2008_Betell_T__Sobstvennost_i_protsvetanie

тивным экономикам»15. Возможно ли такое? Смешайте голые факторы производства в заданной пропорции, а потом посчитайте

продукт, сходящий со сборочной линии!

Экономисты часто представляли себе труд как нечто, что про-

сто-напросто «поставляется» на рынок, — как надежную функцию стремления человека к «максимизации богатства». Но правда в том, что труд всегда готов спрятаться. Капитал еще пугливее и готов сбежать при первом сигнале опасности. Проблема в том,

что иностранную помощь, удостоенную звания капитала, считали сопоставимой с частными инвестициями. Правительствам-полу- чателям следовало только пообещать, что деньги будут «инвестиро-

ваны». Но когда деньги прибывают в Гану, Газу или Гайану и оказываются под контролем местных чиновников, они перестают быть капиталом. Капитал должен приносить прибыль, но в туземных правительствах никто не жалеет об упущенной возможности получить прибыль от подарка, присланного казначейством США.

Еще меньше там заинтересованы в том, чтобы помешать расходованию денег на политические цели. Политики, уполномо-

ченные тратить эти деньги, извлекут непосредственную выгоду, обращаясь с ними как с карманными деньгами на текущие расходы. В результате жизнь в странах, получающих иностранную

помощь, все больше политизируется. Международные агентства помощи развивающимся странам до известной степени осознавали эту проблему, но мало что могли сделать, потому что любые попытки реформ были бы восприняты как покушение на национальный суверенитет.

Верить в то, что иностранные деньги могут сделать богаты-

ми страны, не имеющие «приемных резервуаров» в виде частных предприятий, подчиненных дисциплине прибылей и убытков, все

равно что верить в возможность оросить пустыню, поливая ее во-

дой из танкеров. Если нет резервуаров для хранения, вода, вылитая на пересохшую землю, просто пропадет. Она испарится, уйдет

воблака и прольется дождем примерно там, откуда ее привез-

ли. В конце концов она опять окажется в западных резервуарах.

И точно так же все и всегда знали, что помощь странам «третьего

мира» быстро возвращается в резервуары, известные как счета

вшвейцарских банках.

Планирование всегда опирается на силу, и это считалось естественным. Сторонники планирования любили указывать на то, что правительства всегда использовали силу для защиты частной

собственности. Джон Прайор Льюис, занимавший высокие посты

в Экономическом совете при президенте, в Агентстве международного развития и в Агентстве по реконструкции Организации

15 Hirschman, Economic Development, 29.

Объединенных Наций, заметил, что если бы в 1950-е годы эко-

номика коммунистического Китая росла быстрее, чем индийская, объяснением была бы «безжалостность» китайских плановых ор-

ганов. Он признавал, что система laissez faire достаточно хорошо работала в Британии и в США с их «уникальными историческими обстоятельствами». Но мы живем в другом мире. Те, кто отрицает законность «запланированного и направляемого развития», писал он в «Тихом кризисе в Индии» (1962), рискуют тем, что их признают «чокнутыми»16. Но, чтобы поддержать очередной пятилетний план экономического развития Индии, нужно было резко увеличить иностранную помощь.

На частную собственность редко кто нападал открыто, разве

что левые, которым хватало отваги презирать входивший в моду математический камуфляж. Джоан Робинсон из Кембрид-

жа допускала, что частная собственность и «большое неравенство в богатстве» могли быть нужны в XVIII веке, когда «идеалы

равенства» удушили бы Промышленную революцию. «Но те-

перь частная собственность стала бесполезна», — добавила она17. В 1962 году Пол Бэрен из Стэнфордского университета сообщил: «...доминирующим фактом нашего времени является то, что институт частной собственности на средства производства, бывший некогда мощным двигателем прогресса, вошел в неразрешимое

противоречие с экономическим и социальным развитием народов слаборазвитых стран». Никакое планирование, заслуживающее этого имени, невозможно, пока «средства производства остаются

под контролем частных интересов»18.

Джавахарлал Неру полагал, что частная собственность «намно-

го аморальнее пьянства», потому что дает «частным лицам опасную власть над обществом в целом». Он был убежден, что у Индии нет другого способа покончить с бедностью, безработицей и упадком, «кроме социализма и устранения частной собственности».

Частную прибыль должен заменить «высший идеал сотрудничества». Чтобы вести «строительство обобществленного государства»,

нельзя оставлять собственности никаких шансов19.

Вера в то, что экономический рост стал предметом прикладной науки, все еще находилась в зените, когда появилась книга Уолта

16John Prior Lewis, Quiet Crisis in India (Washington, D. C.: Brookings Institution, 1962), 7, 26, 21.

17Joan Robinson, in C. H. Feinstein ed., Socialism, Capitalism and Economic

Growth: Essays Presented to Maurice Dobb (London: Cambridge Univ. Press, 1967), 176.

18Paul A. Baran, The Political Economy of Growth (New York: Monthly Review Press, 1962), xl.

19Jawaharlal Neru, Jawaharlal Neru: An Autobiography (London: Bodley Head, 1945), 543, 589.

Уитмена Ростоу «Стадии экономического роста»20. Сегодня книга

выглядит совершенно устаревшей, и можно только гадать, не бы-

ли ли все «стадии» подсознательным отражением нового опыта

перелетов на реактивных самолетах. Сначала идет традиционное

общество, которое создает «предварительные условия для взлета». Потом происходит сам взлет. За ним следует «рывок к зрелости», двигатели индустрии работают во всю мощь. Наконец, когда ремни безопасности отстегнуты и появляются подносы с напитками, возникает «эпоха массового потребления». Книгу объявили «Некоммунистическим манифестом».

Крайне важные «предварительные условия для взлета» были созданы в Западной Европе 250 лет назад, писал Ростоу. «Прозрения современной науки начали претворяться в новые производственные функции и в сельском хозяйстве, и в промышленности». Но с претворением этих прозрений в функции теряется

вся конкретика. Ростоу отмечает, что Британия первой создала предварительные условия взлета. Как это произошло? Стра-

на обладала благоприятным географическим положением, природными ресурсами и подходящей «социально-политической структурой…»21. Уже теплее, но он так и не подошел к вопросу о «политической структуре». В Британии было «больше нонконформистов», отмечает он однажды22. Его аргументы по ключевым

вопросам составляют порочный круг: «В десятилетия, предшествовавшие взлету, в экономике и обществе в целом происходили изменения, существенные для дальнейшего роста»23.

Вкниге «Политика и стадии роста» он сделал еще один подход

кпроблеме. На этот раз он задал хороший вопрос: «Что случится,

если центром анализа станет не рост, а политика?» Но его анализ

так и остался преимущественно аполитичным. Потрясения боль-

шевистской революции и коллективизации он рассматривает как

простую лакуну в процессе быстрого экономического роста, нача-

того при царях и позднее продолженного при комиссарах. По его

оценкам, рост промышленного производства составил 9,9% в пе-

риод 1928—1940 годов, и 9,6% в год в 1950-е. Такое развитие

не может остановиться. Позднее обнаружилось, что советский самолет по-прежнему бежит по взлетной полосе24.

20Walt W. Rostow, The Stages of Economic Growth (Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1960).

21Ibid., 6.

22Ibid., 33.

23Walt W. Rostow, ed., The Economics of Take-Off into Sustained Growth (New York, St. Martin’s Press, 1963).

24Walt W. Rostow, Politics and the Stages of Growth (Cambridge: Cambridge Univ. Press., 1971), 117–125.

Поразившая многие страны проказа планирования отчасти

была следствием несчастливого стечения обстоятельств. Деколонизация произошла как раз в тот период, когда в западных столи-

цах был в моде социализм. Пакуя чемоданы и готовясь к отъезду, колониальные чиновники не только давали дурные советы новым

правителям, но и сами всерьез верили в них. С учетом сообщений

о советских успехах вера в планирование вряд ли казалась новым правителям утопичной. К тому же она отвечала их собственным

амбициям, особенно в Африке. Авторитарным вождям легко най-

ти обоснование для централизации власти. Порой это получало местный колорит, как в случае танзанийского лидера Джулиуса Ньерере с его уджамаа (согласно Ньерере, переводится как «дух родственных чувств»25). Подобно многим другим африканским

лидерам, он был только рад принять философию, сулившую трой-

ную выгоду: она обеспечивала экономическую помощь, давала надежду на быстрый экономический рост и приводила в уныние политическую оппозицию.

Разумеется, вопрос, заданный профессором Истерлином, можно интерпретировать иначе. Во «втором», или коммунистическом, мире собственность была ликвидирована намеренно. В «третьем

мире» народы жили в условиях тирании. Общим для обоих миров

было презрение к экономическим свободам. Только в «первом» мире существовали верховенство права, защита права частной собственности и права заключения договоров. Но даже здесь во многих странах высокие налоги и национализация собирали свою дань. Специалисты по экономическому развитию из стран, в которых сохранились экономические свободы, не понимали своего

счастья. А поддержка ими политики планирования и пренебрежения собственностью способствовала росту угнетения, обычного

для всех слаборазвитых стран.

Социалистический энтузиазм подмял под себя Африку как раз

в тот момент, когда ситуация там начинала улучшаться. Большинство племенных земель южнее Сахары принадлежали общи-

нам, а потому стали сюжетом «трагедии общинных выпасов». Но земли было так много, что племена могли постоянно отко-

чевывать в новые районы, давая отдых истощенным пастбищам. Тем не менее с ростом населения делать это становилось все труднее, и нарастало давление в пользу приватизации. Эти измене-

ния, в том числе покупка и продажа земли отдельными членами племени, начали происходить в конце колониального периода.

25Как объяснял Ньерере, главный принцип уджамаа заключается в том, что «все основные продукты» являются «общими». Julius K. Nyerere, Ujamaa — Essays on Socialism (New York: Oxford University Press, 1968), 107.

Но колониальная администрация мешала всему этому, потому

что подобная торговля не была «в обычае» Африки.

Роутон Симпсон, критик такого поведения колониальных

властей, заметил, что «когда появлялась собственность на землю, имевшая все характеристики фригольда, центральное правительство и суды не признавали ее, потому что она не соответствовала местным обычаям». Она и в самом деле не соответствовала обы-

чаям, потому что когда земля была «бесплатна как воздух и во-

да», она не продавалась, «так же как не было торговли землей у древних британцев». Здесь, однако, естественному стремлению племен к переменам, такому же, как в Британии столетиями ра-

нее, воспрепятствовали современные британцы. Разумеется, пос-

ле обретения независимости новые лидеры не захотели ни возврата к племенным порядкам, ни движения к приватизации, а прямиком направились в светлое плановое будущее26.

Со временем западным государственным деятелям стало ясно, что нужны и политические предосторожности: капитала, планирования и экспертных оценок было недостаточно. Было решено,

что недостающим элементом является демократия. Разве в США

и в европейских странах не проходят каждые несколько лет выборы? Но как впоследствии показал опыт многих стран, голосование лишь поверхностно и не вполне удовлетворительно описывает любой конституционный режим. Та мысль, что «недостающим ингредиентом» экономического развития является собственность,

забрезжила перед западными лидерами, только когда уже шата-

лась Берлинская стена. Президент Рейган несколько раз упомянул о собственности во время своего второго срока, но ясное понимание возникло только с публикацией в 1989 г. книги Эрнандо де

Сото «Иной путь»27. Подобно своему однофамильцу в XVI веке,

де Сото занялся исследованием Латинской Америки, но его инте-

ресовала не география, а политические институты.

Недостающий ингредиент

Де Сото заинтересовался: почему экономическое развитие проис-

ходило лишь в небольшой группе стран? В 1950-х годах в Меж-

дународной школе (Женева) он заметил, что его соученики из 64 стран демонстрировали непредсказуемые способности. Нацио-

26S. Rowton Simpson, «Land Tenure: Some Explanations and Definitions,” Journal of African Administration 6: 51—52; см. также: David E. Ault and Gilbert L. Rutman, “The Development of Individual Rights to Property in Tribal Africa,”

Journal of Law and Economics, 22 (April 1979), 163—182.

27Сото Э. де. Иной путь. М.: Catallaxy, 1995; 2-е изд. Челябинск: Социум, 2007.

нальные стереотипы оказались обманчивы. «Не в том дело, что

латиноамериканцы лучше танцевали, а немцы лучше успевали

вматематике», — говорит он. Он рассматривал семейные фотографии друзей, и было ясно, что Перу беднее почти всех остальных стран. Намного беднее. Сначала он думал, что это объясняется

романтическим восприятием. У перуанцев больше солнца, верховых лошадей и золотых зубов. Это была не столько бедность, сколько другая культура. Позднее он отверг это объяснение бедности. Он не видел причин, по которым перуанцы должны быть

настолько беднее швейцарцев28.

Тем временем в Лиме стали появляться иностранные наблю-

датели и чиновники международных организаций, и они при-

знавали: да, североамериканцы богаче. У них есть эта штука,

капитализм, а вот латиносы… ну, у них другая культура. Она не

ниже, не думайте, никакой второсортности. Просто другая куль-

тура, и очень благородная. Разве не было чего-то волнующего

вэтих преданиях о былом величии инков, в одеялах над входом

вветхие лачуги, за которыми высятся величественные пики Анд?

Де Сото приводило в ярость, когда ему говорили, что перуанцы

не приспособлены к рыночной системе. Он отправился в Же-

невский университет и между строками экономических трактатов постоянно находил все тот же аргумент о различии культур. Но он чувствовал, что должно быть что-то более отчетливое,

прежде всего то, что можно было бы изменить. Что это за недо-

стающий ингредиент?

Вконце концов он вернулся в перуанский водоворот, мир с 23 млн жителей, по большей части очень бедных. Многие возделывали коку, и через несколько лет они уже поставляли две трети сырья для мирового рынка кокаина. По деревням сновали неутомимые курьеры колумбийских наркокартелей. Этот мир привык к нестабильности своих правительств, действовавших в качест-

ве частных агентов перуанской элиты, сильно обедневшей из-за своего презрения к правам человека. Это был мир перебоев в по-

даче электроэнергии, комендантского часа и холеры (вызываемой отсутствием чистой воды). Судьи были продажны, а жизнь подав-

ляющего большинства населения протекала за гранью закона. Подобная система издавна существовала по всей Латинской

Америке. Паутина законов защищала привилегированный класс от конкуренции чужаков, то есть подавляющего большинства населения. Всем гарантировалось неравенство перед законом. Тем самым система сохраняла монополию деловых кругов, которые,

всвой черед, контролировали закон и законодателей. Все это по-

28 Эрнандо де Сото, интервью с автором, февраль 1989 г.

хоже на систему, которую Адам Смит назвал меркантилизмом29. Для нее тоже были характерны тесные связи между авторитарным государством и кликой купцов.

Как и в других латиноамериканских странах, в Перу институ-

ты носят обманчиво знакомые имена, за которыми скрываются латинизированные карикатуры на североамериканские реалии: политические партии, казначейство и резервные банки, принцип разделения властей и пр. Такие механизмы, как журналистские

расследования и публичная политика, обеспечивающие прозрач-

ность и подотчетность властей в США, здесь просто отсутствуют. Безбрежная коррупция позволяет узким привилегированным

группам расчленять и приватизировать иностранные инвестиции.

Выступая на слушаниях Объединенного экономического комитета Конгресса и Сената США, де Сото сообщил, что «некоторые правительства подозреваются в том, что они завышают сто-

имость осуществляемых ими инвестиционных проектов вдвое».

«Бюджетные комитеты», свободные от всякого внешнего контроля, заключают договоры с подрядчиками без каких-либо торгов

или публикаций в правительственных изданиях30.

В Перу де Сото сделал то, что редко делают представители Всемирного банка, погруженные в бумажную работу и занимающиеся на компьютерах бумажной экономикой. Он вышел на улицы

Лимы. На берегах реки Римак он обнаружил два разительно не-

схожих района, каждый площадью около трех акров земли и с населением около пятисот человек. На одном берегу жалкие лачуги из необожженного кирпича или картона; на другом — кирпичные дома, аккуратные газоны, тротуары и магазины, над которыми живут торговцы. Оба района основаны индейцами, пришедшими

в столицу из одного и того же района Перу. Различие не удается

объяснить ни «культурой», ни «эксплуатацией». «Может быть,

империалисты янки эксплуатируют тех, кто живет на левом бере-

гу, но забыли про правый берег?» — спросил он.

Он нашел отставного чиновника из Министерства жилищного строительства, который знал ответ. Начало обоим кварталам

положили сельские мигранты, незаконно осевшие на пустующих

землях. В Перу отсутствует простая процедура получения за-

конных прав на землю. Доступ к законной регистрации правящий класс страны закрепил за собой как «привилегию» в самом

буквальном смысле слова, т.е. как «частный закон». Со време-

нем правящий класс сделал доступ к регистрации недвижимости настолько дорогим, что большинство людей обходятся без этой

29Сото Э. де. Иной путь. С. 197—213 (2-е изд. Челябинск: Социум, 2007. С. 213—246).

30Hernando de Soto, testimony to U. S. Joint Economic Committee, April 29, 1992.

процедуры. Различие между двумя кварталами объясняется тем, что лидер процветающего «бодался» с чиновниками Лимы целых

шесть лет, пока не выбил законные права собственности для всех

своих, а на другой стороне реки этого добиться не сумели. Собственники на одном берегу реки ощущают уверенность в том, что плоды их труда защищены, а у незаконных поселенцев на другом берегу такой уверенности нет.

«Все совершенно логично, — объяснял де Сото журналисту Юджину Метвину. — Юридическая защита плодов человеческого труда и изобретательность, то, что мы называем правом собственности, оказывается главным освободителем предприимчивости»31.

В Перу, если человек решил заняться самостоятельным бизнесом, сделал вывод де Сото, он почти обречен на внелегальность. То же происходит и в других латиноамериканских странах.

В Мексике книга «Иной путь» стала бестселлером, и писатель Ок-

тавио Пас сказал де Сото: «Измените имена, и это будет история про Мексику»32. Созданный де Сото Институт за свободу и демократию провел исследования в Эквадоре и Сальвадоре и получил приглашение сделать это в Гватемале, Гондурасе и Индонезии.

Де Сото обнаружил, что во всех странах «третьего мира» еще не

решена проблема регистрации недвижимости.

Позднее его институт получил поддержку американского

Агентства международного развития. Главным открытием ока-

залось то, что подавляющее большинство перуанцев — 60% горожан и 90% сельских жителей — не имеют защищенных прав собственности. Какая-то собственность у них есть, но она не имеет законного статуса. По всему «третьему миру» подавляющее большинство населения живут так же, как сквоттеры в Лиме: в посто-

янном ожидании изгнания, захвата или наплыва очередной волны незаконных поселенцев. В таком мире невозможно думать о дол-

госрочных проектах.

Найти цифры было нелегко. Спроси министерского чиновника

о цифрах, рассказывает де Сото, и тебе скажут, что на 80% домов есть правовой титул. А все ли в порядке с этими документами?

«Никак нет, на 40% объектов недвижимости имеются конфликтующие притязания». А незаконно заселенные районы вы учиты-

ваете? «Нет, конечно, мы их не считаем. Это ведь захватчики».

А давно ли они захватили эти земли? «Двадцать лет назад, пятьдесят лет назад».

Если учесть все исключения, говорит де Сото, получим все те же 90%. Люди, живущие в лесах, в Андах, в бассейне Амазон-

31Eugene H. Methvin, “Crusader for Peru’s Have-Nots,” Reader’s Digest (January 1989).

32Эрнандо де Сото, интервью с автором, февраль 1989 г.

ки, на окраинах городов, не учтены. С самого начала программ

иностранной помощи никто подобных исследований в странах «третьего мира» не проводил. Американским чиновникам со-

ответствующих организаций не хватает ни смелости, ни знания местных условий, необходимых, чтобы усомниться в официальной статистике и собирать собственную. Люди де Сото смогли сделать

это, потому что они перуанцы и работали в Перу.

«Что касается документов на собственность, то они, по-види- мому, есть у большинства латиноамериканцев, — поясняет де Со-

то. — Здесь всегда были диктаторы или охотящиеся за голосами

политики, и они охотно помогали с этими бумагами. Но это же бесполезная бумажка — документ на право собственности, который

невозможно зарегистрировать. У нас нет такого места, куда мож-

но прийти и найти человека с картой, который удостоверит, что вы здесь единственный хозяин и что не найдется еще четверых с такими же документами на тот же самый клочок земли»33. Вот почему так важна система регистрации недвижимости. В Европе она тоже появилась довольно поздно. «В XV—XVI веках землевладельцы жаловались, что такая информация не должна быть достоянием

публики», — говорит де Сото. Они, словно швейцарские банкиры,

предпочитали, чтобы эта информация оставалась частной.

В ходе исследований в других странах, особенно в Сальва-

доре (где менее чем за год 40 000 семей сумели законно офор-

мить свою недвижимость), де Сото обнаружил, что чиновники зачастую и хотели бы наделить неформалов законными правами собственности. Но это слишком дорого. Как им увериться в том, что у других нет еще больших прав на землю, чем у сквоттеров?

За гарантиями они обращаются к старой испанской системе ре-

гистрации, которая и является главной причиной неприятностей.

Например, чиновники истратили порядка 12 млн долларов из

средств международных организаций и зарегистрировали 7200

участков земли на северо-востоке Бразилии34.

Но можно найти путь покороче35. В Перу институт де Сото, заручившись содействием правительства, сумел зарегистрировать и выдать законные документы 155 000 семей, затратив примерно

по 13 долларов на один земельный участок — малую часть того,

что истратили в Бразилии. Ключом к успеху стало то, что незаконным собственникам разрешили использовать собственные бумаги и формы договоров, которые позволяют им доказывать права

собственности внутри своих поселений. По сути дела, де Сото сумел убедить перуанское правительство в необходимости принять

33Эрнандо де Сото, интервью с автором, май 1992 г.

34Joel Millman, “The Next Path,” Forbes 153 (May 23, 1994), 106—110.

35Dario-Fernandez-Morera, “Outlaws and Addresses: An Interview with Hernando do Soto,” Reason 25 (February 1994): 28—32.

илегализовать сложившиеся незакрепленные законом отношения. «Когда система прав собственности слаба, как это было у нас, у людей нет таких домов, как у вас, где один газон переходит в другой, — объясняет де Сото36. — В неформальном секторе лю-

дям приходится обозначать свои права собственности физически. Во всей Латинской Америке сначала обносят свою землю оградой, а потом за оградой строят дом».

Чтобы зарегистрировать собственность, команде де Сото было достаточно опросить местных лидеров о том, кто где живет; в большинстве случаев все жители поселения признавали тех, кто

жил на участке, законными претендентами на него. Участки, оспариваемые из-за вражды или развода, откладывали в сторону

иразбирались с ними позднее. Де Сото убедил президента Фухимори создать параллельную систему регистрации собственности

итем самым узаконить все эти владения. Стоимость зарегистрированных участков удваивалась за ночь. Через десять лет они стоили уже в девять раз дороже. К 1995 году из тени в легальный бизнес вышли 340 000 предприятий, а их экономический вклад увеличился в такой степени, какую не смогла бы обеспечить самая щедрая международная помощь.

Изучение неформальных поселений привело де Сото к пониманию роли законных прав собственности в упорядочивании эко-

номической деятельности. Когда эти права приобретаются неформальным образом, отмечает он, людям приходится все делать наоборот. Сначала человеку нужно физически обозначить свое присутствие на участке, чтобы обрести «права сквоттера»; по-

том он должен привезти туда какую-нибудь мебель, потому что он должен быть готов ночевать там; потом возвести крышу над головой; затем под крышу подвести стены; разобрать эти стены,

если представится возможность подвести водопровод и канализацию; спустя годы, если ему повезет, а соответствующие бюрократы окажутся людьми снисходительными и человеколюбивыми, он

получит на все это законное право собственности.

Когда с правами собственности все с самого начала хорошо, люди все делают так же, как в развитых странах. Сначала владелец покупает право собственности, потом подводит водопровод и ка-

нализацию, затем строит стены и крышу, завозит мебель и только тогда поселяется в доме. В нелегальных поселениях собственность

ипокупают, и продают, а «роль трансакционных издержек играют антропологические изыскания». Нужно выяснить все о бу-

дущих соседях и окружении, чтобы познакомиться с обычаями

изнать, чего можно ожидать, — то есть нужно выяснить, каковы в реальности будут ваши права собственности. Человек, имеющий

36 Millman, “The Next Path,” 106—110.