Средние века. Выпуск 75 (3-4)

правового акта, а документальная запись служила лишь некоторым дополнением к нему. Другую альтернативу, согласно Жири, составляли те случаи, когда либо сама грамота выступала в роли символического предмета, либо, напротив, дело не ограничивалось применением одного символа, но соединялись вместе несколько символов. Однако Жири ничего не говорит о возможной сфере применения отдельных символов и о соотношении символа

идокумента в зависимости от применяемого символа. Этим двум темам мы уделим особое внимание в нашей работе.

Отметим, что предметы-символы и их взаимосвязь с письменным документом в деле удостоверения правовых актов оказываются вне сферы внимания как выдающихся исследователей истории документа Огюст Дюма8 и Ален де Боюара9, так и авторов коллективного труда «Средневековая дипломатика»10. Равным образом эта тема не затрагивается и в общих работах по истории права, посвященных Южной Франции11. Единственное исключение составляет специальная работа о символике полос кожи, завязанных узлами, которая построена на примерах из картулярия аббатства Сов-Мажер в Жиронде12.

На юге средневековой Франции в наибольшем разнообразии

иособенно часто символические предметы упоминаются в документах из Пуату и Сентонжа – исторических областей, где, с одной стороны, крупнейшие церковные учреждения выступали верными хранителями старых письменных традиций, а с другой стороны, процветали феодально-рыцарские вольности, в противоположность, к примеру, областям, лежавшим восточнее этого региона, где рано утвердилась власть епископов. Это обстоятельство, а также значительное число сохранившихся до нашего

9De Boüard A. Manuel de diplomatique française et pontificale: L’acte privé. Paris, 1948.

10Guyotjeannin O., Pycke J., Tock B.-M. Diplomatique médiévale. Turnhout, 1993.

11EsmeinA.Études sur les contrats dans le très ancient droit français. Paris, 1883; AubenasL. Étude sur le notariat provençal au Moyen-Âge et sous l’Ancien régime. Aix-en- Provence, 1931; Castaing-Sicard M. Les contrats dans le très ancien droit toulousain, Xe–XIIIe siècle. Toulouse, 1959; Carlin M.-L. La pénétration du droit romain dans les actes de la pratique provençale (XI–XIII siècle). Paris, 1967; Ourliac P. Études d’histoire du droit médiéval. Paris, 1979.

12Higounet A. La pratique des courroies nouées aux XIe et XIIe siècles d’après le grand cartulaire de la Sauve Majeure // Bibliothèque de l’école des chartes. 2000. T. 158, N 1. P. 273–282.

времени картуляриев, происходящих из указанных исторических областей, обусловили наше внимание именно к этому региону.

Назовем наиболее важные центры, где в документах в той или иной форме получила отражение практика применения пред- метов-символов при заключении договоров. Особо выделяется монастырь Сен-Жан д’Анжели (Angeriacum) к северо-востоку от Сента – одно из наиболее значительных аббатств юго-запа- да Франции13. Заметное место в этом ряду занимают аббатство Тальмон (Talemundum) в диоцезе Люсона (было посвящено Святому Кресту)14 и древняя обитель св. Максенция к юго-западу от Пуатье15. Упомянем, кроме того, капитул церкви св. Илария и приорат Сен-Никола, располагавшиеся в самом городе Пуатье16. Отдельные интересные примеры мы встречаем в документах из монастырей Сен-Лаон (Sanctus Launus Thoarcensis)17, Сен-Жуан (Sanctus Jovinus de Marnis)18 и Сен-Совер в Шарру (Carrofium)19. Помимо этого, новая практика частично нашла свое отражение в документах соседних с Пуату и Сентонжем областей: Лимузена (аббатство Тюлль (Tutelensis)20) и Турени (Сен-Флорен (Sanctus Florentius Salmuriensis)21). Подборка материала, рассматриваемая в настоящей статье, явилась результатом внимательного прочтения тысяч грамот, которые входят в состав всех опубликованных на настоящий момент картуляриев Пуату, Сентонжа, Ониса и Ангумуа.

Итак, какие именно предметы могли выступать в качестве символов передачи имущественных прав в названных исторических областях? Попробуем установить, что стояло за выбором того или иного символа: зависел ли он от устойчивой традиции определенного культурного центра, определялся ли отчуждаемым имуществом либо статусом дарителя, не был ли он чисто условным, осуществленным по договоренности сторон.

Древнейшим и универсальным символом передачи имущественных прав служила полоска кожи (corrigia), завязанная тремя

13Beaunier Ch. Abbayes et prieurés de l’ancienne France (далее: Beaunier. Abbayes). Ligugé; Paris, 1910. T. III. P. 287–290.

14Beaunier. Abbayes. T. III. P. 177–178.

15Beaunier. Abbayes. T. III. P. 233–235.

16Beaunier. Abbayes. T. III. P. 254.

17Beaunier. Abbayes. T. III. P. 241.

18Beaunier. Abbayes. T. III. P. 232–233.

19Beaunier. Abbayes. T. III. P. 228–229.

20Beaunier. Abbayes. T. V. P. 291–296.

21Beaunier. Abbayes. T. VIII. P. 91–93.

узлами22. Жири отметил, что этот способ удостоверения правового акта был характерен именно для Юго-Запада Франции23. Отметим, между прочим, что и в Тулузене, а именно в картулярии монастыря Леза (Lezatum)24, мы обнаруживаем семь примеров с полоской кожи, но это число не идет ни в какое сравнение с теми многочисленными примерами, которые содержатся в аквитанских картуляриях. Больше всего примеров передачи имущественных прав с помощью полоски кожи содержится в документах монастырей, расположенных в округе Бордо25; анализу материала наиболее богатого такими примерами картулярия аббатства Сов-Мажер (Silva Major)26 посвящена специальная статья Арлет Игуне27. Материал Пуату и Сентонжа, исторических областей, лежащих к северу от Борделэ, остался, однако, вне поля зрения исследовательницы, хотя Игуне отмечает следы той же традиции в других картуляриях области Бордо и даже отдельные примеры из аббатства Леза. Между тем обращение к документам Пуату и Сентонжа позволяет говорить о действии в этих областях все той же традиции.

Полоска кожи, о которой идет речь, всегда имела, как отмечает Игуне, три узла. Упоминаются и люди, их завязывавшие, – nodatores; однако тот, кто заключал договор, главное действующее лицо, первым завязывал средний, наиболее важный, узел28. Весьма вероятно, что за тремя узлами на полоске кожи стояли определенные магические представления о связывании воли, изъявленной главными действующими лицами. В документах из Пуату и Сентонжа упоминаются те, кто мог завязывать такие узлы.

22Delisle L. Rapport sur le concours d’histoire // Revue des sociétés savantes des départements. Paris, 1866. T. III. P. 496–530; Raymond P. Confirmation d’actes par des nœuds faits à des courroies // Bibliothèque de l’école des chartes. 1872. T. 33. P. 283–285; Du Cange et al. Glossarium mediæ et infimæ latinitatis. Niort, 1883. T. II. P. 581; Paris, 1938.

T.IV. P. 414.

23Giry A. Manuel de diplomatique. P. 656.

24Cartulaire de l’abbaye de Lézat / Ed. P. Ourliac, A.-M. Magnou. Paris, 1984. T. I.

P.147, 170, 182, 217, 223, 298, 414.

25Cartulaire du prieuré de Saint-Pierre de la Réole / Ed. Ch. Grellet-Balguerie //

Archives historiques du département de la Gironde. Paris; Bordeaux, 1863. T. V. P. 99–186; Cartulaire de l’abbaye Sainte-Croix de Bordeaux / Ed. A. Ducaun- nes-Duval // Archives historiques du département de la Gironde. Bordeaux, 1892. T. XXVII; Cartulaire de l’église collégiale Saint-Seurin de Bordeaux / Ed. J.-A. Brutails. Bordeaux, 1897.

26Beaunier. Abbayes. T. III. P. 93–94.

27Higounet A. La pratique des courroies nouées aux XIe et XIIe siècles. P. 273–282.

28Ibid. P. 277–280.

Так, в грамоте из картулярия монастыря Сен-Жан д’Анжели (ок. 1078 г.), где описывается дарение аллода (alaudium), которое совершила некая Арсендис, прямо указывается, кто завязал каждый из трех узлов. В знак совершенного ею дарения дарительница завязала узел на полоске кожи, приложенной к грамоте (Et ideo fecit (sic!) nodum meum in corrigia quæ est huic carta (читай: carte) adherens). Второй узел завязал Вильгельм Рамнульф, давший свое согласие на это дарение (Vuillelmus Ramnulfus fecit etiam alterum nodum in ipsa corrigia, annuens modum (читай: donum) præfatum). Наконец, третий узел завязал сын дарительницы Гаусселин по просьбе своего брата-клирика, определенного в грамоте словом dominus, в знак своего согласия и в знак дарения своих прав на аллод (Deinde Gausselinus, filius meus, deprecatus a suo fratre domino Gumbaldo, fecit tertium nodum ani mems (читай: annuens), et ipse pariterque donans)29.

Документом, составленным ок. 1100 г., удостоверяется, что Геральд де Туда, рыцарь из замка Монморо (Geraldus de Tuda, quidam miles Montis Maurelii), отправляясь в Иерусалим, в качестве donatio post mortem передал монастырю Сен-Жан д’Анжели участок земли (borderia), а два его брата, Итерий де Туда (Iterius de Tuda) и Геральд де Туда (Geraldus de Tuda), подтвердили это дарение и передали монастырю в залог (in vadimonium) два других участка. В грамоте указывается, что каждый из них подтвердил передачу имущества, завязав свой собственный узел на «этой» полоске кожи (et suum unusquisque nodum faciendo, affirmarunt)30. Грамота из картулярия аббатства св. Максенция (1109 г.) сообщает о передаче трех соляных болот (campi salinarum), которую по требованию аббата (hos campos querebat nobis abbas Goffredus, ut daremus sibi in helemosinam) совершили Петр Элиас де Нобилиако (Petrus Helias de Nobiliaco) и Гвидон Барабин (Guido Barabinus), державший вместе со своими братьями эти болота от Петра. Отчуждение имущества (кроме права взимать десятину) было оформлено завязыванием трех узлов на полоске кожи, хотя в грамоте не указывается, кому именно принадлежали эти узлы (dedimus … hoc cum corrigia quadam quam tenebamus in manu, in qua tres nodi sunt facti ad signum; que corrigia adhuc servatur)31.

29Cartulaire de Saint-Jean d’Angély. T. I / Ed. G. Musset // Archives historiques de la Saintonge et de l’Aunis. Paris; Saintes, 1901. T. XXX, N 303. P. 368.

30Cartulaire de Saint-Jean d’Angély. T. I. N 326. Р. 391.

31Chartes et documents pour servir à l’histoire de l’abbaye de Saint-Maixent / Ed. A. Richard // Archives historiques du Poitou. Poitiers, 1886. T. 16. N 228. Р. 254–255.

Древний и, очевидно, универсальный символ, как полоска кожи, завязанная определенным числом узлов, служил, вероятно, не только для того, чтобы скрепить волеизъявление обладателей имущественных прав при их передаче другому лицу, но и для памяти о совершенном акте, т.е. символ сам по себе играл роль документа. В первой из названных грамот прямо сказано, что такая полоска кожи была приложена к грамоте, а в третьей грамоте уточнялось, что кожаная полоска с тремя узлами сохранялась на момент написания этой грамоты. Последнее замечание можно понять, впрочем, и как позднейшее добавление к тексту грамоты, которое было сделано при переписывании ее текста в картулярий.

Примеры из Пуату и Сентонжа полны уточняющих определений к полоске кожи в значении символа. Так, герцог Аквитании Гильем IX (документ 1110–1117 г.), возвращая монастырю Девы Марии Сентской (Beata Maria Santonensis) землю, которой незаконно владел Бернард Бардет, оформил эту передачу владельческих прав возложением на алтарь Богоматери полоски оленьей кожи с обернутым ею ножом (reddidit conventui Beate Marie terram quam injuste Bernardus Bardeth possederat, faciens donum super altare Beate Marie, cum corrigia cervi cultellum continente)32. В этом примере интересна комбинация двух предметов-символов, но о втором символе – ноже – мы скажем в отдельном исследовании. Достойно внимания то обстоятельство, что указания на конкретную – «эту вот» (per hanc corrigiam) – полоску кожи, с помощью которой была совершена передача имущественных прав, встречаются в грамотах много чаще, чем похожие указания на иные предметы-символы33.

В уточняющих указаниях о полоске кожи как символе можно отметить и дань древнейшим, вероятно, магическим представлениям о связи символа с личностью передававшего свои имущественные права новому владельцу. Так, кожа, служившая символом, могла быть отрезана от сапога дарителя (corrigia calceamenti)34,

32Cartulaire de l’abbaye royale de Notre-Dame de Saintes // Cartulaires inédits de la Saintonge / Ed. T. Grasilier. Niort, 1871. N 76. Р. 69.

33Cartulaire de Saint-Jean d’Angély. T. I. N 287. Р. 352, N 308. Р. 374, N 326. Р. 391, N 328. Р. 392; T. II / Ed. G. Musset // Archives historiques de la Saintonge et de l’Aunis. Paris; Saintes, 1903. T. XXXIII. N 343. Р. 8.

34Documents pour l’histoire de l’église de Saint-Hilaire de Poitiers / Ed. L. Rédet // Mémoires de la société des antiquaires de l’Ouest. Poitiers; Paris, 1848. N 89. Р. 95.

она могла прежде служить ему ремешком для волос (corrigia que pelles stringebat ad collum)35, наконец, кожа могла быть отделена от его поясного ремня: о «коже от пояса» трижды говорится в документах капитула церкви св. Илария (дважды в форме corrigia cincturæ36 и один раз – corrigia bautei37). Тут можно вспомнить, что со времен Античности пояс, к которому крепился меч, был отличительной чертой человека, занимавшего высокую ступень

вгосударственной иерархии (accinctus); это представление было унаследовано в Средние века.

Но полоска кожи, служившая символом, могла быть позаимствована и у других людей, а также являться частью совсем иных предметов. Так, Альдуин Вирга (Alduinus Virga), совершая дарение десятины и четвертой части виноградника в пользу монастыря Сен-Жан д’Анжели (ок. 1094 г.), совершил символический акт с помощью кожи от переплета литургической книги (una corrigia breviarii)38. В другом случае (1111 г.) Петр де Нобилиако оформил отчуждение соляного болота (salina) в пользу аббатства св. Максенция посредством передачи полоски кожи, отрезанной от седла аббата, причем это было сделано, когда Петр и аббат находились в пути, предположительно, по дороге от замка Ле Шэ (современная коммуна Cheix-en-Retz, недалеко от Нанта) (dedi perpetualiter per manus Goffredi abbatis, et feci ei donum cum parte corrigie, que abscisa fuit de sella ejusdem abbatis. Hoc feci in via, quando veniebamus simul de castro Chesiaco)39.

Древний способ удостоверения договоров был сакрализован

втех случаях, когда полоска кожи возлагалась на алтарь40. Такой случай представлен в упомянутой выше грамоте Аквитанского герцога Гильема IX, где сообщается о полоске кожи с обернутым ею ножом, которые были возложены на алтарь. Любопытно отметить, что в большинстве такого рода примеров лицо, передающее свои имущественные права (хотя бы даже только заявленные) монастырю, оказывается так или иначе лично связанным с монасты-

рем или капитулом, например, вместе с ним или от его имени мог выступать монах либо каноник. Так, согласно грамоте, состав-

35Cartulaire de l’abbaye de Talmond / Ed. M. de la Boutière // Mémoires de la Société des antiquaires de l’Ouest. Poitiers; Paris, 1873. T. XXXVI. N 195. Р. 214.

36Documents pour l’histoire de l’église de Saint-Hilaire de Poitiers. N 111. Р. 122, N 115.

Р.129.

37Ibid. N 100. Р. 110.

38Cartulaire de Saint-Jean d’Angély. T. I. N 324. Р. 389.

39Chartes et documents pour servir à l’histoire de l’abbaye de Saint-Maixent. N 245.

Р.272.

40Higounet A. La pratique des courroies nouées aux XIe et XIIe siècles. P. 280.

ленной ок. 1077 г., Альбоин, сеньор Тоннэ (Alboinus de Talniaco, в настоящее время Tonnay-Charente) и его супруга Эмма совершили дарение «виллы» (villa) в пользу монастыря Сен-Жан д’Анжели на том условии, что, пока жива Эмма, она будет получать узуфрукт. Дарение оформляется с помощью «этой полоски кожи», которую монах Рикард из Конак (Ricardus de Cosnaco), родственник (cognatus) Эммы, возложил на алтарь по ее воле и просьбе (Factum est autem istud donum, per hanc corrigiam, quam Ricardus, monachus de Cosnaco, cognatus jam sæpe nominatæ Emmæ, jubentis atque deprecantis, super altare posuit)41.

Согласно грамоте, составленной ок. 1092 г., Уго из Люше (Hugo de Lucchiaco, Lucchiacum ныне Luché-Touarsais, департамент Deux-Sèvres) отказался от спорных прав на мельницу перед приорами и канониками в капитуле св. Илария, передав в руки декана Стефана полоску кожи от своего ремня, которую он и его сын, каноник той же церкви, возложили на алтарь вместе с грамотой (Dimissionem vero calumpnię hujus molendini feci ego in capitulo beati Hylarii coram prioribus et canonicis in manu Stephani decani cum corrigia mei bautei, et eam ego et Petrus filius meus canonicus super altare sepulchri beati Hylarii posuimus, et cartam cum eadem corrigia)42. В этом примере, однако, передача церкви самой грамоты служила таким же конституирующим элементом договора, как и традиционная передача полоски кожи, несомненно, тоже завязанной узлами.

Подобным же образом оформляется и договор 1102 г. между Рорго, судьей из Руйе (Rorgo, judex de Rotliaco ныне Rouillé, департамент Vienne), и канониками капитула св. Илария (concordiam quæ inter me dominosque meos canonicos sancti ac domini mei contigit Hylarii): Рорго признает незаконность своих имущественных притязаний, каноники же, со своей стороны, приняв во внимание его смирение (humilitatem meam in satisfactione videntes), обещают выдавать ему ежегодно двенадцать сетье ржи и восемь сетье пшеницы. Соглашение оформляется возложением на алтарь полоски кожи с завязанными на ней узлами (corrigia nodatum) (Quod sic a me devote factum devoteque tenendum ostendens, in corrigia quadam nodatum (sic!) ad sancti sepulchrum deportans, positum super altare reliqui)43. В последних трех примерах возложение полоски кожи как символа на алтарь, несомненно, связано с тем, что в договорах

41Cartulaire de Saint-Jean d’Angély. T. I. N 287. Р. 352.

42Documents pour l’histoire de l’église de Saint-Hilaire de Poitiers. N 100. Р. 110.

43Documents pour l’histoire de l’église de Saint-Hilaire de Poitiers. N 105. Р. 116.

участвует лицо, связанное с духовенством: в первом случае, это монах, родственник дарительницы, во втором – каноник, сын дарителя, в третьем – судья, зависимый от капитула св. Илария.

Полоску кожи, завязанную узлами, применяли в правовых актах и знатные персоны: Бозон, виконт Шательэро44, отправляющийся в Иерусалим рыцарь Геральд де Туда45, герцог Аквитании Гильем IX, Райнальд, епископ Перигора46.

Как предмет-символ универсальное применение имела и палочка любой формы, обозначавшаяся словом lignum. Символическое действие с «палочкой» имело конституирующее значение для правового акта, но, в отличие от полоски кожи, «палочка» лишь в особых случаях получала значение документа. Судя по свидетельствам актов, ее активное применение было ограничено территориально. Нами было обнаружено 13 случаев ее применения (первый из них датируется временем ок. 1068 г., последний – ок. 1104 г.), все они содержатся в картулярии монастыря Сен-Жан д’Анжели. Сходный пример мы, однако, находим и за пределами Пуату и Сентонжа, а именно в документальном наследии монастыря Сен-Флоран на левом берегу Луары вблизи стен Сомюра. Речь здесь идет о записи в панкарте, сообщавшей о передаче имущественных прав виконтом Кадело47. В этой группе грамот права церковного и светского характера, передача которых совершалась с помощью «палочки», находятся примерно в равном соотношении. Так, с одной стороны, мы видим передачу аллодов48, половины дома49, соляного рудника50; с другой – передачу церквей51 и десятины52. Иными словами, «палочка» в наших примерах выступает как нейтральный символ, не имеющий четкой привязки к характеру отчуждаемого имущества. Возможно, выбор этого символа обусловливался традициями конкретной местности Сентонж. Названный символ в одном случае применил один из самых видных сеньоров в этой области – Эблес де Шателайон53.

44Ibid. N 89. Р. 95–96.

45Cartulaire de Saint-Jean d’Angély. T. I. N 326. Р. 391.

46Ibid. T. I. N 316. Р. 381–382.

47Chartes poitevines de l’abbaye de Saint-Florent près Saumur / Ed. P. Marchegay // Archives historiques du Poitou. Poitiers, 1873. T. 2. N 84. Р. 123.

48Cartulaire de Saint-Jean d’Angély. T. I. N 133. Р. 167, N 92. Р. 119; T. II. N 340. Р. 4.

49Ibid. T. I. N 35. Р. 60.

50Ibid. T. II. N 405. Р. 69–70.

51Ibid. T. II. N 346. Р. 11, N 449. Р. 110–111, N 487. Р. 152–153; T. I. N 143. Р. 173, N 185. Р. 222.

52Ibid. T. I. N 88. Р. 116.

53Ibid. T. II. N 346. Р. 11–12.