Раздел 7.

ХРОНИКА, РЕЦЕНЗИИ.

КРУГЛЫЙ СТОЛ В БГПУ

Т. В. Артёмова, П. А. Катышев

Рецензия:

Н. Н. Ивакина Основы судебного красноречия (риторика для юристов): Учебное пособие. – М.: Юристъ, 2007. – 455с.

Рецензируемая книга Н. Н. Ивакиной «Основы судебного красноречия (риторика для юристов)» представляет собою учебное пособие, отражающее ключевые темы юридической риторики в аспекте особенностей современного судоговорения.

Сегодня часто приходится сталкиваться с утверждением, что судебная риторика осталась в прошлом, а те рекомендации, которые предлагаются в учебниках, на самом деле не востребованы. Опыт общения с юристами показывает, что чем сложнее проблемы, которые ставит судебный процесс, чем серьезнее человек относится к выполняемой им работе, своей профессиональной репутации, тем выше его требования к собственной речевой культуре. Учебное пособие, созданное Н. Н. Ивакиной, является аргументированным ответом не в пользу бытующих стереотипов и реальной помощью в формировании умений и навыков судебного оратора. Можно с уверенностью утверждать, что автор путем сбалансированной подачи материала речей и риторических предписаний сумел обосновать необходимость судебной риторики. Актуальность настоящего издания обусловлена тем, что оно составлено с учетом особенностей современного судопроизводства и реальных потребностей юристов, выступающих в суде.

Изучение коммуникативных особенностей профессиональной речи юриста занимает центральное место в современной риторике, поскольку от речевых навыков юриста-профессионала зависит судьба конкретного человека. Рецензируемое учебное пособие предлагает конкретные советы по оптимизации речевого поведения участников судебных прений.

Учебное пособие адресовано прежде всего студентам юридических факультетов вузов. Поставленная автором цель – «воспитание языкового вкуса будущих юристов, развитие коммуникативных навыков» [12] – обеспечивается методически корректной организацией разделов книги. На сегодня создано не одно пособие по судебной риторике, однако учебник Н. Н. Ивакиной по праву можно назвать базовым, наиболее продуманным, выполняющим поставленным перед ним задачи.

Пособие состоит из восьми тематических частей, в которых последовательно рассматриваются отдельные аспекты судебной риторики. Все вводимые понятия даются в русле проблематики книги, что способствует последовательности и понятности изложения материала. В отборе материала, раскрывающего содержание дисциплины, проявляется стремление автора указать на трудности, возникающие в ходе подготовки и исполнения судебной речи, называются типичные ошибки, приводятся способы их устранения. При этом рассматриваются проблемы, связанные с культурой речи и этикой юриста, достаточно подробно излагается собственно риторический аспект исполнения судебной речи.

Каждый раздел учебника содержит теоретический обзор, глоссарий, вопросы для самопроверки и примерный план практического занятия. Словарь лингвистических терминов позволяет восполнить недостаток лингвистических знаний у студентов-юристов, необходимых им для освоения курса. Вопросы для самопроверки акцентируют внимание обучающихся на наиболее важных понятиях курса, помогают структурировать полученные знания. Достоинство примерных планов занятий заключается в многообразии упражнений, ориентированных на проверку и применение знаний о специфике судебных речей. При этом важно, что в качестве текстов для анализа предлагаются речи ораторов разных периодов: дореволюционной, советской и современной России. Несомненно, анализ речей ораторов прошлого является необходимым, поскольку позволяет проследить пути становления современной речи. Знание образцовых современных речей способствует формированию языкового вкуса и дает повод для развития творческого потенциала молодого юриста.

Следует отметить разнообразие заданий, предполагающих не только чтение и анализ отдельных фрагментов судебных речей, но и самостоятельную подготовку публичного выступления. Это позволяет выбрать упражнения, отвечающие целям определенного занятия и уровню подготовленности конкретной аудитории.

В книгу включена достаточно объемная хрестоматия (206 страниц), где приведены тексты речей известных дореволюционных юристов П. А. Александрова, А. Ф. Кони, Ф. Н. Плевако, В. Д. Спасовича, юристов советского периода, таких как О. В. Дервиз, Н. П. Кан, В. И. Царев, современных прокуроров и адвокатов Красноярского края. В качестве дополнительного теоретического материала для чтения в Приложении приведены фрагмент из книги П. Сергеича «Искусство речи на суде», статьи М. Л. Шустовой и Н. Н. Ивакиной, отражающие проблемы выразительности речи, ее логической организации и языкового воплощения. Список литературы включает наиболее интересные для юристов источники общим количеством 259 единиц.

Таким образом, структура книги передает стремление автора комплексно представить содержание дисциплины, помочь в ее усвоении.

Следует отметить, что автор при подаче материала ориентируется прежде всего на его актуальность и доходчивость. В книге практически каждое предписание, будь то правило произношения или описание композиционной части, иллюстрируется примерами, причем в качестве иллюстраций используются фрагменты речей разных эпох.

Содержание книги охватывает широкий круг вопросов, связанных с судоговорением, начиная с определения таких базовых понятий, как «оратор», «ораторское искусство», «риторика» и заканчивая вопросами этики участников судебных прений.

В пособии судебная речь рассматривается в трех ортологических плоскостях. В первом случае дается представление о правильности судебной речи, делается акцент на необходимости соблюдения лексических, орфоэпических, акцентологических, грамматических и стилистических норм как основы речевой деятельности юриста. Во втором случае судебная речь рассматривается как особый публичный жанр, обращается внимание на историю его формирования, жанрообразующие признаки современной судебной речи, анализируются средства речевого воздействия. Преимущества пособия в таком случае бесспорны: во-первых, все вводимые понятия ориентируются на представление специфики судебной речи как особого вида публичного выступления; во-вторых, подробно описываются средства реализации свойств судебной речи, например, диалогизация, создание логичности речи, выразительности; в-третьих, рассматриваются типичные случаи нарушения правил структуры, логичности судебной речи. Наконец, овладение жанровым своеобразием не отделяется от основ этического поведения оратора, связанных с ситуацией институционального общения и представлением о справедливости закона.

Подробное рассмотрение коммуникативных особенностей судебных прений позволяет составить представление о речевом воздействии (убеждении) как главном познавательном процессе, наводимом судебной речью. Раскрывая понятие логичности, автор обращает внимание на принципы рационального воздействия, на строение аргументов как способов воплощения убеждения и специфику их текстовой организации. Вместе с тем, следует отметить, что дается лишь общее представление об аргументации, без учета функционального своеобразия судебной речи.

В разделе, посвященном вопросам композиции, автор описывает коммуникативную структуру жанра. Развернутая характеристика каждого из элементов композиции судебной речи позволяет понять, как при помощи отдельных частей складывается и реализуется замысел в целом. Приводимые примеры прекрасно иллюстрируют свойства каждой из композиционных частей. С нашей точки зрения, «Композиция судебной речи» – наиболее интересный раздел пособия, служащий эталоном кодификации коммуникативных явлений. Тем не менее нуждается в более четком определении функциональный статус такого композиционного элемента судебной речи, как изложение фактических обстоятельств дела. В пособии относительно «изложения» утверждается следующее: с одной стороны, данным способом можно начинать речь [112], с другой – этот элемент занимает значительное место в судебном выступлении, особенно в речи прокурора [117]. Как показывает практика преподавания риторики на юридическом факультете, при анализе структуры судебной речи студенты затрудняются определить композиционную принадлежность «изложения»: к чему его отнести – к вступлению или главной части. Поэтому видится необходимым более четкое определение функций изложения, описание его специфики в зависимости от того, в какой позиции речи оно реализуется.

Пособие помогает читателю преодолеть заблуждение относительно экспрессивной бедности современных судебных речей. Можно только приветствовать то, что автор не ограничивается перечислением изобразительно-выразительных средств и корректно приводит примеры из речей А. В. Мельникова, Г. Резника, а также из правоприменительной практики красноярских адвокатов. Автор рассматривает и такие конструкции, которые использовались дореволюционными ораторами и практически не используется ораторами современными, как, например, прием внутреннего диалога. Это свидетельствует о том, что автор не стремится «навязать» реальности то, что уже вышло из употребления, а пытается понять причины употребления одних приемов и отсутствия других в современных речах; см., например, такое замечание автора: «Преобладание строгой логики рассуждений и доказательств над эмоциональным воздействием привело к почти полному отсутствию этого приема [имеется в виду прием внутреннего диалога. – Т.А., П.К.] в речах современных ораторов» [159].

Органичны пособию и темы, посвященные произнесению судебной речи, а также правилам поведения оратора перед аудиторией, что нашло отражение в разделах «Техника речи – средство речевого воздействия» и «Этические основы судебных прений». Вопросы, рассматриваемые в рамках этих разделов, действительно являются очень важными в силу того, что структурированная, доказательная и выразительная речь не может иметь полноценного воздействующего эффекта без должного озвучения и этичного поведения в суде. Основное, на что автор предлагает обратить внимание, это постановка голоса, правильное произношение звуков и соблюдение акцентологических норм. Ценными для современного студента-юриста являются знания этикета судебного оратора, поскольку речь в суде – это не только исполнение узкопрофессиональной задачи, но и общение, осуществляемое в непростой ситуации при наличии разностатусных адресатов.

Завершает пособие раздел «Устный характер судебной речи». Здесь процесс подготовки и воспроизведения судебной речи рассматривается в связи с устным характером данного жанра. Актуальность данной темы обусловлена необходимостью развития у современных студентов, а также профессионалов-юристов навыков подготовленной спонтанной речи. Специфика данного раздела состоит в рассмотрении типичных ошибок, обусловленных устным характером судебной речи. Подробный анализ значительного числа ошибок помогает читателю критичнее отнестись к собственной речи, понять причину промахов.

Несмотря на очевидные достоинства, пособие имеет и отдельные недочеты. Так, в вопросах для самопроверки к разделу «Судебная речь – жанр ораторского искусства» нет ни одного задания относительно особенностей дореволюционных речей [83]. Кроме того, автор, рассматривая виды логических ошибок, не приводит примеры, иллюстрирующие случаи порочного круга и мнимого следования [97].

Подводя итог, следует отметить, что учебное пособие «Основы судебного красноречия (риторика для юристов)» полностью соответствует своему назначению и выполняет задачи, поставленные автором. Оно может быть полезным не только для студентов юридических факультетов, но и юристов, заинтересованных в повышении своей речевой культуры. Комплексная подача материала способствует формированию как теоретических основ ораторского искусства, так и практических навыков и умений. Доступность изложения, блестяще продемонстрированная автором, является причиной, в силу которой книга может быть рекомендована для самостоятельного овладения основами судебного красноречия.

Б. И. Осипов

О МОНОГРАФИИ А. Д. ВАСИЛЬЕВА "СОВРЕМЕННОЕ РОССИЙСКОЕ ЯЗЫКОВОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО: ЮРИСЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ И КОММЕНТАРИЙ" (Красноярск, 2007)

В издательстве Сибирского юридического института (Красноярск) вышла небольшая (150 с.), но довольно содержательная и живо написанная монография А. Д. Васильева, посвящённая анализу современного языкового законоодательства России. Анализ ведётся в плане того нового научного направления, которое возникло в 90-х годах на стыке языкознания и юриспруденции и получило название юрислингвистики.

Книга состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографического списка.

Первая глава монографии – "Язык и право" – посвящена общетеоретичеким проблемам, возникающим в связи со взаимодействием данных сфер человеческой деятельности: языковой и юридической.

Приступая к рассмотрению взаимодействия языка и права, автор монографии подчёркивает: "Фетишизация слова, вера в магическую силуЮ заключённую в определённых словах – вовсе не достояние далёкого прошлого. Это следует учитывать и при рассмотрении соотношений и взаимодействий между языком и правом, и ýже – при работе с юридическими текстами" (с. 8). Обращая внимание, что в ряде законодательных актов словесное поведение приравнивается к физическому, А. Д. Васильев пишет о том, что, в частности, некоторые формулировки закона "О противодействии экстремистской деятельности" можно толковать при желании неограниченно широко.

Далее, при всём сходстве норм языка с правовыми нормами ставить между ними знак равенства автор монографии считает некорректным. Тема эта достаточно сложна и, а потому вопросы, касающиеся речевых особенностей юридических документов, закономерно должны находиться в поле зрения и юристов, и лингвистов. В частности, требуют решения такие проблемы, как зачастую неоправданная сложность юридического языка и как культура речи юристов.

В следующей главе ("Язык права") автор высказывает ряд серьёзных критических замечаний по поводу того языка, каким пишутся учебные пособия для юристов, а также по поводу разного рода неувязок в процессе "юридизации" естественного языка при законотворческой деятельности. При этом справедливо подчёркивается, что "юридизация естественного языка в правовых текстах не может быть абсолютной", что "естественный язык так или иначе продолжает действовать на восприятие тех его элементов, которые в составе документа обретают статус юридических терминов, ещё и потому, что в юридическом тексте в силу понятной необходимости сохраняются непосредственные содержательные элементы естественного языка" (с. 18). К этому можно добавить, что в любой функции человеческий язык сохраняет то свойство, которое ещё в XIXв. В. Гумбольдт выразил формулой "всякое понимание есть вместе с тем непонимание": чтобы понять то или иное слово, участник общения должен соотнести его со своим опытом, а этот опыт никогда полностью не совпадает с опытом говорящего (или пишущего). Вот почему стремление к абсолютно однозначному пониманию текста всеми участниками речевого общения заведомо невозможно, и юридические тексты, разумеется, не исключение.

Третья глава книги – "Языковая политика". – посвящена самым, пожалуй, трудным, деликатным и спорным вопросам изо всех, затрагивемых в книге. Глава начинается с обсуждения содержания иязыковой политики и выявлеия её составных частей. Справедливо критикуя предложенный в 50-х гг. ХХ в. термин американского специалиста Э. Хаугена "языковое планирование", автор указывает на более точный термин "языковое строительство", содержание которого было разработано ещё в 20-х гг. советскими учёными. Далее рассматривется вопрос о государственном языке – один из центральных и наиболее трудных вопросов языковой политики. Привлекая довольно большой материал высказываний разных авторов на эту тему, автор, к сожалеию, обходит статью В. И. Ленина "Нужен ли обязательный государственный язык?" Между тем эта статья не только сыграла важную роль в определении вектора языковой политики в советские времена, но, как это, может быть, ни парадоксально звучит, в значительной мере сохранила актуальность и в сегодняшних условиях. Во всяком случае, осмыслить её установки её роль в истории языковой политики не было бы лишним и при анализе работы над законом о государственном языке современной Российской Федерации. (Этот анализ составляет последнюю часть данной главы).

Впрочем, реакция на позицию В. И. Ленина есть в следующей главе книги – "Законы о языке". В главе четыре раздела: "Закон РСФСР "О языках народов РСФСР", "Декларация о языках народов России", "Закон о языках народов Российской Федерации" и "Федеральный закон "О государственном языке Российской Федерации". Рассматривая отличия проекта последнего из этих законов от его окончательного текста, из которого исключено положение об обязательности изучения русского языка в общеобразовательных и специальных учебных заведениях, автор монографии замечает: "Кажется, текст закона, в отличие от текста проекта... гораздо более близок лозунгу, провозглашённому весьма популярным некогда автором: "Ни одной привилегии ни для одной нации, ни для одного языка!" Однако если какой-то язык узаконен в качестве государственного, то, казалось бы, в целях собственного нормального функционирования, для безусловного обемпечения его знания граждаами должно было бы предусмотреть обязательность обучения этому языку – хотя бы с учётом его интегрирующей роли" (с. 102). А. Д. Васильев верно подметил здесь противоречивость закона, но его явная склонность к провозглашению обязательности изучения русского языка всеми гражданами Федерации в сущности поторяет ту самую логику русских либералов начала ХХ века, которую "весьма популярный некогда автор" весьма язвитеьно и весьма основательно раскритиковал в названной выше сттатье. (А. Д. Васильев цитирует другую статью В. И. Ленина – "Рабочий класс и национальный вопрос", где тема языка подробно не рассматривакется). А. Д. ВАасильев не учитывает того факта, что обязательность изучения языка наиболее многочисленной нации многонационального государства как раз провоцирует и усиливает стремление малых народов к обособленности, к ревностному сохранению национального своеобразия, усиливает сопротивление экспансии "титульного" языка. Достаточно указать на сопротивление русских в современных прибалтийских ремпубликах. И, наоборот, добровольность изученияязыка "государствообразующего" народа не только способствует тяге к этому языку, а и создаёт противоположную опасность – опасность исчезновения малых языков. Об этом свидетельствует судьба многих языков народов СССР в советскую эпоху, судьба серболужицкого языка в послевоенной Германии, и примеры можно было бы умножить. Ничто так не может повредить судьбе русского языка, как стремление "загонять в рай дубиной" (если воспользоваться выражением того самого "Популярного некогда автора").

Но сам факт, что положения автора вызывают полемические возражения, свидетельствует об остроте поднятых в данной главе вопросов.

Этого нельзя сказать о последней главе монографии – "Федеральные целевые пограммы "Русский язык". Конечно, и в этих документах есть материал для юрислингвистического анализа, но сами-то программы либо не финансировались вовсе, либо финансируются в таком объёме, что говорить о них, на мой взгляд, просто не стоит. По крайней мере у меня как у читателя данный сюжет не возбудил ни малейшего интереса.

В заключение, поскольку А. Д. Васильев в ряде случаев упоминает и мои работы по юрислингвистике, остановлюсь и на этом моменте.

В главе "Язык права" (с. 17) автор монографии солидаризируется с моими выводами о речевом мошенничестве, то есть об использовании всякого рода лингвистических ухищрений в прямо корыстных целях. Конечно же, я могу только порадоваться, что привлёк внимание к даному вопросу, тем более что стремление чиновников и предпринимателей делать деньги из русского языка, как прежде они делали деньги из воздуха, явно идёи\т по нарастающей. Хотнлось бы, чтобы на эту сторону дела обратили внимание не только специалисты по юрислингвистике, а и собственно юристы.

Далее, в главе "Законы о языках" (с. 95 – 96), при обсуждении проблемы различия между порнографией и эротикой, А. Д. Васильев, приводя определение порнографии В. В. Набоковым и мою оценку этого определения как исчерпывающего, возражает, что "далеко не всё так уж просто", и приводит точку зрения юриста С. И. Бушмина, который утверждает, что "эротика(как продукция, вызывающая эротические фантазии, чувства) ипорнография... полностью совпадают по объёму". Что всё не так уж просто, нельзя не согласиться, но сложность не в самом отличии порнографии от эротики, а именно в наличии таких вот юристов. Разумеется, сцена полового акта в эротическом и в порнографическом произведении "совпадает по объёму". Но в том-то и дело, что в произведении порнографическом подобные сцены существуют вовсе не для того, чтобы "вызвать эротические фантезии" и тем более "чувства". В порнографии их цель т смысл – глумление над сексом и физиологией, похотливое подмигивание читателю или зрителю, установка на похоть, а не на эротические фантазии, на ощущения, а не на чувства. Впрочем, и объём тут не безразличен: тот жк Набокоа указывал, что в порнографическом произведении эротический быт идёт по нарастающей, а ведь это один из таких законоа жанра, который поддаётся просто даже арифметическому учёту. Так что сложность не в самой трудноразличимости эротики и порнографии, а в нежелании видеть различие, поскольку такое видение предполагает определённые духовные усилия и не всегда может быть формализовано.

И, наконец, возвращаясь к вопросу о государственном языке, обращу внимание на знак (?!), которым А. Д. Васильев сопровождает некоторые слова, цитируя моё высказывание о том, что термин "государственный язык" в любом случае играет отрицательную роль: "ведь из-за него все длугие языки получают статус негосударственных, что естественно (?!) воспринимается как их отнесение ко второму сорту, как унижение и по сути дела оскорбление (?!) – отя бы оскорбление только лишь словом". Тут очень показательно вот что: автор как будто недоумевает, что же естественного в восприятии негосударственного статуса как оскорбительного, а между тем сам многократно выражает неудовольствие положением русского языка, например, на Украине и в других бывших республиках СССР.

Но, так или иначе, все проблемы, поднятые в книге А. Д. Васильева, заслуживают обсуждения, и автор проявил себя как горячо заинтересованный в их решении человек, к тому же умеющий заинтересовать и своего читателя.