Средние века. Выпуск 75 (3-4)

основного текста. Маргиналии делают предельно наглядным сам процесс чтения. Именно в этом я усматриваю основную эвристическую ценность столь массового и в высшей степени хаотичного материала, который с большим трудом и только до известных пределов поддается систематизации.

Разумеется, сама природа маргиналий была неоднородной и зависела от конкретных задач, которые стояли перед средневековыми читателями. Львиную долю составляли пометы технического характера. Они восполняли пропуски, а также исправляли неточности и ошибки, допущенные при переписке и обнаруженные внимательными читателями. Такого рода редакторская и корректорская правка могла происходить на протяжении столетий и встречается едва ли не в каждой рукописи. Однако в дальнейшем меня будут интересовать пометы иного рода, а именно, те, что имеют непосредственное отношение собственно к нарративу, являются своеобразным комментарием по поводу сути прочитанного и/ или каким-либо иным образом обслуживают текст. Нередко одни и те же люди редактировали текст и оставляли содержательные комментарии. Но все же сделать такое разделение необходимо. В противном случае исследование рискует утратить четкость границ.

Ученые обратились к столь специфическому корпусу источников, какими являются маргиналии, еще в конце ХIХ в. За последние сто лет появилось немало солидных академических изданий собраний глосс, обнаруженных в средневековых рукописях. Но долгое время исследования маргиналий не выходили за рамки традиционной лексикографии. Еще и сегодня они нередко ограничиваются почти исключительно уточнением латинских синонимов и сопоставлением староанглийских или старогерманских глосс с основным латинским текстом для максимально точного определения значения отдельных слов и выражений. Этот подход нашел отражение в трудах Р. Дероле, В. Линдси, Е. Штайнмайера, Г. Меритта, Е. Сиверса, Л. Гооссенса, Дж. Файфера, П. Вачиаго1.

1Die althochdeutschen Glossen / Hg. von E. Steinmeyer und E. Sievers. B., 1879–1922. 5 Bd.; The Corpus Glossary / Ed. by W.M. Lindsay. Cambridge, 1921; Lindsay W.M. Studies in Early Medieval Latin Glossaries. Aldershot, 1996; Derolez R. Zu den Brüsseller Aldhelmglossen // Anglia. 1956. Vol. 74. P. 153–180; Anglo-Saxon Glossography: Papers Read at the International Conference Held in the Koninklijke Academie voon Wetenschappen Letters en Schone Kunsten van Belgie, Brussels, 8 and 9 September 1986 / Ed. by R. Derolez. Brussels, 1992; Old English Glosses: a Collection / Ed. by H.D. Meritt. N.Y., 1945 (Reprinted N.Y., 1971); The Old English Prudentius Glosses at Boulogne-sur-Mer / Ed. by H.D. Meritt. Stanford, 1959; Meritt H.D. Some of the Hardest Glosses in Old English. Stanford, 1968; Old Endlish Glosses in the

Поворотным моментом в изучении маргиналий можно считать работу Дж. Виланда2. Ученый впервые предложил комплексную методику изучения заметок на полях и показал, что они позволяют довольно точно установить способ бытования конкретного литературного памятника в данное время и в данном месте. Автор описал и проанализировал латинские глоссы в рукописи с сочинениями Аратора и Пруденция, а также выявил их разнообразные функции. Исследователь пришел к выводу, что подавляющее большинство маргиналий было направлено прежде всего на филологическое понимание текста. Напротив, глосс, которые бы интерпретировали античные памятники в духе библейской экзегетики, практически не оказалось. Виланд убедительно доказал, что данная конкретная рукопись с бесчисленными пометами читателя принадлежала школьному учителю и предназначалась для преподавания латыни. Более того, содержание пометок и их расположение на странице позволило наглядно представить себе, как именно проходил урок латинского языка в англо-саксонской школе XI в. К сожалению, эта во многих отношениях новаторская работа осталась почти незамеченной профессиональным сообществом, возможно, потому, что была написана не ко времени – подлинный ренессанс в данном исследовательском домене наступит только спустя полтора десятилетия.

С 1990-х годов интерес к маргиналиям как самостоятельному типу источников стал особенно заметным. Более того, их изучение приобрело ярко выраженный полидисциплинарный характер. Рисунки на полях привлекли внимание искусствоведов3. Глоссы в философских, литературных, юридических и библейских текстах вызвали живой интерес философов, лингвистов и филологов4. Объектом особенно углубленного изучения (в немалой степени из-за солидной источниковой базы) стали маргиналии в

Epinar – Erfurt Glossary / Ed. by J.D. Pheifer. Oxford, 1974; Goossens L. The Old English Glosses of MS Brussels, Royal Library 1650 (Aldhelm`s De laudibus virginitatis). Brussels, 1974; Vaciago P. Old English Glosses to Latin Texts: a Bibliographical Handlist // Medioevo у Rinascimento. New Series. 1993. Vol. 4. P. 1–67.

2Wieland G.R. The Latin Glosses on Arator and Prudentius in Cambridge University Library, MS Gg.5.35. Toronto, 1983.

3 Сamille M. Image on the Edge: The Margins of Medieval Art. L., 1992.

4Caiazzo I. Lectures medievales de Macrobe. P., 2002; Dutton P.E. The Glosae super Platonem of Bernard of Chartres. Toronto, 1991; Glosses and Commentaries on Aristotelian Logical Texts: The Syryac, Arabic and Medieval Latin Traditions / Ed. by C. Burnett. L., 1993; De Hamel C.F.R. Glossed Books of the Bible and the Origins of the Paris Book Trade. Woodbridge, 1984.

ранних печатных книгах, прежде всего, британских5. Исследования У. Слайтса, Х. Джексон, У. Шермана и других англо-амери- канских филологов позволили под другим углом посмотреть на культуру чтения европейца эпохи Ренессанса и Нового времени, экстенсивную по своей природе, а также выявить важную коммуникативную и социализирующую роль книги в данный период6.

Дело не ограничивается индивидуальными проектами. За последние полтора десятка лет маргиналии стали магистральной темой, по крайней мере, двух крупных международных конференций. Одна из них состоялась осенью 1998 г. в Эриче в рамках международной школы по изучению письменности. Ее участники рассматривали пометки на полях литературных и философских произведений прошлого с филологических, палеографических и кодикологических позиций7. При подведении итогов была отмечена двоякая роль маргиналий: центростремительная, интегративная и экзегетическая, с одной стороны; центробежная, удаляющая от текста и разбивающая его структуру – с другой8. Логическим продолжением развития данной темы стал международный коллоквиум, состоявшийся в Варбурге весной 2001 г. Его участники, с одной стороны, сконцентрировались на маргиналиях в научных и философских текстах, а с другой – ввели в научный оборот сочинения, написанные не только по латыни, но также на греческом, арабском, сирийском и еврейском – основных языках науки в средиземноморском регионе9. Сегодня в маргиналиях все больше видят оригинальный способ организации пространства

5Речь идет о богатейших фондах Хантингтонской библиотеки (Сан-Марино, Калифорния). Сегодня здесь хранится около семи с половиной тысяч книг, изданных между 1475 и 1640 гг. Примерно пятая их часть содержит маргиналии читателей XVI–XVIII вв. Это собрание стало предметом изучения целой группы блестящих американских филологов, прежде всего, тех, что связаны с Йельским университетом.

6Rosenthal B.M. The Rosenthal Collection of Printed Books with Manuscript Annotations. New Haven, 1997; Slights W. Managing Readers. Printed Marginalia in English Renaissance Books. Michigan, 2001; Jackson H.J. Marginalia: Readers Writing in Books. Yale, 2002; Jackson H.J. Romantic Readers: The Evidence of Marginalia. New Haven, 2005; Sherman W.H. Used Books: Marking Readers in Renaissance England. Philadelphia, 2008; Karr S. Constructions both sacred and profane: Serpents, angels, and pointing fingers in Renaissance books with moving parts // Yale University Library Gazette. April 2004. № 78:3–4. P. 124–127.

7Talking to the Text: Marginalia from Papyri to Print / Ed. by V. Fera, G. Ferrau, S. Rizzo. Messina, 2002. 2 Vols.

8 Talking to the Text ... Vol. 2. P. 980.

9Scientia in margine: Études sur les marginalia dans les manuscrits scientifiques du Moyen Âge à la Renaissance / Ed. D. Jacquart et Ch. Burnett. Genéve, 2005.

основного текста, спонтанную реакцию читателей на прочитанное, точку отсчета для развития читателем собственных идей, отражение внетекстовых реалий, а также фиксацию реального научного опыта конкретных людей – врачей, инженеров, алхимиков и т.д.

Вотечественной науке интерес к пометам читателей на полях средневековых рукописей обозначился лишь в последние годы. К маргиналиям обращаются в контексте изучения различных социокультурных практик, рукописной традиции отдельных памятников, а также истории конкретных текстов, их создания, бытования и использования в разные периоды времени. Объектами исследования стали хронографические записи XII–XVI вв. на полях компилятивного кодекса астрономического содержания10, маникулы в манускрипте XV в. с текстом популярного дидактического трактата11, грамматические, содержательные и смысловые ошибки в сводах декретального права XII–XIV вв.12, даже рисунок на полях журнала секретаря гражданского суда XV в.13 В профессиональном сообществе медленно, но верно формируется представление о важности маргиналий как ценного источника для изучения самых разных проблем средневековой истории14.

Вцелом, можно констатировать, что в профессиональном сообществе, по образному выражению В. Слайтса, происходит

10Филиппов И.С. Анналы Сен-Виктор-де-Марсель: история текста // Люди и тексты: Исторический альманах: Исторический источник в социальном измерении / отв. ред. М.С. Бобкова. М, 2011. С. 140–158. Сен-Викторские анналы являют собой наглядный пример того, что маргинальные записи иногда выступают в качестве самостоятельного произведения и могут быть вовсе не связаны с основным текстом рукописи.

11Крылова Ю.П. Читатель и маникулы: (О маргиналиях рукописи 1693 из Национальной библиотеки Франции) // Пространство рукописи: От формы внешней к форме внутренней / под ред. О.И. Тогоевой, И.Н. Данилевского. М., 2010. С. 91–104.

12Казбекова Е.В. Читатели XIII–XV вв. и их отношение к ошибкам в сводах декретального права // Человек читающий: между реальностью и текстом источника / под ред. О.И. Тогоевой, И.Н. Данилевского. М., 2011. С. 136–162.

13Тогоева О.И. «Портрет» Жанны д`Арк на полях журнала Клемана де Фокамберга // Пространство рукописи … С. 67–90.

14В частности, И.С. Филиппов обратил внимание коллег на проблему маргиналий как самостоятельной группы источников в рамках российско-француз- ской конференции, которая состоялась в МГУ летом 2010 г. Подробнее см.: Филиппов И.С. Рукописи не горят: Проблема реконструкции погибших архивов и возможности расширения базы источников по истории Средневековья // Как мы пишем историю? / отв. ред. Г. Гаррета, Г. Дюфо, Л.А. Пименова. М., 2013. С. 223–233.

явное смещение интереса от истории книги к истории страницы15. Однако исторические сочинения прошлого удивительным образом продолжают оставаться «на обочине» этого мощного интеллектуального движения.

О маргиналиях в контексте средневекового историописания заговорили во второй половине прошлого века. Разумеется, речь не шла о том, чтобы сделать заметки на полях самостоятельным объектом изучения, но исследовательский интерес обозначился вполне отчетливо. Так, Э. Грэнсден описала систему специальных символов, которыми пользовались некоторые средневековые авторы, в частности, Матвей Парижский16. Б. Гене видел в пометах на полях один из приемов (наряду с оглавлением и нумерацией страниц), с помощью которых авторы облегчали читателям поиск определенных сюжетов17. Однако и по сей день медиевисты не уделяют маргиналиям сколько-нибудь значительного внимания. Если их и привлекают, то скорее в качестве вспомогательного материала для исследования иных сюжетов18. По мере сил я постарался восполнить очевидный пробел. В последние годы объектом моих научных изысканий стали читательские пометы в рукописях IX–XI вв., содержащих исторические сочинения неко-

15Slights W. Op. Cit. P. 6.

16Gransden A. Historical Writing in England. L., 1974. P. 364. См. также вклейку Plate IX. Матвей использовал определенные рисунки для повторяющихся сюжетов, чтобы облегчить читателю поиск нужных фрагментов. Например, коронация очередного правителя обозначалась короной и щитом; вступление в сан епископа – митрой и посохом; перевернутый посох символизировал рассказ о смерти епископа, а перевернутый щит – указывал на сообщение о смерти аристократа. По мнению исследовательницы, рисунки Матвея, исполненные с большим мастерством и, строго говоря, уникальные для средневекового историописания, должны были также развлекать читателя, подстегивать его интерес к повествованию и стимулировать воображение.

17Гене Б. История и историческая культура средневекового Запада. М., 2002. С. 265–272.

18Например, пометы на полях санктгалленской рукописи IX в. с текстом «Истории против язычников» Павла Орозия, рассматривались в контексте фило- лого-лингвистических и этно-географических исследований. См.: Eisenhut H. Die Glossen Ekkeharts IV. von St. Gallen im Codex Sangallensis 621 (Diss. Zürich 2006). St. Gallen, 2009; Lozovsky N. Roman Geography and Ethnography in the Carolingian Empire // Speculum. 2006. Vol. 81. P. 340–346. Аналогичным образом многочисленные глоссы на полях англосаксонской рукописи с текстом «Истории англов» Беды и «Осады Парижа» Аббона вызвали у исследователей лишь грамматический интерес. См.: Lendinara P. Anglo-Saxon Glosses and Glossaries. Aldershot, 1999.

торых античных (Светоний, Юстин) и средневековых (Регинон) писателей19.

Резюмируя историографический обзор, отмечу следующее: ранняя история маргиналий изучена довольно плохо в отношении не только исторических, но и других типов текстов. Это особенно заметно на фоне многочисленных и основательных исследований, которые хронологически относятся к концу Средневековья и началу Нового времени. Дело, однако, не только в количестве академических штудий. Было бы большой ошибкой произвольно экстраполировать выводы, сделанные на этом – довольно позднем – материале, на более ранние периоды. Собственно средневековые пометы на полях требуют иного исследовательского подхода. За работой читателей, к слову, весьма далекой от спонтанности, просматривается нечто большее. Перед нами уникальное свидетельство бытования оригинальной книжной культуры, существенно отличной от новоевропейской.

В настоящей работе я постараюсь показать, как изменяются характер, цель и содержание комментариев в разных типах исторических сочинений на протяжении IX–XIII вв., и что это нам может дать для понимания эволюции практик чтения, с одной стороны, и культуры текста – с другой.

** *

Читатели поздней Античности и первых веков Средневековья, кажется, вовсе не оставляли помет на полях исторических книг. Во всяком случае, дошедшие до нас рукописи совершенно лишены маргиналий, которые можно было бы датировать временем от второй половины V до конца VIII вв.20 Отчасти это могло

19Сидоров А.И. Маргиналии на полях манускрипта, или Как в средневековом Меце читали хронику Регинона // Средние века. М., 2009. Вып. 70 (4). С. 106– 129; Он же. Светоний и его каролингские читатели // Средние века. М., 2011. Вып. 72 (1–2). С. 100–129; Он же. Непрямые дороги к прошлому: Загадки каролингских манускриптов с текстом «Эпитомы Помпея Трога» // Ретроспективная информация источников: образы и реальность / под ред. О.И. Тогоевой, И.Н. Данилевского. М., 2013. С. 7–33.

20В качестве примера приведу прежде всего две очень известных и достаточно объемных рукописи с текстом Ab Urbe condita Тита Ливия, созданных в Италии и датируемых V в.: Paris, BN lat. 5730 (III Декада; объем 470 листов). С оцифрованной версией рукописи можно ознакомиться по ссылке: http://gallica. bnf.fr/ark:/12148/btv1b8470112j; Wien, Österreichische Nattionalbibliothek, Cod. 15

(Кн. 41–45; объем 193 листа), а также по ссылке: http://bibliotheca-laureshamensis- digital.de/view/onb_cod15. Владельческая надпись на fol. 193v (…erti ep(iscop) i dedorostat), сделанная рукой конца VIII или начала IX в., позволяет предположить, что в это время кодекс находился в распоряжении епископа Утрехта.

быть связано с самой формой книги. В свитке, например, понятие «поля» очень условно, и чисто технически неудобно использовать его для помет. Правда, в позднеантичных кодексах, пришедших на смену свиткам, поля огромны, но сути дела это не меняло. Думается, отсутствие читательских помет имело иные основания.

Скорее всего, до определенного момента у читателей отсутствовало само представление о возможности и необходимости оставлять комментарии непосредственно в книге. Как известно, раннее Средневековье унаследовало от Античности практику чтения вслух, что также нередко предполагало публичность подобного действа. Данный способ чтения был ориентирован по преимуществу на аудиальное освоение письменного текста, и в этом случае «рефлексировать на полях» было довольно затруднительно, если вообще возможно. Могу предположить, что и рефлексия (если таковая имела место) также облекалась, прежде всего, в словесные формы. Косвенным аргументом в пользу данного тезиса служат данные палеографии. Многие позднеантичные и меровингские рукописи написаны унциалом, а такой тип письма полностью соответствовал аудиальной культуре текста и предполагал чтение вслух.

Несколько десятилетий спустя рукопись оказалась в библиотеке Лорша, одного из важнейших интеллектуальных центров Каролингской империи.

В ряде случаев от позднеантичных рукописей сохранились только фрагменты. Но и в этих фрагментах мы также не встречаем помет. Например, см. фрагмент четвертой декады Тита Ливия из библиотеки Бамберга. Рукопись создана в Италии в последней четверти V в.: Bamberg, Staatsbibliothek, Msc.Class.35a. С оцифрованной версией рукописи можно ознакомиться по ссылке: http://bsbsbb.bsb.lrz-muenchen.de/~db/0000/sbb00000099/images/index. html?seite=1&signatur=Msc.Class.35a.

К числу исторических сочинений, по-видимому, можно отнести и «Энеиду» Вергилия. В библиотеке Санкт-Галлена сохранились фрагменты итальянской рукописи этого сочинения (вместе с фрагментами «Эклог» и «Георгики»), датируемые V в. Читательские пометы в них также отсутствуют. См.:

St.Gallen, Stiftsbibliothek, Codex 1394, P. 7–49. С оцифрованной версией рукописи можно ознакомиться по ссылке: http://www.e-codices.unifr.ch/en/csg/1394.

Равным образом помет лишены и сочинения франкских историков, сохранившиеся в немногочисленных докаролингских манускриптах. Например, см.: Paris, BN lat. 10910 (конец VII или начало VIII в.) с фрагментом «Истории франков» Григория Турского и оригинальной версией хроники Псевдо-Фреде- гара; Paris, BN lat. 17655 (конец VII в., Корби) c текстом «Истории франков» Григория Турского. С оцифрованной версией рукописи можно ознакомиться по ссылке: http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b84527667.

Приведенные выше примеры весьма показательны потому, что в Раннее Средневековье сочинения Тита Ливия, Вергилия, Григория Турского и Псев- до-Фредегара относились к числу наиболее популярных.

Не менее важен количественный фактор. Не будем забывать, что в VI–VIII вв. рукописи сравнительно мало тиражировали, и обходились с ними достаточно бережно. От V–VII вв. до наших дней сохранились лишь единичные экземпляры, включая разрозненные листы и их фрагменты. От VIII в. мы располагаем уже десятками манускриптов. С IX в. их счет идет на тысячи. Наконец, интерес к сочинениям древних историков, по крайней мере, языческих, на время пропал. В какой-то момент их перестали копировать, а плохонький пергамент нередко ценили куда выше «классического» текста21, даже если он был написан христианским автором22.

Любопытно, что книги, созданные до конца VIII в., практически полностью лишены помет. Очевидно, установка, запрещавшая комментировать «старые» рукописи, продолжала действовать и позднее.

Все резко меняется в первые десятилетия IX в. С этого момента маргинальные записи становятся полноправной частью содержания кодексов, а сама практика комментирования быстро обретает массовый характер. Создается впечатление, что каролингские читатели считали это не только позволительным, но в иных случаях даже обязательным условием работы с книгой23.

21В VII–VIII вв. в Люксее очистили рукопись V в. от фрагмента I Декады Тита Ливия, а заодно и от сочинений Вергилия и Евклида, написав поверх «Моралии» Григория Великого: Verona, Biblioteca Capitolare, XL. 38 (fol. 267–314, 316–7, 320–1, 324, 332–333 и др.). Аналогичным образом в VII–VIII вв. поступили во Флери с позднеантичной рукописью Саллюстия. Поверх «Историй» здесь разместили комментарии св. Иеронима на Книгу Исайи: Berlin, Deutsche Staatsbibliothek. Lat. Qu. 364 + Orleans Bibl. Municip. 192 (169) (fol. 15–18, 20). См.: Lowe E.A. Codices rescripti: A list of the oldest latin palimpsests with stray observations on their origin. Biblioteca Vaticana, 1964. Tab. № V; CXIV.

22В условиях нехватки пергамента в периоды усиления интеллектуальной активности в разных центрах сочинения христианских писателей становились палимпсестом гораздо чаще трудов авторов-язычников. Например, в VIII в. в Санкт-Галлене поверх Divinae institutiones Лактанция, скопированных в Италии в V в., написали «Диалоги» Григория Великого, проповеди Августина и «Сентенции» Исидора. Очевидно, в тот момент данные тексты более точно отвечали потребностям монастырской общины. Сегодня рукопись хранится в библиотеке Санкт-Галлена. См.: St.Gallen, Stiftsbibliothek, Codex 213. С оцифрованной версией рукописи можно ознакомиться по ссылке: http://www.e- codices.unifr.ch/en/list/one/csg/0213.

23В современной науке сложилось представление о том, что комментирование как непременное условие работы с книгой, появляется только в развитое Средневековье. См.: Hamesse J. Les marginalia dans les textes philosophiques universitaires medievaux // Talking to the Text … Vol. 1. P. 301–319. Некоторые исследователи также отмечают, что в эпоху Ренессанса читателям не только дозволялось делать пометы на полях, но этому даже специально учили в школе. См.: Sherman W.H. Used Books … Р. 3–7.

Пометы встречаются во множестве рукописей, созданных и циркулировавших, прежде всего, в центральных областях Каролингской империи – там, где находились важнейшие скриптории, выпускавшие сотни книг, а также крупнейшие каролингские библиотеки, фондами которых активно пользовались не только их владельцы, но и сторонние читатели24.

В обстоятельствах становления Каролингской христианской державы и развития имперской идеологии, построенной, в том числе, на представлениях о translatio imperii и ее renovatio, в кругах каролингских элит стремительно растет интерес к историческому наследию – античному и раннесредневековому. У латинских авторов, даже не слишком известных, появляется стабильная аудитория25. Широко тиражируются труды языческих и христианских писателей26, активно развивается собственно франкское историописание. Исторические сочинения становятся полноправной частью книжных собраний – монастырских, придворных, персональных. Труды историков возвращают в школу, их специально разыскивают27, редактируют28, охотно цити-

24Обстоятельный анализ этого сюжета см.: Сидоров А.И. Каролингские библиотеки: к вопросу о книжной культуре у франков // Люди и тексты. М., 2011. С. 110–139.

25См.: McKitterick R. The audience for Latin historiography in the early middle ages: text transmission and manuscript dissemination // Historiographie im frühen Mittelalter. Wien, 1994. P. 96–114.

26Подробнее см.: Сидоров А.И. Сочинения античных, раннехристианских и “варварских” историков в культурном пространстве каролингской эпохи // Средние века. М., 2008. Вып. 69 (3). С. 46–80.

27Так, Луп Ферьерский просит епископа Херибольда посодействовать ему в поисках «Галльской войны» Цезаря, а Гвенилона – помочь с Ливием: Gaius Iulius Caesar historiographus Romanorum nullus est. Commentarii belli Gallici, quorum ad vos manavit opinio… // Lupi abbatis Ferrariensis epistolae (ep. XXXVII (ad Heribildo episcopo) // MGH. Epist. T. 6. P. 46; T. Livius per hunc ... agite, quia illo non mediocriter indigemus (ep. LXXIV. P. 69–70 (ad Guenilonem)). Усилия Лупа, по крайней мере, частично увенчались успехом. Считается, что именно ему принадлежат пометы, оставленные на полях Paris, BN lat. 5726 (начало IX в., северо-западная Франкия). О пометах Лупа подробнее см.: Büren V. von. Livy’s Roman History in the 11th-Century catalogue from Cluny: the transmission of the first and third Decades // Medieval Manuscripts of the Latin Classics: Production and Use / Ed. by C.A. Chavannes-Mazel and M.M. Smith. L., 1996. P. 57–73.

28Валафрид Страбон разбил на главы «Жизнеописание Карла Великого» Эйнхарда и «Деяния Людовика Благочестивого» Тегана, а также снабдил оба произведения предисловием. Все это было сделано, по его словам, для удобства читателей.

руют29 и даже рисуют30. В таком контексте активная позиция читателей выглядит вполне естественной. Разумеется, комментируется не каждое сочинение и не во всякой рукописи. Вероятно, отчасти это могло быть связано с целями, которые стояли перед копиистами при создании конкретного манускрипта. Например, если издание было подарочным или книга готовилась на заказ31.

Итак, одно и то же историческое сочинение в разных манускриптах могло быть вовсе лишено помет или, напротив, сопровождалось активной читательской работой на полях. Анализ многих десятков каролингских рукописей позволяет утверждать достаточно определенно: в IX в. природа комментариев, а также их количество существенно разнились в зависимости от типа исторических сочинений. Последние условно делятся на три большие и вполне самостоятельные (по крайней мере, в отношении рукописей) группы: труды античных языческих авторов, произведения античных и раннесредневековых христианских писателей и сочинения собственно франкских историков.

29Например, цитаты из «Трехчастной истории» – одного из наиболее популярных в каролингскую эпоху исторических произведений, – встречаются в материалах Парижского синода 825 г., а также в De exordiis et incrementis rerum ecclesiasticarum Валафрида Страбона, в Liber de rectoribus christianis Седулия Скота, в

De regis persona et regio ministerio Гинкмара Реймского и в некоторых житиях. Эйнхард в «Жизнеописании Карла Великого» активно цитирует «Жизнеописание цезарей» Светония, а его собственное произведение, в свою очередь, цитируют Теган и Ноткер Заика. Регинон описывает быт и нравы современных ему венгров, полностью заимствуя у Юстина описание скифов и т.д.

30Так сюжеты фресок на стенах тронной залы королевского дворца в Ингельхайме, описанных Эрмольдом Нигеллом, восходят главным образом к «Истории против язычников» Павла Орозия. Детальный анализ сообщений Эрмольда, а также подробную реконструкцию сюжетов и возможного местоположения фресок провел В. Ламмерс. Подробнее см.: Lammers W. Ein karolingisches Bildprogramm in der aula regia von Ingelheim // Festschrift für H. Heimpel zum 70. Geburtstag. Göttingen, 1972. Bd. 3. S. 226–289. См. также: Ratkowitsch Chr. Die Fresken in Palast Ludwigs des Frommen in Ingelheim (Ermold., Hlud. 4, 181ff): Realität oder poetische Fiktion? // Wiener Studien. 1994–1995. T. 107–108. S. 553–581.

31В частности, этим можно объяснить отсутствие помет в рукописи «Деяний Александра Македонского» Курция Руфа, сделанных руками IX в. На полях кодекса имеется совсем немного маргиналий более позднего времени (fol. 38r, 39r, 64r и др.). См.: Paris, BN lat. 5716 (вторая половина IX в., Луара). На заказной характер рукописи указывает посвятительная надпись на fol. 1r: Haimus monachus hoc volumen historiarum Alexandri Magni in libris VIII domno Chuinrado illustrissimo comiti dedit. С оцифрованным микрофильмом рукописи можно ознакомиться по ссылке: http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b9068464r.