2008_Betell_T__Sobstvennost_i_protsvetanie

Введение

В 1826 г. Роберт Оуэн провозгласил в «Декларации умственной независимости», что самое негативное влияние на характер человека оказывают частная собственность, религия и брак, а потому их следует ликвидировать. В частности, разделение собственности «привело к расцвету всех пороков нищеты и богатства, одновременно существующих у людей; прилежные терпят лишения, а праздные изнемогают под гнетом роскоши»1. Он до конца жизни сохранил веру в то, что если внедрят его «рациональную систему», а детей будут учить «усваивать новые чувства и новые привычки», на свете не останется «бесполезной частной собственности»2. Он стремился «слить все индивидуальное в единое общественное»3. Именно в то время было придумано слово «социалист», впервые появившееся в печати в Лондоне в Cooperative Magazine в 1827 году.

Если все, кроме личного имущества, будет принадлежать обществу, писал он, «то получит должную оценку неисчислимое превосходство общественной собственности над тем злом, что возникает из частной собственности». Когда будут обеспечены «равенство образования и жизненных условий», хорошо организованная «научная система общественной собственности» даст неисчислимое сбережение труда и капитала. В одной только Британской империи оно дойдет, возможно, до нескольких тысяч миллионов фунтов стерлингов ежегодно, писал он4.

Его система общественной собственности, не включавшей разве что личные вещи, в 1917 году была воплощена в жизнь в СССР,

и этот эксперимент растянулся на средний срок человеческой жизни. Подобно Оуэну, советский режим столь же искренне верил в то, что человеческая природа пластична и ее можно менять с помощью питания, образования и идеологической обработки5. Но общественная собственность принесла с собой не сбережение труда и капитала, а тиранию, несправедливость, разруху и застой. Предсказание Троцкого, что в условиях коллективизма средний человеческий тип поднимется до уровня Аристотеля, не сбылось.

1Gregory Clayes, ed., Selected Works of Robert Owen, 4 vols. (London: William Pickering, 1993), 2: 51.

2Ibid., 2: 208.

3Ibid., 1: lii.

4Ibid., 3: 328.

5Ibid., 1: xlvii.

Глава 9 ТРИЕДИНОЕ ЗЛО

ПО РОБЕРТУ ОУЭНУ

Роберт Оуэн разбогател в обществе частной собственности и разорился на попытках создать общество без собственности1. Но до конца дней своих он сохранил веру в то, что на земле вскоре воцарится его «новый нравственный мир». «Манифест Коммунистический партии» воздает ему хвалу за выявление «разрушительных элементов» внутри общества. Фридрих Энгельс считал его «одним из наиболее выдающихся мыслителей всех времен». Оуэн был истинным предтечей экспериментов ХХ века по ликвидации собственности. Один из первых социалистов, он был к тому же одним из тех немногих, кто тратил собственные деньги на дело, в которое твердо верил. При всех его недостатках в щедрости ему отказать нельзя.

Оуэн, дитя Промышленной революции, родился в 1771 году. Он водил компанию с герцогом Кентским и имел общие дела

сИеремией Бентамом. Оуэн утверждал, что четыре дня провел

сТомасом Джефферсоном, обсуждая «две системы общества», но сам Джефферсон об этом не пишет. Гарриет Мартино, автор популярных работ по политической экономии, сообщает, что Оуэн был способен поверить во все, «что ему взбредало в голову»,

а Томас Маколей «сбежал, как только тот начал вещать». Подобно Бентаму, Оуэн полагал, что целью общества долж-

но быть счастье многих, но этого можно достичь только в рамках «системы общего сотрудничества и объединения собственности»2. В одном из своих многочисленных памфлетов «Революция в сознании и практике человечества», опубликованном, когда ему было 78 лет, Оуэн назвал частную собственность «неисчислимо огромным злом и постоянной причиной разобщения между всеми классами во всех странах»3.

После нескольких лет учебы он перебрался в Манчестер и, заняв деньги, создал товарищество по производству хлопкопрядильных машин. Это были золотые деньки «манчестерского либера-

1См. G. D. H. Cole, The Life of Robert Owen (London: Macmillan, 1930); Sidney Pollard and John Salt, eds., Robert Owen: Prophet of the Poor (Lewisburg, Pa.: Bucknell Univ. Press, 1971).

2J. F. C. Harrison, The Quest for the New Moral World (New York: Scribner’s, 1969), 49.

3Robert Owen, Life of Robert Owen (London: Effingham Wilson, 1857), 30.

лизма», когда новая, а потому не стесненная регламентами хлопковая индустрия быстро теснила на рынке старую и скованную регулированием шерстяную промышленность. К концу XVIII века экономические и технические изменения превратили хлопчатобумажную промышленность в одну из главных отраслей, а центром ее был Манчестер. С 1750 по 1830 год количество импортируемого в Британию хлопка увеличилось в сто раз4.

1 января 1800 года Оуэн с несколькими партнерами купил за 60 000 фунтов стерлингов прядильную фабрику в Нью-Ланарке (Шотландия) и взял управление на себя. При прежнем владельце, на дочери которого женился Оуэн, на фабрике работали несколько сот сирот, набиравшихся в богадельнях разных округов5. В Шотландии вспомоществование на бедность предоставляли только тем, кто надолго оказывался нетрудоспособным; здесь не было ничего похожего на пособия по безработице и налог на бедных был меньше, чем в Англии6. Фабрика в Нью-Ланарке, расположенная на реке Клайд, считалась крупнейшим хлопкопрядильным предприятием Великобритании. Первоначально одним из членов товарищества был Ричард Аркрайт, запатентовавший механическую прялку.

Под руководством Оуэна число работников выросло примерно до 1500 человек. «На работу брали детей с возраста 10 лет, хотя Оуэн предпочел бы брать не моложе 12 лет», — сообщает Ф. К. Харрисон в книге «Поиск нового нравственного мира». До 1816 года продолжительность рабочего дня составляла 13 часов, а позднее сократилась до 12, так что действительная продолжительность труда составляла 10,5 часа. Согласно подсчетам самого Оуэна, за те 30 лет, что он был связан с фабрикой в Нью-

Ланарке, участники товарищества сверх 5%, ежегодно выплачивавшихся за предоставленный капитал и расходы на различные социальные эксперименты, разделили между собой более 300 тыс. фунтов стерлингов прибыли7.

Оуэн предоставлял своим рабочим дешевое жилье, бесплатное медицинское обслуживание, создал пенсионный фонд и деревенскую школу, за обучение в которой взимал ничтожную плату. Все предприятие велось на строго актуарных принципах, и его нельзя было принять «ни за что иное, кроме того, чем оно было: прибыльным хлопкопрядильным производством», добавляет Харрисон. Столь же крупная фабрика Джедидии Стратта в Дербишире во всем напоминала Нью-Ланарк: точно такое же жилье, школы, медицинская помощь и пенсионные пособия. Но посетители

4Cole, Robert Owen, 56.

5Robert Dale Owen, Threading My Way (New York: G. W. Carleton, 1874), 27—37.

6 Harrison, New Moral World, 15.

7Ibid., 154—55.

валом валили не туда, а в Нью-Ланарк, поскольку «Стратты не считали свои патерналистские расходы зародышем новой организации общества».

Оуэн сделал грандиозную рекламу своим реформам. Постепенно он начал все больше времени проводить в Лондоне, где общался с лордами и епископами. Приехавший с севера богатый фабрикант, агитировавший за улучшение условий труда, всех поразил. К нему с уважением отнесся архиепископ Кентерберийский, а премьер-министр, лорд Ливерпуль, нашел время для встречи с ним. Герцог Кентский (отец королевы Виктории) стал едва ли не его союзником и активно участвовал в популяризации «новых взглядов» Оуэна. Оуэну нравилось чувствовать себя лордом, и то, как он козыряет именами в своей «Автобиографии», оставляет чувство неловкости.

Он дискутировал с Мальтусом, Рикардо и Джеймсом Миллем, но нашел, что эти «напористые, беспокойные, вечно деятельные политэкономы» всего лишь «большие любители поговорить о ложном принципе» индивидуализма. Он скупил 30 000 экземпляров газет с сообщениями об этих встречах и без устали рассылал их должностным лицам, банкирам и епископам. Великий князь Николай, позднее ставший императором России, посетил Нью-Ла- нарк и, услышав о теории Мальтуса, предложил решить проблему перенаселенности, отправив два миллиона англичан в его страну. Великий князь надеялся, что Оуэн захочет организовать свое производство в России. Оуэн поблагодарил его императорское высочество, но, «ценя независимость в финансовых делах», отклонил это «в высшей степени щедрое предложение»8.

В 1816 году Оуэн открыл свой Институт формирования характера, в определенной мере предвосхитив развернувшиеся спустя 100 лет советские эксперименты. Его вера в пластичность и податливость человека была безграничной. «Дети, все без исключения, — послушные и восхитительно устроенные конструкции, — писал он во “Втором эссе о формировании характера”. — Воспитывая в коллективе, у них можно сформировать любой характер. И, хотя эти конструкции, подобно всем другим созданиям природы, отличаются бесконечным разнообразием, все они обладают той пластичностью, которая… позволяет придавать им любую целесообразную форму». Он неоднократно повторял, что характер человека формируется для него, а не им.

Богатея, он делался все более независимым и безразличным к общественному мнению. Он осуждал «все религии», ошибки которых превратили человека в «слабое, тупое животное»9. Ма-

8Owen, Life, 146.

9Cole, Robert Owen, 193.

шины он считал величайшим проклятием человечества. Он к тому же полагал, что людей следует вернуть назад, чтобы они работали на земле, но не так, как прежде. Люди должны жить совместно, в коллективе. Его сын, Роберт Дейл Оуэн, вернувшийся тогда из заграничной поездки, нашел, что в делах у отца все еще в порядке, но он теряет опору в «общественном мнении». В Роберте Дейле не было ни следа отцовского утопизма. «Его сбил с пути филантропический энтузиазм», писал Роберт Дейл об отце, и его внезапное богатство. Начав с 10 долларами в кармане, к 45 годам

Оуэн имел четверть миллиона долларов. Оуэн занимался воспи-

танием своих сыновей и мог рассчитывать, что уж их-то характер будет сформирован не ими, а для них. Но традиционные взгляды Роберта Дейла, изложенные в его прекрасно написанной автобиографии «Путь моей жизни» (1874), показывают, что вера Оуэна во всемогущество педагогики не оправдала себя даже в его семье.

В 1815 году несколько шхун с лютеранскими раскольниками из

Вюртемберга вошли в устье реки Уобэш в штате Индиана. «Живописная толпа из восьмисот одетых в старомодные национальные костюмы переселенцев высадилась на берег рядом с тем местом, где сегодня расположена деревня Новая Гармония, — записал Джордж Локвуд в “Движении Новой Гармонии” (New Harmony Movement). — На берегу они преклонили колена вокруг свое-

го патриарха и, распевая гимны и молитвы, нарекли это место “Гармонией” и посвятили его христианскому братству. Это были ученики Георга Раппа, раппиты — немецкие крестьяне, истовые христиане, имевшие общую собственность. Не желая смириться

с тем, во что превратилась религия в Германии, они за десять лет до этого покинули берега отчизны»10.

Георг Рапп верил, что Иисус заповедал своим последователям иметь общую собственность, и интересно то, насколько далеко пошли за ним по трудному пути его ученики. Когда раппиты решили объединить всю собственность, они записали, кто,

сколько и чего внес. Каждый, кто покидал общину, получал свой взнос обратно. Но через три года раппиты это решение отменили,

а все записи сожгли, что ознаменовало страстное желание перейти к полнейшему коммунизму. Вначале они сохраняли обычай

брака, но потом отказались и от этого. Те, кто к этому времени имел семью, перебрались в дома, где мужчины и женщины жили в строгой изоляции друг от друга. Их послушание Раппу было настолько полным, что все эти новшества были приняты безо всяких

10George B. Lockwood, The New Harmony Movement (New York: D. Appleton and Co., 1905), 7.

споров. Раппиты гнали и продавали виски, но сами не пили. Табак также был запрещен. В своих грехах каждый исповедовался лично Георгу Раппу.

«С финансовой точки зрения, — пишет Роберт Дейл Оуэн, — коммунистический эксперимент раппитов нужно считать замечательным успехом». Он приводит следующие данные: «По прибытии в Соединенные Штаты у них было имущества не более чем на 25 долларов на человека». Но через 21 год оно составило, «по скромным оценкам», 2000 долларов на человека, включая детей. Это было, «по-видимому, в десять раз больше, чем в среднем в Соединенных Штатах; ведь в то время в среднем на жителя Индианы приходилось имущества на 150 долларов, и даже в Массачусетсе в среднем было менее 300 долларов». При этом, по мнению Роберта Дейла, «в интеллектуальном и социальном

плане» эксперимент окончился неудачей, потому что это было «духовное самодержавие», в котором Рапп обладал абсолютной

властью. Утверждают, что Рапп продал Гармонию, потому что жизнь в ней стала слишком легкой. Некоторые считали, что именно изнурительный труд на новом месте обеспечивал полную покорность учеников Раппа.

Как бы то ни было, представитель Раппа прибыл в Шотландию и предложил хозяйство Оуэну. «Есть благоустроенная деревня, территория, на которой могут жить десятки тысяч, и страна, где

человек может говорить свободно, а народ простодушен», — объяснил сын Оуэну. «Ну, Роберт, — сказал Оуэн-старший, — что скажешь — Нью-Ланарк или Гармония?» Роберт Дейл не коле-

бался: «Гармония».

«Ваш отец действительно думает отказаться от своего положения, от всей роскоши и комфорта, и перебраться с семьей в эти

глухие места?» — спросил агент Раппа. «Он не знал, — пишет Роберт Дейл, — что главным желанием моего отца было получить достаточный простор для воплощения своих планов социальных реформ»11.

В конце 1824 года Оуэн пересек Атлантику со своим вторым

сыном, Уильямом, а Роберта Дейла оставил управлять фабрикой в Шотландии. Оуэн заплатил за Гармонию 150 тыс. долларов — половину того, что она стоила по оценке Локвуда. Там

было 30 000 акров земли, 10% которой находились под пашней, 19 хуторских хозяйств, 600 акров мелиорированной земли сда-

валось в аренду, еще были фруктовые сады и 18 акров под виноградниками. В деревне Гармония были церковь, кирпичные

дома, лесопилка и фабрики, причем почти все механизмы были

исправны.

11 R. D. Owen, Threading My Way, 240.

Еретический инстинкт

Оуэн верил, что общество следует переделать по плану, регуляр-

но возникающему в умах реформаторов: частную собственность следует ликвидировать, семью заменить более крупными структурами, а религию либо исправить, либо отменить вовсе. Игорь Шафаревич в книге «Социализм как явление мировой истории»

обратил внимание на то, как эти идеи вновь и вновь возникают

вразных странах и в разные эпохи. Для Оуэна частная собственность, брак и религия представляли собой «триединое зло».

Он был не из тех людей, которые много времени проводят за кни-

гами. Нет сомнений, что идеи Оуэна возникли независимо от ка- кого-либо чтения. Если следовать предположению Шафаревича, они отражают глубоко укорененный еретический инстинкт, в це-

лом общий для всего человечества12.

Всвоей «Книге о новом нравственном мире», содержащей

«рациональную систему общества», Оуэн пишет, что частная

собственность «вносит отчуждение в умы людей» и порождает

вних «гордость, тщеславие, несправедливость и подавление». Но стремительно близится время, когда «прогресс науки и знания о средствах формирования высшего характера у всех членов рода человеческого» сделает частную собственность «не только ненужной, но и самой вредоносной для всех». Место семьи зай-

мет более «научный» союз, включающий от 500 до 2000 членов13. Утопистам-реформаторам свойственно очень точно обозначать

идеальную величину своих общин. Фаланги Шарля Фурье, например, должны были включать ровно 1620 человек. Последо-

ватели, несомненно, верили, что ему удалось открыть некую эзотерическую тайну устройства общества*.

Оуэн полагал, что его общины должны жить в квадратных или хотя бы прямоугольных в сечении домах. Важную роль должно было играть образование. Когда общины укрепятся и заживут

собственной жизнью, они будут размножаться «роением». Старый способ организации жизни не придется запрещать или по-

12Шафаревич И. Социализм как явление мировой истории. Париж: YMCAPRESS, 1977. С. 257—269.

13Gregory Clayes, ed., Selected Works of Robert Owen, 4 vols. (London: William Pickering, 1993), 3: 326—327.

*Первая попытка устроить фурьеристскую фалангу была предпринята в 1833 году. «Фурье почти с самого начала был охвачен сомнениями. Он бранил учеников за то, что они вольничают с его учением, а когда архитектор выстроил свинарник с каменной стеной толщиной в 18 дюймов и без входа, Фурье совершенно уверился, что тот подкуплен сенсимонистами» (Jonathan Beecher and Richard Bienvenu, The Utopian Vision of Charles Fourier (Boston: Beacon Press, 1971), 20).

давлять — он просто не выдержит конкуренции. «Не будет жела-

ния или мотива для личного обогащения», — писал Оуэн, потому что в его системе каждый будет иметь достаточно. Отпадет нужда в тюрьмах и наказаниях.

Лондонские радикалы насмешничали14. Уильям Хоун писал

всвоем Reformist’s Register: «Роберт Оуэн, эсквайр, хлопкопромышленник, благотворитель и один из мировых судей суда Его

величества в графстве Ланарк, обозревая этот мир, бросил взгляд на хорошо налаженное производство в вышеупомянутом графстве и, вообразив, что обрел Новый взгляд на общество, теперь

полагает, что люди — это такие растения, которые исчезли с земли много тысяч лет назад, и теперь их нужно пересадить заново. Соответственно, он намерен сажать их под кол в квадратном порядке на новый манер. …Я не знаю в Англии джентльмена более довольного собой, чем м-р Оуэн. Я прошу его оставить нас в покое, чтобы он не причинил нам большого вреда». Ведущий принцип Оуэна, что «все должно быть общим, превращает целую страну

вработный дом».

Уильям Коббетт высмеивал оуэновский «параллелограмм нищих» и назвал его «разновидностью монашества». Джентльмен

выступает за «создание бесчисленных общин неимущих. Каждый должен быть обитателем камеры, своего рода казармы, только обширнее. …Мне представляется, что там везде будет монашеская дисциплина, а результатом будет поразительный мир, счастье и всеобщая выгода!»15

В Соединенные Штаты Оуэн прибыл в ореоле славы. В 1825 году он выступил перед Конгрессом, Верховным судом

икабинетом министров. Предложенные им меры были «значи-

тельнее всех изменений, которые когда-либо претерпевало чело-

вечество». Поразительно то, что все это воспринималось всерьез. Несомненно, тут сыграло свою роль его богатство: человек,

добившийся такого успеха в делах, должно быть, знал, о чем го-

ворит.

Первоначально Оуэн полагал, что нескольких лет обучения хватит, чтобы отучить новичков от старых «ошибок и предрассудков». Успех должна была обеспечить вывезенная из Швейцарии система Песталоцци. «Последовательное симметричное развитие

всех сил и способностей человека» должно было заменить механи-

ческую зубрежку. Вскоре к Оуэну присоединилась группа ученых

иучителей школы Песталоцци, прибывших в Гармонию на шхуне, известной позднее как «Груз знаний».

14Cole, Robert Owen, 229.

15Ibid., 230.

Больше всего Оуэну вредили неумеренный оптимизм и пора-

зительная самоуверенность. Он просто опубликовал приглашение «усердным и благонамеренным людям всех стран» присоеди-

ниться к нему в Новой Гармонии, и за год туда съехалась тысяча искателей приключений. Они были согласны вселиться в дома раппитов, ходить на собрания и вообще делать все, что пожелает

Оуэн. Его самого чаще всего на месте не было. Несмотря на ре-

путацию практичного дельца, он куда больше интересовался тео-

рией, даже когда на кону стояло его собственное состояние. Едва

покончив с хлопотами по основанию Новой Гармонии, он уехал

в лекционный тур, а в конце того же лета вернулся в Англию.

На следующий год он приехал оттуда с Робертом Дейлом Оуэном, который вспоминает, что некоторое время жизнь в Новой Гармонии была очень приятна и наполнена «общением с ин-

теллигентными и радушными людьми, которые присоединились

к Брук-Фарм или к другим уважаемым общинам». Ему очень понравилась дружеская атмосфера и свобода от условностей.

Особенно приятны были «полная свобода от помех» в одежде

или мнениях; вечерние сборища, еженедельные дискуссии, концерты и балы, где собирались «толпы молодых людей, ярких и об-

щительных, пусть и без особых манер».

Условия жизни и еда были очень простыми, но молодому Оуэну это было в радость, как лето в палатке. Он участвовал в сносе старых лачуг, а однажды поработал в пекарне. Он даже поработал

в поле на посеве пшеницы, но это оказалось утомительным заня-

тием. Потом наступило разочарование, чего никогда не случалось с его отцом16. Позднее Роберт Дейл писал о коммунарах, что это было «разнородное сборище радикалов, восторженных сторон-

ников принципов, среди которых попадались как честно свободо-

мыслящие, так и ленивые теоретики, плюс некоторое количество

беспринципных мошенников»17.

«Никакой коммунистический эксперимент не начинался при столь благоприятных предзнаменованиях, — написал Моррис Хиллкуит в книге «История социализма в Соединенных Штатах». — Проблемы освоения земель, с которыми сталкивались

все общины в первые годы, были успешно преодолены предшест-

венниками, а собственность не была отягощена долгами»18. Возможно, часть проблемы состояла в том, что их не пришпоривала необходимость выжить. Но исходной идеей Новой Гармонии бы-

ло именно то, что общая собственность высвободит в людях дух сотрудничества, а последний изольется веселым и щедрым тру-

16R. D. Owen, Threading My Way, 275—276.

17Ibid., 286.

18Morris Hillquit, History of Socialism in the United States, 5th ed. (New York: Funk and Wagnalls, 1910), 58.