Средние века. Выпуск 75 (3-4)

только высшие сословия или «чины» (ordines, Stände) государства

ипотому средневековые аналогии современных парламентов мы называем сословно-представительными»16. И ниже разъясняется: «В средневековом обществе на Западе, начиная с феодальной эпохи, мы различаем четыре сословия: духовенство, дворян, горожан и крестьян, и эти четыре сословия сохраняются там в течение всего нового времени до политических переворотов с конца XVIII в., которые положили начало разрушению сословного строя

ипревращению общества в бессословное гражданство, разделенное лишь на социальные классы»17. В приведенных определениях содержатся противоречия и очевидные сегодня анахронизмы, которые, не будучи вовремя выявлены, оказались унаследованы вместе с терминологией практически всей последующей российской и советской историографией.

Главным из этих анахронизмов является категорическое утверждение о реальном существовании «четырех сословий». Для Н.И. Кареева они – твердая и бесспорная социологическая реальность, а вовсе не продукт умствования средневековых юристов. Разумеется, теории юристов каким-то образом соотносились с их собственной действительностью и даже более того – оказывали на нее серьезное влияние. Однако сегодня историки видят структуру средневекового общества куда более сложной и многоуровневой, не сводимой ни к трем, ни к четырем или пяти большим группам. Но случайно ли постулированная Н.И. Кареевым сословная структура средневекового общества в книге, вышедшей в год избрания Первой Государственной думы, с точностью совпала с официальным сословным делением Российской империи? Действительно ли автор занимается выяснением средневекового прошлого или же книга его на самом деле имеет больше отношения к парламентскому настоящему и будущему России?

Между тем и книга Н.И. Кареева вообще, и приводимые в ней определения, в частности, оказали сильное влияние на последующие поколения отечественных медиевистов. Кстати, это именно у Н.И. Кареева сочетание слов «сословно-представительные учреждения» встречается, как и у Е.В. Тарле, постоянно, хотя, например, в трехтомном труде М.М. Ковалевского, вышедшем в

16Кареев Н.И. Поместье-государство и сословная монархия средних веков: Очерк развития социального строя и политических учреждений в Западной Европе в средние века. 3-е изд. СПб., 1913 (Типологические курсы по истории государственного быта; 3). С. 6–7.

17Там же. С. 177.

том же 1906 г., такого оборота нет. Не вытекает ли вся советская теория «сословно-представительной монархии» целиком именно из впечатляющего труда Н.И. Кареева?

Всоветские времена и без того расплывчатое дореволюционное понятие «сословие» было осложнено подчинением его категории «класс», относящейся к характеристике социальной группы уже не по юридическим, а по политэкономическим параметрам.

Врезультате неопределенность как самого понятия, так и всех институтов, с ним связанных, возросла многократно. Если крестьянам несложно было превратиться в «класс-сословие», а классу феодалов предстать в виде двух эксплуататорских «сословий», то очевидные трудности возникли с городским сословием, которое не полагалось называть классом, но которое, во-первых, вроде бы обладало особым местом в системе производства, и из которого, во-вторых, со временем вроде бы должен был образоваться новый ведущий класс. Тем самым расплывчатые дореволюционные характеристики сословий (ассоциирующиеся с Российской империей, нащупывающей пути к парламентаризму и конституционной монархии) оказались осложнены совершенно новыми мотивами.

Вучебниках и популярной литературе городское сословие начинает вести себя примерно по образцу пролетариата (как его рисовали еще теоретики социал-демократии): сначала сословие горожан «складывается», потом «начинает осознавать свои интересы» и затем стремится через своих представителей отстаивать эти интересы в средневековом парламенте. Для того чтобы эта схема приобрела хоть какое-то правдоподобие, требовалось доказывать, что некое «городское сословие» (определяемое то по месту в процессе производства, то по сугубо юридическим характеристикам) уже существовало к моменту созыва первых представительных собраний. На худой конец оно должно было «складываться», но при этом уже заставлять так считаться с собой королевскую власть, что та ощущала необходимость в его поддержке.

Врезультате всех многочисленных смысловых наложений терминами «сословие», «сословное представительство» и «сословная монархия» (не говоря уже о «сословно-представи- тельной монархии») к сегодняшнему дню стало очень трудно пользоваться. Достаточно уже того, что образ сословий стал не только двоиться, но и троиться – «сословия» оказываются и «объективно существующими» группами со своими особыми производственными, торговыми и политическими интересами (однако, похоже, не всегда догадывавшимися об общности этих интере-

сов), и фиктивными моделями таких групп, порожденными сознанием ученых теоретиков, и даже самими «представителями», собравшимися в разные палаты ассамблеи. Разобраться в этом терминологическом клубке стало уже совершенно невозможно.

Подведем итоги. Некритично используемые сегодня термины «сословно-представительные учреждения», «сословно-предста- вительная монархия» и проч. тесно связаны со временем своего появления в трудах русских историков конца XIX – начала XX в. и с характерными именно для того времени академическими и политическими проблемами. При всей расплывчатости и заведомой многозначности они подталкивают еще и сегодняшнего российского историка к выбору определенного угла зрения на его материал. Так, исследователь, ими пользующийся, будет представлять себе сословие скорее в качестве реально существовавшей группы, нежели в качестве теоретического конструкта средневекового юриста. Группа эта скорее должна быть большой, отчего тот же историк, скорее всего, не заметит в качестве «сословия» никакого индивида (физического или же корпоративного). Группу эту он будет представлять себе скорее именно как совокупность близких по социальному положению людей, как социальный слой – «протокласс», «недокласс», нежели, например, как совокупность корпораций. (Следовательно, для него «сословием» будут именно «горожане», но не «города» или тем более отдельный город.) У такого «реально существовавшего» сословия историк будет, скорее всего, стараться обнаружить не только специфический юридический статус, но и особые политэкономические характеристики. Того же историка будет, вероятно, куда меньше интересовать вопрос о представительстве «страны» как единого целого, нежели о представительстве одного сословия. Соответственно, его столь же мало будут занимать юридические (гражданско-правовые и цер- ковно-правовые) обоснования «единства страны» и взаимосвязи отдельных ее сообществ, общих принципов представительства, но зато будет привлекать механизм появления представителей от одного «сословия» – прежде всего техника выборов. Закономерно, что привилегированным объектом его внимания скорее всего должны стать горожане, а не какие-либо иные «сословия». Вопрос же о том, что действительное складывание групп интересов может происходить только в ходе работы самих средневековых парламентов (а не еще до ее начала), не должен возникать у нашего историка вовсе (ведь «сословия» складываются заранее...). Вероятно, таких аберраций еще больше, но для того, чтобы

поставить вопрос о необходимости заново присмотреться к тому, что же собой представляли средневековые парламенты, наверное, достаточно и сказанного.

БИБЛИОГРАФИЯ

Водовозов В.В. Представительство (политическое) // Энциклопедический словарь. СПб., 1898. Т. 25. С. 28.

Грановский Т.Н. Лекции по истории позднего средневековья (лекция 1–43). М., 1971.

Гутнова Е.В. Возникновение английского парламента: (Из истории английского общества и государства XIII в.). М., 1960.

Кареев Н.И. Поместье-государство и сословная монархия средних веков: Очерк развития социального строя и политических учреждений в Западной Европе в средние века. 3-е изд. СПб., 1913. (Типологические курсы по истории государственного быта; 3).

Лазаревский Н. Сословия // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 30а. С. 911–913.

Милль Дж.С. Представительное правление: Публицистические очерки. СПб., 1897.

Милль Дж.С. Размышления о представительном правлении. СПб., 1863.

Пискорский В.К. Кастильские кортесы в переходную эпоху от средних веков к новым (1188–1520). Киев, 1897.

Представительное правление // Энциклопедический словарь. СПб., 1898. Т. 25. С. 25.

Тарле Е.В. Сословная монархия и сословные представительные учреждения // Энциклопедический словарь. СПб., 1900. Т. 30а. С. 913– 914.

Филиппов И.С. Б.Ф. Поршнев и политическая экономия феодализма // Французский ежегодник. 2007. М., 2008. С. 87–129.

Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI–XVII вв. М., 1978.

Conze W., Oexle O., Walther R. Stand, Klasse // Geschichtliche Grundbegriffe: Historisches Lexikon zur politisch-sozialen Sprache in Deutschland. St.-Vert, 1990. Bd. 6. S. 155–284.

Geschichtliche Grundbegriffe: Historisches Lexikon zur politischsozialen Sprache in Deutschland / Hrsg. v. O. Brunner, W. Conze und R. Koselleck. Stuttgart, 1972–1997. 8 Bde.

Guizot F.P. Histoire des origines du gouvernement représentatif en Europe. Paris, 1851–1852. 2 t.

УДК 94(420)“12/14”

А.А. Анисимова

АНГЛИЙСКИЙ ПАРЛАМЕНТ КАК СРЕДСТВО УРЕГУЛИРОВАНИЯ КОНФЛИКТОВ

МЕЖДУ ГОРОЖАНАМИ И ИХ СЕНЬОРАМИ

В статье рассматривается подача частных петиций в английский парламент на примере монастырских городов и их сеньоров, которые обращались туда для разрешения конфликтов, возникающих между ними, а также для отстаивания своих интересов.

Ключевые слова: средневековая Англия, парламент, парламентские петиции, монастырские города, монастыри.

Рассмотрение частных петиций, поданных в парламент, оставалось важной частью его деятельности на протяжении всех Средних веков, хотя количество поданных и рассмотренных петиций сильно варьировалось со временем, точно так же как менялись форма петиций и отношение к ним1.

Сам вопрос о существовании парламентских петиций затрагивает более широкий вопрос о функциях парламента, восприятии его деятельности как Короной, так и подданными, соотношении его функций с другими центральными органами, такими как королевский совет, канцелярия и др.

Рассмотрев функционирование петиций в целом, Г. Додд пришла к выводу, что с момента своего возникновения и в последующем парламент обладал функцией судебной инстанции, которая могла осуществлять экстраординарную юрисдикцию по отноше-

1Существует довольно значительная историография, рассматривающая историю парламента в целом и парламентских петиций в частности. В последнее время интерес к средневековым петициям, в частности парламентским, был возобновлен в связи с исследовательским проектом, проспонсированным Советом по исследованиям в области искусства и гуманитарных наук (AHRC), который был призван сделать доступными так называемые «Старинные петиции», хранящиеся в Национальном архиве Великобритании (Лондон), и привлечь к ним внимание исследователей. В ходе этого проекта была сделана подробная опись петиций (http://www.nationalarchives.gov.uk/catalogue/), а также в открытый доступ на сайте были выложены копии документов. Кроме того, в рамках проекта было проведено несколько конференций и опубликовано несколько коллективных и индивидуальных монографий, например: Medieval Petitions: Grace and Grievance / Ed. by W.M. Ormrod, G. Dodd and A. Musson. York, 2009.

нию к тем исключительным случаям, которые могли представить как индивидуумы, так и общины2.

Действительно, еще в процессе создания парламента (в Оксфордских провизиях 1258 г.) высказывалась идея о том, что он должен исправлять злоупотребления в управлении на местах3. Конечно, они в основном являлись заботой юстициария4, но наиболее значимые дела должны были переправляться в парламент5. Эта идея была позднее повторена статутом Rageman (1276–1278 гг.) и Винчестерским статутом 1285 г. Таким образом, петиции, обращенные к королю и королевскому совету, составляли важную часть деятельности парламента практически с самого начала6. Начиная с 1290 г. появились свитки, которые суммировали петиции, а также назначались специальные комитеты для рассмотрения петиций. Однако уже в начале XIV в. отношение к петициям изменилось: в первую очередь рассматривались «общие петиции», важные для страны в целом, а частные петиции отошли на задний план. К 1330-м годам уже относятся жалобы на то, что сессия парламента прошла, а петиции остались без ответа7.

Другим важным аспектом проблемы является в целом востребованность такого инструмента, как частные петиции, у конкретных институтов, в частности у монастырей и городских общин. Жалобы церковных властей в целом, как правило, содержались в так называемых gravamina, списках жалоб, которые достаточно регулярно подавались прелатами в парламент (например, в 1280, 1285, 1300, 1301, 1309, 1316, 1327, 1328–1329, 1341, 1344, 1352, 1376, 1377, 1399 гг.8) и содержали широко распространенные нарушения. Эта практика, правда, не отменяла частных петиций от отдельных представителей клира, в частности глав монастырей.

2Dodd G. Justice and Grace: Private Petitioning and the English Parliament in the Late Middle Ages. Oxford, 2007. P. 317.

3Памятники истории Англии XI–XIII вв. / пер. и введ. Д.М. Петрушевского. М., 2010. С. 160–161.

4Чин королевской курии, обладавший собственными судебными прерогативами, превращавшими его фактически во второе после короля лицо в системе английского правосудия.

5Richardson H.G. The Origins of Parliament // Richardson H.G., Sayles G.O. The English Parliament in the Middle Ages. L., 1981. I. P. 163.

6Given-Wilson C. General Introduction // The Parliament Rolls of Medieval England / Ed. C. Given-Wilson et al. CD-ROM. Scholarly Digital Editions, Leicester: 2005.

7 Ibid.

8Denton J.H. The Clergy and Parliament in the Thirteenth and Fourteenth Centuries // The English Parliament in the Middle Ages / Ed. by R.G. Davies, J.H. Denton. Manchester, 1999. P. 98–99.

Городские общины также принимали участие в подаче петиций в парламент, хотя и в меньшем объеме. Даже такие крупные города, как Лондон, Йорк или Бристоль представили не больше дюжины петиций в XIV–XV вв.9 И все же на каждой сессии могло быть рассмотрено до дюжины петиций, поданных городскими корпорациями. Не наблюдается четкой корреляции между подачей петиции городской общиной и присутствием ее представителей в парламенте, хотя это обстоятельство и могло сыграть определенную роль. Еще реже это делали те города, которые не имели там своего представительства. Городские петиции, как правило, затрагивали вопросы, связанные с ситуацией в каждом конкретном городе, а не горожан в целом, чьи экономические потребности, как правило, находили выражение в общих петициях10.

Основная проблема изучения парламентских петиций заключается в том, что парламентские свитки сохранились в далеко не полном объеме и очень неравномерно. Кроме того, далеко не всегда сохранились свитки, фиксирующие петиции, представленные в том или ином парламенте. Часть петиций находится в составе свитков королевской канцелярии или суда королевской скамьи (в зависимости от того, куда они были перенаправлены для решения обозначенных в них проблем). Тем не менее, связь петиций с парламентом осознавалась давно, поэтому уже публикация средневековых парламентских свитков в XVIII в.11 включала списки петиций, относящихся к той или иной сессии парламента. Эта закономерность была повторена, с необходимыми уточнениями и исправлениями прежних неточностей, в издании 2005 г.12

Между тем в Национальном архиве Великобритании существует целый раздел (SC 8), в котором хранятся так называемые «Старинные петиции» (Ancient petitions), насчитывающий более 17 тыс. документов, датирующихся периодом конца XIII – конца XV в. Некоторая часть этих петиций была опубликована или упомянута при публикации парламентских свитков. Искусственное и довольно позднее происхождение коллекции при довольно частом отсутствии у документов датировки и каких-либо намеков на кон-

9 Dodd G. Justice and Grace. P. 266.

10Ibid. P. 270–271.

11Rotuli Parliamentorum: ut et Petitiones et Placita in Parliamento. 6 Vols. L., 1767– 1777 (далее – RP); с последующими дополнениями: Rotuli Parliamentorum Anglie Hactenus Inedii 1279–1373. L., 1935; Sayles G.O. The Functions of the Medieval Parliament of England. L., 1988.

12The Parliament Rolls of Medieval England / Ed. C. Given-Wilson et al. CD-ROM. Scholarly Digital Editions, Leicester: 2005 (далее – PROME).

текст их происхождения и подачи привели к тому, что данный фонд был недостаточно исследован до недавнего времени. Тем не менее, значительную часть этого фонда исследователи склонны относить к числу парламентских петиций13. А часть петиций, имеющих отношение к монастырям, была недавно опубликована14.

В данной статье функционирование парламента как инстанции, куда можно обратиться за помощью в разрешении существующих проблем, рассматривается на частном примере монастырских городов и их сеньоров, т.е. тех монастырей, среди владений которых имелись города, что составляет примерно 70 монастырей и 110 городов. Отношения между ними, как известно, были зачастую весьма непростыми и полны конфликтов, которые стороны не всегда были в состоянии разрешить собственными силами. Наиболее известны те случаи, когда они выливались в открытое противостояние, находившее выражение в актах насилия друг против друга.

Тем не менее, довольно важную роль в урегулировании отношений между городами и их сеньорами играли переговоры и судебные разбирательства, для проведения которых существовало несколько возможных инстанций. Обе стороны рассматривали суд как возможное средство для достижения справедливости или, по крайней мере, для наказания за нарушение существующего порядка. Круг доступных судебных инстанций был весьма широк, однако не все они были пригодны для разрешения конфликтов между горожанами и их сеньором-монастырем и его людьми.

Прежде всего, конечно, разбирательства велись на местном уровне, в сеньориальной курии, однако очевидны заинтересованность и пристрастность данной инстанции из-за того, что она принадлежала сеньору города – монастырю, т.е. одной из сторон конфликта. Таким образом, желание перенести разбирательство на нейтральную территорию, чтобы избежать давления с той или иной стороны на судей и присяжных, было вполне обоснованным. Начиная с правления Генриха II, местом подобных судебных разбирательств могли стать также заседания комиссий разъездных судей, которые проводились в некоторых, более значительных, городах графства, куда должны были явиться представители от всех маноров и иммунитетов этой местности. Отдельные

13Об истории фонда и проблемах, связанных с датировкой и атрибуцией петиций из него, см.: Dodd G. Parliamentary Petitions? The Origins and Provenance

of the ‘Ancient Petitions’ (SC8) in the National Archives // Medieval Petitions. P. 12–46.

14Petitions to the Crown from English Religious Houses, c. 1272 – c. 1485 / Ed. by G. Dodd, A.K. McHardy. Woodbridge, 2009.

сеньоры, среди них и монастыри, обладали привилегией принимать разъездных судей в своих владениях, соответственно, их монастырские города были местами проведения таких заседаний. Так, известно, что разъездные судьи посещали Данстебл, Рединг, Сент-Ол- банс, Баттл15. Если судить о том, как дело происходило в Данстебле (о котором нам больше всего известно в этом отношении), то фактически разъездные судьи принимали здесь участие в заседании курии приора или им представляли записи с заседаний последней16.

Таким образом, в случае разъездных судей оставалась проблема возможного давления на местных присяжных во время разбирательства. Тому есть и реальные примеры. Именно подкуп присяжных аббатом Абингдона в 1363 г. заставил комиссию судей бросить рассмотрение дела (против аббата)17 и в то же время показал горожанам Абингдона бесперспективность обычного судебного разбирательства, что привело в итоге к процедуре импичмента18 в 1368 г., которая гарантировала рассмотрение дела в центральной инстанции19.

Более объективными представлялись центральные судебные инстанции. Их было несколько – королевские суды, такие как Королевский совет и королевская курия (Суд королевской скамьи), а также парламент. Фактически же, во всех этих случаях речь шла о рассмотрении дела перед королем. Так, в 1227–1230 гг. горожане и монастырь Данстебла никак не могли договориться о принятии соглашения по ряду спорных вопросов, в итоге споры между ними были решены в королевской курии в Вестминстере20. Шерифу Бедфорда было приказано следить за соблюдением этого решения, а все жалобы на нарушение этого соглашения должны выслушиваться перед королем.

15Данстебл (Annales de Dunstaplia (A.D. 1 – 1297) // Annales Monastici / Ed. by H.R. Luard. L., 1866. Vol. 3. P. 54–55); Рединг (Close Rolls of the Reign of Henry III. L., 1903–1938. Vol. 6. P. 65, 111; L., 1934. Vol. 10. 1259–1261. P. 358); СентОлбанс (Placita de Quo Warranto Temporibus Edw. I, II and III. L., 1848. P. 280, 288b); Баттл (Searle E. Lordship and Community: Battle Abbey and its Banlieu, 1066–1538. Toronto, 1974. P. 355).

16Annales de Dunstaplia, P. 54–55 (1219 г.).

17Calendar of the Patent Rolls. Edward III. L., 1912. Vol. 12: 1361–1364. P. 370 (далее – CPR).

18Обвинение в совершении государственного преступления было предъявлено аббату за нарушение старинных привилегий горожан и прав короны.

19Lambrick G. The Impeachment of the Abbot of Abingdon in 1368 // English Historical Review. 1967. Vol. 82. P. 250–276.

20Annales de Dunstaplia. P. 105–119.

Своеобразие парламента как судебной инстанции заключалось еще и в том, что как монастыри, так и города могли быть представлены там в качестве членов парламента. Правда, при сложившемся разделении на две палаты (Палату Общин и Палату лордов) они оказывались в разных его частях. Главы крупных монастырей регулярно получали личное приглашение в парламент, куда они прибывали сами или присылали своих представителей. Нужно, правда, отметить, что если при Эдуарде I количество клириков, вызываемых

впарламент, было весьма значительным (например, 102 человека

в1295 г.), то уже при Эдуарде II наблюдается заметная тенденция, когда представители клира стремились избежать вызова в парламент, мотивируя это характером своих держаний у Короны (не баронство)21. Тем не менее, начиная со второй половины XIV в. около 27 аббатов и приоров вызывались на каждый созыв, при небольших вариациях в списках22, и еще порядка 10 (главы кафедральных монастырей) приезжали в парламент по поручению своих епископов. Кроме того, заседания парламента, помимо традиционного места проведения – в Вестминстере, могли также проходить в других местах, в том числе в монастырях (обычно для этого использовалась трапезная), например в Бери Сент-Эдмундсе (1292?, 1296, 1447), Рединге (1440, 1453, 1467–1468), Ковентри (1404, 1459) и др.

Города посылали своих представителей в парламент с 1265 г. При этом максимальное представительство городов в Средние века пришлось на 1295 г. (144 города), а в дальнейшем наблюдалась тенденция к уменьшению городского представительства в парламенте. Правда, необходимо отметить, что только некоторые монастырские города (в силу их, как правило, небольшого размера и отсутствия у них бургового статуса) посылали своих представителей в пар-

ламент, да и то нерегулярно. Тем не менее, Бодмин (с 1295 г.)23,

21Denton J.H. The Clergy and Parliament in the Thirteenth and Fourteenth Centuries // The English Parliament in the Middle Ages / Ed. by R.G. Davies, J.H. Denton. Manchester, 1999. P. 90–91. Из интересующих нас монастырей можно указать на Больё (1341 г.: Petitions to the Crown. P. 61–62 (№ 43)).

22Письма с персональными приглашениями на заседания парламента сохранились среди закрытых писем (Close rolls).

23Также в 1298, 1302, 1305, 1307, 1309, 1311 и т.д. Можно отметить, что этот город с достаточной степенью регулярности посылал своих представителей в парламент. (Здесь и далее сведение о представительстве городов в парламенте приводятся по: Return of the Name of Every Member of the Lower House of Parliament of England, Scotland, and Ireland, with Name of Constituency Represented, and Date of Return, from 1213 to 1874. 2 pts. L., 1878. Part 1. Нужно отметить, что имеются данные не по всем годам и они становятся особенно неполными с середины XV в.).