2008_Betell_T__Sobstvennost_i_protsvetanie

В своем трактате Милль ввел собственность в научный оборот, но отвел ей неверное место, поместив в раздел распределения. Его замечания, противоречившие этому решению, были вычеркнуты из текста по требованию его жены и заменены аргументами, близкими к «Манифесту Коммунистической партии», опубликованному незадолго до выхода в свет его труда. Переработанный текст публиковался после этого не менее 50 лет и оказал влияние

по меньшей мере на следующее поколение экономистов, тогда как первоначальный текст был забыт.

Тем временем марксисты, начиная с «Манифеста», отбросили как не заслуживающие обсуждения все проблемы, которые неизбежны при разрушении одного из самых фундаментальных общественных институтов. Основатели коммунизма того времени не предвидели никаких трудностей и не рассматривали их, на что позднее обратил внимание кембриджский экономист

Альфред Маршалл, отмечавший, что социалисты «не изучают

доктрины, подвергающиеся их нападкам». Они удовлетворялись широковещательными заявлениями об исторической необходимости и едко высмеивали всякого, кому хватало смелости не согласиться с ними.

Представляется, что идея прогресса низвела всю критику

и анализ до обычного педантизма. У Маркса эта идея обнару-

живается в теории исторического детерминизма. «Вся история, — заявил он, разнося Прудона за неспособность вникнуть в суть дела, — это не что иное, как постоянное преобразование человеческой природы»36. Воздействие марксовой философии

истории в долгосрочной перспективе оказалось даже бóльшим,

чем воздействие его взглядов на собственность. История развивается сама по себе, переходит из одной эпохи в другую, не

нуждаясь для этого ни в идеях, ни в общественных институтах,

а подчиняясь лишь логике экономических отношений. Капиталистический класс, или буржуазия, покончил с феодализмом. Настал их черед сразиться с пролетариатом. Результат был ис-

торически неизбежен.

Маркс не столько призывал к уничтожению частной собст-

венности или к победе пролетариата, сколько предсказывал

эти события. Проповедь была замаскирована под пророчество. Но тогда нет смысла обсуждать трудности, которые могут

встретиться на пути к более совершенному будущему; это столь

же бессмысленно, как христианам или мусульманам спорить

о подробностях жизни в раю. Маркс провозглашал себя атеис-

том, но в своей готовности верить в прогресс как универсальную

36Маркс К. Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 147.

закономерность, написал Бертран Рассел, он «придерживался космического оптимизма, который может быть оправдан только теистически»37.

«Великий исход из теологии»

Наследником Джона Стюарта Милля в неофициальной династии экономистов стал Альфред Маршалл, профессор экономики

вКембридже и учитель Кейнса. Его работа «Принципы экономической науки» была опубликована в 1890 году. В ней он привел к современному виду название предмета. Вместо старомодной «политической экономии» появилось нечто более техническое и, когда возникла потребность, математическое: economics, экономическая теория или наука. Поиск непреложных научных законов, по общему признанию, оказался занятием неплодотворным. Под влиянием Маршалла и его «маржиналистских» предшественников экономическая наука превратилась в самодостаточную дедуктивную систему, став также более академичной. После Маршалла экономические трактаты перестали быть чтением для дилетантов, как это было с работами Милля. Появились кривые спроса и предложения, а это чтение только для профессионалов. Маршалл получил математическое образование, но проповедовать любил почти как Маркс. Он был, как сказал Роберт Скидельски, «продуктом тех имевших хорошие связи клерикальных семей, потомки которых колонизировали интеллектуальную жизнь Англии». Он был «частью великого исхода из теологии»38.

Собственность была отброшена, ее избегали, как если бы она

больше не имела отношения к делу. Это весьма неожиданно, потому что частная собственность уже не принималась безоговорочно и ее нужно было защищать. Маршалл делает поразительное заявление, что необходимость в частной собственности «без сомнения, идет не более глубоко, чем качества человеческой природы»39. Прежде экономисты совершали серьезную ошибку, когда рассуждали так, будто «характер человека» следует рассматривать как «фиксированную величину». Но это больше не принимается

вкачестве истины: «Отчасти причина такого изменения точки зрения экономистов состояла в том, что перемены в человеческой природе в течение последних пятидесяти лет происходили на-

столько быстро, что привлекали к себе внимание; частично причи-

37Bertrand Russel, A History of Western Philosophy (New York: Simon & Schuster, 1945), 788—789.

38Скидельски Р. Джон Мейнард Кейнс. 1883—1946. Экономист, философ, государственный деятель. М.: Московская школа политических исследований, 2005. С. 78.

39Маршалл А. Основы экономической науки. М.: ЭКСМО, 2007. С. 664.

на состояла в непосредственном воздействии отдельных авторов,

социалистов и т.д., а частично — в косвенном действии схожих изменений в некоторых областях естественных наук»40.

Маршалл имел в виду дарвинизм. После абзаца о физико-ма-

тематических науках он отмечает растущее восхищение теориями

иоткрытиями биологических наук, а также заметное изменение тона моральных и исторических наук. Экономическая наука, до-

бавил он, не осталась в стороне и «с каждым годом все больше

внимания уделяла изменчивости человеческой природы и тому,

каким образом характер человека воздействует на преобладающие

методы производства, распределения богатства и сам подвергает-

ся их воздействию».

Частная собственность, некогда столь бесспорная, что не было нужды упоминать о ней, становилась лишней: исчезла необходи-

мость сохранять ее. В любом случае, ею можно было пренебречь.

Под влиянием эволюции менялась природа человека. В своей

«Истории западной философии» Бертран Рассел подметил ин-

теллектуальное настроение того времени: «Все рассматривалось

как развивающееся»41. Сам Дарвин был очень осмотрителен и не

распространял биологическую эволюцию на развитие интеллектуальных и моральных особенностей человека. Но он споткнулся

в самом конце «Происхождения человека» (1871), когда напи-

сал об извинительной гордости человека, оказавшегося на самом верху лестницы органического развития. «И то, что он на нее поднялся, вместо того чтобы быть поставленным здесь с самого начала, может внушать надежду на еще более высокую участь в отдаленном будущем»42.

Кейнсу принадлежит знаменитое высказывание, что в долгосрочном периоде мы все мертвы, а позднее он приписал Маршаллу честь разграничения в экономическом анализе между кратко-

идолгосрочным периодом. Похоже, что у Маршалла сложилось впечатление, будто время ускоряется. Более высокая участь человека, которую Дарвин провидел в отдаленном будущем, начи-

нала осуществляться на глазах: последние 50 лет принесли огромные изменения. Благотворная сила толкала человечество вперед. Вывод был ясен. Если прогресс продолжится, то необходимость в частной собственности исчезнет совсем.

Идея прогресса, писал Д. В. Бьюри в книге с этим названием,

в 1870—1880-х годах превращалась во всеобщий символ веры.

С 1880 по 1920 год появилось множество книг по общественным наукам, в которых некий неопределенный прогресс «принимал-

40Там же. C. 716.

41Рассел Б. История западной философии. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. С. 891.

42Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор // Дарвин Ч. Сочинения. Т. 5. М.: Изд-во АН СССР, 1953. С. 656.

ся как аксиома». Эта идея принесла с собой веру в то, что будущие поколения «будут наслаждаться счастьем, недоступным для

нас, которое станет возможным благодаря нашему труду и нашим

страданиям»43.

Идея прогресса ненароком внедрилась в «Принципы» Мар-

шалла, но историки идей не заметили иронии ситуации. Обычно предполагается, что перенесение логики дарвинизма на область общественной жизни — социал-дарвинизм — не только

научно необоснованно, но и стало причиной таких пагубных яв-

лений, как laissez faire. Герберт Спенсер, выражение которого «выживание наиболее приспособленных» Дарвин использовал в «Происхождении видов» как «удобное» обозначение принци-

па естественного отбора, действительно использовал биологиче-

ские аргументы в надежде предотвратить вмешательство государства в экономическую жизнь. Его попытка не удалась. Между тем Маршалл и другие истолковали дарвинизм как провозвестие

не либертарианского, а коллективистского будущего. «Борьба за

существование приводит в конечном итоге к выживанию народов, у которых индивидуум обладает наибольшей готовностью к самопожертвованию ради пользы тех, кто его окружает», — писал Маршалл44. Это те группы, которые лучше приспособлены к коллективному использованию среды своего обитания. Когда на сцену выходит «сознательное» и, следовательно, «нравственное» са-

мопожертвование, оно получает развитие под «дальновидным

руководством» «пророков, священнослужителей и законодателей» и насаждается «притчами и легендами». Группы, у которых эти качества развиты больше, при прочих равных условиях могут «оказаться сильнее других в войнах, в борьбе с голодом

иболезнями». Таким образом, они одержат победу в борьбе за существование. (В 1960-е годы теоретики использовали истории о групповом отборе для обоснования аргумента в пользу развития альтруизма.)

Вбудущем «коллективистские инстинкты людей, их чувство

долга и общественное сознание» будут развиты сильнее. Заметим,

что Маршалл предусматривает участие законодателей, которые

будут «дальновидно руководить» этим развитием. Когда он пи-

сал этот труд, новые законодательные инициативы, наделявшие

профсоюзы привилегиями, начинали подрывать собственность

идоговоры. Примерно в то самое время при поддержке Герберта

Спенсера была основана Лига защиты свободы и собственности,

43J. B. Bury, The Idea of Progress (1932; reprint; New York: Dover Publications, 1955), 346—348.

44Маршалл А. Основы экономической науки. М.: Эксмо, 2007. С. 268.

чтобы противостоять этим тенденциям. Но остановить наступление социализма не удалось.

Джон Оффер полагает, что учение о прогрессивных изменениях было «мирским компенсаторным симулякром того, чем было

Провидение для викторианцев, утративших веру в Бога»45. По-

терявшие веру в загробную жизнь утешились надеждой на свет-

лое будущее в этой. Подобно многим другим Беатриса Поттер страдала от сомнений и разуверилась в христианстве. На какоето время место веры в ее сознании заняли «Главные принципы»

Спенсера. В соответствии с его философией почти все, что только

можно вообразить, пребывало в состоянии прогрессивных изме-

нений. Нет ничего удивительного в том, что для тех, кто потерял

одну веру и пребывал в поиске другой, коллективистская догма оказалась притягательнее индивидуалистической. Обещание самопожертвования гораздо привлекательнее духовно, чем расчет собственной выгоды. Беатриса Поттер стала социалисткой и вы-

шла замуж за Сиднея Вебба. Мистический Маркс собирал ново-

обращенных по всему миру, а репутация Спенсера едва ли пережила его самого46.

Втакого рода атмосфере и был опубликован трактат Маршалла. Вплетая свой голос в то, что Кейнс назвал общим хвалебным хором, рецензент Pall Mall Gazette приветствовал «профессора одного из наших старейших университетов, посвятившего труд своей жизни превращению науки политической экономии в науку о совершенствовании общества»47. Маршалл никогда не те-

рял надежды. Позднее он сказал, что если бы ему довелось про-

жить жизнь заново, он посвятил бы ее психологии. «Экономи-

ческая наука слишком мало связана с идеалами». Его оптимизм нетронутым пережил Первую мировую войну. В возрасте 77 лет

он опубликовал книгу «Промышленность и торговля» (Industry and Trade), где в предисловии отметил, что «в последние 50 лет

средний уровень человеческого развития быстро повышался».

Вконце жизни он пытался завершить труд «Экономические ус-

ловия прогресса» (Progress: Its Economic Conditions), но работа так и осталась незаконченной и не была опубликована48.

В1890 году Беатриса Вебб записала в дневнике, что смут-

но видит «движение к социалистическому сообществу, в кото-

ром место классового рабства и частной собственности на средства

к существованию займут личная свобода и общественная собст-

45John Offer, ed., Herbert Spencer: Political Writings (Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1994), xvii.

46Ibid.

47Keynes, Essays in Biography, 71.

48Ibid., 77.

венность»49. В следующем месяце она удовлетворенно отметила,

что изданные под редакцией Джорджа Бернарда Шоу «Фабианские очерки» (Fabian Essays) пользуются успехом. Мир «совершенно определенно шел по их пути». В сборнике было эссе Грэма

Уоллеса «Собственность при социализме». На нескольких страницах он рассуждает о людях, которые живут в переходный период в ожидании прекрасного будущего. «В настоящее время» люди

все еще стремятся иметь собственную мебель и посуду; каждая се-

мья «сегодня желает иметь свой дом», чтобы иметь возможность готовить «отдельную еду в отдельной кухне». Английские семьи «в настоящее время предпочитают» расточительность и неудобства тому «изобилию, которое можно получить только ценой орга-

низации и публичности». (Под «публичностью» он подразумевал

«открытость», противопоставленную «частной жизни»). Семьи, «в настоящее время» взаимно изолированные, «живут в условиях более или менее деспотической дисциплины».

Но, «когда образование и мораль общества улучшатся», продолжает он, все переменится. Промышленность будет «так осно-

вательно обобществлена, что альтернатива в виде частного пред-

принимательства покажется менее пригодной». Человек скоро увидит, «насколько неудобно готовить пищу на собственной плите в сравнении с общественной кухней; и он, пожалуй, не только решится наконец надеть одежду, взятую на общественном складе, но и откроет свои глаза для роскоши общественных галерей и театров,

а уши — для общественной оперы и, возможно, когда мы пре-

одолеем нынешнюю анархию мнений, рискнет подкрепить свой

ум наставлениями выбранного обществом учителя». Но ничто из

этого невозможно «при нынешнем состоянии нашего морального развития»50.

Похожие идеи доминировали и в США. Когда в 1885 году Ричард Или участвовал в создании Американской экономической ассоциации, он верил, что «рождается новый мир». Предполагалось, что это будет лучший мир: «Мы знали, что для него нам нужна

новая экономическая наука», вспоминал он. Государство больше не может довольствоваться ролью третейского судьи; ему придется стать организацией, «действенная помощь которой является одним из непременных условий человеческого прогресса»51.

В Гарвардском университете Фрэнк Тауссиг придерживал-

ся того же мнения, что и Маршалл. В выборе между «частной

49Beatrice Webb, The Diary of Beatrice Webb (Cambridge, Mass.: Harvard, 1982), 1: 315.

50G. B. Shaw, ed., Fabian Essays in Socialism (London: W. Scott, 1889), 168, 178, 184—85.

51Richard T. Ely, Ground Under Our Feet: An Autobiography (New York: Macmillan, 1938), 154, 140.

собственностью и социализмом», писал он в «Принципах экономической науки» (Principles of Economics, 1911), предметом спора является «природа человека». Он видел проблему в том,

что экономическая наука отстала от времени. Она старомодно

ориентирована на «гедонизм в его простейшей форме». Сущес-

твование «неэгоистических мотивов» допускалось, но лишь вне

сферы хозяйственной деятельности — в семье, например. Но в будущем «более высокое нравственное сознание» сделает людей более общественно сознательными. Дальнейшие изменения в уровне человеческого развития могут сделать возможными общественные преобразования, которые в настоящее время кажутся утопичными. В любом случае, «как люди» мы уже «гораздо лучше, чем наши дикие предки»52.

Если прочесть у Тауссига и фабианцев о «текущем моменте», а у Маршалла — о быстром развитии человечества, то можно представить, как сильно изменился интеллектуальный климат

в ХХ столетии. Сегодня такого рода высказываний уже не услы-

шишь. Вера в прогресс не только осталась в прошлом, но для многих сменилась противоположным, пессимистическим взглядом на человека как на разрушителя планетарного масштаба.

И все же, прежде чем расстаться с наивным оптимизмом викторианцев, нужно отметить, что в одном важном вопросе Милль, Маркс и Маршалл были людьми здравомыслящими. Они пони-

мали, что для того, чтобы покончить с частной собственностью,

нужно изменить природу человека. Маркс верил, что она изменяется. Верил в это и Маршалл. Так что их взгляды на собственность

были, по крайней мере, логически последовательными. Сегодня

очень немногие верят в то, что природа человека меняется. И нам

понятно, что Маршалл, заявлявший, что она уже изменилась, глу-

боко заблуждался.

В ХХ веке податливость человеческой природы прошла суро-

вое испытание в СССР. Идея оказалась несостоятельной. Задним

числом можно смотреть на советский опыт как на широкомас-

штабный эксперимент, щедро оплаченный кровью, свободой и благосостоянием людей, поставленный для подтверждения теорий, занимавших западных интеллектуалов со времен Французс-

кой революции. Михаил Геллер написал в книге «Машина и винтики. История формирования советского человека»: «Все, что делала Коммунистическая партия со времен революции, несмотря на поверхностные и кажущиеся отступления от первоначальных

52F. W. Taussig, Principles of Economics (1911; reprint; New York: Macmillan, 1939), 2: 523.

идей и смену вождей, было направлено на глубинное преобразование человека»53.

В сентябре 1991 года, когда Борис Ельцин уже был президентом России, но еще продолжал яростно спорить с Горбачевым,

которому оставалось совсем недолго оставаться первым и последним президентом СССР, Ельцин очень красноречиво высказался на эту тему. Горбачев и Ельцин отвечали на вопросы слушателейамериканцев в рамках программы, организованной АВС News. Слушатель из Лос-Анджелеса спросил, «должна ли какая-либо страна в мире держаться за коммунизм», учитывая его «печальную историю».

Ельцин ответил: «Я думаю, что этот эксперимент, проведенный на нашей земле, был трагедией для нашего народа, и это чудовищно, что все это произошло на нашей территории. Было бы лучше, если бы этот эксперимент провели пусть в какой-нибудь маленькой стране, чтобы люди убедились, что это утопическая идея, пусть и красивая. Я думаю, постепенно все это поймут и в других странах, где еще есть сторонники коммунизма»54.

Надо сказать, что этот эксперимент проводился в самых разных вариантах, и в том числе в куда более скромном масштабе. Одну из первых попыток предпринял Роберт Оуэн в коммуне Новая Гармония, шт. Индиана. Грэм Уоллес объяснил в «Фабианских очерках», что эксперимент Оуэна потерпел неудачу, потому что «пришелся не по вкусу большинству людей, таких, каковы они есть». Но, судя по хроникам Новой Гармонии, происходившее там скорее нравилось участникам — прежде всего потому, что Оуэн столь великодушно оплачивал все счета. Он понес изрядные

убытки, но в качестве утешительного приза он получил упоминание в «Манифесте Коммунистической партии», опубликованном, когда ему было 75 лет, но он был еще здоров и крепок.

53Mikhail Heller, Cogs in the Wheel: The Formation of Soviet Man (New York: Knopf, 1988), 125.

54“Gorbachev and Yeltsin Answer Questions from Americans on TV,” Reuters dispatch, Washington Post, September 7, 1991.