III. Великое княжество владимирское, его внешнеполитические задачи и организация руководства внешней политикой (1239—1362 гг.)

1. Общие сведения, внешнеполитические концепции

После ликвидации Киевского великого княжества, разорения Киева, уничтожения и рассеивания основного населения столицы и после бегства последнего Киевского князя Даниила Галицкого в Венгрию политический центр бывшей Киевской Руси был перемещен на Север, в дотоле периферийное Владимирское княжество, которое приняло титул Великого как законный преемник Киевского Русского государства.

И хотя на Владимирское княжество обрушились те же самые несчастья в виде татаро-монгольского завоевания, как и на остальную, степную Русь, оно не погибло. После гибели в битве при р. Сить в 1238 г. Великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича и всего его семейства, включая малолетних детей, сожженных татарами в Успенском соборе г. Владимира, Великим князем стал его брат Ярослав Всеволодович, бывший Великий князь Киевский Ярослав Ш, находившийся в то время на юге Руси. Он-то и возглавил новую, «самостоятельную» Северо-Восточную Русь как Ярослав II Владимирский и заложил основы новой внешней политики этого государства, исходя из совершенно заново сложившейся международной обстановки: на западе и на севере Владимирское княжество граничило с Новгородской республикой, на юго-западе — с Литвой, на юге — с Рязанским княжеством, на юго-востоке — с низовыми землями и непосредственно с Ордой. Таким образом, Владимирское княжество полуприкрывалось как с Запада, так и с Востока русскими государствами — Новгородом и Рязанью — и в то же время имело и непосредственные границы со стопроцентно иностранными державами — Литвой и Ордой. Это была одна сторона, так сказать, количественно-географическая, проблема территориального расположения, диктовавшая уже из-за простого соотношения сил проведение осторожной, сбалансированной, компромиссной политики, не имевшей ничего общего с внешнеполитическими традициями Киевской Руси, основанными на двух факторах: династическом праве, наследственных привилегиях и на праве сильного, на праве применять военную силу, когда угодно и когда удобно. Вот почему в Киевской Руси внешняя политика не знала, что такое «компромисс» или «соломоново решение». Выбор всегда был между «да» и «нет», «хочу» и «могу».

Положение Владимирского великого княжества заставляло пересмотреть эти незыблемые в течение почти 300 лет внешнеполитические концепции.

Другим мощным обстоятельством, оказавшим влияние на формирование внешней политики Владимирской Руси, были учет и переоценка значения для направления внешнеполитической линии таких факторов, как военная сила и идеология.

В Киевской Руси подобные обстоятельства практической роли для направления и выработки внешней политики не играли, хотя и существовали.

Ни «идейные» связи со скандинавскими викингами, ни принадлежность к православию существенного влияния на внешнюю политику Киевской Руси, киевских великих князей не оказывали. Конечный выбор линии, направления политики, выбор меры, действия принадлежал лично князю и исходил из его интересов, понимаемых как интересы государства.

Великие князья русские свободно входили в династические связи с католическими государями Европы, не спрашивая на то разрешения константинопольских патриархов и византийских императоров. Женщины княжеского рода легко меняли веру: в этом вопросе никаких проблем не возникало.

Что же касается силового давления внешних врагов, то и с этим фактором как постоянно действующим не считались. Враг был врагом всегда, при любых обстоятельствах, и единственным языком, на котором с ним считали необходимым говорить, был язык силы оружия. Когда сил для войны не было — заключали мир. Но как только сила обреталась вновь, с врагом продолжали войну. Так было в отношении печенегов, половцев, войны с которыми велись веками, до полного уничтожения противника. Так было и с поляками и венграми, с которыми вступали в союзы, ссорились, воевали, мирились и снова воевали, как только чувствовали, что соседи имеют намерения, даже пусть под родственными предлогами, вмешиваться в русские дела. Иными словами, с силой внешнеполитического контрагента, конечно, считались, ее не могли не учитывать, но расценивали ее лишь как исключительно временный военный фактор, а вовсе не внешнеполитический, т. е. такой, который бы заставлял длительное время приспосабливаться, изменять политику, называть врага другом или оказывать ему услуги, уступки в надежде, что тот не будет использовать свою силу во вред Руси. Подобный менталитет был не только чужд, но и противоестествен для русско-скандинавских князей.

Татаро-монгольское завоевание и в этом пункте заставило пересмотреть внешнеполитические традиции Киевской Руси, отойти от них, перейти к новым концепциям. Пришлось действовать по обстоятельствам и гибко сочетать оценку и взаимодействие как идеологических, так и военно-силовых факторов во внешней политике.

Прежде всего произошла дифференциация внешнеполитических концепций или принципов ведения внешней политики в отношении Востока и Запада. Дотоле разделение внешней политики на западную и восточную не было принято в Киевской Руси. Принципы ведения внешней политики были, в общем-то, едины. Европейская и азиатская внешняя политика, их разные задачи возникли в Русском государстве как результат монголо-татарского завоевания. Обычно наличие этих двух направлений во внешней политике приписывается Московскому государству в его уже зрелом «возрасте» — в XVI в. Однако на самом деле зарождение, обособление, формирование этих двух направлений происходят значительно раньше — на 300 лет — и относятся к началу существования Владимирского великого княжества сразу после татаро-монгольского нашествия. Зарождение этих двух направлений произошло стихийно, целиком под влиянием конкретных исторических событий.