Средние века. Выпуск 75 (3-4)

всего по форме они представляют собой достаточно самостоятельные произведения со своей логикой, хотя все или почти все их составные части заимствованы из латинских или древнеанглийских образцов.

Несмотря на то, что тематически авторы «Древненорвежской книги проповедей» скорее ориентировались на передачу западноевропейской церковной традиции, можно увидеть, как происходила адаптация иностранных текстов для скандинавской аудитории.

Прежде всего необходимо избежать искушения сказать, что латинские тексты подвергались тотальному упрощению, потому что, в целом, это неверно. Как видно из перевода «О пороках и добродетелях», скандинавские переводчики (по крайней мере, некоторые) были в состоянии достаточно близко передать сложный и полный абстрактных выражений латинский текст. Тем не менее, иногда упрощение все-таки происходит. Часто встречается перевод абстрактного в конкретное. Так, в довольно точно переведенном отрывке из проповеди Фульгентия38 в «Проповеди о святом мученике Стефане» можно увидеть пример такого перехода и замены, абстрактные выражения заменены на более конкретные: «stola immortalitatis» («[облачен] столой бессмертия») передано как «udauðlego scruði» («бессмертным одеянием»), а «immensitas cœli» («бесконечность небес») как «rum holl himins» («просторная зала небесная»). В целом же можно выделить два вида адаптации латинских текстов для скандинавского слушателя или читателя.

Первый из них – употребление терминов, отражавших реалии материальной культуры и природно-географических условий Норвегии и Исландии и отказ от чужеродных реалий. Так, в том же отрывке из Фульгентия «Проповеди о святом мученике Стефане», специфическое название вида одежды – «трабея» (красная или пурпурная торжественная римская тога) было убрано, вместо него употреблено слово «búningr», что означает просто «одежда». Алкуин так характеризует бедняков: «…у которых нет доли ни в землях, ни в виноградниках, ни в земных богатствах…»39, переводчик же воспроизводит это так: «…у кого нет богатств ни в виде

38GNH. S. 43–44; Fulgentius. Sermo III: De sancto Stephano protomartyre, Conversione S. Pauli // Patrologiae cursus completes. Lutetia Parisiorum, 1847. T. 65. Col. 729–732.

39Alcuinus. De virtutibus et vitiis liber ad Widnem comitem // Patrologiae cursus completes. Lutetia Parisiorum, 1863. T. 101. Col. 625: «…qui nullam in agris, nullam in vineis, nullam habent in seculi ditiis portionem…».

земли, ни в золоте, ни в серебре…»40. «Виноградники» заменены на «золото и серебро», что более соответствует скандинавским представлениям о богатстве. В проповеди, посвященной евангелистам41 символ Марка – лев, был заменен описательным словосочетанием «дикий зверь» (он называется так последовательно на протяжении всего текста).

Еще один примечательный пример (на эту особенность обращает внимание Г. Турвиль-Питре) можно привести из проповеди «На освящение храма»42. Считается, что в ней в наиболее полной мере отразились именно скандинавские «реалии», а именно особый тип церкви – ставкирка43. Так, основная архитектурная особенность ставкирки заключается в том, что основу постройки представляют собой вертикальные опоры (англ. «corner-posts», др. норв. «horn–stafr»)44. В проповеди «На освящение храма» вертикальные опоры символизируют, с одной стороны, четыре Евангелия, с другой стороны, четыре основные добродетели45, в то время как в латинской традиции, на которую составитель опирался (в частности у Рабана Мавра), эти аллегории применялись для четырех стен храма46. Здесь мы видим интересный пример переноса символики на «более близкий» культурный факт, ведь основой скандинавского храма были не стены, а именно угловые опоры, поэтому логичней было ассоциировать евангелистов и добродетели с ними. В этой проповеди также никак не звучит символика, связанная с каменными церквями, которая используется в западноевропейских текстах, поскольку основная часть церквей в Норвегии была деревянной47.

Второй вид адаптации относится к духовной культуре и более интересен для изучения истории представлений. Речь идет о переводе и разъяснении понятий чужого языка. Первое, что необходимо сказать – в тексте присутствует тенденция подбирать

40GNH. S. 15: «…er engi æigu auðæfe i jorðum, ne í gulle ne í silfri...».

41«Sermo de euuangelistis. in die sancti Johannis». GNH. S. 47–50.

42«In dedication tempeli. sermo». GNH, S. 95–100.

43См., например, McDougall D. Op. cit. P. 290.

44Lidén H.-E. Stave Church // Medieval Scandinavia: an Encyclopedia. P. 609; Масиель Санчес Л.К. Деревянная церковная архитектура [Электронный ресурс] // Православная энциклопедия. [URL: http://www.pravenc.ru/text/171732. html] (дата обращения: 11.06.2014).

45GNH. S. 97, 98.

46Turville-Petre G. The Old Norse homily on the Dedication // Nine Norse Studies. L., 1972. P. 84.

47Turville-Petre G. Op. cit. P. 85, 87.

для всех понятий скандинавские аналоги, например: «castitas» («целомудрие», «castus – «чистый», «благородный») обозначается словом «hreinlífi» («чистая жизнь»). Переводятся, в том числе слова греческого происхождения, которые в латинском тексте остаются без перевода. Так, «catholica fides» («католическая вера») – «almenniliga tru» («всеобщая вера»), «martyr» («мученик») – «vatr» («свидетель»), или «píslar-váttr» («свидетель муки»). Интересно, что слово «tármælti», использующееся для перевода «compunctio» («раскаяние»)48, которое можно перевести, как «действие, когда кто-то бросается в слезы»49, встречается только в «Древненорвежской книге проповедей» и, возможно, является изобретением переводчика. Это неудивительно, поскольку мы имеем дело с одними из самых ранних церковных текстов на древненорвежском (древнеисландском) языке и авторы этих переводов, скорее всего, должны были сами создавать не существовавшую ранее терминологию. Как отметила Э. Расмуссен: «Переводчикам в средневековой Норвегии нужны были воображение и изобретательность. Новые слова нужно было придумать и объяснить. Тем не менее, иностранное влияние не подавляло местную традицию, но направляло ее развитие»50. В некоторых случаях переводчики все же вносят новые слова, например: «евангелист» («evangelista»), «Amen» (но встречается и перевод – «Satt» – «Истинно»51), Креститель («baptista»), «апостол» («postole»), «псалом» (psalme, но встречающееся у Алкуина «psalmista», всегда «переводится» как «Давид»), «пророк» («prophete»). При этом для обозначения пророка также употребляется скандинавское слово spámaðr («maðr» – муж, «spá» – «пророчество, прорицание»).

Так же как в случае с материальной культурой переводчик убирал чуждые понятия из перевода. Например, немногие упрощения, внесенные в перевод Алкуина, выглядят так. Текст Алкуина:

48GNH. S. 9; Alcuinus. Op. cit. Col. 620.

49Англ. «melting into tears» по данным словаря Р. Клисби: An Icelandic-English Dictionary Based on the MS. Collections of the Late Richard Cleasby Enlarged and Completed by Gudbrand Vigfusson. Oxford, 1874. P. 627.

50Rasmussen E. Translation in Medieval and Reformation Norway: A History of Stories or the Story of History [Электронный ресурс] // Érudit. [URL: http://archive. today/bcu3] (дата обращения: 11.06.2014). «Translators in medieval Norway had needed imagination and inventiveness. New words had to be created and explained. However, the encounter with the foreign did not suppress the national; rather, it infl uenced and guided its evolution».

51GNH. S. 23

«prydr» («украшенный»). В итоге получается: «Заслуженное имя было дано Стефану, потому что “Стефан” на нашем языке означает “украшенный”. По праву зовется он украшенным, потому что первым принял украшение мученического свидетельства во имя Божие»60. Такая замена не могла прийти через древнеанглийскую проповедь Эльфрика (один из вероятных источников «Проповеди о святом мученике Стефане»), поскольку у него «Стефан» – «коронованный славой»61. Из-за такого обращения с понятием, можно сделать вывод, что концепт «короны/венца» не обладал для скандинавских авторов тем значением, которое он нес в латинских текстах, поэтому его предпочитали заменить «славой» или «украшением». Возможно, дело в том, что первая церковная коронация была осуществлена в Норвегии только в 1163 г. или 1164 г. над малолетним королем Магнусом Эрлингссоном архиепископом Эйстейном Эрлендссоном и представление о «венце» как о символе славы и власти еще не успело сформироваться к моменту создания указанных текстов. Как раз во второй половине XII в. слово «korona» все чаще появляется в норвежских текстах (в частности в «Законе о престолонаследии», составленным Эйстейном62). Характерно то, что в «Древненорвежской книге проповедей» слово «korona» тоже встречается именно в том тексте, который, возможно, также принадлежал перу архиепископа Нидароса. В «Чтении на день святого Олава» Бог, явившийся Олаву Харальдссону во сне накануне битвы при Стикластадире, обещает ему за труды и заботы «славную корону, вечную жизнь, небесное блаженство» («dyrlega coronu, lif endlast, fagnað oc gleði himnesca»)63. Интересно, что переводчик Алкуина настолько последовательно заменяет все связанное с венцом и короной, словом «слава» и производными. В «Чтении на день святого Олава», где все-таки появляется слово «corona», c ним также употребляется эпитет «dyrlegr» («славный»)64. Давно стало общим местом представление, что слава, и особенно посмертная память являлись одними из основных оценочных категорий в средневековой Скандинавии (в большей степени это, конечно, относится к

60GNH. S. 44: «Maclect nafn var Stephano gefet, þvi at Stephanus þyðisc á vara tungu prydr. Maclega callasc hann prydr, þvi at hann toc fyrstr pryði pinslarvættes fyrir guðs namne».

61Hjelde O. Op. cit. S. 146–147.

62Den eldre Gulatingslova, 2.

63GNH. S. 111.

64GNH. S. 111.

более раннему периоду – так называемой эпохе викингов (VIII– XI вв.))65. Можно видеть, что в текстах, составленных уже в христианизированных Исландии и Норвегии, слово «dýrð» приобретает сакральное значение, зачастую употребляясь именно в отношении Божьей славы («Сага о фарерцах») и славы мученичества

ивоскресения Спасителя («Сага о Сигурде Крестоносце», «Сага об Олаве сыне Трюггви»)66.

Интересным вариантом перевода понятий может служить ситуация, когда для обозначения нейтрального латинского термина используется специфическое скандинавское понятие. В переводе Алкуина есть один такой пример: слово «vikingr», которое означает преимущественно пиратство и морской разбой, у переводчика Алкуина стало синонимом грабежа вообще и используется для перевода латинских слов «raptor», «prædo» («грабитель», «разбойник») или действия «rapina» («грабеж»). «Viking» как действие находит свое место и в списке грехов «Необходимой проповеди»67. Характерно, что, хотя в древненорвежском языке были другие слова, которыми можно было обозначить грабеж, переводчики и составители посчитали нужным упомянуть именно морской разбой

ипиратство (и вообще «викинг» как специфический вид деятельности). Правда, возможно, в XII в. слово «викинг» действительно стало синонимом грабителя вообще. Также в компилятивные проповеди неизбежно проникают другие специфически скандинавские понятия, такие как бонд68, или «фюльк»69 (в одной из проповедей «фюльки» («лики» в русской традиции) организованы ангелы).

Сравнивая оригинал и перевод, можно также ясно представить объем того или иного понятия. Так, например, древнескандинавское слово «miscunn» используется как для обозначения понятия «misericordia» («милосердие»), так и «gratia» («благодать»). В одном случае в переводе Алкуна словом «miscunn» переводится понятие «pietas» (в значении «божественная любовь и сострадание»)70. В тексте «Проповеди о святом мученике Стефане», словосочетанием «guðs miskunn»71 обозначается «claritate Christi» («яркость, ясность Божия», которой вместе наслаждаются в раю

65См., например, Иванов В. Г. История этики средних веков. СПб, 2002. С. 392.

66Сведения об употреблении слова «dýrð» взяты из словаря Р. Клисби. [URL: http://norse.ulver.com/dct/cleasby/d.html] (дата обращения: 11.06.2014)

67«Sermo necessaria». GNH. S. 87.

68GNH. S. 69, 148.

69GNH. S. 137 и далее.

70GNH. S. 2; Alcuinus. Op. cit, Col. 616.

71GNH. S. 45.

святой Стефан и апостол Павел72). Из этого можно сделать вывод, что это скандинавское понятие было семантически шире и обозначало общую позитивную силу, исходящую от Божества.

Также вызывает большой интерес ситуация, когда в текст привносится понятие, которого не было в первоисточнике. Так,

воригинале «Геммы души» Гонория есть следующие слова: «“Интроит” потому поем мы, чтобы сказать, что через священников принимаем мы Христа»73. В «переводе» же эта фраза выглядит следующим образом: «Потому поем мы эту песню, что мы встречаем священника, который понесет дары к Богу ради мира нам»74. Смысл фразы полностью меняется, священник перестает быть представителем Христа, но становится посредником между людьми и Христом, что может быть истолковано как своего рода упрощение и «приземление» ситуации. Стоит обратить внимание, что обязанностью священника, согласно этому дополнению, является принесение даров ради «мира» («friðr»). Категория «мира», по всей видимости, возникла здесь не случайно и была достаточно значима для скандинавского общества. Так, автор наиболее самостоятельной из проповедей – «Второй проповеди о Страшном суде» – считает нужным начать свое повествование не типичным обращением («добрые друзья», «возлюбленные братья», «добрые братья и сестры» и т.п.), а формулой: «Божий мир да будет со всеми вами, мужчинами и женщинами»75. Концепт «friðr» часто встречается и в законодательных текстах: он становится частью формулы обозначающей максимальную меру пресечения – объявление вне закона – например, «þa hever sa firí/gort fe oc friði»76 («тогда лишается он имущества и мира»). Таким образом, «мир» («friðr») воспринимался как очень важный «предмет», а его отсутствие – как одно из худших зол. Например,

водной из проповедей сказано, что, если хёвдинги и другие люди не соблюдают заповедей, Бог покарает страну «смертями и неурожаем, и немирьем» («mann-dauða ok úaran ok ufrið»77). В этой же проповеди78 за исполнение заповедей обещается «мир и урожай»

72Fulgentius. Op. cit. Col. 732.

73Honorius Augustodunensis. Gemma animæ // Patrologiae cursus completes. 1895. T. 172. Col. 574: «Introitum ideo canimus, quia Christum in sacredotines suscipere signifi camus».

74GNH. S. 163: «Af því syngom vér þan song at ver tokom kenne-mann er fórn vill føra Guði til friðar oss».

75GNH, S. 168: «Guðs fríðr se með ollum yðr bæðe karlom ok conom».

76Den eldre Gulatingslova, 22.

77GNH. S. 37. «Проповеди к народу».

78GNH. S. 37.

(«ár ok frið»). Словосочетание «мир и урожай» можно считать формулой. Она активно используется в «Законах Гулатинга», например, «…и молиться святому Христу об урожае и мире», «то пиво нужно освящать в благодарность Христу и святой Марии к урожаю и миру»79.

Можно привести еще один пример привнесения неравноценного понятия в текст. В «Проповеди о десятине» со ссылкой на «пророка Симона» приводятся следующие слова Бога: «Платите десятину вашу Мне в благодарность с доброй душой и доброй волей и узнаете, дам ли я вам доброй погоды и доброго урожая, или не дам»80. На самом деле имеется в виду цитата из Малахии81 (3:10): «Принесите все десятины в дом хранилища, чтобы

вдоме Моем была пища, и хотя в этом испытайте Меня, говорит Господь Саваоф: не открою ли Я для вас отверстий небесных и не изолью ли на вас благословения до избытка?»82. Помимо общего «снижения» конструкции от абстрактного к конкретному: «отверстия небесные» («cataractas caeli») и «благословения от избытка» («benedictionem usque ad abundantiam») становятся «доброй погодой» и «добрым урожаем», можно видеть, что используются категории «ár» и «væðr», обладающие большой семантической насыщенностью в скандинавских текстах. Выше уже говорилось, что «ár» («урожай», «изобилие», «достаток», «плодородие») являлось частью формулы «ár ok frið» («урожай и мир»), употребляющейся для обозначение благоденствия в «Законах Гулатинга». В этой проповеди выражение «добрая погода и добрый урожай» тоже становится своего рода формулой: оно употребляется как

впозитивном смысле (при переработке цитаты Малахии), так и

внегативном чуть выше в числе кар за неуплату десятины («непогода и неурожай», «ok illviðri. ok u–áręn»83). Вполне вероятно, что возникающая здесь «væðr» (погода, но также и ветер), также как и «мир» и «урожай», является одной из важных категорий скандинавских текстов: для Норвегии и Исландии погодные условия были (кроме того, что они влияли на «урожай») еще крайне

79Den eldre Gulatingslova, 1, 6: «oc biðia til híns helga crist ars oc friðar», «En þat ól scal signa til krist þacca. ov sancta maríu. til árs. oc til friðar».

80«Gereð glaðlega tiund yðra til minna þacca. með goðum hug ok vilia. ok vitið hvárt ec gæf yðr þa got væðr ok got ár eða eigi».

81Hjelde O. Op. cit. S. 378.

82Вульгата: «Inferte omnem decimam in horreum et sit cibus in domo mea et probate me super hoc dicit Dominus si non aperuero vobis cataractas caeli et effudero vobis benedictionem usque ad abundantiam».

83GNH. S. 147.

значимым фактором в вопросе перемещения по стране и между странами.

Таким образом, на уровне работы с источниками степень адаптации выше, чем на тематическом уровне. Несмотря на то, что главной задачей авторов «Древненорвежской книги проповедей» было донести основные идеи и символы западноевропейского христианства, в процессе переработки текстов учитывалась специфика как материальной, так и духовной культуры «принимающей стороны». Вполне возможно, что часто изменения вносились в текст не преднамеренно, но тем ценнее для историка такие «проговорки». Представляется, что интерес к таким памятникам, как «Древненорвежская книга проповедей», как раз и заключается в возможности исследовать «несовпадения» системы понятий авторов первоисточника и тех, кто переводит или перерабатывает текст. Хотя удалось найти не так много примеров явных изменений текста, можно предположить, что при большей выборке таких случаев обнаружится больше. Несмотря на трудоемкость такого поиска, этот метод исследования текстов представляется достаточно продуктивным: в тексте, ничем не выделяющемся тематически, он может указать на своего рода «зазоры», выявление которых можно считать одним из методов изучения мировоззрения и сознания составителей интересующих нас текстов.

Проведенный анализ позволяет рельефно показать «Древненорвежскую книгу проповедей» как продукт своего времени. Во второй половине XII в., когда заканчивается период внешнего миссионерства и процесс административного оформления христианской церкви в Норвегии (1152/1153 основывается архиепископство в Нидаросе, складывается система церковных приходов), полным ходом идет то, что можно назвать процессом «внутренней христианизации», когда люди, ориентированные на латинскую ученость, но говорящие на древненорвежском языке, воспроизводят на местном языке тексты, принадлежащие к общехристианскому наследию, неизбежно адаптируя их для слушателя.

БИБЛИОГРАФИЯ

Гуревич А.Я. Популярное богословие и народная религиозность Средних веков // Из истории культуры Средних веков и Возрождения. М., 1976. С. 65–91.

Гуревич А.Я. Проповедь // Словарь средневековой культуры. М., 2003.

Гуревич А.Я. Сверрир в саге и истории // Сага о Сверрире / отв. ред. О.А. Смирницкая. М., 1988.

Иванов В.Г. История этики Средних веков. СПб, 2002.

Масиель Санчес Л.К. Деревянная церковная архитектура [Электронный ресурс] // Православная энциклопедия. [URL: http://www.pravenc. ru/text/171732.html] (дата обращения: 11.06.2014).

Рыбаков В.В. Адам Бременский и христианизация Скандинавии: Дис. ... канд. ист. наук. М., 2004.

Сага о Сверрире / отв. ред. О. А. Смирницкая. М., 1988.

A companion to Old Norse-Icelandic literature and culture. Malden, 2005.

Alcuinus. De virtutibus et vitiis liber ad Widnem comitem // Patrologiae cursus completes. Lutetia Parisiorum, 1863. T. 101.

An Icelandic-English Dictionary Based on the MS. Collections of the Late Richard Cleasby Enlarged and Completed by Gudbrand Vigfusson. Oxford, 1874.

Bagge S. Archbishop Eystein: Church and Monarchy in Twelfth Century Norway // Archbishop Eystein as Legislator: The European Connection. Tronheim, 2011.

Berg K.M. Homilieboka – for hvem og til hva? // Vår eldste bok: Skrift, miljø og biletbruk i den norske homilieboka. Oslo, 2010. S. 36–76.

Den eldre Gulatingslova / Utg. ved B. Eithun, M. Rindal, T. Ulset. Oslo, 1994.

Frostathing–Lov // Norges amle Love indtill 1387. Christiania, 1846. Bd. 1. S. 119–258.

Fulgentius. Sermo III. De sancto Stephano protomartyre, Conversione S. Pauli // Patrologiae cursus completes. Lutetia Parisiorum, 1847. T. 65. Col. 729–732.

Gamal Norsk Homiliebok: cod. AM. 619 4° / Utg. G. Indrebø. Oslo, 1966. Gammelnorsk homiliebok / oversatt av A. Salvesen; innled. og kom-

ment. ved E. Gunnes. Oslo, 1971.

Gunnes E. Erkebiskop Øystein: Statsmann og kirkrbygger. Oslo, 1996. Hall T.N. Old Norse–Icelandic Sermons // The Sermon. Turnhout, 2000. Honorius Augustodunensis. Gemma animæ // Patrologiae cursus com-

pletes. Lutetia Parisiorum, 1895. T. 172.

Hjelde O. Norsk preken i det 12. Århundre: studier i Gammel Norsk Homiliebok. Oslo, 1990.

Knudsen T. Homiliebøker // Kulturhistorisk leksikon for nordisk middelalder fra vikingetid til reformationstid. København, 1961. Bd. 6: Gäst- ning-hovedgård.

Lidén H.-E. Stave Church // Medieval Scandinavia: an Encyclopedia. N.Y., 1993.

McDougall D. Homilies (West Norse) // Medieval Scandinavia: an Encyclopedia. N.Y., 1993.