два значения: «класс определенный и класс неопределенный. Класс определенный есть перечень действительных особей, входящих в него: например, пэров королевства, океанов земного шара, известных в настоящее время планет и т.п.... Класс неопределенный не поддается перечислению. К таким классам относятся, напр.: звезды, планеты, золотоносные пески, люди,

поэты, добродетельные... Название класса в этом последнем смысле тождественно с общим именем: оно означает здесь неопределенное количество отдельных вещей и соозначает общие или сходные их черты*.

Опровергаемая мною теория скрыто признает все классы определенными. Я же считаю классы неопределенными, так как определенные классы для логики почти бесполезны, хотя они и имеют значение, как способ сокращенного выражения (см. ниже, гл. II кн. III).

7.Т. е. номиналисты. — В. Я

8.«Из этого можно также вывести, что первые истины были произвольно установлены теми, кто впервые придал вещам названия или усвоил их от других. Так, например, что человек есть живое существо, это справедливо, но справедливо потому, что человечеству заблагорассуди­ лось придать оба эти имени одному и тому же предмету».—Computation or Logic. III. Sect. 8.

[Нам кажется, что этот распространенный упрек по адресу Гоббса должен быть выра­ жен несколько точнее. Гоббс, как крайний номиналист, считал всякое мышление и познание комбинированием имен или терминов, с другой стороны, он признавал, что имена прила­ гаются к предметам случайно, по произволу человека, вне всякого естественного отношения или сродства между именем и обозначаемым им предметом (последнее положение далеко

не верно, конечно, как это можно видеть, например, из звукоподражательных и т. п. корней

произвольно, то и все истины имеют постольку произвольную внешнюю форму. «Человечеству заблагорассудилось» назвать один предмет человеком, а другой (а также и тот же самый — в другом отношении) — живым существом, и таким образом получилось положение: чело­ век есть живое существо. Но если бы «человечеству заблагорассудилось» первый из этих предметов назвать, например, «сковородой», а второй — «столом», то же самое положение получило бы форму: сковорода есть столь. Поэтому точнее было бы сказать, что Гоббс словес­ ное выражение, форму всякой истины (имеющую для него, как номиналиста, конечно, крайне важное значение) считал «регулируемой одним только произволом человека». Заметим, что от этого зерна теории Гоббса недалек и сам Милль, говорящий несколько дальше (гл. VI кн.1, § 1),

что «значение имен зависит вполне от произвола людей». — В. Я ]

9.«Люди подвержены ошибкам не только при утверждении и отрицании, но также и при воспри­ ятии и при безмолвном размышлении... Безмолвные ошибки, или ошибки чувств и мышления,

происходят вследствие того, что мы в воображении переходим от одной вещи к другой, отлич­ ной от нее, или же признаем прошедшим или будущим то, чего никогда не было и не будет. Так,

например, видя отражение солнца в воде, мы можем представить себе, что само солнце нахо­ дится тут; или же, видя мечи, мы можем подумать, что здесь было или должно было быть сраже­ ние, так как на это по большей части указывает присутствие мечей; или же, когда мы на осно­ вании тех или других обещаний рисуем себе в таких-то и таких-то чертах настроение лица,

давшего обещание; или, наконец, когда мы на основании какого-либо знака ошибочно вообра­ жаем себе, что он имеет то или другое значение, тогда как на самом деле ничего подобного нет.

Иэтого рода ошибки общи всем чувствующим существам». — Computation or Logic. Ch. V. Sect. 1.

10.Ch. III. Sect. 3.

11.На это возражали, что «мы естественно истолковываем себе подлежащее предложения по его объему, а сказуемое (которое поэтому и может быть прилагательным) по его содержанию

(т. е. соозначению) и что следовательно теория сосуществования признаков соответствует действительным процессам мышления и речи ничуть не более, чем оспариваемое ею учение

об уравнении групп». Я принимаю указанное здесь различие, которое я и сам установил и пояснил на примерах несколькими страницами выше. Но хотя справедливо, что мы есте­ ственно «истолковываем подлежащее предложения по его объему», однако этот объем, т. е., иначе говоря, состав класса, означаемого данным именем, имеется в виду или указывается не прямо. Он имеется в виду и указывается единственно лишь на основании признаков. Хотя в «действительных процессах мышления и речи» и разумеется на самом деле объем подле­ жащего (но не сказуемого), однако это происходит только через посредство того, что мой проницательный и благосклонный критик называет «содержанием».

Дальнейшие разъяснения по этому предмету см.: Examination of Sir William Hamilton’s Philosophy. Ch. XXII.

12.Проф. Бэн в своей Logic (I. 256) не ставит существования в число возможных предметов утвернодения, рассматривая существование как простое имя. Всякое предложение, говорит

он, утверщающее простое существование, «есть предложение более или менее сокращен­ ное, эллиптическое; в полной своей форме оно подойдет или под сосуществование, или под последовательность. Говоря „существует заговор с такой-то целью“, мы имеем в виду, что в настоящее время та или другая корпорация или те или другие отдельные люди образовали из себя общество с данной целью; а это будет сложное утверщение, разложимое на пред­ ложения сосуществования и преемства (в виде причинности). Утверждение, что „птица додо не существует", означает, что это животное, некогда встречавшееся в известной местности, теперь исчезло или перевелось, что оно уже не связано более с этой местностью; таким образом, все эти утверэдения можно даже еще лучше выразить, не прибегая к глаголу „суще-

ствовать“. Точно так же, например, часто обсущавшийся вопрос о том: „существует ли эфир?“

в конкретной форме надо ставить так: „не распространяются ли тепло, свет и другие лучи­ стые силы через посредство разлитой в пространстве эфирной среды?“ А такое предложение имеет уже причинное содержание. Подобным же образом, нельзя обсуждать в вышеуказанной форме и вопроса о существовании Божества. Дело идет собственно о Первой Причине мира и о продолжающемся действии этой Причины в виде руководящего Промысла» (I. 407).

Мистер Бэн считает «фиктивным и не имеющим значения» сведение классификации при­ роды к одному высшему роду (summum genus) — бытию, или сущему. Ибо что бы то ни было можно воспринять или познать только при помощи контраста с чем-либо другим (проф. Бэн явился в наше время главным поборником и защитником этой важной истины, которую он называет «законом относительности») а для противоположения бытию или существованию у нас нет никакого класса или факта.

Я вполне принимаю «закон относительности» мистера Бэна, но я не могу согласиться, что­ бы для познания или сознавания того или другого факта нам нужно было поставить его в кон­ траст с тем или другим положительным фактом. Необходимая для сознания антитеза не должна быть, я думаю, непременно противоположностью двух положительных фактов: она возможна также и меэвду одним положительным фактом и другим — отрицательным. Гоббс был, несо­ мненно, прав, когда говорил, что отдельное ощущение неопределенной продолжительности

в конце концов совсем перестает сознаваться; однако уже простой перерыв его, без всякого дру­ гого изменения, может восстановить его в сознании. Для того чтобы ощущать теплоту, нет не­ обходимости перейти к ней непременно от ощущения холода: достаточно, чтобы мы перешли к ней или от полного отсутствия ощущения, или же от ощущения какого-либо другого рода. Со­ относительным с бытием (being), как высшим родом, будет «не-бытие» (non-entity), или ничто,

имы всегда можем рассматривать и обсуждать вещи уже по одному их контрасту с «не-бытием».

Ясогласен с тем, что решение вопросов относительно существования обычно, если не все­

гда, зависит от предварительного вопроса о причинности или же о сосуществовании. И тем не менее существование есть нечто отличное от причинности и сосуществования и может

«сказываться» о подлежащем помимо причинности и сосуществования. Смысл отвлеченного имени «существование* и соозначение конкретного имени «существо» (being), как и всех остальных имен, состоит в тех или других ощущениях или состояниях сознания; «существо­ вать» значит возбуждать или быть в состоянии возбуждать какие бы то ни было ощущения или состояния сознания, совершенно все равно, какие именно. Как раз на это не обратил внимания Гегель, когда он, найдя, что «бытие* есть умственное отвлечение решительно от всех частных признаков, пришел к внутренне противоречивому положению (на котором он и основал всю свою философию), что бытие есть то же самое, что небытие. На самом же деле бытие есть имя «чего бы то ни было*; это — «нечто* в самом широком смысле.

13.Основания сказанного там будут полнее выяснены в гл. VII Книги IV.

14.Logic. I. 103-105.

15.Вряд ли можно признать удачной эту попытку Милля ослабить действительно существенное значение указанного Бэном различения, сводящегося в основе на различие двух видов катего­ риального синтеза: один раз синтез происходит по категории «порядка в пространстве*, дру­ гой — по категории «вещи*. Сведение последнего типа синтеза просто «на порядок во времени* (в форме «сосуществования*) совершенно недостаточно, так как оно не указывает специфиче­ ских признаков данного случая и не отличает его от других видов «сосуществования» (напр., от синтеза одновременно существующих пространственно раздельных вещей). Вообще Милль, стоящий в основном на сенсуалистической точке зрения, интересуется преимущественно от­ дельными чувственными элементами представлений и недостаточно расчленяет формальные типы их соединений, относя их в слишком общей форме к «ассоциациям». Критику данного мнения Милля дает Зигварт (Логика / Рус. пер. И. А.Давыдова. Т. II. Вып. 1. С. 109-110), прида­ ющий капитальное значение в познании как раз синтетической функции и ее типам.

Вообще «Логика» Зигварта (на которого, как он сам указывает, сочинение Милля оказало

влияние) — с ее детальными и тщательными анализами содержания представлений и поня­ тий и видов суждений — может служить ценным дополнением к учению Милля об «именах и предложениях». Милль интересуется в этой области преимущественно тем, что имеет бли­ жайшее отношение к логическим теориям, как их понимает он сам; напротив, Зигварт более систематически исследует область элементов познания как таковую, в то же время более Милля считаясь с выводами науки о языке. Правда, Зигварт изучает не «имена и предложения* (как Милль), а представления, понятия и суждения. Однако и Зигварт признает, что «суждение лишь постольку может быть предметом научного исследования, поскольку оно выражается в предложении» (Логика, рус. пер. Т. I. С. 8), и даже что «логику можно установить лишь в пре­ делах более развитых языков* (Там же. С. 29). — В. И.

Книга I. Глава VI

1.Здесь Милль употребляет термин «концептуалисты» в значении, несколько отличном от обычно принятого в истории философии. — В. И.

2.Учения, помешавшие пониманию истинного значения сущностей, не принимали еще в эпо­ ху Аристотеля и его непосредственных последователей столь установившейся формы, какая

была придана им впоследствии средневековыми реалистами. Сам Аристотель (в трактате о «Категориях») прямо отрицает, что вторые сущности (RcuxEpai oualai, substantiae secundae) существуют в предмете (inhere in а subject): по его словам, они только сказываются относи­ тельно подлежащего.

3.Постоянно проницательный и часто глубокомысленный автор An Outline of Sematotogy (м-р

Смарт) справедливо говорит: «Локк будет гораздо более понятен, если в большинстве случаев

мы подставим „знание чего-либо" вместо того, что он называет „идея чего-либо"* (Р. 10). Среди многочисленных критических замечаний по поводу употребления Локком слова «идея» это замечание, по моему мнению, всего более попадает в цель. Я цитирую его еще и потому,

что оно точно выражает различие между взглядом на значение предложений и тем, который я рассмотрел под моим названием концептуалистического. Там, где концептуалист говорит, что имя или предложение выражает нашу идею о вещи, я, вообще, вместо «нашу идею» говорил бы «наше знание» или «нашу уверенность» относительно вещи.

4.Это различие соответствует тому, какое проводил Кант и другие метафизики между аналити­ ческими и синтетическими суждениями; первые можно вывести из значения входящих в их состав терминов.

Книга I. Глава VII

1.Если только, конечно, мы допустим видовое отличие у того, что на самом деле не есть вид. Действительно, так как отличие по разряду (в объясненном выше смысле) никоим образом нельзя применить к признакам, то само собой понятно, что, хотя признаки и можно распре­ делять на классы, но эти классы могут быть признаны родами и видами лишь условно.

Книга I. Глава VIII

1. Профессор Бэн, в своей Logic, высказывает другой взгляд на определение. Он (I. 71) согласен с нами, что «определение, в его полном значении, есть сумма всех свойств, соозначаемых именем; оно исчерпывает содержание слова». Но он думает, что в содержание общего имени входят не все общие свойства класса, означаемого этим именем, а те, которые являются конечными, не разложимыми на другие. «Перечисление признаков кислорода, золота, челове­ ка и т.д. должно быть перечислением конечных (насколько они выяснены), непроизводных свойств или функций каждого из этих предметов», — только это и можно назвать полным определением (I. 75). Самостоятельное, не выводимое из других свойство, хотя бы оно не бы­ ло известно раньше, становится, по Бэну, частью значения термина, как скоро оно открыто,

и должно войти в его определение. «Когда нам говорят, что алмаз, который мы раньше знали как прозрачный, блестящий, твердый, драгоценный предмет, состоит из угля и может гореть,

мы должны поставить эти новые свойства рядом с остальными свойствами алмаза, — отныне они войдут для нас в соозначение этого названия» (I. 73). Соответственно этому, предложения: «алмаз состоит из угля» и «алмаз горюч» Бэн рассматривает как чисто словесные предложения.

Он проводит это учение так далеко, что, по его мнению, если только смертность нельзя будет вывести, как следствие, из основных законов животного организации, то она должна войти в соозначение слова «человек», и предложение «человек смертен» будет чисто словесным. Одной из особенностей (по моему мнению, неблагоприятной особенностью) его талантли­ вого и ценного сочинения является то, что большое число предложений, которые требуют доказательства и познаются из опыта, он считает, согласно только что изложенному учению, не реальными, а словесными предложениями.

Я могу сделать против такой терминологии следующее возражение: она уничтожает или, по крайней мере, затемняет гораздо более важное различие, чем то, которое она устанавливает.

Единственное основание для деления предложений на реальные и словесные заключается в не­ обходимости различать те предложения, которые дают новые фактические сведения, от тех,

которые их не дают. Предложение, утверждающее, что тот или другой предмет обладает из­ вестным признаком, и отмечающее этот предмет именем, которое уже обозначает данный признак, конечно, не прибавит ничего к тому, что было ранее известно всем, кто понимал значение имени. Но не надо упускать из виду, что под значением имени здесь надо разуметь значение, присущее ему в обыденной речи. Я не могу признать того, чтобы значение слова должно было обнимать и те факты, которые могут стать известными употребляющему это слово лишь в том случае, если он познакомится с ними посредством специального изучения той или другой отрасли науки о природе, и чтобы утверждение этих фактов не давало никаких новых сведений только потому, что эти факты известны немногим людям. Я держусь того мнения, что имя (оставляя в стороне его специальное, научное соозначение) указывает или соозначает лишь те свойства, которых оно служит знаком во мнении всех людей вообще, и что,

если даже откроют какие-либо новые свойства у той или другой вещи, то все-таки можно будет еще (как бы постоянно ни были новые свойства связаны с ранее известными) признавать

иза вещью, не обладающей этими новыми свойствами, право называться прежним именем. «Жвачное животное», согласно с терминологией Бэна, соозначает раздельнокопытность, так как свойства «жвачности» и «раздельнокопытности» постоянно встречаются вместе и между ними не открыто еще никакой связи; но «жвачное животное» не значит еще «парнокопытное»,

иесли бы открыли животное, отрыгивающее свою пищу, но имеющее неразделенные копыта, то, мне думается, его все-таки назвали бы жвачным.

2.В том более полном исследовании, какому архиепископ Уэтли подверг этот вопрос в послед­ них изданиях своей книги, он почти перестает различать сколько-нибудь важными чертами определения имен от определений вещей. По-видимому (9-е изд., стр. 145) под «реальным определением» он понимает такое, которое «выясняет природу вещи несколько более, чем поскольку она содержится в имени вещи» (разумея под словом «содержится» не только со­ означение имени, но и все то, что можно дедуктивно вывести из соозначаемых именем признаков). Но и это, прибавляет Уэтли, называется обыкновенно (и по моему, правильно) не определением, а описанием. Описание, по моему мнению, можно отнести к определениям лишь в том случае, когда (как при зоологическом определении человека) оно исполняет настоящее назначение определения, т. е. когда оно выясняет соозначение слова в каком-либо специальном его применении, как научного или технического термина: это специальное со­ означение, конечно, нельзя выразить определением слова в его обычном употреблении.

Де-Морган, как раз обратно с учением архиепиекопа Уэтли, понимает под «реальным определением» такое, которое заключает в себе менее, нежели «номинальное определение», лишь бы только его содержание было достаточно для отличения вещи. «Под реальным опреде­ лением я разумею такое объяснение слова (будет ли это вся совокупность значения последнего или только часть его), которого будет достаточно для того, чтобы отделить вещи, обнимаемые этим словом, от всех других вещей. Так, по моему мнению, полным определением слона бу­ дет следующее выражение: слон есть животное, обладающее от природы способностью пить, втягивая воду в нос и затем впрыскивая ее в рот». (Formal Logic, p. 36). Общее положение ДеМоргана не сходится с его примером: специальный способ питья, какой мы находим у слона, не входит, конечно, в содержание слова «слон». Если бы оказалось, что кому-нибудь такая особенность слона неизвестна, то про такого человека еще нельзя было бы сказать, что он не знает, что значит «слон».

3.Здесь Милль употребляет термин «реализм» в том его смысле, в каком он прилагается к средне­ вековым теориям платоновского направления, утверждавшим реальное бытие «универсалий». —

В. И.

4.В единственной, насколько мне известно, попытке опровергнуть приведенную выше аргумен­ тацию утверждается, что при первой форме силлогизма

Дракон есть вещь, изрыгающая пламя. Дракон есть змея.

Следовательно, некоторая змея или змеи изрыгают пламя — «заключение как раз настолько истинно, насколько истинны посылки, или, вернее, посылки

не более истинны, чем заключение. Если общее имя „змея“ обнимает как реальных, так и во­ ображаемых змей, то заключение не будет ложным; если же нет, то будет ложной меньшая посылка».

Попытаемся поэтому построить силлогизм на предположении, что имя «змея» обнимает

ивоображаемых змей. В таком случае для нас будет необходимо изменить сказуемые, так как нельзя утверждать, будто воображаемое существо изрыгает пламя: сказывая о нем такой факт, мы самым положительным образом подразумеваем, что это существо реальное, а не во­ ображаемое. Заключение должно иметь такой вид: «некоторая змея или змеи изрыгают или воображаются изрыгающими пламя»; а чтобы доказать такое заключение примером драко­ нов, посылки должны быть таковы: «дракон воображается изрыгающим пламя», «дракон есть

(реальная или воображаемая) змея». Отсюда бесспорно следует, что существуют змеи, кото­ рые воображаются изрыгающими пламя; но большая посылка не есть здесь ни определение, ни часть определения, а это только мне и нужно доказать.

Рассмотрим теперь второе утверждение: а именно, что, если слово «змея» обозначает лишь реальных змей, то меньшая посылка («дракон есть змея») ложна. Но это именно я и сам сказал о меньшей посылке, если ее рассматривать, как указание на факт; но как часть определения дракона, она не будет ложной; а так как посылки — или по крайней мере одна из них -