Иллюстрация:

Том Робертс. «Стригальня»

1890 г.

Австралийская баллада, романтизируя поселенца-пионера, несет в себе заряд национального самоутверждения. Этот образ отмечен типично национальными чертами, которые преобладают над всем индивидуальным. Для баллады характерна разговорная интонация, четкий ритм (хореический и ямбический стих со звонкой концовкой, а нередко и внутренней рифмой). Поэты «Буллетина» рисовали и картины повседневной жизни, поднимали социальные темы, писали политические стихи.

Одной из значительных фигур среди них был Генри Лоусон (1867—1922), поэтическое наследие которого весьма велико. При его жизни вышли сборники «Когда мир был широк» (1896), «Стихи, популярные и юмористические» (1900), «Когда я был королем» (1905) и др. В поэзии Лоусона отчетливо видны противоречия, свойственные „социалисту чувства“, но спектр ее не исчерпывается политической лирикой.

Лоусон по праву считал себя поэтом народа. Сын моряка, который в Австралии стал золотоискателем, фермером, плотником, сам в молодости плотник и маляр, Генри Лоусон числил себя рядовым великой армии труда, у которой «единая форма во всех гарнизонах мира» («Армия, о моя армия»). В ранние годы певец “людей, создавших Австралию“, с радостью провидит грядущую революцию:

Бурлит-кипит людской поток, все на пути сметая; Над головою красный флаг, в руках мечи сверкают. И грозно озаряет сталь суровость лиц людских И Революции пожар в глазах горящих их...

(«Лица  среди  городских  улиц». Перевод  М. Кудинова)

Обобщенный образ — Красная Революция, традиционная фигура «королевы» в красном колпаке, с мечом в руке, — восходит к символике Великой французской революции, к «Свободе, ведущей народ» Делакруа. Память «великих стачек» и пламень революционных надежд неистребимо жили в душе Лоусона, который внес вклад в мировую поэзию социалистического движения.

Банджо (псевдоним Эндрю Бартона Патерсона, 1864—1941), признанный мастер баллады, не помышлял о свержении существующего строя. Осуждая жестокость и эгоизм дельца-стяжателя,

575

он идеализировал уходящую в прошлое скваттерскую Австралию с патриархальными взаимоотношениями между землевладельцем старого, «докапиталистического» закала и наемными работниками. Уже первая книга, «Парень со Снежной реки» (1895), принесла Патерсону успех, которого не знал до той поры ни один австралийский поэт. Сборник «Последняя скачка Рио Гранде» (1902) упрочил его репутацию. Каждому австралийцу известны «Парень со Снежной реки», «Кленси с Бурного ручья» и «Плясунья Матильда» — неофициальный гимн Австралии. Патерсон, как и Лоусон, создает свой образ национальной жизни, его герой тождествен национальному стереотипу «бушмена» — лихого конника-виртуоза, умеющего и посмеяться и схитрить, отважного и независимого.

К поэзии демократического направления принадлежал и Бернард О’Дауд (1866—1954). Доминанта его творчества — историческое предназначение Австралии: сборники «К рассвету?» (1903), «Молчащая земля» (1906), «Семь смертных грехов» (1909), поэма «Буш» (1912). «Демократизируем мир!» — девиз О’Дауда. Но вопросительный знак в первом заглавии свидетельствует о закравшемся сомнении — не идет ли молодая демократия торным путем?

Ты — яркий свет, разлитый перед всеми, Иль огонек болотный у пруда? Кто ты? Маммоны клад? Иль навсегда Мечту ты воплотила об Эдеме?

(«Австралия».  Перевод  В. Рогова)

Основав Фабианское общество в Мельбурне, О’Дауд не желал расстаться с верой в «нацию солнцем рожденных», в «Демос геркулесовой силы», у которого не затухает ненависть к деспотизму. Среди бардов австралийской утопии его отличала широта социально-исторического кругозора; поэт отликается и на расправу с африканцами-матабеле, и на «кровавое воскресенье» в России, понимая общность судеб человечества, хотя речь у него идет о некой «единой душе», восходящей к трансценденталистскому учению о «сверхдуше». Идея изначального равенства всех людей — основополагающая в системе его социальных взглядов. О’Дауд решительно отстаивал права каждого независимо от национальности и «касты» на свою долю общественного богатства, как и принцип равноправия во взаимоотношениях между нациями.

Многое сближает О’Дауда с Уитменом (с которым он состоял в переписке): гимн демократии и всемирному братству, ораторский пафос и страстность пророка, представление о высоком гражданском назначении поэта. Против «искусства для искусства» направлен его манифест «Воинствующая поэзия» (1909).

В сравнении с земной образностью и народно-песенными размерами балладистов социально-философская поэзия О’Дауда кажется вдвойне книжной: она насыщена архаической лексикой, мифологическими, библейскими и историческими аллюзиями, персонификациями. Муза О’Дауда, не пережив краха австралийской утопии, в 20—30-е годы смолкла.

Звезда первой величины среди создателей австралийского рассказа, его классик — Генри Лоусон. В трудах, посвященных ему, нередко поэзию Лоусона как «пропагандистскую» противопоставляют его «аполитичной» прозе, где тема социального протеста не развернута. Однако при этом не учитывается специфика художественного образа в поэзии и прозе, а также общая литературная атмосфера эпохи. Ведь в поэзии, как австралийской, так и английской, к концу XIX в. сложилась прочная традиция «песен борьбы», тогда как в новелле продолжало чувствоваться влияние Брет Гарта и еще более сильное — Диккенса. Оно сказывалось в самом выборе тематики, в нравственных критериях, контрастном сопоставлении социальных полюсов, сплаве юмора и патетики, приверженности к ироническому перифразу и гротескно-сатирическому заострению.

У поэзии и прозы Лоусона общий герой и общая основа — социально-политический опыт бурных 90-х. Затерянные фермы, крошечные поселки, стригальни, прииски и дороги, исхоженные рабочими-сезонниками, — таков мир рассказов Лоусона, вошедших в сборники «Пока кипит котелок» (1896), «По дорогам» и «За изгородями» (1900), «Джо Вильсон и его товарищи» (1901), «Дети буша» (1902). Одним из первых он коснулся и коллизий, завязывающихся на фоне городской жизни. Лоусон, горячо откликавшийся на этические аспекты социалистического учения, главным мерилом во взаимоотношениях между людьми провозглашает товарищество. Кодекс взаимопомощи, выработанный условиями жизни первопоселенцев, органично переосмысляется в понятиях классовой и общечеловеческой солидарности («Шапка по кругу», «Похороны за счет профсоюза»). На великие возможности простого человека и всего народа указывают стоицизм и мужество героев, сама тяжесть их жизни. Хотя писатель, как многие его современники, не свободен от изоляционистских и шовинистических заблуждений, вытекавших из доктрины «белой Австралии», в конечном счете побеждает гуманист, отвергавший формулы национальной и расовой розни.

Голос рассказчика у Лоусона своеобразен,

576