2008_Betell_T__Sobstvennost_i_protsvetanie

Глава 8 МИЛЛЬ, МАРКС И МАРШАЛЛ

Джон Стюарт Милль интересен тем, что стал первым видным экономистом, включившим в свой трактат под названием «Принципы политической экономии» (1848) подробный разбор вопроса о собственности. К сожалению, две эти главы он разместил не совсем верно — в начале книги II, тогда как логичнее было бы их разместить в книге I. Делая это, Милль руководствовался некоторыми экономическими концепциями, от которых с тех пор отказались. Тогда больше, чем сегодня, верили в то, что политэкономия подчинена «законам». При этом имелись в виду научные законы, а не те, которые принимают суды и законодательные собрания. В XIX веке экономисты пытались подражать Ньютону, а не Юстиниану или Блэкстону.

Их чрезвычайно интриговало следующее обстоятельство: общество состоит из людей трех классов — землевладельцев, капиталистов и рабочих — которые вкладывают в дело соответствующие «факторы производства»: землю, капитал и труд. Возникает интересная возможность. Нельзя ли предположить, что экономика «возвращает», или распределяет определенную фиксированную долю дохода каждому из этих трех классов, соответственно в виде ренты, процента и заработной платы?

«Определить законы, которые управляют этим распределени-

ем,—писалв 1817 годуДавидРикардо,—главнаязадачаполитиче- скойэкономии»1.Смит,Сэйи Тюрговнеслисвойполезныйвклад,но (добавил Рикардо) мало что сказали о «естественном течении» этих потоков дохода. Интерес к этому проявлял и Маркс. В предисловии к первому изданию «Капитала» он объявил своей целью «открытие экономического закона движения современного общества»2.

Так начался длительный и (более или менее) бесплодный поиск экономических законов. Те законы, что один за другим объявлялись таковыми, скорее вводили в заблуждение, чем были полезны. Теорию «естественной» отдачи факторов производства подтвердить не удалось. «Железный закон заработной платы», который в силу конкуренции держит рабочих на уровне полуголодного существования, оказался ошибкой. Связанный с ним закон народонаселения, которое всегда умножается быстрее, чем производство продовольствия, был выводом из эмпирически не

1Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. М.: Эксмо, 2007. С. 79.

2Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 10.

подтвержденных фактов. Предложенный Рикардо закон ренты, бесконечно растущей в условиях фиксированного количества

земли и постоянно растущего населения, формально верен, если предположить, что остальные переменные остаются постоянными. Но так никогда не бывает, и «закон» не обернулся бесконеч-

но растущим доходом землевладельцев, чего опасался Рикардо. В ХХ веке, несмотря на быстрый рост населения, доля природных

ресурсов (то, что в экономическом дискурсе называется «земля»)

в стоимости производимых благ понизилась.

Трудовая теория ценности (представление, что ценность любой

продукции пропорциональна средней продолжительного рабоче-

го времени, необходимого для ее производства) тоже оказалась

ошибочной. Более адекватное понимание ценности как соотно-

шения между спросом и предложением появилось только к концу XIX века. Интересно, что Джордж Бернард Шоу обнаружил ключевую ошибку марксовой теории стоимости еще до публикации

третьего тома «Капитала» — в 1880-е годы. Если некий капи-

талист имеет возможность экспроприировать прибавочную ценность, по справедливости принадлежащую рабочим, писал Шоу,

то его конкурент, «действующий в соответствии с теми же прин-

ципами», «для привлечения клиентов удовлетворится {меньшей} прибылью». Конкуренция сведет к нулю неправедную прибыль первого капиталиста. Капиталисты подчинены конкуренции в той же степени, что и рабочие. «Ответа на критику не последовало», — замечает Джордж Стиглер3.

Дело в том, что Милль был убежден, будто истинность экономических законов в принципе уже доказана (пусть даже некоторые

детали еще нуждаются в уточнении). «Законы и условия производства богатства имеют характер истин, свойственных естественным наукам, — писал он в «Основах». — В них нет ничего, зависящего от воли, ничего такого, что можно было бы изменить». В качестве

иллюстрации (весьма бледной) он указывает, что «удвоенное количество труда не взрастит на данной площади урожай в удвоенном количестве»4. (Это был закон убывающей отдачи.) Милль утверждал, что человеческая воля не в силах изменить эти законы.

«Принципы» Милля были влиятельной книгой, которую во

второй половине XIX века читала вся образованная публика.

Милль включил собственность в категорию распределения, а не

производства, полагая, что производство уже «упорядочено» упомянутыми выше законами. Таким образом обеспечивалось

предложение благ, или так казалось Миллю. Менее позитивные

3George Stigler, The Essence of Stigler (Stanford: Hoover Institution Press, 1986), 290.

4Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями к социальной философии. М.: Эксмо, 2007. С. 269.

законы, принимаемые mere законодателями, не имеют значения

для предсказуемого действия научных законов. В отличие от это-

го распределение не подчиняется «железным» закономерностям или необходимости. Сюда человеческий разум может свободно вмешиваться и принимать правильные законы. В частности, он может умерить суровость законов производства. «Как только вещи появляются, — писал Милль, — люди, порознь или коллективно, могут поступать с ними, как им заблагорассудится. Они

могут отдать их в распоряжение кого угодно и на каких угодно условиях». Распределение богатства, таким образом, «зависит от

законов и обычаев общества. Правила, которые определяют распределение богатства, таковы, какими их делают мнения и желания правящей части сообщества, и весьма различны в разные века в разных странах»5. Короче говоря, Милль противопоставлял два вида законов. Одни, научные, направляли производство. Другие, человеческие, обеспечивали перераспределение.

Возможно, это была одна из самых влиятельных ошибок в истории экономической мысли. Законодательство в самом деле мо-

жет привести к перераспределению богатства. Ошибка Милля за-

ключалась в посылке, что производство подчиняется законам ино-

го рода. Это привело его к предположению, что производственный механизм будет крутиться и после того, как законодатели отберут продукцию для перераспределения, и что когда «вещи уже здесь», они и останутся здесь даже после того, как «общество» превратится в благотворительную корпорацию. Так же, как Кейнс спустя сто лет, Милль верил, что экономический «механизм» действует достаточно автономно и механически (при поддержании совокупного спроса, по мысли Кейнса).

В своей «Автобиографии» Милль заявил (и это было правдой), что его новаторство, то есть разграничение между производством

и распределением, отличает «Принципы» от «всех предыдущих изложений политической экономии, имевших хоть малейшую

претензию на научность». Он пошел на это «главным образом» под влиянием своей жены и помощницы Харриет Тейлор. Она,

по его словам, «установила определенное разграничение между законами производства богатства, которые в действительности суть законы природы и зависят от существенных свойств предме-

тов, и средствами распределения богатства, при известных условиях зависящими от человеческой воли. Обыкновенно экономи-

сты смешивают эти два вида законов под одним названием эко-

номических законов, которые никакое человеческое усилие, по их

мнению, не в состоянии уничтожить или изменить»6.

5Там же. С. 199, 200.

6Милль Дж. С. Автобиография. М.: Книжное дело, 1896. С. 220.

Принято считать, что Милль был переходной фигурой. Его

учителя, в числе которых были его отец Джеймс Милль и Иеремия Бентам, выросли в то время, когда частная собственность не под-

вергалась сомнению. Молодой Милль предвидел, хоть и не пол-

ностью, грядущие идеологические изменения. Он писал об «очень

ограниченной и временной ценности старой политической эконо-

мии, которая принимала частную собственность и законы о на-

следовании за неоспоримые факты»7. Старая гвардия, и в том числе его учителя, совершила ошибку, попытавшись построить «вечное сооружение из эфемерных материалов»; они приняли за данность «неизменность царящих в обществе соглашений, многие из которых по природе своей изменчивы или развиваются». Они ошибочно приняли существующие условия общества, в котором довелось жить автору, за «универсальную и абсолютную истину»8.

Все представления Милля о собственности проникнуты идеей прогресса, великой господствующей идеей того времени. Он был убежден, что является свидетелем нарастающих изменений в «характере рода человеческого», а также в условиях жизни. Общество менялось, а следом должны были прийти изменения в структуре морали и мышления9. В его мировоззрении настоящее всегда нелицеприятно противостояло будущему. С одной стороны, имелось «нынешнее несовершенное состояние нравственного и умственного развития», «нынешнее состояние человеческого развития»10 с его «эгоистическим типом

характера», формирующимся существующими нормами морали и поощряемым «существующими общественными учреж-

дениями». С другой стороны, существовали яркие перспективы прогресса. В людских умах шло «стихийное воспитание»#, так что невозможно было «относиться к будущему человечества иначе, чем с позиций оптимизма»##. Людей в целом можно было научить «считать общественный интерес своим личным интересом»###.

7John Stuart Mill, Principles of Political Economy (1848); Mill, Collected Works, ed. John Robson (Toronto: University of Toronto Press, 1963—1991), 2: 175.

8Mill, “Essays on Economics and Society,” Collected Works, 4: 225.

9Милль Дж. С. Система логики силлогистической и индуктивной. М., 1914. Кн. VI. Гл. 10. §3.

10Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями к социальной философии. М.: ЭКСМО, 2007. С. 284, 285, 280.

#У Милля: «But there is a spontaneous education goin on in the minds of multitude…». В русском переводе: «Однако воспитание многих людей происходит само собой...» (Там же. С. 774.)

## Там же. С. 804

### Там же. С. 275.

Милль не был уверен в жизнеспособности коммунизма. Он признавал неразрешимость вопроса, станет ли грядущее свидетелем «самых энергичных усилий» («к зависти других» эпох), или энергия труда при коммунизме понизится. В общем, однако, его оптимизм в отношении будущего соответствовал разочарованности в отношении к настоящему — «имеющемуся плохому состоянию общества», «текущему состоянию общества со всеми

его страданиями и несправедливостями».

Размышляя об обществе без частной собственности, Милль

склонялся к общинной версии социализма во французском стиле,

то есть был последователем Шарля Фурье и Анри де Сен-Симона. Он полагал, что о предложенных ими коммунах «нельзя сказать, чтобы они были практически неосуществимы»11. Он признавал, что знакомое возражение — «каждый постоянно будет стараться

увильнуть от положенной ему по справедливости доли труда» —

указывает на реальную проблему12. Но при этом он полагал, что то же самое возражение применимо и к существующей системе. В лю-

бом случае, большинство трудящихся не получает всех плодов своего труда, так каким же образом частная собственность мотивирует их? Они работают не на себя, а за поденную или за фиксированную плату. Рабочий частной фабрики заинтересован меньше, чем член коммунистической ассоциации, полагал Милль, поскольку в по-

следней этот рабочий является партнером. В существующей системе даже функцию надзора за трудом осуществляют не собствен-

ники, а «получающие жалованье должностные лица»13. Зато на социалистической ферме или «фабрике» люди будут работать «под наблюдением не одного хозяина, а всего сообщества».

Он признавал, что «исходный принцип» коммунизма (равное

распределение) «приемлем при гораздо более высоком уровне развития нравственного состояния человеческой природы», чем то, что нам знакомо. Поэтому в отношении будущего нам следует оставаться агностиками14. Позднее в «Главах о социализме»,

написанных в 1869 году, он снова скажет, что в некоем будущем

«коммунистическое производство» может оказаться формой

собственности, наиболее отвечающей потребностям человечест-

ва. Вопрос оставался «открытым». Пока ясно было лишь то, что для успеха коммунизма потребуется более высокий моральный и интеллектуальный уровень «всех членов общества»15.

Милль был осторожен и относительно последствий для граж-

данских свобод. «Остается выяснить», приведет ли коммунизм

11Там же. С. 273.

12Там же. С. 273—274.

13Там же. С. 274.

14Там же. С. 280.

15Mill, “Chapters on Socialism,” Collected Works, 5: 746.

к ограничению личных свобод или, наоборот, допустит большую степень индивидуализма16. Нет сомнений в том, на что он возлагал надежды. Ограничения коммунизма будут свободой, со-

поставимой с нынешним состоянием большей части человечества. Любые ограничения свободы будут, несомненно, перекрыты «досугом, который, вероятно, будет продолжительным»17. Но идея принудительной экспроприации собственности была Миллю отвратительна. Он последовательно придерживался той позиции, что если существующую систему предстоит изменить, то делать это следует на основе доброй воли. К концу его жиз-

ни о насильственном изменении строя заговорили вслух, а са-

мые напористые требовали немедленно завладеть всеми землями и капиталами страны, чтобы «сразу начать управлять ими в интересах народа». По мнению Милля, подобные идеи были

и аморальны, и неосуществимы18.

«Сама идея управлять всей промышленностью страны из еди-

ного центра столь очевидно химерична, что никто не отваживает-

ся предложить способ, как все это следует делать», — заявил он19. Если бы «революционным социалистам удалось достичь своей

ближайшей цели и действительно заполучить в свое распоряжение

всю собственность страны», у них остался бы только один практический выход — снова «поделить все на части». Здесь он верно предвидел одну из главных трудностей, вставших перед руководителями централизованно управляемых экономик в ХХ веке.

Экономическая жизнь слишком сложна и многогранна, чтобы,

руководя ею из одного центра, можно было добиться хотя бы минимальной эффективности.

В общем, он полагал, что жизнь делается более текучей и пе-

ременчивой, чем это казалось старшему поколению. Разумеется,

с учетом «достигнутого человечеством несовершенного уровня

нравственного развития» можно было рассчитывать, что «принцип личной собственности» сохранится еще надолго20. Но когда

люди проявляют непоколебимое упрямство, общественные инс-

титуты поддаются и деформируются. Можно предположить, что

их реформирование станет стимулом для благоприятных измене-

ний человеческой природы. Социализм надвигался, его трудно-

сти были преувеличены, и казалось возможным, что он добьется

успеха.

16Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями к социальной философии. М.: ЭКСМО, 2007. С. 279.

17Там же.

18Mill, “Chapters on Socialism,” Collected Works, 5: 748.

19Ibid.

20Ibid., 5: 739, 750.

Стратегия неизбежности

В многочисленных работах Милля нигде не упоминается имя

Карла Маркса. В 1850—1860-х годах они оба жили в Лондоне, но Маркс, будучи на 12 лет моложе, был мало известен за пределами кружка революционеров. Милль, человек с именем, воз-

можно, никогда и не слышал о нем. В конце жизни ему прислали

почтой марксистскую брошюру, но нет уверенности, что он с ней ознакомился21. Однако очень похоже, что под влиянием своей

жены Харриет Милль находился под влиянием Маркса, сам того не осознавая.

Разумеется, при Марксе атака на частную собственность стала

прямой и открытой: «Коммунисты могут выразить свою теорию одним предложением: уничтожение частной собственности»22.

Приглушенные надежды и сомнения Милля меркнут на фоне этой

новой яростной атаки. Возникает интерес к аргументам Маркса. Предвидел ли он те грандиозные трудности, которые неизбежно возникнут после отмены частной собственности, сказал ли об этом хоть слово? Нет. Его обсуждение собственности содержит очень мало аргументов. Маркс не говорит, а вещает о неизбежности ее ликвидации — такова его риторическая стратегия. Везде, за исключением туманных «Экономических и философских рукописей 1844 года», которые он написал в Париже в возрасте чуть больше двадцати лет (на английском языке они не были опубликованы до

1960 года), его высказывания о собственности редки, отрывочны

и в целом разочаровывают. Он всегда понимал важность этого предмета, понимал, что ликвидация частной собственности будет сопровождаться конвульсиями и революцией, — но и только.

Маркс разочаровался в Пьере-Жозефе Прудоне, которо-

го можно было бы счесть его естественным союзником. Прудон разделял враждебное отношение Маркса к собственности («соб-

ственность — это кража!»), но не доверял коммунизму (кото-

рый «приняв однообразие за закон и уравнение за равенство, становится несправедливым и тираническим»23). Уязвленный от-

казом Прудона, оказавшимся пророческим, Маркс пригвоздил

его внутренние противоречия: «...ввиду того, что “кража”, как

насильственное нарушение собственности, сама предполагает собственность, Прудон запутался во всевозможных... умство-

ваниях...»24.

21Mill, “Additional Letters of John Stuart Mill,” Collected Works, 32: 220.

22Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 26.

23Прудон П.-Ж. Что такое собственность? М.: Республика, 1998. С. 196.

24Маркс К. О Прудоне (Письмо И.Б. Швейцеру от 24 января 1865 г.) // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 16. С. 26.

В отличие от своих предшественников, Маркс почти всег-

да к существительному «собственность» добавлял какое-нибудь определение, обычно пренебрежительное: буржуазная, индиви-

дуальная, личная, частная, общая. Он видел в частной собствен-

ности отчуждающую силу, которая разъединяет людей, тогда как

им следовало объединяться. И, конечно же, он понимал собственность скорее как следствие (этапа «исторического» развития), чем как причину (экономического развития). Собственность была для него всего лишь «юридической» фикцией, а не незаменимым

правовым отношением. В разные эпохи преобладали разные от-

ношения собственности: сначала античная, потом феодальная, и, наконец, буржуазная собственность, но и она отойдет в прошлое. Заблуждается тот, кто полагает, будто за этими мимолетными тенями стоит какая-либо вещественная реальность. «Сказанное

Марксом чаще всего сводилось к тому, что собственность исто-

рически обречена, — отмечает Джереми Уолдрон в книге «Право на частную собственность», — что она вот-вот отживет свое,

вконце концов не выдержит натиска и уступит место общественному контролю»25. В опубликованном посмертно третьем томе «Капитала» Маркс пишет: «С точки зрения более высокой экономической общественной формации частная собственность отде-

льных индивидуумов на землю покажется столь же абсурдной, как

частная собственность одного человека на другого человека»26. Он знал, что какая-то форма собственности необходима («то,

что не может быть ни производства, ни, соответственно, общества,

вкотором собственность не существует ни в какой форме, — это тавтология»27), но очень мало говорил о том, какая форма будет преобладать в бесклассовом будущем. Маркс, несомненно, верил, что непосредственной преемницей частной собственности станет

централизованно управляемая государственная собственность.

А это потребует «деспотического вмешательства на право собственности и на условия буржуазного производства»28. В отличие от Милля и «утопических» социалистов, марксисты были ориенти-

рованы именно на централизацию. К фурьеристам и их коммунам

Маркс относился с открытым презрением: «Они все еще мечтают об осуществлении, путем опытов, своих общественных утопий, об учреждении отдельных фаланстеров, об основании внутренних

колоний, об устройстве маленькой Икарии — карманного изда-

25Jeremy Waldron, The Right to Private Property (Oxford: Clarendon Press, 1988), 427.

26Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. II. С. 337.

27David McLellan ed., Karl Marx: Selected Writings (Oxford: Oxford Univ. Press), 349.

28Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 446.

ния нового Иерусалима, — и для сооружения всех этих воздуш-

ных замков вынуждены обращаться к филантропии буржуазных сердец и кошельков»29. Он высмеивал этот «сентиментальный,

утопический, тупоголовый социализм»30. В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс предвидят централизацию кредита, средств связи и транспорта и всех «орудий производства в руках государства»31.

Маркс характерным для него образом не забивал голову заботами о трудноразрешимых проблемах, которые возникнут в результате ликвидации частной собственности. В «Манифесте Коммунистической партии» он предостерегал о том, что «с уничтожением частной собственности прекратится всякая деятельность

ивоцарится всеобщая леность» лишь для того, чтобы опроверг-

нуть самого себя аргументом, поразительно схожим с доводом из «Принципов» Джона Стюарта Милля. Будь это правдой, писали Маркс и Энгельс, «буржуазное общество должно было бы давно погибнуть от лености, ибо здесь тот, кто трудится, ничего не приобретает, а тот, кто приобретает, не трудится». Они добавили:

«В вашем нынешнем обществе частная собственность уничтожена

для девяти десятых его членов»32.

Милль писал: «Те, кто настойчиво повторяют подобное возра-

жение [о лености], забывают о том, до какой огромной степени это же затруднение существует при системе, на основе которой ныне ведется девять десятых всего совершаемого в обществе труда».

Так он оценивал долю общества, которая не имела возможности

«пользоваться плодами собственных усилий», потому что их труд «вознаграждается поденной платой или жалованьем определенного размера»33.

Поразительно, что для иллюстрации своей критики частной собственности они привели один и тот же аргумент и одно

ито же численное соотношение. Было ли это случайным совпадением? Обе работы опубликованы с разрывом в три меся-

ца: «Манифест» в январе, а «Принципы» в апреле 1848 года. Но «Комментарии» Милля появились только в третьем издании

книги в 1852 году. К тому времени «Манифест» уже был опуб-

ликован на французском языке (1848) и на английском (1850). Комментарии Милля вошли в главу «О собственности», которая

29Там же. Гл. 3.

30Karl Marx, The Poverty of Phylosophy (New York: International Publishers, 1963), 192.

31Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 446.

32Там же.

33Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями к социальной философии. М.: Эксмо, 2007. С. 274.

для третьего издания была почти полностью переписана по на-

стоянию Харриет Тейлор.

«В первом издании вопрос о трудностях социализма был из-

ложен столь жестко, что сам тон указывал на его полное отрицание, — объяснял позднее Милль в «Автобиографии». — В следующие год или два мы посвятили много времени изучению лучших

социалистических авторов с континента». После того как «Прин-

ципы» вышли в свет, Милль и Тейлор провели некоторое время во Франции, и в июле 1848 года она написала ему о заметке о Прудоне «в Daily News из Парижа». В том же письме она обругала Давида Юма «негодяем» за его слова, что «попытка обобществления собственности — это прямое нарушение фундаментальных

законов общества»34.

Что касается влияния Тейлор на Милля, стоит лишь про-

честь его письмо, отправленное ей в феврале 1849 г., когда он перерабатывал главу о собственности: «Вчера я отправил моей любезной результат переработки спорного отрывка. Поразмыслив, я увидел, что возражение против коммунизма на том

основании, что он делает жизнь застойной, стоит, пожалуй,

ослабить…» И он переписал этот отрывок. Милль все еще полагал, что коммунизм заслуживает определенной критики, но добавил: «Но если ты так не думаешь, я, конечно же, не напечатаю этого хотя бы по той причине, что уверен, что не должен спорить с тобой по вопросу, который ты продумала до конца»35. В любом случае, очень может быть, что как раз когда шел пересмотр главы о собственности, Тейлор во Франции познакоми-

лась с «Манифестом Коммунистической партии» и почерпнула

аргументы оттуда.

И последнее замечание об этом любопытном эпизоде: теперь нам известно, что в первоначальном виде глава Милля о собственности была куда более взвешенной. Но это было трудно обнаружить до тех пор, пока Торонтский университет не издал собрание сочинений Милля в 33 томах, причем интересующий

нас том, в котором в качестве приложения опубликована первая

версия этой главы, появился только в 1965 году. Тираж первого

(редкого) издания составил всего 1000 экземпляров. По-ви- димому, многочисленные переиздания Милля, появлявшиеся

после 1852 года, содержали текст, обновленный по настоянию

Тейлор.

Таким образом, в работах Смита, Рикардо и других вопрос

о собственности выносился за пределы экономической науки.

34Friedrich Hayek, ed., John Stuart Mill and Harriet Taylor: Their Correspondence and Subsequent Marriage (London: Routledge & Kegan Paul, 1951), 126.

35Ibid., 137.