4.3. Интервью в нарративных исследованиях

В ситуации анализа нарративов обычно пользуются неструктурированными, недирективными, полуструктурированными или лейтмотивными интервью. Применение количественных методов для анализа уникального/многомерного опыта и персональных содержаний подвергается сомнению.

Специфика нестандартизированного интервью, с точки зрения Ф. Цвейга, заключается в том, чтобы войти в жизни респондента еще до начала опроса. Обращение к нестандартизированным качественным методам может быть описано в категориях «постсциентистских методов» (Веселкова 1994). Новые виды интервью, отмечает эта исследовательница, требуют от методологии значительной мягкости и развития неформализованной части методического инструментария. Важно отметить, что при качественном подходе интервью рассматривается не просто как эмпирическая стратегия сбора данных, но и как пространство, в котором происходит формулирование новых гипотез.

Истории жизни отличаются от других видов интервью большей степенью эмоциональной вовлеченности, особыми характером связей, которые устанавливаются между интервьюером и интервьюируемым. Длительность процедуры, нередко наличие нескольких сессий определяют характер взаимодействия.

4.4. Нарративное( биографическое) интервью

Одним из наиболее востребованных методов становится нарративное биографическое интервью. По мнению Е. Мещеркиной, в задачи этого метода входит «стимулирование респондентов на рассказы о своем жизненном опыте и предоставление им свободы в выборе тем и сюжетов рассказывания» (Мещеркина 1994). Нарративное интервью обращается к действиям, компетентность которых ограничена повседневностью для того, чтобы сделать их объектом социально-психологического анализа. Рассказ выходит на первое место именно в силу своих психокультурных функций – как разновидность ретроспективного пересмотра опыта.

В качестве предпосылок для проведения нарративного интервью обычно называются:

• нарративная компетентность рассказчика – фоновая осведомленность относительно правил и конвенций изложения историй;

• релевантность изложения жизненного опыта;

• акцентированное восприятие - сосредоточенность на моделях связности и понятности рассказа.

4.5. Рассказанное, нерассказанное, нерассказываемое

Исследователи и практические пользователи метода анализа нарративов отмечают, что у респондентов нередко возникают проблемы со спонтанным рассказыванием историй своей жизни. Так, Джером Брунер писал в одной из своих статей, о том, что многие из тех, кого он просил рассказывать о своей жизни в течение сорока минут, не справились с поставленной задачей. Елена Мещеркина и Виктория Семёнова, занимающиеся качественными исследованиями в России, отмечают, что для наших соотечественников эта задача – рассказывать о себе и своей жизни в специальной (искусственной) ситуации в течение длительного времени – часто оказывается непосильной из-за недостаточного развития рефлексии в отношении собственного опыта.

Объем рассказа и готовность собеседника рассказывать во многом определяются культурными конвенциями и правилами конвертации жизни в историю, разделением рассказываемого и нерассказываемого опыта. Можно легко предположить, что, например, исследователь, задумавший услышать истории советских доносчиков, столкнется с проблемами в ситуации сбора информации. Во время реализации коллективного проекта, посвященного советской сексуальности, петербургские социологи столкнулись с ограничениями, которые возникают в ситуации сбора нарративных данных по теме, не включенной в публичный дискурс. Опасное, интимное, неинтересное включается в рассказ с большими ограничениями, которые сами по себе требуют повышенного внимания исследователя.

Из наррации также исключаются травматические фрагменты опыта. Однако отношение к работе с ними в последнее время меняется. На смену гегемонии артикуляции приходит стратегический анализ пределов рассказывания, построение индивидуальных карт наррации. Сходную задачу решала Кэтрин Юнг, предложившая термин «рассказанный мир» для определения и маркировки тем, сюжетов, обстоятельств жизни, которые подлежат или не подлежат рассказыванию в рамках индивидуального, социального или культурного опыта. Кэтрин Рисман также проявляет интерес к нарассказанному и нерассказываемому, отмечая, что не только слова, но и молчание обретают смысл в ситуации повествования.

В этом можно различить знак отхода нарративных психологиов от паннаративной позиции, сводящей все многообразие персонального опыта к личной истории..