52 Социальная философия

ности непосредственно с деятельностью этого субъекта. Так, Реформация как великий проект модерна видит этого субъекта в верующих мирянах, де­ятельность которых после сокрушения сопротивления церковной иерархии должна заключаться в реформировании и церкви, и самого религиозного вероучения. Просвещение указывает на третье сословие, которое своей деятельностью должно упразднить феодально-сословную иерархию и унич­тожить абсолютизм. Как известно, в марксизме таким субъектом социальных преобразований является пролетариат, который своей революционной борь­бой упраздняет классовое буржуазное общество, а тем самым свое угнетен­ное положение в классовой структуре этого общества. Своеобразие Нового проекта модерна состоит в том, что субъектом социальных изменений в нем будет являться все человечество.

Реформация, Просвещение и марксизм являлись проектами ранних этапов формирования и развития техногенного общества, когда требовалось убрать препятствия на пути его становления в виде централизованной като­лической церкви, сословного строя и абсолютной монархии, узкокорыстной буржуазии. Новый же проект модерна связан с углубляющимся кризисом техногенного общества и тем обстоятельством, что инерционно-экстенсивное развитие этого общества ставит на повестку дня само существование челове­чества на Земле. Глобальная экологическая катастрофа, широкомасштабная ядерная война не пощадят ни богатые, ни бедные страны.

Вместе с тем это не означает, что в Новом проекте модерна могут быть проигнорированы противники социальных изменений, которые предпола­гаются этим проектом. Кого же можно отнести к этим противникам? Прежде всего, тех, кто ставит свои партикулярные интересы выше интересов чело­веческого рода в целом, тех, чей лозунг — «после нас хоть потоп». К таким противникам можно отнести и тех ныне живущих людей, которые своей так называемой хозяйственной деятельностью превращают биосферу Земли в экологическую среду, непригодную для существования будущих поколений, и замкнутые региональные экономические и политические группировки, которые, пользуясь разнообразными рычагами экономического и военного могущества, отстаивают свои узкокорыстные интересы, расходящиеся с интересами подавляющего большинства населения Земли, и националь­ные государства, озабоченные лишь своими национальными интересами и игнорирующими все остальное, и социальные группы в отдельных странах, чье привилегированное имущественное и социальное положение определя­ется существованием современного несправедливого мирового порядка, и, наконец, отдельных человеческих индивидов, замкнутых в узкие горизонты своих личных эгоистических интересов.

В то же время к сторонникам Нового проекта модерна можно отнести всех тех, кто вышел за узкие горизонты поколенческого, регионального, нацио­нального, социального и индивидуального эгоизма, кто задумался о совсем не радужных перспективах инерционно-экстенсивного развития техноген­ного общества, кто борется за национальную и социальную справедливость во всем мире. К их числу относятся представители и антиглобалистского движения, и движения зеленых, и левых политических партий на Западе, и национально-освободительных движений на Юге и Востоке. Но пока эти движения и политические партии действуют разрозненно, часто видят друг в друге не союзников, а соперников.

О единстве всех социальных групп, выступающих против несправедливос­тей современного мирового порядка, подкрепляемых властью буржуазного государства, говорит И. Валлерстайн.

Вопросы и задания:

1. Какую роль в сохранении современного капитализма играет государс­тво? Какие шансы возникают для внесистемной оппозиции в процессе ослабления государства как результата современной глобализации?

2. Какие задачи стоят перед внесистемной оппозицией на современном этапе?

Суверенитет государств — их способность самостоятель-

/^S^w но вершить внутренние и внешние дела в рамках меж­государственной системы — выступает фундаментальной опорой капи­талистического миро-хозяйства. Если она будет разрушена или хотя бы серьезно накренится, капитализм как система окажется несостоятель­ным. Я считаю, что сегодня эта опора накренилась впервые в истории современной миро-системы. И это главный признак явного кризиса капитализма как исторической системы. Капиталисты - как каждый в отдельности, так и все вместе как класс — стоят перед необходимостью судьбоносного выбора: либо в полной мере извлечь сиюминутные вы­годы из ослабления государств, либо попытаться сделать «текущий ре­монт», чтобы возродить легитимность государственных структур, либо же направить свою энергию на строительство альтернативной системы. Несмотря на всю их риторику, дальновидные защитники существующе­го положения вещей сознают опасность ситуации. Пытаясь заставить всех нас обсуждать псевдопроблемы глобализации, они стараются пред­ставить себе, какой могла бы быть система, приходящая на смену капи­тализму, и как следует двигаться в этом направлении. Если мы не хотим жить в будущем, построенном на выдвигаемых ими принципах нера­венства, нам следует задать себе тот же вопрос. Позвольте же мне резю­мировать свою позицию. Капиталистическое миро-хозяйство нуждает­ся в структуре, состоящей из государств, функционирующих в рамках межгосударственной системы. Эти государства критически важны для предпринимателей в первую очередь потому, что принимают на себя часть издержек производства, гарантируют квазимонополиям их устой­чивые прибыли и поддерживают их усилия, направленные как на огра­ничение возможностей трудящихся классов защищать свои интересы, так и на смягчение недовольства народных масс за счет частичного пе­рераспределения прибавочной стоимости.

Однако эта историческая система, подобно любой другой, не лише­на противоречий, и когда они достигают критического уровня (иными словами, когда нарушается равновесие), нормальное функционирование системы становится невозможным. Система достигает точки бифурка­ции. Существует множество признаков, что мы вплотную приблизились к этой точке. Разрушение сельского уклада жизни, истощение экосистем и демократизация общества, каждое по-своему, ограничивают возможнос­ти накопления капитала. Этому способствует также и то, что впервые за последние пятьсот лет государства утрачивают свою власть — и не столь­ко вследствие роста влияния транснациональных корпораций, как это часто утверждается, сколько в силу утраты легитимности, придаваемой государствам их народами, все более теряющими веру в последователь­ное улучшение своего положения. Государство еще остается значимым, прежде всего для предпринимателей. И поэтому потеря государствами их власти оборачивается серьезными испытаниями для транснацио­нальных корпораций, которые впервые сталкиваются с долгосрочной тенденцией к снижению прибылей и уже не могут рассчитывать на то, что государства выручат их из беды.

<... > Еще раз следует подчеркнуть, что существуют пути политического решения этих проблем. Все они в той или иной степени тяготеют к пред­ложениям «радужной» коалиции, коалиции, объединяющей все маргина- лизированные группы того или иного государства с целью воздействовать на общественный интерес в необходимом им ключе. Но такие коалиции также сталкиваются с двумя проблемами: кого считать более угнетенными и несущими большие жертвы; какие группы можно считать [достаточно] маргинализированными, чтобы их можно было включить в коалицию. Как и в случае утверждающих действий, возникают обвинения в исключении [определенных групп]. Если могут существовать отдельные школы для черных или для женщин, способствующие развитию их самосознания, до­пустимы ли отдельные школы для белых или для мужчин? Непримиримая последовательность представляет собой обоюдоострое оружие.

Неудивительно, что в силу трудностей, возникающих при любом ва­рианте решения проблемы, маргинализированные группы оказываются глубоко расколоты по стратегическим вопросам и обнаруживают такти­ческую непоследовательность. Можно задать вопрос, не коренятся ли эти трудности втом, что подспудно все споры об интеграции и отмежевании, даже те, что шли в рамках постреволюционных групп, несмотря на их риторику, базировались все же на разделяемой ими идее гражданства, а она по самой своей сути всегда сочетает в себе понятия включеннности и исключенное™.

Идея гражданства не имеет смысла, если отсутствуют исключенные из этой категории лица. В конечном счете они являются произвольно составленной группой. Разумной основы для определения критериев

исключения не существует. Кроме того, понятие гражданина связано с самой структурой капиталистического миро-хозяйства. Оно порождено строительством государственной системы, иерархической и полярной; и это означает, что гражданство (во всяком случае, в наиболее богатых и мощных государствах) неизбежно рассматривается как привилегия, делиться которой с другими не в интересах граждан. Оно связано с необходимостью держать в узде опасные классы, а наилучшим образом это достигается через включение [в состав граждан] одних и исключение других.

<...> Сегодня, как и в другие моменты упадка исторических систем, мы стоим перед историческим выбором, на окончательный итог которого может реально повлиять наш личный и коллективный вклад. Однако сегодняшний выбор в одном отличается от предыдущих. Это первый выбор, в который вовлечен весь мир, поскольку историческая система, в которой мы живем, впервые охватывает всю планету. Исторический выбор - это моральный выбор, но рациональный анализ социологов может сделать его осмысленным и, таким образом, определить нашу моральную и интеллектуальную ответственность. Я умеренно оптимис­тичен, полагая, что мы с достоинством примем этот вызов.

Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века.

М., 2004. С. 102-104, 160-161, 182-183.

Поэтому в Новом проекте модерна следует предусмотреть и некоторые организационные формы, направляющие усилия этих групп в одно русло.

Задачи организации антисистемных сил современной мир-экономи­ческой системы исследуют авторы оригинальной социальной концепции А. Негри и М. Хардт.

Вопросы и задания:

1. Каковы должны быть принципы организации антисистемных сил современного социального миропорядка?

2. 

   Как вышеупомянутые авторы оценивают возможность радикальных социальных преобразований?

...Американские революционеры XVIII столетия гова­ривали: «Вырастающая раса — всецело республиканс-

кая». Так и мы могли бы сказать сегодня: «Формирующаяся раса — все­цело множественная». Новые движения, выступающие за всемирную демократию, не только ценят исключительность каждого, что является для них фундаментальным организационным принципом, но и пред­ставляют ее как процесс изменения самих людей, их гибридизации и расового смешения. Множественное разнообразие не является вопросом лишь существующих различий. Речь идет и том, чтобы стать особенным.

Стать другим, нежели ты есть! Личности действуют совместно и в итоге формируют новое племя, то есть политически скоординированную субъективность, которую создает множество. Главное решение, приня­тое множеством, — это, в сущности, решение создать новое племя или, точнее, новый род людской. Если воспринимать любовь с политической точки зрения, то порождение нового людского племени становится итоговым действом любви.

Чтобы сделать множество явью, нужна своя форма серьезной поли­тики, традиционно именуемой Realpolitik, или политическим реализмом. Иначе говоря, требуется политика, базирующаяся на энергии действи­тельности, побуждающей к преобразованиям, и укорененная в нашей ис­торической эпохе. Принято считать, что политический реализм - теория консервативная или реакционная, непосредственно подразумевающая силу, гегемонию и императивы. Начиная с мелосского диалога Фукидида и заканчивая мемуарами Уинстона Черчилля, истории в духе политичес­кого реализма неизменно превозносили силу как решающий фактор. Однако сегодня подобный подход утратил прежнюю убедительность. Революционеру требуется не меньше реализма, нежели реакционеру: Сен-Жюст при Вальми фактически проявил себя не меньшим реалис­том, чем Меттерних, Ленину реализм был свойствен не меньше, чем Корнилову, а Мао - чем Чан Кайши. Однако от революционера исходит не столько чистая гармония силы, сколько напористая моторика стрем­лений. Сила, которую революционер собирает и прилагает, не возникает в начале процесса, она появляется в самом его конце: революционный реализм производит и воспроизводит наступление и распространение желаний. Но погружение в революционное движение всегда влечет за собой, как и всякий политический реализм, способность встать вне текущей ситуации и без устали искать взаимопонимание, симулировать (если потребуется) гармонию и играть в разные тактические игры по ходу реализации своей стратегии. Как учили Тит Ливий и Макиавелли, не бывает одного «политического реализма», их всегда как минимум два. Точнее говоря, существует единая точка зрения, расходящаяся на два взаимно противоположных подхода: один из них формирует стрем­ление к жизни, а другой основан на страхе смерти, то есть биополитика противостоит биовласти.

<...> Нынешняя ситуация благоприятна не из-за всемирного кризиса демократии, постоянного состояния исключенности и бесконечной глобальной войны, а скорее из-за того, что внутренняя сила множества созрела до такого уровня, когда благодаря сетям связи и сотрудничест­ва, а также производству общего множество уже способно само создать альтернативное демократическое общество. Принципиальное значение обретает здесь фактор времени. Когда наступит момент прорыва? Выше мы говорили о принятии политических решений с точки зрения сущес­твования сетей для биополитических обсуждений и аппарата примире­ния желаний отдельных личностей, но теперь нужно также увидеть за решением и событие - не линейный ход Хроноса и монотонный стук его часов, а внезапное проявление Кайроса. Кайрос олицетворяет момент, когда натянутая тетива посылает стрелу, миг, когда принято решение действовать. Для революционной политики важно ухватить в поведении множеств и в ходе накопления им коллективных решений этот момент прорыва, или изменения направления движения (clinamen), когда станет возможным создание нового мира.

<...> У нас нет магического кристалла, и мы не претендуем на то, чтобы предсказывать страдную пору, подобно седым ведьмам из «Мак­бета». Здесь ни к чему эсхатология или утопизм. В такой книге неуместно также задавать вопрос: «Что делать?». На него всякий раз нужно отвечать конкретно, проводя коллективные политические обсуждения. Но вместе с тем мы можем согласиться, что существует непреодолимый разрыв, отделяющий стремление к демократии и производство общего от мяте­жей, в которых они проявляют себя в глобальной системе суверенитета. Заканчивается долгий период насилия и вспышек противостояния, глобальной гражданской войны, загнивания имперской биовласти и напряженного, без конца и края труда биополитических множеств. Теперь накопление в чрезмерных количествах жалоб и реформистских предложений должно в какой-то момент, под сильным влиянием некоего события, некоего радикального призыва к восстанию, привести к перехо­ду в новое качество. Мы можем видеть, как время сегодня раскалывается на настоящее, которое уже мертво, и будущее, которое уже с нами — и зияющая пропасть между ними становится все глубже. Придет время, и какое-то событие пошлет нас, как стрелу, в это живое будущее. И это будет подлинный политический акт любви.

Хардт М., Негри А. Множество: воина и демократия в эпоху империи/

Пер. с англ. М., 2006. С. 429-432.

К созданию «Нового Интернационала», который объединил бы всех противников так называемого нового мирового порядка, призывает (чего никто от него не ожидал), пожалуй, самый известный представитель пост­модернистской философии Ж. Деррида.

Вопросы и задания:

1. Что вызывает, с точки зрения Ж. Дерриды, необходимость создания «Нового Интернационала»?

2. Какое содержание вкладывает французский философ в понятие «Новый Интернационал»?

3. В чем он усматривает актуальность наследия марксизма в современную эпоху?

<...> «Новый Интернационал» ищет себя, проходя через

/^SSw кризисы международного права; он уже изобличает пределы дискурса о правах человека, который останется неадекватным, иногда лицемерным и во всяком случае — формальным и непоследова­тельным в самом себе, пока законы рынка, «внешний долг», неравенс­тво научно-технического, военного и экономического развития будут сохранять фактическое неравенство - столь же чудовищное, как то, что преобладает сегодня больше, чем когда бы то ни было в истории чело­вечества. Ведь теперь, когда кое-кто осмеливается проповедовать новое Евангелие во имя идеала либеральной демократии, наконец-то при­шедшей к самой себе как к идеалу человеческой истории, надо кричать: никогда в истории земли и человечества насилие, неравенство, соци­альное исключение, голод, а следовательно, экономическое угнетение до такой степени не затрагивали людей. Вместо того, чтобы в восторге перед концом истории воспевать пришествие идеала либеральной де­мократии и капиталистического рынка; вместо того, чтобы торжество­вать по поводу «конца идеологий» и конца великих освободительных дискурсов, не будем пренебрегать этими подавляющими данными, составленными из бесчисленных индивидуальных страданий: никакой прогресс не позволяет игнорировать того, что - в абсолютных циф­рах — никогда на земле такое большое количество мужчин, женщин и детей не находилось в рабском положении, не голодало и не истребля­лось. (И на время, но с сожалением нам приходится оставить здесь этот вопрос, все-таки неразрывно связанный с тем, чем становится так на­зываемая «животная» жизнь, жизнь и существование «животных» в этой истории. Такой вопрос всегда был серьезным, но станет абсолютно неотвратимым.)

«Новый Интернационал» - не только тот, что — сквозь упомянутые преступления — стремится к новому международному праву. Это узы сродства, страдания и упования, узы, пока еще незаметные и почти тайные (как около 1848 г.), но становящиеся все более зримыми — тому существует не один знак. Это узы несвоевременные, без статуса, прав и имени, едва ли даже публичные, если не подпольные; действующие без договора, «out of joint», некоординированные, беспартийные, без родины, без национального сообщества (Интернационал - впереди, сквозь и по ту сторону всякой национальной принадлежности), без со-гражданства, без общей сопричастности к определенному классу. Новым Интернационалом здесь называется то, что напоминает об объ­единившейся в союз и не имеющей институционального закрепления дружбе между теми, кто — даже если они отныне не верят или никогда не верили в какой-то социалистический марксистский интернационал, в диктатуру пролетариата, в мессиано-эсхатологическую роль всемирного союза пролетариев всех стран — продолжают вдохновляться, по меньшей мере, одним из духов Маркса или марксизма (отныне они знают, что духов больше одного) для того, чтобы объединиться на новый — конкрет­ный и реальный — лад, даже если такой альянс уже принимает форму не партии или рабочего интернационала, но своего рода контрзаговора [contre-conjuration) с целью (теоретической и практической) критики современного состояния международного права, концепций государства и нации и т.д., одним словом: чтобы обновить такую критику, и особенно чтобы радикализировать ее.

<...> Продолжать вдохновляться определенным духом марксизма означает сохранять верность тому, что всегда превращало марксизм - в принципе и прежде всего - в радикальную критику, т.е. в доктрину, готовую к собственной самокритике. Такая критика стремится быть принципиально и явно открытой в сторону собственной трансформации, переоценки и само-переинтерпретации. Такая «само»-критичность с не­обходимостью укоренена и углублена в почву, которая пока не является критической, хотя и не является докритической. Этот дух — более, чем стиль, хотя и стиль тоже. Он многое наследует у духа Просвещения, от которого не надо отказываться. Мы отличаем такой дух от других духов марксизма - тех, что приковывают его к телу марксистской доктрины, ее мнимой системной — метафизической или онтологической — то­тальности (особенно к «диалектическому методу» или к «марксист­ской диалектике»); к его основополагающим понятиям труда, способа производства, общественного класса и, следовательно, всей истории его органов (мыслимых или реальных: Интернационалов рабочего движения, диктатуры пролетариата, единственной партии, государства и, наконец, ужасов тоталитаризма). Ибо деконструкция марксистской онтологии — скажу как «хороший марксист» — зависит не только от некоего теоретико-спекулятивного слоя марксистского корпуса, но от всего, что привязывает его к в высшей степени конкретной истории органов и стратегий мирового рабочего движения.

<...> Критиковать, взывать к нескончаемой самокритике означает еще и различать между всем и почти всем. Но ведь если это и есть дух марксизма, от которого я никогда не буду готов отказаться, то это не только критическая идея или вопрошающая поза (последовательная деконструкция должна их придерживаться, даже если она узнает, что вопрос не является ни первым, ни последним словом). Скорее, это определенное освободительное и мессианское утверждение, известный опыт обетования, которое можно попытаться избавить от всякой догма­тики и даже от всякой метафизически-религиозной обусловленности, от всякого мессианизма. И притом обетование должно обещать, что оно будет сдержано, т.е. не будет оставаться «духовным» или «абстрактным», но произведет события, новые формы действия, практики, организации и т.д. Порвать с «партией как формой» или же с той или иной формой

государства или Интернационала не означает отказаться от всякой фор­мы практической или эффективной организации. Для нас здесь важно как раз противоположное.

Деррида Ж. Призраки Маркса. Государство долга, работа скорби и Новый Интернационал.

Пер. с франц. М., 2006. С. 126-127, 130-131.

Интересное предложение построить организационную структуру анти­системных сил на основе схемы организационно-деятельностных игр, раз­работанной выдающимся мыслителем Г.П. Щедровицким, вносят Н. Ютанов и С. Переслегин.

Вопросы и задания:

1. Какова, с точки зрения Н. Ютанова и С. Переслегина, система возмож­ных социальных изменений современного общества?

2. 

   Каковы возможные организационные формы субъекта социальных изменений?

Мы рассматриваем идентичность как социальное топ­ливо, причину и источник социальных движений. На-

пример, происхождение антропотока связано с фазовой идентичностью, современный конфликт Севера и Юга имеет в своей основе цивилиза- ционную идентичность, Мировые войны в Европе были обусловлены культурной идентичностью.

Современный «парад» этноконфессиональных идентичностей приводит к увеличению инновационного сопротивления, и без того очень высокого на границе фаз. Вообще говоря, современная картина идентичностей позволяет легко спроектировать первичное упрощение и последующую феодализацию мира, но не дает ответа на вопрос о воз­можных источниках энергии для перехода к когнитивной фазе развития. Тем самым возникает потребность в управлении идентичностями (соци­альными энергиями), что может быть реализовано созданием социальных тепловых двигателей.

Социальные машины имеют ту же принципиальную схему, что и обычные тепловые двигатели: они состоят из рабочего тела, нагревателя и холодильника. В качестве рабочего тела используется социосистема (обычно специально сконструированная). Нагреватель сообщает соци- осисте-ме некоторое количество теплоты, для чего могут использоваться механизмы «разогрева под давлением», «конфликта идентичностей» и «плавления идентичностей». Холодильник включает в себя канал коге­рентной актуализации социальной активности и «свалку» избыточного «тепла», в качестве которой может использоваться окружающая среда или же - переохлажденная социосистема.,

Простейшим социальным тепловым двигателем служит турбодетан- дер, в котором разогрев рабочей среды происходит под внешним дав­лением, источником которого может выступать прямое насилие, страх, корысть, честолюбие, зависть.

Рабочим телом турбодетандера является замкнутая искусственная социосистема, причем к ее элементам — людям — обязательно предъяв­ляется требование наличия профессиональной подготовки в запланиро­ванной области актуализации (воины, ученые, инженеры и т.п.).

Эта социосистема помещается в обедненную информационную среду и доводится до перегретого состояния, не поддерживающего никаких форм общественной организации. Уровень человеческого страдания задается настолько высоким, чтобы сама жизнь потеряла для «элементов рабочей среды» свою ценность. Затем в системе инсталлируется возмож­ность целенаправленной общей деятельности, направленной вовне и имеющей целью некий значимый конечный результат.

«Турбодетандерный эффект» приводит к быстрому охлаждению со- циосистемы — вплоть до ее перехода в когерентное состояние.

Турбодетандер является распространенным социальным двигателем. В своих простейших формах он использовался уже в Древнем Китае:

У-цзы сказал: «Предположите, что Вы спрятали на обширной равнине всего одного разбойника, но готового умереть. Тысяча человек станут ло­вить его, и все будут озираться во все стороны, как совы, оглядываться по сторонам, как волки. Ибо каждый из них будет бояться, что тот внезапно выскочит и убьет его. Поэтому достаточно одного человека, решившего расстаться с жизнью, чтобы нагнать страх на тысячу человек. А я сейчас таким решившимся на смерть разбойником сделаю всю массу в пятьдесят тысяч человек. Если я поведу 1лх и ударю с ними на противника, ему будет поистине трудно устоять».

<...> Развитием идеи турбодетандера может служить схема органи- зационно-деятельностных игр (ОДИ), предложенная Г. Щедровицким и работающая по замкнутому трехдневному циклу.

«Рабочим телом» ОДИ также является искусственно созданная замкнутая социосистема. Эта система погружается в обогащенную ин­формационную среду с переменным коэффициентом обогащения. Такая среда создается экспертным сообществом, действия которого жестко модерируются игромастерами.

В ОДИ не используются внешние источники давления. Разогрев «ра­бочего тела» происходит за счет эффекта «плавления» господствующей идентичности.

Дрейф аксиологии вызывается сочетанием измененного состояния сознания, вызванного нехваткой времени на сон и отдых, а также про­грессирующим непониманием людьми происходящего с ними, с кон­тролируемостью любых транзакций и постоянным «перемешиванием» социосистемы с разрушением спонтанно устанавливающихся связей.

<...> Желание предельно компактифицировать игру приводит к со­зданию экономичной схемы организационно-деятельностных «двоек», которую мы считаем оптимальной для организации управленческой, познавательной и обучающей деятельности в окрестностях фазового барьера.

«Двойка» представляет собой организационную систему с нечеткой логикой: функциональные обязанности ее компонентов формально не разграничены. Впервые подобные бинарные механизмы управления возникли и были отрефлектированы в дореспубликанском Риме. Такие системы оказались весьма жизненными и были институализированы в римском обществе, которое смогло, таким образом, сочетать контроль над принятием ответственных решений с принципом единоначалия».

<...> Принципиальной особенностью «двоек» является возможность постоянной рефлексии: «двойка» позволяет в любой момент времени одному из членов пары занимать рефлексивную позицию по отноше­нию к производимой деятельности. В этой связи и правомочен подход к «двойке», как к «компактифицированной ОДИ», некоему «кванту мыследействия».

<...> В неустойчивом когнитивном мире, тем более - в непредсказуе­мой и хаотической ситуации окрестности постиндустриального барьера, неаналитичность «двоек» является достоинством.

Сейчас мы полагаем, что именно появление социальных тепловых двигателей и господство их в науке, образовании, управлении, произ­водстве станет главной отличительной чертой когнитивной фазы разви­тия. Вслед за использованием энергий, запасенных экосистемами в виде торфа, горючих сланцев, углей и углеводородов, приходит время утили­зации энергий, запасенных социосистемами в форме идентичностей.

Широкое использование социальных машин приведет - за счет турбодетандерного эффекта — к снижению среднеземной социальной температуры. Возникнет общество, сочетающее в себе «тоталитарный» уровень упорядоченности общественных движений с высокой креатив­ностью, свойственной классической демократии, и низким инноваци­онным сопротивлением хаотических государственных структур. В таком обществе отдельный человек будет способен оперировать экосистемами, глобальный биогеоценоз вступит в стадию «сапиентизации», а социо­система утратит замкнутый характер.

Юта нов Н., Переслегин С. Письма Римскому клубу// Форрестер Д. Мировая динамика. М., 2003. С. 369—376.

Новые организационные формы, по-видимому, будут мало напоминать политические партии, действующие в отдельных национальных государствах.

Вероятно, такие организации и движения за спасение человечества будут представлять собой некий синтез просветительского учреждения (типа на­родного университета), дискуссионного интернет-клуба, школы восточных единоборств, коммуналистской общины и политической партии в современ­ном понимании этого слова.

Итак, современное человечество в начале XXI в. стоит на развилке своего исторического развития. И хотя события начавшегося века внушают мало оп­тимизма в его благополучный исход для мирового сообщества, тем не менее, как показывает история, в решающие моменты своего развития человечество через философскую мысль, через деятельность лучших представителей рода человеческого находило выход из казалось бы безнадежного тупика социаль­ных обстоятельств и путь движения к новым горизонтам. Поэтому, отвечая на последний «вечный» вопрос философии, сформулированный Кантом, мы можем сказать: Нет, человек — не раковая опухоль биосферы Земли, и его великое предназначение — стать разумом Вселенной — только сейчас начинает осуществляться.

Вопросы для закрепления материала темы:

1. В чем заключаются недостатки современной футурологии, развива­ющейся на основе теоретических установок культуро-исторической парадигмы социального знания и технологического детерминизма?

2. Почему в системе эколого-футурологической парадигмы социального знания возможны реалистические прогнозы будущего развития чело­вечества?

3. Каковы альтернативы развития человечества в XXI веке?

4. В чем суть предварительных результатов обсуждения в современной со­циальной философии перспектив создания Нового проекта модерна?

Содержание

ПРАКТИКУМ 1

Философии 1

Социальная философия 1

Вопросы и задания: 67

Вопросы и задания: 72

Вопросы и задания: 74

Вопросы и задания: 77

Вопросы и задания: 80

Вопросы и задания: 85

Вопросы и задания: 88

Вопросы и задания: 94

Вопросы и задания: 95

Вопросы и задания: 99

Вопросы и задания: 103

Вопросы и задания: 106

Вопросы и задания: 108

Вопросы и задания: 110

Вопросы и задания: 111

Вопросы и задания: 117

Вопросы и задания: 120

Вопросы и задания: 123

Вопросы и задания: 126

Вопросы и задания: 137