Сережа п.

Гегель здесь поступает нетривиальным образом, и это очень четко отличает его от Религиозных мыслителей в чистом виде. На это неоднократно обращали внимание. Вы возьмете, скажем, самую, пожалуй, достойную философскую книгу отечественного мыслителя, которая посвящена Гегелю. Гегель крайне важен, вообще говоря, для русской интеллектуальной и вообще для русской культуры, в разных смыслах. Работа Ильина «Философия Гегеля обучения конкретности бога и человека» --там тоже самое. И Ильин подчеркивает, что Гегель принципиальным образом рассматривает действительностью веры не личный, индивидуальный опыт, а опыт коллективный (вот этой духовной общественности), то есть Гегель рассматривает опыт веры, грубо говоря, не апостольски.

Есть апостольский опыт, то есть опыт тех, кто был личным свидетелем, кто видел, слышал, у кого есть некая очевидность—вот это исходный опыт.

То есть можем представить себе, что любой христианский опыт в некотором смысле (надо сказать, что это основная доктрина) берет апостольский за образец и экзистенциально повторяет его. Путь Гегеля другой. Мы с вами еще убедимся, что здесь есть такое непростое, но достаточно отчетливое различие.

Гегель еще раз говорит нам, что апостольский он вообще не хочет рассматривать, то есть опыт тех, кто непосредственно был свидетелем, видел, слышал и тд. И Гегель сразу говорит, что его интересует опыт первохристианской общины, раннехристианской общины. То есть опыт людей, которые, вообще говоря, сами в своей памяти этого события не имеют. Они не видели… ни смерти, ни воскресения, но они поверили. Поверили – значит признали, что это имело место. И тем самым структура этого опыта становится структурой их сознания.

В данном случае, событие сознания греха является “сверхпервичная (это слово не разобрать на записи)” встреча с абсолютом, является, дофеноминальным событием, его нет ни в каком личном опыте этих членов общины. Но это событие воспроизводится в активности этой коллективной духовной практики, а именно в активности практики признания: они признают, что это событие было. Признают свободным образом. И таким образом, они учреждают своё духовное общество. Можно сказать, не принадлежать, можно отрицать. Тогда вы будете за пределами так сказать. Но в рамках христианской культуры, с точки зрения Гегеля, это как раз фундаментальный опыт.

Значит, неапостольский опыт, то есть в данном случае вера характеризуется не как особая очевидность, а как признание неочевидного. То есть у этих людей, говорит Гегель, имело место знание, которое заменило им память. Они знали, что это произошло и признали это. Хотя никакой опытной достоверности в их опыте не было. И одновременно таким образом формируется смысл единичного, то есть смысл единичного принадлежит абсолюту, который открывает себя вот в этих двух моментах данности. В одном и втором.

Осмысленное единичное – это есть то сверхсущее, но которое являет себя в конечном временном опыте.

То есть осмысленно единичное – это НЕ вещь, и осмысленное единичное это даже не человеческое…..можно было предположить, что, скажем, есть вещи этого мира, но они на самом деле кажутся единичными, но когда мы их начинаем мыслить – они не единичны. Присваиваем им этот статус единичного, но на самом деле таковыми они не являются. С другой стороны, их существование, осмысленность их существования принадлежит им всем, как многообразию. С другой стороны можно было бы сказать, скажем как поступает Декарт, что единичным является мыслимая вещь, то есть я как вещь, «когито»…(может оно cogito..) является мыслимой вещью, и, вот это является тем единичным, которое мыслится на своей собственной основе. Но Гегель говорит, что и этого не достаточно. Осмысленное единичное предполагает отношение к сверхсущему, и вот таким образом только оно, собственно, конституиируется и возникает в рамках христианской культуры.

Еще раз повторяю, что Гегель здесь поступает, как феноменолог. Он не придумывает вот это, он не изобретает какую-то новую схему или там что-то такое, а анализирует ту культуру, которая есть. Он как бы спрашивает, в рамках христианской культуры, он даже не затрагивает другие культурные типы… в рамках христианской культуры, которая характеризуется определенным типом мышления, каким образом возникает смысл единичного? И Гегель говорит о том, что смысл единичного, который характеризует наиболее влиятельный тип мышления, смысл единичного, который возникает в опыте раннехристианской общины. Не апостольский опыт, не какой-то избранный опыт.

Скажем, если вы послушаете современных наших священнослужителей (я имею ввиду таких вот молодежных, скажем так, есть творческая такая составляющая), о чем говорят такие молодые люди (…бородатые…. в рясах…), они размышляют о том, что значит быть истинным христианином. Может ли истинный христианин, вступать в брак? Нет, нет, нет…ни в коем случае нельзя…Речь о том, можно ли быть истинным христианином в миру, или истинный христианин – это монах. И надо сказать, что наиболее последовательная точка зрения склоняется к тому, что только монах… то есть соблюдающий эти дополнительные ограничения, в частности связанные с безбрачием, только он может быть вот этим самым. Отсюда, скажем, проблема семьи. Почему проблема семьи наиболее остро стоит в христианском мире? Есть разные причины, конечно, но, тем не менее, христианская религия, как бы там не говорили, задает некие образцы. Христианство как некая господствующая, воображаемая конструкция, не важно, верующий человек или неверующий, все равно человек существо меметическое, подражаемое. Обратите внимание, что среди всех основателей религий: Будда, Мухаммед и тд, если взять христианских персонажей: апостолов, Христос.. В чем разница, которая наиболее отчетливо бросается в глаза? У них не было семьи. У христианских этих персонажей не было собственной семьи. У Христа даже были братья и тд, но собственной семьи, то есть жены, детей – не было, ни у одного из этих персонажей. И это вызывает определенные следствия.

Гегель … его обращение содержательно и, в частности, именно философический характер этого обращения подчеркивается тем, что он отдает предпочтение исходя не из каких-то соображений веры как таковой или толкования. То есть мы сразу увидим, что религиозные авторы…Скажем, первым оппонентом Гегеля был Сюрен Кьеркегор (или как-то так, я не понял)) ):религиозный писатель, мыслитель, но потом он внес существенный вклад в экзистенциальные интерпретации христианства, и потом многие его понятия перешли к Хайдеггеру, стали самыми фундаментальными понятиями философии 20ого века. Но сразу видно, что у него предпочтение отдается апостольскому, то есть христианский опыт – есть личное отношение. Отношение человека к богу. Для Гегеля нет. Это в первую очередь опыт между людьми, людьми, которые признали, что имела место такая встреча с абсолютом, и это имело место. В основе лежит признание неочевидного. Но не опыт особой очевидности.

Итак, чтобы лучше понять гегелевскую конструкцию, надо сказать, что это наиболее…интимный момент вообще его философии. Все дальнейшее будет иметь характер некой такой ссылки. То есть некого следствия.

Давайте сразу воспроизведем точку зрения критики, и возможный ответ. Понятно что, скажем, полемика Кьеркегора (или как-то так) и Гегеля носила заочный характер. Кьеркегор был довольно молодой человек. Есть такая легенда, что он в возрасте около 16 лет, будучи датчанином, студентом, мог посещать лекции Гегеля в Берлине. Но точно это не установлено.На самом деле ½ его творчества посвящена критике гегелевской концепции. Не обязательно для этого быть слушателем. Но в тоже время, некоторые считают, что сам образ Гегеля произвел сильное, и в общем, негативное впечатление на Кьеркегора и дух его философии. Надо сказать, что действительно Гегелевская философия, как потом говорили левые Гегелианцы (правые утверждали обратное, но левые были ближе к истине), содержит очень существенный атеистический момент. Но в нетривиальном смысле…

В чем состоит Гегелевский атеизм? Именно в том, что для него христианство как таковое—это есть некий путь к пониманию определенного господствующего или влиятельного типа мышления. То есть, вообще говоря, Гегель, он видел боговоплощение, он говорит о том, что откуда берется смысл единичного в христианской культуре — вот отсюда берется. Но это является следствием того, что мы можем помыслить единичное, как то, что является одновременно и относится одновременно и к миру бытия и к миру сверхсущего. То есть единичное просто предполагает по Гегелю мышление, которое характеризуется и обладает особым типом истины. А именно истины, которая раздвоена. Истина, которая не есть просто отношение к действительности, а истинно, которая предполагает отношение сущего и сверхсущего. Но это отношение сущего и сверхсущего вовсе необязательно должно выражаться в вере, в какой-то трансцендентное существование.

Вот, в этом смысле, получается, по Гегелю, что христианство как таковое—это случайное обстоятельство на пути к пониманию подлинной истины. И, в конечном счете, последним понятием оказывается действительно понятие истины, понятие абсолютной идеи, но не понятие Бога.

Бог, понятие Бога - это только некий путь, каким мы достигаем истину в конкретных условиях. То есть на языке сущего отношение к сверхсущему удобно выражать таким образом. Так получилось исторически. Но суть не в том, что имеет место в истории, а суть в самой истине.

Какое возражение Кьеркегора, сильные возражения. Это такие известные достаточно, выразительные работы Кьеркегора, действительно очень яркий, и в некотором смысле увлеченный человек, самая известная работа «Страх и трепет». Очень красивая работа, там посвященная вообще понятию веры. Там Кьеркегор рассматривает разные ситуации в духе протестантской проповеди, красивые примеры, есть над чем подумать. Там рассматривает ситуацию Авраама. Авраам, который приносит в жертву своего любимого сына,так долго ожидаемого им, Исаака. Вот как я могу, говорит Кьеркегор, понять Авраама. Как я могу понять Авраама, но таким образом, чтобы он сохранил за собой достоинство свободного человека, свободного поступка. Если Авраам приносит в жертву Исаака потому, что испугался – этот случай меня не интересует. Это я понимаю. Но это не интересно. А вот как его понять как свободного человека? Как отец может приносить в жертву любимого сына, потому что было такое вот повеление? Даже если мы не будем сомневаться, подлинное повеление или неподлинное. Подлинное повеление: явился ангел и сказал. Можем так сказать—подлинное. Но вот почему Кьеркегор перебирает разные возможности? Как бы я могу поставить себя на место вот этого человека, представить себе все эти условия, ну поставил, ну представил, ну и что??? Что? А ничего. В конечном счете, опуская там разные формы… (Анализ Кьеркегора интересен, он сводится к простым вещам, но красиво описанным. Сам я не буду.. мне не воспроизвести — почитаете сами. Достаточно выразительный текст), суть в том, что последний вывод Кьеркегора, здесь он в некотором смысле совпадает с Гегелем:

Кьеркегор говорит о том, что никакая попытка такой моральной реконструкции – ничего здесь не помогает. То есть Авраам все равно остается недоступен, его решение принести в жертву сына остается для меня недоступным. И существует только единственный способ, говорит Кьеркегор, каким я могу сохранить за Авраамом статус достоинства свободного поступка: это способ констатирующий, то есть априори признающий, что существует неочевидное, ни в каких отношениях, отношение единичного, в данном случае человека, к Богу, к абсолюту. Вот это отношение глубоко интимно, оно абсолютно, и оно неочевидно. Либо признаем его, либо не признаем. Кьеркегор говорит, что мы должны его признать.

Мысль какова, что существует нечто невыразимое.Скажем, он приводит пример, что Исаак спрашивает Авраама, когда они идут на эту гору Мариа, а где, собственно, агнец…то есть они идут совершать жертвоприношение, но кого они будут приносить в жертву? Где этот барашек, которого нужно заколоть? И Кьеркегор говорит о том, что Авраам ничего не может сказать свому сыну. Он не может сказать не потому, что боится или завлекает его там или еще что-то, но отвечает такими уклончивыми фразами, что Бог покажет, бог укажет на этого самого агнеца. Но он не может сказать, по мысли Кьеркегора, потому что человеческий язык не предназначен для выражения такого рода истин. Он обладает некой истиной, но человеческий язык предназначен для коммуникаций между людьми по поводу бытийственных отношений. Но отношение к Богу в этом языке невыразимо. В этом смысле только молчание является адекватной фигурой речи. Некоторая «по умолчанию». И в этом смысле Кьеркегор говорит о том, что Авраам решает принести в жертву своего сына, потому что такова его вера. И в этом смысле вера есть непрозрачное и неочевидное отношение, которое мы признаем как некий факт в этом мире.

Обратите внимание, что в этом пункте Кьеркегор в общем-то совпадает с Гегелем. Вера по сути представляет собой признание неочевидного.Но зачем.. вот это интересно, иначе заочная полемика, критика Кьеркегором Гегеля была бы неинтересна.Это было бы о чем-то другом. Здесь нет—это очень интересно и содержательно. Далее Кьеркегор указывает, что У Гегеля имеет место ошибка, которую надо подчеркнуть и выявить. Гегель правильно понимает отношение к абсолютному,которое асхитологично (или как-то так), Кьеркегор так же его описывает, но неправильно понимает, что первичное отношение к абсолютному – это сознание греха. Проявляется в этом сознание греха.

«Нет» говорит Гегель. Первичное отношение—это отношение, которое упущено у Гегеля. И действительно, в Гегелевском описании религии, если мы посмотрим 7ой раздел феноменологии духа, присутствует первобытная религия, художественная религия с ее пафосом, эпифанией (или как-то так) явления бога как сути искусства, и затем идет религия откровения, чего там нет? Там нет Ветхого завета. Нет всего ветхого завета, а это все-таки часть христианского мировосприятия. Нет соответственно фигур Адама, =>нет симметрии: Христос как второй Адам. Который пришел исправить и тд. Первичное отношение к абсолюту — отношение Адама, а отношение Адама характеризуется изначальной невинностью. То есть не Грех в начале, а невинность.

Кьеркегор, когда описывает понятие страха. Что понял Адам, когда Бог ему сказал, что нельзя совершать определённые деяния? Нельзя пользоваться плодами, и если он это совершит, то он лишится вечности, бессмертия, и будет, вообще говоря, в поте лица добывать хлеб свой. Что понял Адам -- спрашивает риторический вопрос Кьеркегор, и сам отвечает, что «а ничего не понял». А потому что ничего, не знал, он не знал, что значит — он был невинен. Он на знал, что значит лишиться бессмертия: «а что еще может быть?». Что такое смерть—он вообще понятия не имел. Он не знал, что такое «в поте лица» -- такое и в страшном сне не приснится. Но тем не менее, что он сделал? Он совершил…

Итак, первое пассивное отношение – это невинность, которая вообще не знает, что такое грех. И первое активное отношение – это грех. То есть грех возникает как объективное событие нарушения запрета, это первая реализация.. Почему Адам это сделал? Он поступил как свободный человек. Как свободное существо. Почему он не мог сделать иначе? Он мог сделать иначе, но это не важно, что было бы если бы он не согрешил. Было бы все по-другому. Но важно, что он это сделал. Это стало тоже некой судьбой для человечества, человеческой культуры и тд. То есть свобода реализует себя в первую очередь в грехе, нарушении запрета и тд.

Итак, соответственно грех есть то, в чем мы находимся. Это ложная активность в которой пребывает человечество, по Кьеркегору. Соответственно Гегель,конечно, не прав, допуская первоначальное отношение невинности.

И затем, как строится опыт веры. Опыт веры уже как экзистенциальный феномен, по Кьеркегору, строится таким образом, что эту ложную активность греха необходимо подвергнуть сомнению. Не просто сомнению – ее нужно остановить. И останавливается она в той ситуации, когда человек переживает глубочайшее разочарование в своем собственном месте и способе бытия в мире. Переживает разочарование, и без этого разочарования никакого другого пути, по Кьеркегору, нет. Это разочарование он называет отчаянием. Человек впадает в отчаяние.

В чем разница? Разница в том, что уже изменяется способ бытия человека в мире - то, что Кьеркегор называет экзистенцией. Во это имело место один способ бытия, экзистенции, один способ экзистирования, а вот здесь уже начинается другой способ. Этот способ бытия экзистенции Кьеркегор называет «безличный» способ. Здесь мы все вместе. Грех – это то, что в некотором смысле объединяет людей. Объединят людей, но в то же время это и то, что разочаровывает. В силу греха никакие позитивные устремления, планы не осуществляются. Отчаяние—это новое пассивное состояние, смысл которого состоит в приведении к пассивности вот этого отношения и изменение способа бытия, экзистенции. Из безличного оно становится личным. Отчаяние – это пассивное отношение, но одновременно это первое личное отношение, первое личное состояние экзистенции.

И уже затем, из отчаяния рождается новая активность, которая и есть активность веры. И таким образом уже формируется новая самость, обладающая этими 2мя состояниями, то есть состояние, которое вне, которое безличное, которое делится со всеми, и состояние личное и в то же время истинное.

Значит человеческое существование постоянно обладает 2мя идентичностями, которые постоянно колеблются. Человек постоянно скатывается из одного модуса экзистенции в другой, но способен и перейти обратно. Вот это отношение перехода из одного модуса экзистенции в другой модус, называется, собственно, трансцендированием. Затем это становится понятием, философии Хайдеггера, Сартра и вообще экзистенциальной традиции.

Обвинения Кьеркегора против Гегеля. Пафос Гегеля в том, что индивидуальное сознание терпит поражение, и существует такая ситуация, несчастное сознание, которая усилиями индивидуального сознания разрешена быть не может. Здесь усилиями индивидуального сознания, возникает коллективная духовная практика, в рамках которой обретается и новая идентичность. Первичным отношением является сознание греха. По Кьеркегору первичным отношением является невинность, грех – первая активная форма, которую необходимо снять, остановить, перейти в пассивный модус, за счет личного усилия.

Экзистенция – вот важное понятие, которое вводит Кьеркегор, это понятие существования, ну в общем это понятие средневековой философии, но обратите внимание, у Кьеркегора меняется как модальность. В средневековой философии экзистениция -- это существование как действительность. У Кьеркегора экзистенция, которая характеризует только человеческое существование, и никакое другое больше. Для всякого другого способа бытия или для всего прочего, сущего экзистенция – это действительность. Для человека экзистенция – это возможность. Суть человеческого существования в том, что человеческое существование всегда есть лишь возможность к бытию, та возможность, которая ничем не обеспечена и может быть утрачена и так далее… При этом есть не подлинные возможности, те возможности, которые уже всегда разделены с другими и которыми на самом деле я не обладаю. И есть подлинная возможность, и первая такая подлинная возможность у Кьеркегора – это моя смерть. Моя смерть – это та возможность, которую я не могу разделить с другими.

Еще одна претензия Кьеркегора к Гегелю, состоит в том, что по Гегелю реальность человеческого опыта веры такова, что человек сомневается. Он сомневается, колеблется, и в опыте веры то же самое, только отдельные там личности…Даже самые такие вот, мы знаем там -- Лютер, например. С чего начинается личный экзистенциальный кризис? Лютер доктор теологии, он был монахом, потом вдруг он заявляет, что « я утратил веру». Утратил веру, вот не верю и все. Это трагедия для доктора теологии. Что же он будет изучать… А потом оказывается, что он не утратил веру в бога, он утратил веру в Папу Римского. Тем самым он спас себя: в бога он верует, а в Папу – нет.

Ситуация какова, с точки зрения Кьеркегора. Он же лютеранин. То же самое… общая культурная аура. Кьеркегор говорит о том, что опыт веры – это опыт колебания. Всегда имеет место утрата и обретение. Суть опыта веры именно в том, что это не какое-то устойчивое состояние, а это постоянное усилие, где может быть утрата и обретение.

А с точки зрения Гегеля – непонятно, раз уж эта коллективная духовная практика произвела этот опыт, каким образом он может быть утрачен; и самость, которая характеризуется и формируется в этой коллективной духовной практике, каким образом вера может быть утрачена. Тогда получается, что Гегель далек от реальности, духовного опыта он не понимает и соответственно описывает неправильно.

По Гегелю ситуация: он описывает структуру опыт веры через эти две исхотологические(как-то так) данности ,которые формируют его структуру, описывает как переход от индивидуального к коллективному опыту и непонятно каким образом этот опыт может быть утрачен. Раз он утвердился, раз суть культуры состоит в воспроизведении этого опыта, смысл единичного конституируется в этом опыте, таким образом как может быть утрачена вера, в общем-то не ясно.

Как описывает Кьеркегор. Собственно Кьеркегоровское описание,

С двойной структурой, где имеет место два модуса бытия, экзистенции, одна временнАя и вторая, котрая характеризуется фазой пассивности и фазой активности. Вот тогда получается, что это более-менее понятно. Но на самом деле, если мы обратимся уже к литературе последующей, Гегель сам не полемизировал с Кьеркегором. Не отвечал. Но тем не менее понятны аргументы. На самом деле, феноменология духа.. Феноменология духа не заканчивается на 7ом разделе, там имеет место 8ой раздел.

У Гегеля тоже речь идет о том, что вера тоже может быть подвергнута сомнению. Но суть сомнения иная.

Еще раз, вернемся к Гегелю. Есть сознание греха в пассивной, диструктивной фазе, и есть сознание греха как раскаяние и прощение. И это сознание греха формирует духовную общность. Для Гегеля очень важно, что у него в культуре есть некая такая ступень иерархии. В начале стоит искусство, искусство творит прекрасные формы, затем религия – религия открывает истинное содержание и затем философия – то есть Гегель философию ставит выше. Вот зачем нужна философия? (Блин, я вот тут это пишу и тоже думаю…зачем….) Этому посвящен 8ой раздел, который идет после религии.

Религия открывает нам истину, она скрывает истину в коллективной духовной практике, но люди, которые признают эту истину, люди, которые собрались там – они остаются людьми. Причем, надо сказать, что людьми, в общем-то, грубыми и невежественными, но им истина открылась, тем не менее. Но в тоже время они остаются людьми с их вожделениями, желаниями и тд и тд. В результате … Вера подвергается некому сомнению, и подвергается опасности, не с точки зрения индивидуального сознания, которое что-то такое в чем-то там оно разочаровалось, а с точки зрения способа бытия сообща, с точки зрения способа бытия общиной. То есть, всякая человеческая общность, с одной стороны, может быть охарактеризована как духовная общность, и в данном случае это религиозная община, но с другой стороны – это объективная общность, где собрались разные люди, где возникают разные эгоистические мотивации поведения, где имеет место собственно то, что Гегель и называет «событием греха». То есть вот это сознание греха, которое таким образом формируется – не отменяет само событие греха.

Грех все равно происходит (ВОТ ГАД). Эти верующие люди, они все равно завидуют друг другу, все рано подвергают себя разным соблазнам, могут украсть, например, чисто машинально (БУ-ГА-ГА ). Ну и так далее.

Опять-таки, вспомните апостола Павла и его это послание коринфянам , где говорится о том, почему он апостол приехал к ним. Во-первых, он постоянно ездит, перемещается, но с другой стороны, он приехал чтобы разобрать: слишком много склок, слишком много негативных проявлений в этой общине – надо навести порядок. И он убеждает их, что почему вы, которые избранны, там начинается…такое у Павла, что мало среди вас мудрых, мало среди вас сильных, но не мудрое мира избрал господь, затем он начинает разбирать их склоки, и говорит о том, что «что ж вы делаете». Вы, которые призваны в конце веков судить всех, почему сейчас вы между собой не можете рассудиться, почему вы обращаетесь в римский суд, между собой сами разберитесь, грубо говоря, назначьте начальника, то есть вот эти объективные преступления не есть преступления против веры. Человек, который украл – не значит, собственно говоря, что он неверующий. Просто он не может иначе, у него уже… генотип такой. Такова привычка, в силу привычки, привык воровать—все, ничего сделать не может. И надо рассудить здесь, должен быть какой-то особый суд, не надо смешивать. То есть человеческая общность существует в двух видах: это общность как духовная общность, и есть объективное, отчужденное состояние, где люди собираются как именно разные эгоистические элементы, со своими разными предпочтениями, соблазнами и так далее и так далее. И вот здесь, где имеет место событие греха, должен действовать закон, который вносит порядок.

Грубо говоря, вот вторая структура у Гегеля так же как у Кьеркегора, человек характеризуется двумя типами идентичности, но эти идентичности носят другой характер. Это идентичность духовной общности и идентичность, объективной общности. Объективная общность одновременно называется Гегелем «отчужденным состоянием».

Задача объективной общности – упорядочить эти самые объективные общения, для того чтобы не подвергнуть диструкции духовную общность. То есть духовная общность подвергается сомнению извне, исходя из грубости жизни, из эгоизма людей, из их объективных слабостей, и тд и тд.. Эти слабость сразу не преодолеваются с сознанием Греха. Соответственно тут должна быть наведена дисциплина, порядок. Но эта дисциплина и порядок это все-таки….. нужно отличать от опыта веры

Таким образом, Гегель и Кьеркегор представляют две разные стратегии. Вот в понимании идентичности человека. Кьеркегоровская позиция, это позиция экзистенциальная. У Кьеркегора с одной стороны существует коллективная идентичность, но эта коллективная идентичность —не истина, и есть личная идентичность, личный модус бытия экзистенции, и вот там все сосредоточено.

У Гегеля ситуация немножко обратная, есть духовная идентичность, и есть объективная, которая должна с ней как-то коррелировать, и, в общем-то, должна ее поддерживать. В результате здесь все у него замыкается на понятии закона. Эти две идентичности находятся в некотором смысле в конфликтном, противоречивом отношении. Идея Гегеля в том, что закон, который упорядочивает объективные отношения, в конечном счете должен быть понят и как закон, который раскрывает духовную истину. То есть тот закон, который я обнаруживаю в другом, говорит Гегель, должен быть и средством моего самораскрытия. Но это уже утопия, которую он формулирует как гипотезу. Здесь понятие закона. Это и есть абсолютное знание. То есть, грубо говоря, абсолютное знание – это ситуация, когда эти две идентичности, в конечном счете, сольются в одну. И понятно, что Гегель отдает предпочтение духовной. То есть между ними уже не будет различия. В силу закона, и этот закон обретет силу веры.

Такова диспозиция. Надо сказать, что Гегелевская постановка вопроса… Можно вспомнить, скажем, Достоевского. Вспомните начало «братьев Карамазовых». Там у Зосимы собираются персонажи, там появляется Иван Карамазов, там же его отец. Иван Карамазов характеризуется, там такая беседа, еще когда старец не пришел, Иван Карамазов называется философом. Философ -- он написал статью. В этой статье он говорит об отношении церкви и государства. И говорит о том, что для западной церкви и для восточной разные способы соотношения. Это чисто Гегелевская схема. В данном случае Иван Карамазов выступает как гегелианец. С одной стороны церковь есть духовная общность, с другой стороны - государство, значит, объективная. Что должно чем стать? Что с точки зрения Достоевского и Ивана? Путь восточной церкви --государство, в некотором смысле, должно вобрать в себя функции церкви. То есть государство должно оцеркевиться, стать церковью. Путь запада – наоборот, церковь должна стать государством. Это, собственно, там подвергается сомнению….