Nukhazhiev_N_S__Umkhaev_Kh_S_-_V_poiskakh_natsionalnoy_identichnosti_-_2012

национальную напряженность, призовут к ответу сами ингуши, а их мифотворчество будет ими жестко пресечено. Но не тут-то было.

Крайне опасные как для нашей страны в целом, так и конкретно кавказских народов, идеи национальной исключительности и превосходства своего народа над другими (в нашем случае просто смешные) не только не были категорически запрещены, а из полулегальных, самиздатовских статей и брошюр благополучно перекочевали в довольно-таки солидные издания, претендующие на научность. Это учебные пособия для школьников, различные издания по истории Ингушетии, официально выходящие под грифом министерства образования Республики Ингушетия, Ингушского государственного университета, Ингушского на- учно-исследовательского института гуманитарных наук им. Ч. Ахриева.

Так, к примеру, в 2002 году вышло до предела напичканное всевозможными националистическими пассажами учебное пособие для 7–9 классов общеобразовательных школ некоего краеведа Н.Д. Кодзоева «История ингушского народа с древнейших времен до конца XIX века», по которому обучают детей в школах Ингушетии. В этом же году вышел сборник «ГIалгIай турпала иллеш» (составитель М.А. Матиев, научный редактор И.А. Дахкильгов) с «ингушскими» героическими песнями, большинство из которых, на самом деле – чеченские. В 2005 году выходит вторая книга И. Абадиева «Эздел – формула земной жизни», «доказывающая» национальную исключительность ингушей и превосходство ингушского народа над соседними кавказскими народами. В 2007 году вышла книга А.Х. Танкиева «Эздел – ингушская этика» (до этого, в 1997 году, вышла его же книга под названием «Духовные башни ингушскогонарода»),вкоторойавтор,уничижительноотзываясьокультуре и традициях соседних народов, пытается записать за ингушами все духовно-нравственное наследие не только нахов, но и народов всего Кавказа. В 2011 году выходят довольно внушительные по объему и солидные по оформлению и иллюстрациям издания «К древней и средневековой истории ингушей» (сборник статей, составленный А.- М. Дударовым и Н. Кодзоевым) и «История Ингушетии» (труд авторского коллектива сотрудников Ингушского научно-исследо- вательского института гуманитарных наук им. Ч. Ахриева).

Ознакомившись с «изысканиями» новоявленных ингушских «историков», поража-

11

ешься произвольным и тенденциозным толкованием ими тех или иных страниц исторического прошлого народов Передней Азии и Кавказа и места в нем ингушского народа, вопросов этногенеза чеченцев и ингушей. Первая реакция была – ответить резко и без всяких условностей. Но учитывая то, что абадиевы и кодзоевы и иже с ними – это далеко не весь ингушский народ, решили ответить в соответствии с нахским кодексом чести, о котором так много и красиво говорят вышеназванные авторы, хотя сами, почему-то, не удосуживаются его соблюдать. Как известно, ложь, соответствующим образом не опровергнутая, воспринимается как правда и люди постепенно начинают в нее верить. Не зря великий Гете сказал: «Истину надо повторять, ибо заблуждения проповедуются вокруг нас постоянно».

Во всех этих изданиях, на фоне неуклюжих попыток возвеличивания роли ингушского народа в истории региона, допускается неуважительное, а порой и пренебрежительное отношение к истории, культуре

итрадициям других народов Северного Кавказа.

Кбольшому сожалению, за последнее время историческим мифотворчеством занимаются не только ура-патриотически настроенные «любители истории» ингушского народа, которым не хватает элементарной культуры и знания материала, но и довольно известные в ингушской научной среде исследователи, что не может не тревожить. «Искусственно вырывая из контекста единого исторического процесса отдельные суждения, высказывания, свидетельства, делая упор только на героические эпизоды истории», эти псевдопатриоты «внушают мысльосвоейнациональнойисключительности,какнарода,обисключительности своей истории, культуры и. д.» (149, с. 31).

Создается впечатление, что вся эта пропагандистская кампания имеет целенаправленный характер и проводится с ведома руководства республики. Иначе как объяснить тот факт, что к выпуску, например, книги «История Ингушетии», изданной Ингушским научно-исследовательским

институтом гуманитарных исследований им. Ч. Ахриева, свою руку приложил и Глава Республики Ингушетия Ю.-Б. Евкуров (тогда еще Президент), написавший вступительное слово к книге? Кроме того, заказчиком книги является отдел по размещению заказов для государственных нужд министерствафинансовРеспубликиИнгушетия.

На наших глазах, уже два десятка

12

лет подряд, идет усиленная накачка ингушской молодежи чрезвычайно опасными националистическими идеями. Это своего рода мины замедленного действия, которые, при нашем бездействии, очень скоро начнут взрываться. Мы хорошо помним, к какой трагедии привела такая же накачка на рубеже веков в Чечне. Не замечать этого и молчать – преступно.

Большое значение в историческом исследовании имеет научная основательность первоисточников, на которые ссылаются авторы, а такженаучностьпроведениясамогоисследования.«Национальныеретроспекцииимеют,безусловно,различнуюисточниковуюосновательность иразличныйнаучныйуровеньсвоегоисполнения.Однинациональные картины (версии) представлены солидными профессиональными трудами, успешно интегрированными в мировой академический дискурс. Другие картины (версии) есть продукт разложения старых или становления новых национальных школ «исторической науки», зачастую работающих уже на грани профанации» (228, с. 109).

Что касается некоторых ингушских деятелей от истории, то они не только не балуют своих читателей ссылками на «солидные профессиональные труды, успешно интегрированных в мировой академический дискурс», а в большинстве случаев – полностью их игнорируют, настойчиво навязывая читателю собственное видение истории, основанное на косности и невежестве.

Как известно, историческая литература о чеченцах и ингушах страдает очень существенными недостатками и использование ее в научной деятельности требует большой осторожности и осмотрительности.

Так, по мнению русского исследователя царских времен Г. Вертепова, «чеченцам и ингушам посвящены работы по преимуществу трех категорий писателей: 1) военных, непосредственно участвовавших в водворении русского владычества на Кавказе; 2) туристов, путешествовавших по Кавказу с целями, часто далекими от всякой науки; 3) местных жителей, почти исключительно лиц местной администрации» (95, с. 150).

По мнению автора, в глазах военных, горцы были, прежде всего, врагами. «Война, да еще такая продолжительная и ожесточенная, какою была война с кавказскими горцами, выбила их из колеи повседневной жизни, заглушила в них одни инстинкты, породила другие и наложила на все свою кровавую окраску».

Путешественники, не зная местные языки, вынуждены были принимать на веру все, что говорили им переводчики. А последние, даже если они были совершенно беспристрастны, не могли адекватно передать необходимую информацию из-за плохого знания ими русско-

13

го языка. Кроме того, многие источники написаны людьми, «которые буквально переписывали то, что было написано до них, а не специалистами в той или иной сфере».

Ачто касается писателей – местных жителей, то они, «живя среди наблюдаемого племени и нередко зная его родной язык, имели возможность проследить его жизнь во всех мельчайших подробностях и оставить в своих записках самые достоверные сведения». Но дело в том, что этот «контингент», по мнению Вертепова, был малообразованным и их произведения «часто наполнены тем, что не имеет никакой цены».

Мы бы к этим трем категориям добавили еще и категорию так называемых «придворных» писателей, обслуживавших великодержавные имперские интересы царской России, а в советский период – интересы тоталитарного коммунистического режима.

Авот что пишет по поводу объективности, написанного придворными учеными, Ф. Тотоев: «При обращении к источникам, собранных властями, помимо их политической тенденциозности, следует учитывать ряд других обстоятельств. Еще в 1834 году Норденштамм, тогда еще капитан Генерального штаба, предупреждал, что большая часть сведений о кавказских народах основана на рассказах местных жителей, скрывающих правду о своих землях. Собиратели сведений дополняли рассказы горцев догадками, отчего сведения «так неверны и неполны», «столь разногласны и столь неудовлетворительны» (210, с. 19).

Так что, подход к первоисточникам, особенно царских времен, должен быть достаточно критичным. Хорошо еще, если материал первичен, а то сведения о жизни кавказских горцев зачастую являются пересказами людей, которые слышали их от своих друзей и близких, которым все это, в свою очередь, якобы рассказали сами горцы. И это притом,чтотолмач,переводивший рассказыместныхаборигенов, знал всего лишь с десяток русских слов, а сам исследователь не только не знал языка аборигенов, но и их своеобразную культуру и традиции.

Как отмечает Ф. Тотоев, «знакомство с исторической литературой

иизучение архивных документов позволили нам установить противоречиявоценкаходнихитехжефактовумногихисследователей,порой разительное несоответствие в них выводов по вопросу об обществен- но-экономическом развитии Чечни этого периода» (210, с. 14).

В отличие от писателей, рассказывающих про жизнь человека с помощью фантазии и художественного вымысла, настоящий историк не имеет право отступать от буквы и духа документа, он должен строго следовать за фактами, как бы они не противоречили его собственным взглядам и убеждениям. Все это далеко не безобидные вещи, так как

14

«заново открытая «история» выступает средством для оправдания статусной иерархии этнических групп и подпитки опасных иллюзий, что характер такой иерархии должен определять, каким набором прав и жизненных стратегий может распоряжаться человек» (228, с. 120).

В первую очередь, это относится к ингушской историографии, хотя историки из числа чеченцев, да и других северокавказских народов в этомсмыслетожедалеконебезгрешны.Ноингушскиеисторикивэтом плане, как говорится, «впереди планеты всей».

А вот как считает возможным поступать с документами составитель сборника статей и очерков по истории и культуре ингушского народа «Ингуши» А. Танкиев: «Устаревшие, явно субъективные и несправедливые суждения и положения авторов, могущие ввести в заблуждение неосведомленного читателя, а также прямо не относящиеся к истории и культуре ингушского народа, опущены... В таких случаях произведения и материалы авторов публикуются в сокращении» (95, с.11).Такимобразом,Танкиевсамопределяет,чтовдокументеявляется «устаревшим», «субъективным» и «несправедливым», и что следует оставить или вырезать. «Оригинальный, вполне «научный» подход в использовании первоисточников.

Нет никакого сомнения в том, что история современных ингушей тесно переплетена с чеченской, а до определенного периода, связанного с формированием из единого вайнахского этномассива ингушской народности, вообще, является единой для них.

Так вот, на эту часть истории двух наших братских народов, являющуюся общим достоянием, ни чеченцы, ни ингуши, в отдельности, монопольного права не имеют. Хотя чеченцев до начала Кавказской войны было в 10 раз больше, чем ингушей. Это общенахская история, и, как чеченцы, так и ингуши имеют на нее равное право. Другое дело – история отдельных нахских обществ, в силу тех или иных причин консолидировавшихся в чеченский и ингушский народы. Об истории чеченцев и ингушей в отдельности можно говорить лишь с момента формирования двух родственных народов – нахчий и гIалгIай. В свою очередь, история отдельных нахских обществ заканчивается с момента окончательной идентификации себя чеченцами или ингушами.

Некоторые ингушские авторы объясняют свои неадекватные заявления и действия по отношению к чеченскому народу тем, что чеченцы, якобы стремятся ассимилировать ингушей в своей среде. Никто, конечно, ассимилировать ингушей не стремится, так что А. Танкиев зря заламывает свои руки по этому поводу (202, с. 109). И, вообще, о какой ассимиляции может идти речь, если и те, и другие, по суще-

15

ству, являются представителями одного народа, с одной культурой и религией, говорящих на одном и том же языке, отличающимся только некоторыми диалектными особенностями? «Уподобляться» друг другу им нет никакой необходимости, так как подобными они созданы самим Всевышним.Чтожекасаетсяассимиляции,тооней,какправило,говорят при соприкосновении различных народов и разных культур.

Чеченцы уважают и признают право ингушского народа самому определять свою судьбу, хотя разделение ослабляет оба народа. Волевым способом объединить наши искусственно разъединенные народы вряд ли возможно. Слишком далеко зашел процесс обособления. Но, если уж мы разделились, то чеченский народ оставляет за собой право защищать все, что принадлежит ему по праву.

Создание двух нахских республик предопределило формирование двухнациональныхправящихэлит,состоящих,восновном,изгосударственных чиновников. Научная общественность, творческая интеллигенция занимают в них более чем скромное место. И если последние, как правило, работают на интеграцию, то национальные бюрократии,

вцелях самосохранения и дальнейшего воспроизводства, действуют

впротивоположном направлении. Именно они противостоят объединительным тенденциям в отношениях между чеченским и ингушским народами. Не зря В. Тишков отмечает, что «с появлением двух национальных автономий и, соответственно, двух государственных бюрократий началось и более жесткое разделение на чеченцев и ингушей» (206, с. 167). Но наши народы могут и обязаны быть вместе. Во всяком случае, мы не имеем права противостоять друг другу. Это в интересах как чеченского, так и ингушского народов.

«Исторические труды о Северном Кавказе, как любая историографическая продукция, всегда были в той или иной степени идеологизированы и мифологизированы. Полностью избавить профессиональное историописание от этого первородного греха невозможно в принципе. Но свести его злокачественный эффект к минимуму и тем самым автоматически повысить удельный вес благотворящего знания можно…

Наполебитвыидей,страстей,людей,вкоторую,ксожалению,превращена История, российскому обществу нужна победа, одна на всех – победа здравого смысла, мудрости, согласия» (76).

16

ОБ ЭТНОНИМАХ И ТЕРМИНОЛОГИИ

Важен не сам термин, а смысл, который в него вложен.

Х. Ошаев

При рассмотрении любого серьезного вопроса, в первую очередь, необходимо договориться о терминах. Вернее, об их одинаковой итерпретации оппонирующими сторонами. Если же у одной стороны свое собственное видение основной терминологии по обсуждаемой проблеме, в корне отличное от понимания другой стороны, то о плодотворности обсуждения не может быть и речи. Вроде бы стороны будут говорить об одном и том же, но это будет, образно говоря, разговор слепого

сглухонемым.

Внашем случае, в первую очередь, это касается таких терминов, как «нахи» и «вайнахи», которыми отдельные ингушские исследователи жонглируют, как самые искусные эквилибристы. А также этнонимов «чеченцы», «ингуши», «дзурдзуки», «глигви», «кистины» и ряд других.

Втрадиционной научной и исторической литературе «нахами» называют три родственных народа: чеченцев, ингушей и бацбийцев, относящихся к нахско-дагестанской группе иберийско-кавказской языковой семьи. «Доказано, что чеченцы, ингуши и бацбийцы родственны между собой, что они произошли от одного и того же народа, племени, от одного же пранарода – нахского народа» (68, с. 37; 78, с. 56).

До появления термина «нахи» в 30-х годах прошлого века все три нахских народа в научной литературе объединялись этнонимом «чеченцы», «чеченское племя». Для обозначения двух близкородственных чеченского и ингушского народов стали использовать термин «вайнахи». Как пишет историк Д. Хожаев, «в 30-х годах XX в. в советскую историческуюилингвистическуюлитературуЗаурбекомМальсаговым и Халидом Ошаевым был введен новый для науки термин «вайнах», как общее название чеченцев и ингушей, отображавший единство их языков. Термин «вайнах» по существу сменил утвердившийся ранее в науке термин «чеченец», который, как сказано выше, являлся общим этническим определением родственных племен: чеченцев, ингушей и этнического объединения карабулаков» (218).

17

Необходимо подчеркнуть, что вводя в научный оборот термины «нахи» и «вайнахи», З. Мальсагову никакой необходимости что-то сочинять от себя не было. Был достаточно известный во всем мире общенациональный этноним «чеченцы» («нахчий» – «внутренние нахи»), который, в отличие от узкоплеменного этнонима ингуши («гIалгIай»), объединял своим названием все чечено-ингушские общества. По большому счету, все близкородственные вайнахские общества, разделенные горами и называвшиеся в соответствии с конкретной местностью, где они проживали, или родом занятия и т. д., с выходом на плоскость вновь объединялись своим древним этнонимом «нахчий».

В русско-ингушском словаре И.А. Оздоева этнонимом «вайнахи» обозначаются «чеченцы и ингуши» (160, с. 60). Это же значение данный термин имеет и в русско-чеченском словаре (148, с. 50). В соответствии с энциклопедией «Народы мира», «вайнахи» – это общее название для родственных народов – чеченцев (самоназв. – нохчий) и ингушей (самоназв. – галгай)» (236, с. 122–123). Также понимают этот термин практически все ингушские писатели. Например, А.У. Мальсагов (133, с. 9), М.М. Базоркин (19, с. 113), а также абсолютное большинство ученых и рядовых жителей, как Чечни, так и Ингушетии.

Но, за последнее время у отдельных националистически озабоченныхингушских«ученых»появилосьсобственноепониманиетерминов «нахи» и «вайнахи», отличные от общепринятых. Они, не утруждая себя никакими доказательствами, называют «нахов» (в традиционном понимании этого термина – общих предков современных чеченского, ингушского и бацбийского народов) ингушами, хотя сам этноним «ингуши», как известно, появился только в XVIII веке.

Так, например, Н. Кодзоев в своем учебном пособии «История ингушского народа» пишет: «В конце IV – начале III тысячелетий до н. э. восточнокавказский язык распался на нахский (древнеингушский) и дагестанские языки…» (112, с. 17). Там же, на стр.33 он продолжает: «На всей территории проживания кобанских племен исследователями давно обнаружен пласт нахских (древнеингушских) топонимов». А вот пример из книги «История Ингушетии»: «… держа под постоянной опасностью вооруженного вторжения закавказские страны, в первую очередьКартли,нахский(древнеингушский)Союзплеменпредставлял грозную силу для того времени» (100, с. 66). «Здесь надо добавить, что подобный «топонимический пласт» с этимологическими объясненияминаингушском(нахском)языкесегоднянаходятпрактическинавсем Кавказе» (87, с. 55). И таких примеров, когда отдельные сотрудники Ингушского научно-исследовательского института гуманитарных ис-

18

следований им. Ч. Ахриева пытаются поставить знак равенства между этнонимами «нахи» и «ингуши», можно привести достаточно много.

Дошло до того, что в отдельных публикациях ингушских авторов проводится мысль, что этноним «вайнахи» чисто ингушский и что чеченцы не имеют к нему никакого отношения. Так, по мнению фолькло- ристаА.Танкиева«ещевначале30-хгодовXXвекавыходилифольклор- ные сборники, которые назывались «вейнаьха багахбувцам» (фольклор вейнахов) – имелся в виду ингушский фольклор. Собирательный же термин «вайнах» (ингуши продолжают говорить не «вайнах», а «вейнах», когда имеют в виду самих себя), под которым подразумеваются всенахоязычныеэтносы(ингуши,чеченцыидр.),получилраспространение и среди чеченцев. Этот собирательный этноним «вайнах» (через «а», а не «е») имеет литературное происхождение и чеченцам до этого не был известен. Его ввел в научный и литературный оборот в середине 30-х годов З.К. Мальсагов с целью консолидации ингушей и чеченцев и создания единого «вайнахского» литературного языка. С этой целью З.К. Мальсагов искусственно приблизил лексику ингушского письменного языка к чеченской, ввел в нее массу чеченизмов, не свойственных ингушскому языку (которые бытуют в лексике ингушского письменного языка до сих пор, что вызывает немало проблем и засоряют ингушский язык)… Но встречного движения со стороны чеченского языка, на которое рассчитывал З.К. Мальсагов, не было, и планы эти успеха не имели. Таким образом, собирательный этноним «вейнах» и его литературный вариант «вайнах» являются по своему происхождению и историческому бытованию чисто ингушским этнонимом, восходящим к глубокой древности ингушского бытия» (202, с. 477–478).

В вышеприведенной цитате бывший специалист по атеизму и интернационализму Чечено-Ингушского государственного университета А. Танкиев наговорил такую кучу несуразностей, что, право, обидно за доктора филологических наук. Рассмотрим ряд его пассажей.

Как мог З. Мальсагов «искусственно приблизить лексику ингушского письменного языка к чеченской», и «ввести в нее массу чеченизмов, несвойственных ингушскому языку…» и так далее, если этот самый проект вайнахского литературного языка не был претворен в жизнь? Он был «зарублен» на стадии обсуждения. И вообще, как вы себе представляете про-

19

цесс «искусственного приближения» З. Мальсаговым «лексики письменного ингушского языка к чеченской»?

А сам проект Заурбека Мальсагова по созданию, как он сам писал, единой «общечеченской» письменности в целях консолидации чеченцев и ингушей в один народ, к сожалению, не был реализован не из-за отсутствия «встречного движения со стороны чеченского языка», как об этом пишет А. Танкиев, а из-за неприятия этой идеи в чиновничьей среде и частью ингушской интеллигенции. По всей видимости, не приемлет эту идею и сам Танкиев.

Не можем точно сказать, какой смысл вкладывали составители фольклорных сборников в понятие «вейнаьха багахбувцам» в начале 30-х годов XX века (до объединения Чечни и Ингушетии), так как у некоторых современных ингушских ученых эти «смыслы», как правило, меняются в зависимости от складывающейся политической конъюнктуры. Но, по всей видимости, они, в отличие от Танкиева, отдавали себе отчет в том, что чечено-ингушский фольклор един, что нет отдельного ингушского фольклора, как нет и отдельного чеченского. Но точно знаем одно: в учебнике для студентов ВУЗов «Вайнаьха багахбувцам», подготовленном И.А. Дахкильговым и изданном в 1977 году в г. Грозном, имеется в виду именно фольклор чеченцев и ингушей, а не отдельно ингушей. По этому учебнику обучались студенты кафедры русско-вайнахской филологии филологического факультета Чече- но-Ингушского государственного университета.

Что же касается своеобразного «ликбеза» автора, что, когда термин «вейнах» пишется через «е», то под ним подразумеваются собственно «ингуши», а когда через «а» («вайнах») – «ингуши, чеченцы и другие нахоязычные этносы», то могу с уверенностью сказать, что такая двойная бухгалтерия у танкиевых больше не пройдет. Нет никакого сомнения в том, что «вайнах» и «вейнах» это один и тот же термин, с одинаковым значением, первый – в чеченской, а второй – в ингушской транскрипции.

Танкиев сознательно вводит читателей в заблуждение, когда пишет отом,чтоэтотэтноним«чеченцамдоэтогонебылизвестен».Такоеабсурдноеутверждениеавторанетнеобходимостидажеопровергать,ведь этноним «нах» («люди») является основой самоназвания чеченцев – «нахчий», буквально означающее – «внутренние нахи». Так что, понятия «нах» и «вай нах» – это исконно чеченские понятия и если кто-то и заимствовал их у кого-то, то точно не чеченцы.

По поводу так называемого «засорения ингушского языка» введением в него «массы чеченизмов».

20