Arkhangelskiy_A_Gumanitarnaya_politika_M_2006

вольные интеллигенты время от времени прибегали с кухни и кричали: «Сталинизм! Диктатура! Хунта!» Хотя имели полную воз­ можность выйти через открытую дверь на улицу и убедиться, что никакой диктатуры нет, никаким сталинизмом не пахнет, а есть второе издание застоя, основанного на голо­ вокружении от нефтяных денег и всеобщей усталости от самих себя.

И как-то никто вовремя не сообразил, что окна запрещены только в одном типе помеще­ ния, отнюдь не санаторном. Имеется в виду не сумасшедший дом и даже не тюрьма, здесь с окнами полный порядок, хотя они и зареше­ чены. Имеется в виду игорный дом; в казино у клиента должно возникнуть ощущение оста­ новившегося времени, чтобы сознание сохра­ няло ясность и при этом мутилось. Только так игрок впадает в азарт, как в самый настоящий транс; только так он без остатка отдается со­ блазну игры. И его легко поманить невероят­ ным выигрышем, доведя в конце концов до невероятного проигрыша.

Судя по всему, мы как раз находимся в ста­ дии перехода от первого этапа ко второму, от эйфории везения к осознанию неудачи. Ис­ кусственная стабилизация, ставшая равно­ действующей множества социальных воль (а вовсе не коварной задумкой Кремля; к че­ му самих себя вводить в заблуждение), на­

38о

чинает обнаруживать свою двойственную природу. То — поперек замечательных пока­ зателей — случается банковский кризис. Из чего следует, что либо нет кризиса, а есть го­ сударственный передел банковской собствен­ ности, либо нет замечательных показателей, а есть лукавая цифра. То вдруг выясняется, что запущенную машину уничтожения круп­ нейшей нефтяной компании никто не в силах остановить. Даже сами запускавшие. Даже ес­ ли очень хотят. То, вполне вероятно, начнется падение рынка недвижимости, привязанного к невозвращающимся кредитам. То выяснит­ ся, возможно, что избирательная апатия насе­ ления сменится вдруг необъяснимой агресси­ ей. И придется еще вздохнуть о временах торжества «Единой России»...

Пока мы замечаем лишь первые симптомы игорного похмелья, неизбежного угара. Зна­ чит, еще не поздно что-либо изменить. ПОКА не поздно. Стало быть, нужно срочно прору­ бать в глухой стене окна. Проветривать. И вни­ мательно смотреть, что же там, за окном.

13 июля

В ЧЕМ СИЛА, БРАТ?

Американские демократы слетаются на съезд, обсуждают рейтинги Керри; американ­ ские консерваторы сохраняют ледяное спо­

381

койствие. Поскольку знают: судьбу выборов решит не политически активное меньшинст­ во, а пассивное большинство обывателей. Ко­ торые ничего не слышали о рейтингах, а про­ сто проснутся хмурым ноябрьским утром и отправятся голосовать сердцем. Сердце же подсказывает: стране нужен президент, умею­ щий поддерживать иллюзию, будто ничего не изменилось после 11 сентября и Америка попрежнему оплот всемирной свободы, гарант внутреннего порядка. И чем острее будет не­ хорошее чувство, что традиционное амери­ канское мироустройство все же надломлено, тем выше окажутся шансы хорошего парня Буша. В чье правление как раз и произошел сбой в исторической цепи. Но об этом — не вспомнят.

Мы делали в Штатах документальный фильм о Библиотеке конгресса и на себе ощути­ ли произошедший сдвиг. О нет, не в Библиоте­ ке — с ней как раз полный порядок. Она олице­ творяет собой весь устойчивый набор ценностей, которые в конечном итоге и позво­ лили Америке стать самой мощной державой мира. Предельно свободный доступ к информа­ ции. Торжество правового сознания (законода­ тели делают ежегодно до полумиллиона инфор­ мационных запросов, и Библиотека помогает им принимать обдуманные решения). Амери­ канская мечта о всеобщей демократии...

382

Попадая в Библиотеку, ты попадаешь в ту самую легендарную Америку, о которой на­ писаны книги и сняты фильмы. Выходя на улицу — возвращаешься в реальный Вашинг­ тон, каким он стал после 11 сентября. С пре­ дельно усложнившейся бюрократической ма­ шиной. С усилившимся чувством страха. С вдохновенными спецслужбами, которые со­ ревнуются в установлении новых и новых ограничений. Например, теперь нельзя без специального разрешения снимать вашинг­ тонские памятники. О чем мы, к счастью, не знали. А потому успели отснять.

Но кое-что отснять все же не успели. Нуж­ ны были кадры живой жизни вашингтонской улицы. Утром в день отъезда наш оператор вышел пораньше, установил камеру прямо возле отеля и навел фокус на пешеходов, пере­ ходящих дорогу. В положенном месте. Через пять минут камера была окружена полицей­ скими, а бегуны, совершавшие традицион­ ную американскую пробежку вокруг соседне­ го здания, вдруг оказались не бегунами, а людьми в штатском. Как в мультфильме «Шпионские страсти» агент вылезает из-под лужи, сворачивает ее и кладет в карман. Ока­ залось, камера была развернута в сторону въезда в подземный гараж. По мнению людей в штатском, в кадр попал симпатичный поли­ цейский с пластиковой бутылкой кока-колы,

383

здание напротив отеля оказалось Министер­ ством сельского хозяйства, имеющим оборон­ ное значение. Ладно, извинились, предъяви­ ли паспорта, журналистские удостоверения. Но не тут-то было.

Группа захвата все увеличивалась; авторов фильма после долгих согласований в каких-то инстанциях доставили в участок. Здесь нача­ лось самое интересное. И очень похожее на репетицию сцены из голливудского фильма про шпионов.

Часа полтора нас продержали в охраняе­ мой комнате, запретив общаться между собой по-русски. За это время были созданы две следственные группы — каждая в составе со­ трудника ФБР, агента еще какой-то службы

ипереводчика. В приказном порядке в отде­ ление был вызван ни в чем не повинный ра­ ботник Библиотеки, который имел несчастье помогать в ее съемках. Авторов фильма по­ очередно вызывали в отдельные кабинеты. И — задавали вопросы. Не говорю — допра­ шивали, поскольку было сказано, что это не арест (а про наши права — не было сказано,

ипозвонить в посольство никто не предло­ жил). Однако, по существу, это был допрос. Меня лично сотрудник ФБР спросил, сотруд­ ничал ли я с российской разведкой, — и очень обиделся, когда я в ответ засмеялся. Потом поинтересовался: правительство говорит вам,

384

что снимать и про что рассказывать? Не гово­ рит? А кто говорит? И без конца повторялся один и тот же вопрос: почему в объектив ка­ меры попал сотрудник полиции и что именно интересовало нас в секретном гараже страте­ гического Министерства сельского хозяйст­ ва? Должно быть, парню забыли сообщить, что холодная война закончилась.

Нас отпустили через четыре с половиной часа, записав данные о росте и весе и устроив некоторым повторный допрос. Но, уже отпус­ тив, передумали и зашли в номер к оператору, чтобы отсмотреть кадры Белого дома. Сня­ тые, кстати, с разрешения полиции.

Итого — в течение половины рабочего дня пятью журналистами из России занимались: 3 полицейских в форме, 3 бегуна в штатском, 2 переводчика, 2 сотрудника ФБР, 2 сотрудни­ цы спецагентства, 1 веселый охранник и мно­ гострадальный сотрудник Библиотеки. Были отправлены бесчисленные запросы во всевоз­ можные ведомства, проверены телефонные номера, по которым мы звонили из отеля...

Бюрократия и спецслужбы — опора любой им­ перии и ее могильщики, они создают импер­ скую машину и они же сгрызают ее изнутри, если дать им чрезмерную волю. Мы уже это проходили на своем историческом пути, Аме­ рика, позволившая себя напугать событиями 11 сентября, только встала на этот опасный

385

путь. Даст Бог, опомнится. Ну а если не опом­ нится, что ж: вольному воля. А невольному — неволя. Опухоль бюрократических спецслужб может стать злокачественной. Но Библиотека конгресса от того хуже не станет; за нее — спа­ сибо. Именно в ней сила, брат.

Вашингтон, 26 июля

Гражданин

Все мнимые и реальные, уже назревшие и еще надвигающиеся беды России мы привыч­ но связываем с властью. С ее непродуманны­ ми решениями и ее продуманной нере­ шительностью. С ее чересчур активными действиями и ее чрезмерно пассивным без­ действием. Это отчасти справедливо; власть на то и берут, чтобы отвечать за все перед все­ ми. Но власть не только берут, ее еще и дают; кто дает? — мы; с нас и спрос.

В последнее время разговоры, которые ве­ дет в своем кругу интеллигентное сообщество, все чаще отдают знакомым ароматом сладко­ вато гниющего застоя; о том, что происходит в стране, говорят с оттенком привычного рав­ нодушного полупрезрения: они решили, ну что с них взять, а это-то, эти... Разумеется, эти дали все основания так рассуждать; они вы­ брали стабильность, чреватую застоем, и по­

386

тому в самом прямом и самом жестком смысле слова нуждаются в некоторой апатии общест­ ва. Иначе бродильное начало гражданского сознания выведет государственную бюрокра­ тию из сонного равновесия, вынудит ее ме­ няться под воздействием окружающей среды. Но зачем делать им этот подарок?

Среднестатистический российский интел­ лигент, вместе со всей страной вскипавший благородной яростью в 90-е, праздновавший победу в 93-м, а ныне — опять же вместе со всей страной — уставший и погрузившийся в политическую апатию, ответит на этот вопрос примерно так. А что я могу изменить? Разве меня кто спрашивает? Они же демонстриру­ ют, что во мне не нуждаются?

Но в том и дело, что такой ответ — вполне типовой — свидетельствует о полном отсут­ ствии гражданского самосознания. Гражда­ нин, ощущающий страну как продолжение самого себя, а власть — как наемный орган высокопоставленных исполнителей общена­ циональной воли, рассуждает принципиаль­ но иначе. И действует тоже. Он имеет свою позицию; он ищет единомышленников; он объединяется с ними и совместными усилия­ ми старается отстоять эту общую позицию. И перед лицом власти, и перед лицом бизне­ са, и перед лицом других гражданских объе­ динений, проводящих иную линию. И никому

387

в голову не придет поинтересоваться: нужда­ ется ли в нем власть? Даже самой власти. Потому что она — по определению — соци­ альный хамелеон, меняющий окраску в соот­ ветствии с ландшафтом.

Казалось бы, столичные правители давно уже освоили науку умолчания; действуя по принципу: мели, Емеля, твоя неделя, они не обращают внимания на публичную критику и продолжают делать, что хотят. Но даже эту броню пробила гражданская твердость тихого академического человека, директора Государ­ ственного института искусствознания Алек­ сея Комеча.

Комеч из десятилетия в десятилетие, из го­ да в год, что при советской власти, что сейчас, продолжает безнадежное дело защиты архи­ тектурной старины от самодовольного новостроя. Ему бы давно плюнуть на все; спасай «Москву» не спасай, защищай «Военторг» не защищай, держи оборону под Манежем не держи — все одно снесут, разберут, зачистят. Он не плюет; продолжает занудно сопротив­ ляться; и на самом деле, если бы не это граж­ данственное занудство, список столичных жертв и разрушений был бы значительно бо­ лее внушительным, скорость уничтожения исторической памяти резко бы возросла. А в битве за историю, как на любой войне, вре­ менной фактор имеет колоссальное значение.

388

Уже сейчас сгрызать архитектурную Москву стало труднее, чем пять лет назад; еще через пять — станет труднее, чем сейчас; есть шанс, что то, что не успели снести сегодня, уже не уничтожат завтра.

И вот столичный градоначальник, кото­ рый в силу самой своей должности обязан иметь слоновью шкуру, подает в суд на Комеча и телеканал «Россия» за жесткую критику планов по восстановлению, оно же полная пе­ рестройка, сгоревшего Манежа. Причем по статье, которую должностное лицо (в отличие от владельца собственного бизнеса) вряд ли может использовать: «Защита деловой репу­ тации». От кого защищаем репутацию? Не от прокурора. Не от бизнесмена. От вежливого интеллигента, не имеющего властных рыча­ гов воздействия. Но имеющего позицию. Упорство. И авторитет, который заставляет других прислушиваться к мнению граждани­ на Комеча.

Так что самый факт судебного иска градо­ начальника к искусствоведу по-своему заме­ чателен; парадоксальным образом это очень хорошая новость. Поскольку доказывает: ис­ тина сильнее царя. Не обращать внимания на серьезную и ответственную гражданскую по­ зицию даже самая пуленепробиваемая власть уже не может. Значит, есть шанс.

3 августа

389