2008_Betell_T__Sobstvennost_i_protsvetanie

ное значение термина «права». В 1936 году Франклин Рузвельт заметил, что организация, именуемая Лигоой свободы, «слишком выделяет права собственности и недостаточно внимательна к пра-

вам человека». Прежде они прекрасно согласовывались, но теперь

нередко стали рассматриваться как несовместимые. В своей речи «Четыре свободы» (1941) Рузвельт соединил старые и новые права. К двум подлинным правам (свобода слова и вероисповедания) он присовокупил два других (свободу от нужды и свободу

от страха), которые открыли дорогу для беспрепятственного рас-

ширения правительственной деятельности.

Рузвельт стремился утвердить свою концепцию не только

вСША, но и «во всем мире». Его заявления привели к появлению в 1948 году Декларации прав человека ООН. В 1944 году

вПослании о положении в стране Рузвельт предложил на обсуж-

дение «второй Билль о правах», некоторые пункты которого вы-

звали бы недоумение у авторов Конституции США. Он исходил

из того, что «подлинная личная свобода не может существовать

без экономической защищенности». А защищенность включала «право на полезный и оплачиваемый труд», на «достойное жилище», «крепкое здоровье» и «хорошее образование»27. Новое понимание прав наделило Вашингтон обширными и недостаточно определенными полномочиями.

В1945 году в Сан-Франциско при подписании Устава Орга-

низации Объединенных Наций государственный секретарь Стеттиниус упомянул о готовящемся к подписанию «международном

билле о правах» как о «реестре индивидуальных и коллективных

прав человека». В большинстве подписавших его стран последние имели перевес над первыми. Всеобщая декларация прав человека включила даже право «на периодический оплачиваемый отпуск». Замыкало перечень то, что философ Энтони Флю на-

звал «вершиной абсурда», — требование сделать образование не только бесплатным, «по крайней мере на начальных этапах», но

и «обязательным»28. Здесь Декларация перещеголяла «Манифест

Коммунистической партии». Последний призывал только к бесплатному образованию, но его обязательности Маркс и Энгельс

не требовали.

Старая идея заключалась в том, что полномочия правительства есть предмет беспокойства. Новая вера учила, что в целом пра-

вительство благотворно, пока пресса свободна и сообщает о про-

исходящем, а народ, особенно меньшинства, имеет право голоса; право голоса, конечно, представляет собой коллективное пра-

27James MacGregor Burns and Srewart Burns, A People’s Charter (New York: Knopf, 191), 263.

28Antony Flew, “The Artificial Inflation of Natural Rights,” The Freeman 39 (December 1989): 483—485.

во, и человек не может ничего добиться, пока 50% населения не проголосует так же, как он. В последующие десятилетия борьба

за права превратилась по большей части в борьбу за политические права. Большое изменение заключалось в следующем: ста-

рые права налагали на правительство ограничения; право голоса позволило людям участвовать в управлении. Политизация считалась благом, если в процессе мог участвовать каждый желающий. Сторонники личных прав скептически относились к идее

благотворности официальной власти. Сторонники политических

прав верили, что пока каждый имеет право участвовать в выборах, правительство будет добродетельным, потому что оно будет выражать волю народа.

Первым, кто истолковал «права человека» таким образом,

был, вероятно, Томас Пейн. Его коньком была отмена имущест-

венного ценза на участие в выборах. Расширение круга лиц, имеющих право голоса, сделает собственность более защищенной, потому что «когда собственность делают основанием для неравенства или исключительных прав» (то есть условием для участия

ввыборах), это только вызывает «негодование и гражданский протест»29. В ответ на утверждение, что расширение права голоса

сделает собственность менее защищенной, Давид Рикардо объ-

яснял, что малоимущие избиратели вряд ли окажутся настолько

глупыми, чтобы проголосовать за законы против богатых. Они не

хуже любого другого сообразят, что тогда любая собственность окажется менее защищенной30.

Джон Стюарт Милль с этим не соглашался. Будучи великим

прогрессистом и сторонником предоставления женщинам права голоса, он тем не менее полагал, что «тот, кто пользуется помощью от прихода, должен быть безусловно лишен избирательно-

го права»31. Иными словами, получателям пособий нельзя пре-

доставлять право голоса. Согласившись зависеть от других, они тем самым отказались от притязаний на равные права в других

отношениях. Сегодня, напротив, наша концепция политических прав стала настолько безграничной, что в 1993 году закон был изменен, чтобы позволить получателям пособий регистрироваться

всписках избирателей при посещении центра социального обеспечения.

Демонстрируя, как сильно изменилась точка зрения мыслителей через сто лет после этого высказывания Милля (1861), Чарльз

29Thomas Paine, Life and Works of Thomas Paine, ed. William Van der Wyde, vol. 5 (New Rochelle, N,Y,: 1925), 155—157.

30David Ricardo, Works and Correspondence of David Ricardo, ed. Piero Sraffa, vol. 5 (Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1962), 501.

31Милль Дж. С. Рассуждения о представительном правлении. Челябинск: Социум, 2006. С. 174.

Рейх выступил с предложением дать получателям социальных пособий право собственности на них. Пособия и другие правительственные «щедроты» не следует отнимать по желанию, рассудил

он, потому что они есть часть той «собственности», которую че-

тырнадцатая поправка запрещает изымать без надлежащей правовой процедуры. Говорят, что за всю историю Yale Law Journal не было более цитируемой статьи, чем эта, озаглавленная «Новая собственность»32. Итак, право собственности в конце концов вернулось — в виде предложения сделать государственные социальные пособия столь же защищенными, как традиционные виды

собственности*.

В других странах тоже приняли на вооружение политику защиты прав человека, но и здесь права собственности оказались в тени (по крайней мере вначале). В отчете о политике в отношении прав человека в других странах за 1980 год госдепарта-

мент перечислил «международно признанные» категории прав. Первая категория ограничивает правительственную деятельность

(право на «свободу от нарушения государством неприкосновенности личности», скажем, от пыток); вторая категория требует вмешательства государства (право на «удовлетворение жизненных потребностей в пище, жилье, медицинской помощи и образовании»); а третья включает «право на участие в управлении»33

посредством, например, голосования. Бюро по правам человека

высоко оценило достижения СССР в области прав, относящихся ко второй категории, поскольку там проявлялась большая забота о соблюдении «социально-экономических прав». В области жилищной политики происходил «быстрый рост крупных при-

32 Charles Reich, “The New Property,” Yale Law Journal 73 (April 1964): 733.

*Идея Рейха получила статус закона благодаря судье Уильяму Бреннану. В деле Goldberg v. Kelly (1970) Верховный суд постановил, что получатели пособий имеют право на слушание своего дела, прежде чем им прекратят выплаты. В двадцатую годовщину этого решения суда Рейх заметил, что конституция была написана в то время, когда человеку было достаточно, чтобы «его не трогали». Но сегодня «мир стал похож на дорогой отель, в котором любая мелочь стоит денег». И для многих это источник риска. «Негативные конституционные гарантии одной эпохи становятся позитивными обязательствами другой не потому, что слова конституции изменились, а потому, что невозможно сохранить подлинный смысл конституции без позитивных действий». В результате этого решения Верховного суда к 1990 году только в штате Нью-Йорк проходило 75 000 слушаний в год. По данным уполномоченного Нью-йоркской службы социального обеспечения, в 80% случаев получателям удается отстоять свои пособия, вопреки рекомендации служащих, изучавших их условия жизни. (См.: Linda Greenhouse, “New Lok at an ‘Obscure Ruling’, 20 Years Later,” New York Times, May 11, 1990.)

33U.S.DepartmentofState,Country Report on Human Rights Practice (Washington, D. C.: Government Printing Office, 1981), 2, 899.

городных жилых зон вокруг больших и средних городов». Бюро доверчиво отметило, что «всеобщее бесплатное здравоохранение» «гарантировано Советской конституцией». Эти замечания показывают, насколько ослабло понимание прав на Западе из-за подмены прав собственности «экономическими правами».

Признаки выздоровления

Интеллектуальное течение, однако, постепенно хлынуло назад, к почитанию собственности. Чуть ли не убедительнее всех в ее пользу говорили беженцы из коммунистических стран. Стоит отметить одного, кто одним из первых ненамеренно и очень убедительно высказался в пользу собственности: Льва Троцкого. Он указал на то, чего совершенно не замечали прагматики эпохи прогрессизма. «В стране, где единственным работодателем яв-

ляется государство, быть в оппозиции означает медленную голодную смерть», — сообщил он. И простодушно пояснил: «Старый принцип “кто не работает, тот не ест” заменен новым: “кто не повинуется, тот не ест”»34.

Когда государство монополизирует собственность, оно к тому же контролирует все рабочие места и возможность зарабатывать на жизнь. Троцкий видел в государственной собственности инструмент полного подчинения людей государству. Он невольно привлек внимание к ключевому моменту — осуществление большинства прав зависит от права собственности. В отсутствие этой

опоры остальные права обречены оставаться теорией, а не практикой. Возможно, ангелы и силы небесные могут наслаждаться

свободой слова и вероисповедания, не тревожась о правах собственности. Но нашей плоти нужно нечто материальное, на что можно опереться и с чем можно работать.

Алекс Козински, судья федерального окружного апелляционного суда Девятого округа, родившийся в Румынии, вспоминает,

что отсутствие частной собственности в его родной стране лишало человека физической возможности опубликовать свои взгляды несмотря на все конституционные гарантии свободы слова.

«Частные лица не имеют доступа к типографиям и не могут получить достаточного количества бумаги и типографской краски, —

вспоминал он. — Правительство даже запретило иметь в частной собственности фотокопировальную технику и требует регистрации

пишущих машинок»35.

34Троцкий Л. Преданная революция. М.: НИИ культуры, 1991. С. 243.

35Alex Kozinski, «The Dark Lessons of Utopia,” Univ. of Chicago Law Review 58 (Spring 1991): 581.

Издатели и журналисты справедливо протестуют, когда нарушаются их права, закрепленные в первой поправке. Их слепота

к значению прав собственности показывает только то, что им на-

столько повезло, что они могут принимать их как данность. Финансируемые частным образом расследования коррупции в пра-

вительстве — сравнительно новое явление в истории — это показатель не столько свободы печати, сколько защищенности прав

собственности. Пусть никто не покушается на права, гарантируемые Первой поправкой, но если издатели не смогут рассчитывать на редакционные помещения и типографии, они почувствуют себя незащищенными. Представьте себе, что владельцам Washington Post сказали бы, что они могут работать, где работали, но здание теперь им не принадлежит. А продление аренды будет зависеть от

их редакционной политики. Вот вам и права собственности. «Нет нужды нападать на гражданские права, когда всю их за-

щиту можно свести к нулю, применив подходящие меры регулирования к собственности неугодной стороны», — написал Марк Поллот, бывший юрист управления земельных и природных ресурсов Министерства юстиции. Собственники, обращающиеся в правительственные агентства по вопросу об осуществлении своих прав, «прекрасно осознают эти проблемы, — добавляет он. — Они

знают, что агентства имеют возможность нанести ущерб их собственности и экономическому благосостоянию и поэтому не следует

задевать служащих этих организаций»36.

Собственность обозначает «зоны», в которые правительство, как правило, не вторгается, хотя неизбежны исключения, когда

речь идет о нарушении высших прав на жизнь и свободу. Вряд

ли стоит рассчитывать на правовой иммунитет, если мы на своей земле будем удерживать людей в рабстве или в заточении. Но все

остальные гражданские права расцениваются ниже, чем собственность. В случае конфликта в связи с другими правами все реша-

ет воля собственника. Будь это иначе, мы бы погрузились в хаос. Свобода печати не нарушена, когда редакторы отказываются пуб-

ликовать то, что им не нравится. Ничьи права не нарушены, когда книготорговцы отказываются продавать книги, которые они не одобряют. Наемные служащие не могут жаловаться на ограничение их свободы передвижения тем, что им нужно вовремя прихо-

дить на работу. Они за плату принимают на себя договорные обя-

зательства, то есть добровольно соглашаются на эти ограничения. Свободу вероисповедания не подрывают правила, запрещающие проводить богослужения на рабочем месте, а если бы на основании Первой поправки церкви обязали предоставлять кров другим

36Mark L. Pollot, Ground Theft and Petty Larceny: Property Rights in America

(San Francisco: Pacific Research Institute, 1993), xxxvii.

религиям для отправления богослужений, они быстро обрели бы здоровое (и запоздалое) уважение к правам собственности.

Частные университеты, которые в 1990-е годы решили ради «политкорректности» ограничить свободу слова, безусловно, бы-

ли «в своем праве». Студенты, полагающие, что подобная цензура несовместима с идеей университета, разумеется, вольны отправляться на все четыре стороны, а потому подобные ограничения будут минимальными или недолговечными. Аналогичным обра-

зом руководство фундаменталистских заведений вроде Университета Боба Джоунса тоже может накладывать ограничения на своих студентов. Но тогда возникнут сложности с государственным

финансированием, а в наши дни большинство «частных» университетов получают большие деньги от правительства.

Айн Рэнд, довольно рано сбежавшая от коммунизма, проливает свет на этот вопрос в анализе студенческих волнений 1960-х годов. Администраторы государственных университетов были парализованы лозунгами «свободы слова», указывает она. «У администрации Университета Беркли не было другого способа ответить взбун-

товавшимся студентам, кроме как сослаться на права собственности. Ясно, отчего ни современные “либералы”, ни “консерваторы” не отваживаются на это. То, что выставили напоказ бунтовавшие

студенты и на чем они зарабатывали политический капитал, не являлось противоречиями свободного общества, — это были противоречия смешанной экономики». Университеты, финансируемые налогоплательщиками, не в состоянии бороться с распространением каких-либо идей, и «в этом главная причина того, почему

бунтовщики устраивают свои акции прежде всего в государствен-

ных университетах». По сути дела, конфликт выявил один момент, о котором студенты вовсе не думали. Мирное осуществление всех гражданских прав требует в качестве предварительного условия признания прав собственности. «В любой данной социальной ситуации сфера и применение личных прав могут быть определены только на основе прав собственности, — делает вывод Айн Рэнд. — В отсутствие прав собственности нет никакой возможности разрешить конфликт или избежать безнадежного хаоса сталкивающихся мнений, интересов, требований и причуд»37.

Можно, пожалуй, следующим образом представить то, как

развивалось понимание прав собственности. Старые аргументы

Джефферсона и других подчеркивали, что в отсутствие частной собственности деградируют высшие ценности — жизнь и свобода.

(Применительно к свободе это мнение стало сегодня общеприня-

тым, а сообщения о голоде в Северной Корее в 1996—1997 годах на фоне процветания Южной Кореи указывают на то, что и в от-

37 Rand, Capitalism, 259.

ношении жизни оно не было преувеличением.) В свете коммунистического опыта стало совершенно ясно, что и подчиненные права свободы печати, слова, вероисповедания и другие, кото-

рые столь дороги сердцу современных либералов, нельзя защитить

там, где не защищены права собственности.

К концу 1980-х годов, когда СССР уже трещал по швам, внимание вновь привлек вопрос об экономических правах и правах собственности. Важную роль сыграла публикация в 1985 году кни-

ги Ричарда Эпштейна «Изъятия». Эпштейн, профессор права Чикагского университета, доказывал, что содержащаяся в пятой поп-

равке оговорка об изъятии собственности («частная собственность не должна изыматься для общественного пользования без справедливого возмещения») может быть использована как достаточное основание для объявления о неконституционности всей совокупности законов о перераспределении и социальном обеспечении, в том числе и закона о национальных трудовых отношениях38.

Роберт Борк возразил, что выводы Эпштейна «не вытекают убедительным образом из первоначального понимания оговорки

об изъятии»39. Он был, конечно, прав, но столь же верно и то, что масштабное перераспределение доходов, проводившееся в предыдущие пятьдесят лет, не вытекает убедительным образом из ограниченных полномочий, делегированных федеральному прави-

тельству в 1787 году. Вопрос лишь в том, какой грех больше: опротестовывать неправомерные законы с помощью инструмента, первоначально не предназначавшегося для этой цели, или сохранять не предусмотренное конституцией законодательство. Мнение Борка о том, что только конгресс может вносить существенные изменения в толкование конституции, было, конечно, здравым. Но и книга Эпштейна оказала свое воздействие.

В 1991 году, когда Кларенс Томас предстал перед юридическим

комитетом в качестве кандидата в члены Верховного суда, слушания начались с того, что сенатор Джозеф Байден спросил Томаса, потрясая перед телекамерами книгой Эпштейна «Изъятия», чи-

тал ли он эту книгу: «Здесь новая, горячая область науки, которая говорит нам: смотрите, мы, современный суд, не нашли времени, чтобы защитить собственность народа, чтобы защитить права собственности корпораций, частных лиц и предприятий, — напирал Байден. — А поэтому мы должны делать вот что: необходимо улуч-

шить наш подход к защите собственности, мы должны развить его

так, чтобы правительство не могло так легко вмешиваться…»

38Richard A. Epstein, Takings: Private Property and the Power of the Eminent Domain (Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1985), 19—31; также см.: Gordon Crovitz, “Is the New Seal Unconstitutional?” Wall Street Journal, January 31, 1986.

39Bork, Tempting, 230.

Байдена интересовало, что произойдет, «если будут учтены

взгляды м-ра Эпштейна». Если уважать права собственности так, чтобы «правительство не могло с такой легкостью регулировать их, не выплачивая компенсации», получится «изменение закона

ценой во много миллионов долларов» (и в этом он прав). Байден к тому же, возможно, имел в виду, что увеличение защищенности собственности помешает политикам перераспределять ее, а потом

похваляться своими достижениями в этом40. Кларенс Томас умуд-

рился уйти от ответа, но при этом согласился с Байденом, что оговорка об изъятии все еще является частью конституции41.

В 1987 году Верховный суд впервые за пятьдесят лет использовал оговорку об изъятии, чтобы отклонить закон, регулирующий использование земли. Калифорнийская Береговая комиссия известила владельцев прибрежных домов о том, что их право

на перестройку связано с предоставлением права прохода через

свою территорию. Суд пятью голосами против четырех решил, что постановление Комиссии является «изъятием собственности», потому что требование прохода никак не связано с перестройкой. Это был исторический поворот в практике Верховного суда. Ранее суды исходили из того, что право собственности ограничено владением землей в ее «естественном состоянии»42. В 1972 году Верховный суд штата Висконсин даже постановил, что запрет строить

на земле не является конфискацией собственности, потому что

все остальные — общество — имеют «права» на то, чтобы земля оставалась в естественном состоянии. В связи с этим «фундамен-

тальным изменением закона об изъятии» администрация Рейгана

в1988 году издала президентский указ, потребовавший от феде-

ральных агентств оценить влияние их действий на «защищаемые конституцией права собственности».

Более значительной была победа, одержанная в 1994 году

вОрегонском процессе. Верховный суд ограничил возможность

местных властей требовать от владельцев выделять землю для эко-

логических или других общественных нужд. Суд принял решение,

что выставление требования о праве прохода в качестве условия получения разрешения было изъятием, причем неконституцион-

ным, поскольку власть не могла продемонстрировать пропорци-

ональность своего требования и причиняемого владельцам недвижимости ущерба. Городу Тигарду было запрещено требовать

от владельца сделать 10% участка доступным для проезда велосипедистов и мотоциклистов как условие выдачи разрешения на рас-

40I. Gordon Crovitz, “Property and Liberty: Clarence Thomas and the Coming Conservative-Libertarian Split on the Supreme Court,” Presidential Study Quarterly (fall 1992): 711—719.

41Editorial, “Biden Meets Epstein,” Wall Street Journal, September 12, 1987.

42Nollan v. California Coastal Comm. 483 U. S. 825, 107 (1987).

ширение магазина. И снова суд раскололся на два идеологических

лагеря. Вспоминая о суде времен после Нового курса, судья Стивенс заявил, что это решение открывает путь для «значительных

и неблагоприятных новых тенденций». До сих пор регулирование

бизнеса опиралось на «твердую презумпцию конституционности

такого регулирования». Но главный судья Ренквист, выступая от имени большинства, сказал, что не видит «оснований для того,

чтобы переводить в разряд бедных родственников входящую в пя-

тую поправку оговорку об изъятии». Судью Стивенса беспокоило, что «собственники определенно нашли сегодня новых друзей»43,

а Джон Эчеверия из Национального общества Одюбона# пришел

в смятение из-за того, что это решение «поднимает интересы владельцев недвижимости над интересами общества в целом».

Стоит отметить еще одно изменение, пусть и не юридическое.

Федеральное правительство расширяло практику конфискации имущества, что позволяло прокурорам изымать собственность обвиняемых (не обязательно осужденных) в торговле наркотиками. Конфискованное имущество зачастую поступало в распоряжение местных правоохранительных органов. Это в конце концов привлекло внимание Американского союза защиты гражданских свобод к вопросу о значении прав собственности. Прежде эта организация относилась к собственности либо безразлично, либо враждебно, и в предъявляемых ею судебных ис-

ках сторонилась вопросов экономических прав. Но в 1993 году

президент либертарианского Института Катона в Вашингтоне представил большой аудитории Надин Строссен в качестве «первого президента Американского союза защиты гражданских сво-

бод, который понимает значение частной собственности в деле

защиты гражданских свобод»44. На возвышении рядом с ней си-

дел Милтон Фридмен.

Строссен, профессор права Нью-йоркского университета, сказала собравшимся, что считает выражение «права собственности» неправильным, и сослалась на знаменитое замечание судьи Пот-

тера Стюарта, что права бывают у людей, а не у собственности*.

*Это его высказывание часто цитируют в том смысле, что Стюарт пренебрежительно относился к правам собственности. На самом деле он сказал следующее: «Противопоставление личных свобод и прав собственности ошибочно. У собственности нет прав. Права есть у людей. …Существует фундаментальная взаимосвязь между личным правом на свободу и правом на собственность. Одно без другого бессмысленно». Lynch v. Household Finance Corp., 405 US 538, 552 (1972).

Но в связи со злоупотреблением правом конфискации имущества высказывание Стюарта «было прямо по Оруэллу вывернуто наизнанку», сказала она. Единственным основанием для изъятия собственности без надлежащей правовой процедуры было то, что оказывалась затронутой «всего лишь» собственность. Столь шаткое обоснование было использовано для оправдания «вопиющих нарушений классических личных свобод». В свете недавней деспотической экспроприации имущества правоохранительными органами высказывание Поттера Стюарта должно быть дополнено. Строссен заявила: «Если у собственности нет прав, то и у людей тоже»45. А тем временем в Верховном суде идея объявить конфискацию имущества неконституционной нашла поддержку в лагере либералов. Консерваторы, особенно главный судья Ренквист, были еще не готовы присоединиться к ним, но по крайней мере Американский союз защиты гражданских свобод начал понимать, что когда не защищена собственность, под угрозой оказываются и все остальные права46.

45Из выступления Надин Строссен, Вашингтон, О.К., май 1993 г.

46Henry J. Hyde, Forfeiting our Property Rights (Washington, D.C.: Cato Institute, 1995). О более поздних свидетельствах нежелания республиканцев в Конгрессе защищать права собственности от конфискации см.: James Bovard, “The Dangerous Expansion of Forfeiture Laws,” Wall Street Journal (December 29, 1997).