5.2. Современный экологический кризис

При всех своих разногласиях по другим проблемам развития современного человечества большинство философов, представителей социально-гумани- тарных дисциплин, и естествоиспытателей согласны в одном: современное человечество переживает, пожалуй, самый глубокий за всю свою историю экологический кризис. В 1999 г. редакция журнала «Вопросы философии» провела дискуссию по книге выдающегося ученого-естественника Н.Н. Мои­сеева «Быть или не быть... человечеству?», в которой он достаточно песси­мистично оценивал шансы человечества по выходу из современного эко­логического кризиса. Высказывания ведущих ученых и философов по этой проблеме представляют достаточно любопытную палитру оценок и точек зрения о перспективах дальнейшего развития человечества.

Вопросы и задания:

1. С каким основным выводом книги Н.Н. Моисеева согласны все высту­пающие на «круглом столе»?

2. В чем они видят причины наступающего глобального экологического кризиса?

3. 

   Какие пути выхода из создавшегося положения предлагаются?

В.А Лекторский (член-корреспондент Российской Академии наук, главный редактор журнала «Вопросы философии»).

...Сегодня вопрос стоит так, что либо человечество погибнет, либо найдет путь выхода. Этот выход, показывается в книге, предполагает глубокую мировоззренческую революцию, радикальную смену ори­ентиров развития (правда, само слово «революция» автор не любит по известным причинам, предпочитая ему термин «перестройка», но по сути дела имеется в виду именно революция, аналогичная палеолитической революции, неолитической революции, знаменовавшими становление Homo Sapiens). Речь идет о новом понимании взаимоотношений чело­века и природы, возможностей развития техники, взаимоотношений различных цивилизаций, которые могут вступить друг с другом в борьбу на уничтожение.

С.П. Капица (доктор физико-математических наук, профессор, вице- президент РАЕН).

...Человечество находится в смятении. Мне хотелось бы понять, по­чему это происходит. Тогда, может быть, можно было бы ответить нате вопросы, которые были так остро поставлены Моисеевым.

Самое главное то, что мы переживаем переходный период — очень жесткий, очень стремительный. Этот период, с моей точки зрения, сравним с самим появлением разумного человека, которое произошло более миллиона лет назад, когда человек впервые овладел речью, огнем и вышел из животного племени. С тех пор в течение полутора миллионов лет человек развивался экстенсивно. Больше людей, больше вещей, больше детей, больше денег, больше оружия, больше пушек, больше всего, что только можно придумать.

<...> Единственно, с чем я не согласен, так это с его пессимистичес­ким выводом. В самом деле, действительно ли Homo Sapiens может ис­чезнуть? У него всегда была возможность самоистребиться. Человечество создало чудовищные оружия разрушения, которые могли уничтожить все живое на нашей планете. Мы до сих пор имеем эту возможность, но, по-моему, эта возможность уже отодвинута и в сознании людей, и в сознании политиков, и даже самих военных, которые не знают, как справиться со своими игрушками.

<...> Книга Никиты Николаевича - замечательна еще и тем, что она продолжает русскую традицию синтетического мышления, связанную с именем Вернадского, с именами наших религиозных философов начала века, хотя их сама церковь не принимала, с мыслями Федорова, Бердяева и Циолковского. Они тоже мыслили глобальными масштабами, думая о том, как выйти за пределы Земли. Я думаю, что именно русская ин­теллектуальная традиция может очень многое сделать для разрешения мирового кризиса.

Кстати, американцы с большим трудом выходят из этого положения. Их мышление крайне прагматично, оно ограничено коротким горизон­том видения, сам способ финансирования американской науки такой, что они никогда не поощряют такого рода глобальные исследования. Зачем нам это знать, поскольку это не влияет на то, что сейчас проис­ходит? — рассуждают они. Но в конечном счете они не могут ответить на вопросы, зачем нам вообще жить и куда идет караван человечества. Во все времена, во всех обществах люди должны были отвечать на этот вопрос, и Никита Николаевич дает свой ответ.

J1.A. Микешина (доктор философских наук, профессор, зав. кафед­рой философии МПГУ, председатель научно-методического совета по философии Минобразования).

<...> Сегодня мы вновь на таком этапе, утверждает академик Мои­сеев, когда дальнейшее движение и сохранение человечества требует не только Нового Просвещения, но и коренного поворота — принятия новой нравственности, нравственного императива — «то, что было допустимо в прошлом, уже недопустимо сегодня». Это должна быть сформулирован­ная наукой новая система запретов и регламентации, гарантирующих су­ществование и развитие общества и Природы. Императив нравственный тесно увязывается академиком с императивом экологическим — значение этой идеи невозможно переоценить. Так ставится кантовская проблема практического сознания в книге Моисеева.

А.П. Огурцов (доктор философских наук, профессор, член редколле­гии журнала «Вопросы философии»).

<...> То, что человечество вступило в весьма длительный период экологического кризиса, всем очевидно. Действительно, человечество стало геологообразующей, планетарной силой. Антропогенная нагрузка на биосферу превышает возможности восстановления ресурсов самой биосферы, возможности ее саморегуляции. Происходит деградация биосферы. Обычно истоки этого экологического кризиса усматривают в техногенной цивилизации, в самом факте ее существования.

<...> В чем же выход из этой ситуации? По моему мнению, следует изменить цели науки. Вместо критерия эффективности науки, кото­рый стал решающим в наши дни, вместо ее ориентации на овладение объектом исследований выдвинуть иные критерии и иные цели. Хочу подчеркнуть, что новые критерии и цели не предлагаются извне самой науки. Они представлены и в самой науке, и в ее самосознании. Так, в последние годы в философии развиваются концепции, которые дела­ют акцент на коммуникативном характере знания вообще, и науки в частности. Ю. Хабермас и К.О. Апель - два немецких философа, по­лемизирующих друг с другом, отстаивают идею о том, что необходимо пересмотреть трактовку и общества, и знания: рациональное знание должно быть понято как коммуникативная практика, направленная на другого человека. Это совершенно иное понимание и общества, и научной рациональности.

<...> Мне хотелось бы обратить внимание читателей на размышления Н.Н. Моисеева об экологическом императиве (с. 49-51). Идея о том, что необходимо сформулировать новые экологические и нравственные императивы перед человечеством — весьма перспективна. И она не­посредственно связана с задачей формирования новой экологической этики.

Е.Д. Яхнин (доктор химических наук, профессор, председатель секции проблем эволюции МОПИ).

...Главное, к чему приходит Н.Н. Моисеев, в чем я и, полагаю, все, прочитавшие книгу, полностью солидарны с ним, главное - это грозящая человечеству планетарная катастрофа. Реальность этой угрозы следует понять и признать всем.

Не могу не заметить, что меня сильно смущает благодушное отно­шение к этой грозной ситуации, часто встречающееся среди многих уважаемых, высокообразованных людей. Они ссылаются на то, что человечество много раз попадало в критические ситуации, и каждый раз находило выход. Это действительно так. В книге, в частности, достаточно подробно описан первый экологический кризис, пере­житый человечеством, когда охотившиеся племена уничтожили стада мамонтов и других крупных животных. Жизненные ресурсы резко сократились, и человечество оказалось на грани вымирания. К счас­тью, был найден новый ресурс - земледелие, а затем и скотоводство. Человечество могло его и не найти. В истории человечества известны ситуации, когда хозяйственная деятельность приводила к деградации и гибели цивилизаций.

Сейчас же ситуация принципиально иная. Согласно анализу ака­демика Петрянова-Соколова за последние 70-80 лет загрязненность воздуха возросла в 100 ООО раз. За это же время человечество потеряло около 500 млрд. т почвы, что примерно соответствует потере обрабаты­ваемых земель Индии. Замечу, что для образования слоя почвы глубиной 1 см требуется 1000 лет. Естественный речной сток уже не обеспечивает достаточного разбавления промышленных и хозяйственных сбросов и возврат воды в нормальный кругооборот. Уничтожаются леса, продол­жается опустынивание земель. Пустыня Сахара продвигается на Юг со скоростью 1,5 км в год. Вряд ли стоит продолжать перечислять теперь уже общеизвестные факты.

Каждый час на Земле исчезает два вида живого. Последовательный анализ ситуации неумолимо приводит к выводу: вскоре очередь дойдет и до нас, до людей.

МЛ. Гельвановский (директор Национального института развития отделения экономики Российской Академии наук, доктор экономичес­ких наук, член-корреспондент РАЕН).

<...> Проблемы, которые поднимает Никита Николаевич в своей книге, крайне актуальны и имеют глобальное значение.

<...> Мы недавно (в октябре 1999 г.) провели Международный научный и религиозно-общественный форум на тему «Общество на рубеже тысячелетий: социальная, культурная и религиозная парадиг­мы». Большая часть участников Форума пришла к согласию в том, что современное человечество, овладев естественными законами бытия, получив возможность в гигантских масштабах использовать природ­ные ресурсы, настолько отстало в морально-нравственном отношении, что стало просто неадекватно этим приобретенным возможностям. А природа начинает наказывать человека за те безобразия, которые он творит на Земле. Стихийные бедствия, техногенные катастрофы, эпи­демии и другие тяжелые последствия безнравственной человеческой деятельности — пока лишь первые предупреждения. И дальнейшие последствия могут быть куда более страшными, если люди не одумаются и не изменят своего отношения к окружающей среде и к образу жизни в Целом. И все это напрямую связывалось с отступлением от тех законов и заповедей, которые были даны людям 2000 лет назад, поскольку именно

христианская цивилизация лидировала в мире на протяжении всего этого периода (в 2000 лет) и именно традиционно христианские страны пришли к рубежу тысячелетий с масштабными проектами глобального переустройства мира, от которого содрогаются ученые, понимающие, к чему ведет это «переустройство».

Ю.Д. Железное (профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки и техники РФ, Международный независимый эколого- политологический университет).

<...> Несмотря на активное воздействие человека на природу, его производственную деятельность, до самого последнего времени способ­ность природы к гомеостатическому восстановлению спасала положение. Но эта способность исчерпывается. Поэтому к середине XXI в. следует ожидать не столько смертельно опасного кризиса в отношениях общества и природы, сколько серьезнейших проявлений обратного воздействия природы на неразумно развивающееся общество. Мы видим это по сегод­няшнему уровню таких проблем, как снижение рождаемости здоровых детей, увеличение числа заболеваний, обострение межэтнических и межцивилизационных конфликтных ситуаций из-за дележа природных ресурсов. Масштабы этих проблем возрастут да еще с наложением не­подвластных людям геокосмических осложнений: идет разговор о том, что потепление на Земле — это не только результат тепличного эффекта, есть соображения, что наступает период глобального потепления. Но тогда, что мы будем делать, если еще и потеплеет само по себе от дыхания космоса? Это как раз приходится на XXI в.

<...> Однако у меня нет никакой уверенности в том, что такими же темпами развивается коллективная способность общества к единению духовных ценностных ориентиров. Напомню мысль Э. Фромма: «Потеря природных инстинктов - это то, чем расплачивается человек за свой разум». Мы потеряли спасительную привязку к ощущению природы. И разговор о том, что чем образованнее человек, тем он духовнее, несосто­ятелен. От того, что каннибал будет пользоваться вилкой и ножом, он не будет более духовным. Отсюда следует вывод о том, что человечество, отчужденное своим сознанием от природы, может не успеть выработать коллективную форму эффективного разума, способного уберечь земную цивилизацию от самоуничтожения...

«Круглый стол» журнала «Вопросы философии», посвященный обсуждению книги Н.Н. Моисеева «Быть или не быть... человечеству?»//

Вопросы философии. 2000. № 9. С. 7-27.

Из данного текста видно, что и оптимисты, считающие современный экологический кризис преодолимым в процессе поступательного развития человечества, и пессимисты, оценивающие шансы выхода из создавшегося кризиса 50/50, приходят к двум общим выводам:

1. экологический кризис в виде возможной исчерпанности невозобновля- емых ресурсов биосферы Земли и загрязнения окружающей среды отходами растущего промышленного производства действительно имеет место быть;

2. причины данного кризиса связаны с особенностями развития западной техногенной цивилизации.

В связи с последним выводом надо отметить, что и современные отечест­венные ученые, и их зарубежные коллеги пытаются найти глубинные истоки современного экологического кризиса в особенностях развития западной культуры. Одним из самых интересных исторических исследований такого рода является работа «Исторические корни нашего экологического кризиса» американского социолога и философа Линна Уайта-мл.

Вопросы и задания:

1. Является современный экологический кризис случайностью истори­ческого процесса или закономерностью развития западной цивили­зации?

2. Каковы религиозные источники этого кризиса?

3. 

   Какие альтернативные христианские идеи могут быть использованы для преодоления экологического кризиса?

...В последней трети XX века мы столкнулись со страш­но обостряющейся проблемой, как избежать ответного

экологического удара. В историческом же плане особое внимание при­влекает эпоха, когда у ряда европейских народов начали развиваться естественные науки, претендовавшие на понимание природы вещей. Важен также и многовековой процесс накопления технического знания и мастерства, который шел иногда быстро, а иногда и медленно. Оба эти процесса шли независимо до тех пор, пока около четырех поколений назад в Западной Европе и Северной Америке между наукой и техникой не был заключен брачный союз: соединились теоретический и эмпири­ческий подходы к нашему природному окружению. Бэконова вера в то, что научное знание дает техническую власть над природой, обрела прак­тическую значимость едва ли не раньше 1850 года. Лишь в химической промышленности это произошло еще в XVIII веке. Принятие Бэконовой веры в качестве нормального руководящего принципа в практической деятельности нужно считать величайшим событием в истории челове­чества после создания агрокультуры, а может быть, и во всей нечелове­ческой земной истории.

593

Как только это произошло, почти сразу же появилось и новое по­нятие экологии; и в самом деле, в английский язык оно было введено в 1873 году. Спустя менее столетия после возникновения новой ситуации воздействие человеческого рода на окружение настолько усилилось, что его результат стал другим и по своей сути. К примеру, в начале XIV века выстрелили первые пушки, и это имело экологические последс-

³⁸ Социальная философи

твия — обезлесение и эрозию, потому что в горы и леса были посланы рабочие для добывания в большом количестве поташа, серы, железной руды и древесного угля. Нынешние водородные бомбы уже совсем иные: если они будут использованы на войне, скорее всего, изменится гене­тическая основа всей жизни на Земле. В 1285 году в Лондоне возникли первые проблемы со смогом из-за сжигания битумных углей, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что нынешнее сжигание горючего грозит изменить химическую основу глобальной атмосферы в целом, и мы лишь кое-что начали понимать, какими могут стать последствия. Демографический взрыв и раковая опухоль бесплановой урбанизации породили свалки мусора и объемы сточных вод поистине геологических масштабов, и, разумеется, никакая другая живая тварь на Земле, кроме человека, не смогла бы столь быстро осквернить свое гнездо.

<...> Мы должны начать со своего мышления и обрести ясность по­нимания, а для этого нужно дать глубокий исторический анализ всего, что легло в основание современной науки и техники. Наука всегда была аристократична, спекулятивна и интеллектуальна, техника же на ранг ниже—эмпирична и ориентирована на практическое действие. К середи­не XIX века они совершенно неожиданно соединились, не без помощи происшедших ранее демократических революций: понизив социальные барьеры, они побудили создать функциональное единство мысли и руки. Наш экологический кризис — это результат становления совершенно новой демократической культуры. Сможет ли демократизированный мир выжить вопреки всему, что он сам же и породил? Скорее всего, не сможет, если мы не переосмыслим свои собственные догмы.

<...> Христианство, особенно в своей западной форме, — наиболее антропоцентрическая из всех мировых религий. Уже во II веке н.э. и Тертуллиан, и св. Ириней Лионский настаивали, что, когда Бог создавал Адама, в нем уже содержалось предзнаменование образа воплощенного Христа - второго Адама. Отношение человека к природе определяется во многом тем, что он, как и Бог, трансцендентен по отношению к миру. Полностью и непримиримо противостоя древнему язычеству и азиатским религиям, за исключением, возможно, зороастризма, христианство не только установило дуализм человека и природы, но и настояло на том, что воля Божия именно такова, чтобы человек эксплуатировал природу ради своих целей.

Для обычного человека все это обернулось интересными последстви­ями. В эпоху античности каждое дерево, каждый ручей, каждый водный поток, каждый холм имели своего genius loci, своего духа-защитника. Эти духи были доступны человеку, хотя и очень не похожи на него: кентав­ры, фавны, сирены, наяды-все они являли собой двойственный облик. Прежде чем срубить дерево, вырыть шахту, перекрыть речку, важно было расположить в свою пользу того духа, который владел определенной си­туацией, и позаботиться о том, чтобы и впредь не лишиться его милости, разрушив языческий анимизм. Христианство открыло психологическую возможность эксплуатировать природу в духе безразличия к самочувс­твию естественных объектов.

<...> Итак, получается, что мы пришли к выводам, неприятным для многих христиан. «Наука» и «техника» — это уважаемые слова в нашем словаре, поэтому некоторые могут быть удовлетворены, узнав, во-пер­вых, что с исторической точки зрения современные естественные науки - это экстраполяция натуральной теологии и, во-вторых, что современ­ную технику можно хотя бы отчасти объяснить как западную волюн­таристскую реализацию христианского догмата о трансцендентности человека по отношению к природе и о его полноправном господстве над ней. Мы увидели и то, как около столетия назад наука и техника, будучи прежде совершенно независимыми видами деятельности, соединились, чтобы дать человеку силы, вышедшие теперь из-под его контроля, если судить по множеству негативных экологических последствий. Если так, то христианство несет на себе огромное бремя исторической вины.

<...> То, что мы делаем с окружением, зависит от нашего понимания взаимоотношений человека с природой. Если ввести в дело больше науки и больше техники, это не выведет нас из нынешнего экологического кризиса до тех пор, пока мы не найдем новую религию или не переос­мыслим старую. Самые далеко идущие революционеры нашего време­ни - битники — свидетельствуют о своем глубоком духовном родстве с дзэн-буддизмом, в котором отношение человека с природой предстает почти во всем противоположным христианскому пониманию. Дзэн, однако, глубоко обусловлен историей Азии, как и Христианство - ис­торическим опытом Запада, и я сомневаюсь, что Дзэн обретет среди нас свою вторую родину.

Скорее всего мы должны теперь по-настоящему оценить роль вели­чайшего радикала в христианской истории после Христа - св. Франциска Ассизского.

<...> Величайший революционер духа в западной истории св. Фран­циск выдвинул альтернативный христианский взгляд на природу и на место человека в ней, попытавшись заменить идею безграничного гос­подства человека над тварью другой идеей равенства всех тварей, включая и человека. Он потерпел неудачу. Современная наука и техника столь пропитаны ортодоксальным христианским высокомерием в отношении к природе, что не следует ждать разрешения экологического кризиса только от них одних. Корни наших бед столь основательно религиозны, что и средство избавления тоже должно стать религиозным по своей сути, как бы мы его ни называли. Мы должны заново осмыслить и глубоко пережить в душе, в чем же состоит наше подлинное предназначение и ка­кова наша природа. Первоначальное францисканство обладало глубоко

религиозным, хотя и еретическим пониманием духовной самоценности всего, что есть в природе, и это помогает нам найти направление к выходу. Я — за Франциска как святого покровителя для экологов.

Линн Уайт-мл. Исторические корни нашего экологического кризиса// Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности.

М., 1990. С. 190-192, 196-197\ 199-202.

Как видно из приведенного текста, Линн Уайт-мл. усматривает истоки современного экологического кризиса в особенностях западной версии христианской теологии. Однако в этом же тексте философ утверждает, что и западная версия христианской теологии альтернативна в подходе к проблеме взаимосвязи общества и природы. Альтернативу господствующей модели этой взаимосвязи он находит в учении Франциска Ассизского, одного из самых глубоких мыслителей и религиозных деятелей европейского Средневековья. Поэтому даже если согласиться с американским философом, что в западной версии христианства содержится антиэкологическая концепция взаимоотно­шений природы и общества, то можно поставить вопрос: почему в процессе эволюции западной цивилизации победила именно эта концепция, коль существовала и иная точка зрения по данной проблеме?

Финский философ Пекка Кууси, рассматривая источники современного экологического кризиса, приходит к выводу, что они содержатся, прежде всего, в развитии культуры, поскольку культурная эволюция превращает человечество в господствующий биологический вид и позволяет ему произ­вольно, за счет всей остальной биосферы Земли, удовлетворять свои растущие потребности и «аппетиты».

Вопросы и задания:

1. В чем заключаются причинуроэ^^е^огр.^^олр^и^еского кризиса?

2. 

   Каковы возможные перспектяэы дальнейшего развития человечест­ва?

Защитники окружающей среды повсюду в мире без ко­лебаний называют виновника: это сам человек - алчный,

недальновидный, расточительный, он чинит насилие над природой — над почвой, водой и атмосферой. По их мнению, природа погибает, потому что человек - это зло.

Однако человек просто-напросто ведет себя так, как и другие живот­ные: он следует законам природы. Он добывает пищу и защищается за счет информационного развития и приобретения полезных навыков. Он размножается с интенсивностью, какую допускает окружающая среда, и стремится поддерживать собственную жизнь и существование своего вида в целом. Но человек преуспел больше, чем любое другое живое существо, и именно это дает основание защитникам окружающей среды считать его врагом природы.

Суть противоречия в том, что культурная эволюция человека не укладывается в более широкую систему эволюции биологической. В ходе культурной эволюции человек перестает довольствоваться прос­тым поддержанием собственной жизни и существования своего вида. Он постоянно ищет и находит такие новые формы поведения, которые повышают его конкурентоспособность в борьбе за жизнь. Но ни один вид животных не может постоянно преуспевать за счет всех остальных. Преодолимо ли это противоречие? По крайней мере ясно, что его обос­трение приближает человечество к краху.

Если итогом культурной эволюции станет гибель человечества, это будет вполне соответствовать законам природы. Человек утратит свою приспособленность к жизни в силу сверхспециализации мозга, и выбран­ная им самим линия поведения постепенно сведет на нет его шансы на выживание в данной экологической системе.

Если мы не сумеем приспособить культурную эволюцию к естествен­ному процессу биологической эволюции, период нашего преуспевания в скором времени- неминуемо закончится. И окажется, что человек — куль­турное животное — всего лишь временный гость на Земле. Следовательно, необходимо привести в соответствие нашу возрастающую приспособ­ленность к жизни и выбираемые нами формы поведения, которые в свою очередь обусловлены законами природы. Но как это сделать? В конце концов, так ли уж невероятно, что человечество не изменит своего поведения до тех пор, пока не разразится катастрофа?

Эволюция открывает человеку возможность выбора новых, альтер­нативных форм поведения, но они целиком и полностью обусловлены всей суммой накопленной информации. Располагай мы достаточной информацией, мы осознали бы себя детьми Земли и частью природы и изменили бы соответствующим образом свое поведение. Чтобы найти верный путь, надо прежде всего обрести самих себя. Может показаться, что поиски человеком «подлинного я» уже неактуальны, так как именно в них на протяжении тысяч лет заключался смысл литературы, искусства и науки. Однако мы до сих пор не осознали себя частью природы.

<...> История этого пагубного вмешательства не столь продолжитель­на. На протяжении нескольких миллионов лет эволюции человек — охот­ник и собиратель — был сравнительно безвредным маленьким существом, живущим во власти необъятной природы.

Истоки конфликта относятся к тому периоду, когда в процессе культурной эволюции человек начал познавать законы природы и, вооруженный этими знаниями, использовать ее ресурсы. Монополи­зировав эксплуатацию естественных богатств, человечество невольно превратилось в настоящее бедствие для природы.

Противоречие это настолько обострилось, что может привести к поистине фатальному исходу. Сейчас человечество нельзя признать виновным, ибо оно еще не осознало сути своего преступления. Если же мы в самое ближайшее время не отдадим себе отчета в происходящем, то это само по себе будет тяжким прегрешением и наказание не замедлит последовать.

Кууси П. Этот человеческий мир: Пер. с англ. М., 1988. С. 77—80.

Однако, на наш взгляд, концепция П. Кууси недостаточно четко и полно вскрывает источники современного экологического кризиса, поскольку финский исследователь сам указывает на то обстоятельство, что пагубное воздействие человека на природу началось не с возникновения человечес­тва и его культурной эволюции, а на сравнительно поздних стадиях этого развития.

Подводя итоги системных анализов взаимодействия общества и природы, проведенных членами Римского клуба, — пожалуй, самой влиятельной эко­логической организации современного Запада — организатор и первый глава данного сообщества естествоиспытателей, представителей социально-гума­нитарных дисциплин и философов А. Печчеи, на наш взгляд, глубже других западных мыслителей своего времени понимает первопричины современного экологического кризиса.

Вопросы и задания:

1. Что указывает, по мнению А. Печчеи, на кризис современной циви­лизации?

2. Какие меры должны быть приняты, чтобы изменить существующие тенденции развития человечества?

3. Можно ли в решении современных экологических проблем уповать на мудрость правительства и знания узких специалистов?

4. Что А. Печчеи подразумевает под понятием «новый гуманизм»?

5. Как он объясняет принцип ограничения национального суверенитета? Кто в первую очередь должен ограничить этот суверенитет?

Триумфальное развитие западной цивилизации неук- лонно приближается к критическому рубежу. Уже зане­сены в золотую книгу наиболее значительные успехи ее предшествую­щего развития. И пожалуй, самым важным из них, определившим все остальные достижения цивилизации, явилось то, что она дала мощный импульс к развертыванию промышленной, научной и технической ре­волюций. Достигнув сейчас угрожающих размеров, они уподобились гигантским тиграм, которых не так-то просто обуздать.

<...> Развитие цивилизации, однако, сопровождалось расцветом радужных надежд и иллюзий, которые не могли осуществиться хотя бы по причинам психологического и социального характера. В основе ее философии и ее действий всегда лежал элитаризм. А Земля — как бы ни была она щедра — все же не в состоянии разместить непрерывно растущее население и удовлетворить все новые и новые его потребности, желания и прихоти. Вот почему сейчас в мире наметился новый, более глубокий раскол — между сверхразвитыми и слаборазвитыми странами. Но даже и этот бунт мирового пролетариата, который стремится приобщиться к богатствам своих более благополучных собратьев, протекает в рамках все той же господствующей цивилизации и в соответствии с установ­ленными ею принципами.

Маловероятно, чтобы она оказалась способной выдержать и это но­вое испытание, особенно сейчас, когда ее собственный общественный организм раздирают многочисленные недуги. НТР же становится все строптивее, и усмирять ее все труднее и труднее. Наделив нас неви­данной доселе силой и привив вкус к такому уровню жизни, о котором мы раньше и не помышляли, НТР не дает нам порой мудрости, чтобы держать под контролем наши возможности и запросы. И нашему поко­лению пора наконец понять, что только от нас зависит теперь, сможем ли мы преодолеть это критическое несоответствие, так как впервые в истории от этого зависит судьба не отдельных стран и регионов, а всего человечества в целом. Именно наш выбор предопределит, по какому пути пойдет дальнейшее развитие человечества, сможет ли оно избежать самоуничтожения и создать условия для удовлетворения своих потреб­ностей и желаний.

Далек ли от нас критический порог? Думаю, что он уже совсем близок, и мы стремительно мчимся прямо к нему.

<...> Десятки миллионов лет влажные тропические леса пребывали в состоянии устойчивого равновесия. Сейчас их уничтожают со скоростью 20 гектаров в минуту. Если так пойдет и дальше, то уже через три-четыре десятилетия они окончательно исчезнут с лица земли - раньше, чем иссякнет нефть в последних скважинах, но с куда более опасными для человека последствиями.

Можно до бесконечности продолжать этот печальный список. И что самое страшное, никто, в сущности, не знает, какая именно из этого множества опасностей и проблем — далеко не все из которых мы уже ус­пели прочувствовать и осознать - развяжет ту цепную реакцию, которая поставит человечество на колени. Никто не может сейчас предсказать, когда это произойдет, и вполне возможно, что ближайшие годы и есть последняя отсрочка, дарованная человечеству, чтобы оно наконец об­разумилось и, пока не поздно, изменило курс.

<...> Истинная проблема человеческого вида на данной стадии его эволюции состоит в том, что он оказался неспособным в культурном отношении идти в ногу и полностью приспособиться к тем изменени­ям, которые он сам внес в этот мир. Поскольку проблема, возникшая на этой критической стадии его развития, находится внутри, а не вне человеческого существа, взятого как на индивидуальном, так и на кол­лективном уровне, то и ее решение должно исходить прежде всего и главным образом изнутри его самого.

Проблема в итоге сводится к человеческим качествам и путям их усовершенствования.

<...> Сможет ли человечество в один прекрасный день рассеять все нависшие над ним угрозы и беды и создать зрелое общество, которое мудро управляло бы и разумно распоряжалось своей земной средой? Сможет ли это новое общество покончить с нынешним расколом и создать действительно глобальную, стабильную цивилизацию? Или, чтобы избежать более тяжелых кризисов, человечество предпочтет еще в большей степени доверить свою судьбу технике, развивая, как то с надеждой предсказывают абсолютизирующие роль науки футурологи, «постиндустриальные» или «информационные» модели общества? Окажется ли этот путь чудотворным выходом из нынешнего тупика и не погибнет ли окончательно человек со всеми своими ограниченными возможностями, слабостями, стремлениями и духовностью в системе, которая будет далека и чужда его природе? Не приведет ли в конечном счете этот выбор к созданию чисто технократического, авторитарного режима, где работа, закон, организация общества и даже информация, мнения, мысли и досуг будут жестко регламентироваться центральной властью? Сможет ли в этих условиях функционировать плюралистичес­кое общество как единое целое?

Или человечество окажется настолько подавленным собственной сложностью и неуправляемостью, что для него станет реальной перс­пектива окончательного распада и гибели? Не захотят ли более богатые в тщетной попытке отмежеваться от общей судьбы окопаться в оазисах относительной безопасности и благополучия? Не приведет ли это к ново­му, более глубокому расколу общества на кланы? Какие еще последствия, рациональные или иррациональные, могут вытекать из нашего неста­бильного настоящего? И можно ли считать абсолютно исключенной и неправдоподобной возможность самой страшной апокалипсической катастрофы, которая заклеймит человеческую судьбу на многие века, а возможно, и навсегда? Когда и в какой форме нам может особенно угрожать эта опасность?

<...> Мы знаем, что наше путешествие в качестве homo sapiens на­чалось приблизительно сто тысячелетий назад, и вот уже сто веков, как ведется историческая летопись человечества. Однако в последние деся­тилетия все чаще рождается мысль, что человечество достигло какого-то важного рубежа и оказалось на перепутье. Впервые с тех пор, как хрис­тианский мир шагнул в свое второе тысячелетие, над миром, по-види­мому, действительно нависла реальная угроза неминуемого пришествия чего-то неотвратимого, неизвестного и способного полностью изменить общую судьбу огромных масс людей. Люди чувствуют, что наступает конец какой-то эпохи в их истории. Но никто, кажется, сегодня еще не задумывается над необходимостью радикально изменить не только свой собственный образ жизни, но жизнь своей семьи, своего народа. И именно в том-то, в сущности, и кроется причина многих наших бед, что мы еще не смогли приспособить к этой насущной необходимости свое мышление, мироощущение и свое поведение.

<...> Такое международное распространение проблемных эпиде­мий вовсе не означает, что исчезнут или станут менее интенсивными проблемы регионального, национального или локального характера. Напротив, их становится все больше и больше, а справляться с ними все труднее и труднее. Но самое страшное, что мы продолжаем упорно фокусировать внимание именно на этих периферических или частичных проблемах, которые кажутся нам ближе и потому больше, и при этом не замечаем или попросту не желаем осознавать, что тем временем вокруг нас все плотнее сжимаются тиски гораздо более грозной, всемирной глобальной проблемы. Правительства же и нынешние международные организации оказываются абсолютно неспособными достаточно гибко реагировать на сложившееся положение. Сама их структура как будто специально создана таким образом, чтобы решать исключительно узкие, секторальные проблемы и оставаться совершенно нечувствительной к общим, глобальным. Они будто окружены непроницаемой стеной, сквозь которую даже не доносятся отзвуки разыгрывающихся бурь; более того, их бюрократический аппарат оказывает упорное сопротивление любым попыткам отреагировать, он буквально парализован массой неотлож­ных задач и при этом, конечно, не видит гораздо более страшных, но несколько отдаленных во времени бед...

<...> К несчастью, среди экономистов и техников встречаются еще глупцы, верящие, что именно их науки способны найти тот магический философский камень, который исцелит человечество от всех его недугов. К тому же в мире существуют влиятельные силы, заинтересованные в продолжении прежнего курса, так что рано пока прекращать шоковое лечение. И все-таки цели человечества не могут ограничиваться лишь стремлением избежать катастрофы, обеспечить возможности для вы­живания и потом влачить прозаическое и ущербное существование в своем полуискусственном мирке. Нужно поднять дух человека, ему необходимы идеалы, в которые он мог бы действительно верить, ради которых он мог бы жить и бороться, а если понадобится, и умереть. И идеалы эти должны произрастать из его осознания своей новой роли на планете — той роли, о которой я уже так много говорил.

<...> Только Новый Гуманизм способен обеспечить трансформацию человека, поднять его качества и возможности до уровня, соответству­ющего новой возросшей ответственности человека в этом мире.

Этот Новый Гуманизм должен не только быть созвучным приобретен­ному человеком могуществу и соответствовать изменившимся внешним условиям, но и обладать стойкостью, гибкостью и способностью к само­обновлению, которая позволила бы регулировать и направлять развитие всех современных революционных процессов и изменений в промыш­ленной, социально-политической и научно-технической областях. Поэ­тому и сам Новый Гуманизм должен носить революционный характер. Он должен быть творческим и убедительным, чтобы радикально обновить, если не полностью заменить кажущиеся ныне незыблемыми принципы и нормы, способствовать зарождению новых, соответствующих требова­ниям нашего времени ценностей и мотиваций-духовных, философских, этических, социальных, эстетических и художественных.

<...> Для меня наибольший интерес представляют три аспекта, кото­рые, на мой взгляд, должны характеризовать Новый Гуманизм: чувство глобальности, любовь к справедливости и нетерпимость к насилию.

<...> Теперь так же постепенно вызревает и обретает реальные чер­ты идея необходимости отказа от принципа суверенности национального государства.

Инициатива первых шагов в этом направлении должна исходить от более старых и более сильных стран. Созданные в результате деколо­низации и освободительного движения новые страны — случай сущес­твенно иного рода. Для них - в силу логики сложившегося мирового порядка — возможность создания независимого государства является неизбежным доказательством самоопределения, средством самоут­верждения и национального единства, это возможность сказать свое слово при решении международных проблем, развиваться, опираясь на собственные силы, воспитывать свой собственный класс политических деятелей, способных управлять государственными делами. Наконец, это позволяет им оптимально приспособить друг к другу - не жертвуя при этом слишком ни тем, ни другим - свою традиционную культуру и современные методы управления. И как бы ни были нелепы ошиб­ки, которые они уже сделали и еще не раз сделают в течение периода обучения и приспособления, в какую бы наивность и в какие бы изли­шества они не впадали — опыт самоуправления совершенно необходим для их дальнейшего развития, и приобрести его они могут только под прикрытием суверенитета.

Что же касается стран, принадлежащих к так называемому Первому, развитому капиталистическому миру, то они-то как раз могут и должны проявить инициативу коллективного и добровольного отказа от части своих суверенных прав, показав тем самым миру, что это не сопряжено ни с какими трагическими последствиями для развития страны.

Печчеи А. Человеческие качества.

М., 1985. С. 40-43, 83-86, 117-121, 206-208, 211-215, 254-268.

Итак, первопричины современного экологического кризиса А. Печчеи видит в социальном эгоизме отдельных межгосударственных объединений (типа ЕЭС), отдельных (или, как их еще именуют, развитых) стран Запада, определенных социальных слоев и политических группировок и, наконец, отдельных индивидов. Однако, на наш взгляд, глубина понимания истин­ных источников современного экологического кризиса не соответствует тем социальным мероприятиям, которые предлагает сам Печчеи для его преодоления. Хотя итальянский предприниматель и общественный деятель и говорит о необходимости революционных изменений в социальной системе современного общества как условии выхода из современного экологического кризиса, сам он сводит эти изменения лишь к пропаганде нового экологичес­кого гуманизма и к ограничению политического суверенитета прежде всего развитых стран Запада. Историческое развитие человечества, современные тенденции экономической глобализации свидетельствуют об утопичности проектов социальных изменений А. Печчеи.

Надо отметить, что даже те западные социологи, которые придержива­ются либеральных политических взглядов и разделяют в полной мере идеи технологического детерминизма, волей-неволей приходят к выводу о том, что решение глобальных экологических проблем невозможно без участия широкой демократической общественности современного человечества. В этой связи полезно привести текст Германа Кана - одного из самых известных либеральных футурологов XX в.

Вопросы и задания:

1. Какие глобальные проблемы возможны в результате развития суперин­дустриального общества?

2. Что может предотвратить катастрофическое развитие современной цивилизации?

Социально-экономическое развитие человечества часто рассматривается как прогрессивное развитие от доин- дустриального к постиндустриальному обществу. Однако множество проблем следующего десятилетия, по-видимому, будет связано с воз­никновением мировой «супериндустриальной» экономики. Термин «супериндустриальный» подразумевает прежде всего широкое приме­нение научно-технических достижений в современной экономике, что может привести к разного рода плохо управляемым рискованным акци­ям; он подразумевает принятие крупномасштабных проектов и возник­новение различных непредвиденных явлений, которые могут иметь гораздо большие негативные последствия, чем можно было ожидать. Эти проблемы могут оказаться самыми неотложными драматичными для современных обществ.

В частности, супериндустриальные общества порождают свои острые проблемы следующими тремя путями: 1) эти общества сталкиваются с целым спектром новых технологических процессов которые пока еще полностью не контролируются; 2) проблемы возникают в невиданных доселе масштабах; 3) они возникают экспоненциально, их могут и не за­мечать, пока они не достигнут своего критического момента. Например, супериндустриальный рост может привести к следующему:

• экологической катастрофе в результате крупномасштабного вме­шательства в биосферу;

• генетической катастрофе в результате применения тысяч новых химикатов, о последствиях которого сегодня мы практически ничего не знаем;

• всемирной эпидемии, или «пандемии», как результату распростра­нения путешествий;

• возникновению новых вирусов, устойчивых к лекарствам в резуль­тате чрезмерного применения этих лекарств;

• усилению опасности Армагеддона в результате распространения ядерного, термоядерного и биологического оружия на малые страны по мере того, как сверхдержавы будут дальше развивать системы разру­шительного оружия.

Действительно, супериндустриальная экономика не может разви­ваться, не угрожая в определенной степени качеству жизни людей. Такие факты, как бракованные детали в потерпевшем катастрофу самолете «ДС-10», нефтяные пожары, загрязняющие моря и берега, падение космических лабораторий на землю - это реальные проблемы супериндустриальных обществ. В будущем может быть нарушен слой озона; в результате увеличения посторонних частиц в атмосфере может наступить новый ледниковый период; в атмосфере может возрасти ко­личество двуокиси углерода, что может привести к катастрофическому перегреву поверхности Земли; в озерах и реках вода может превратиться в кислоту вследствие слабой борьбы против их загрязнения. Все это крайне нежелательные последствия, и их нельзя считать абсолютно невозможными.

Острые проблемы супериндустриального характера приводят к необходимости изменить определение самого процесса управления экономикой. Новые представления о том, что является рациональным и приемлемым, оказали существенное воздействие на бизнес, на поли­тику правительств (включая оборонную), а также на сам политический процесс во всех развитых капиталистических странах. Так, например, новый подход к окружающей среде изменил способ, которым управля­ется общественное производство, например, привел к более дисципли­нированному функционированию производства автомобилей. Обще­ственное противодействие производству ракет «МХ» в определенной степени вызвано огромными масштабами вреда от их производства для окружающей среды.

<...> Новая техника и технология одновременно рождают как сами проблемы, так и способы их разрешения. Часто утверждают, что сама по себе техника не имеет своих внутренних тенденций, что сама по себе она не несет ни блага, ни вреда. Мы предпочитаем считать, что один вид техники более вреден, чем другой, что концепция научно-технического прогресса не исключает выхода развития из-под контроля человека. Но при этом исходной детерминантой является то, как именно эта техника используется и какова система ценностей тех, кто ею пользуется.

<...> Мы надеемся, что супериндустриальное общество превратится в общество с управляемыми проблемами уже где-то в начале следующего века, когда реально может начаться переход к постиндустриальному обществу.

Кан Г. Грядущий подъем: экономический, политический, социальный// Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С. 180— 183.

В тексте Г. Кана следует, на наш взгляд, обратить внимание на то обсто­ятельство, что американский футуролог, несмотря на свой технократизм и технологический детерминизм, видит основное средство для разрешения гло­бальных проблем современности прежде всего в общественном контроле над техническим развитием. Но данный текст Г. Кана вызывает вопрос — почему в современных высокоиндустриальных странах Запада вообще возможна, по его выражению, «плохая техника»?

Пожалуй, первыми из западных философов, кто обратил внимание на социально-культурные причины экологических проблем человечества, были классики марксизма.

Вопросы и задания:

1. В чем заключаются основные причины нарушения экологического равновесия?

2. 

   Можно ли в условиях капиталистической экономики решить экологи­ческие проблемы человечества?

Не будем, однако, слишком обольщаться нашими побе­дами над природой. За каждую такую победу она нам

мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последс­твия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто унич­тожают значение первых. Людям, которые в Месопотамии, Греции, Малой Азии и в других местах выкорчевывали леса, чтобы получить таким путем пахотную землю, и не снилось, что они этим положили начало нынешнему запустению этих стран, лишив их, вместе с лесами, Центров скопления и сохранения влаги. Когда альпийские итальянцы вырубали на южном склоне гор хвойные леса, так заботливо охраняемые на северном, они не предвидели, что этим подрезывают корни высоко­

горного скотоводства в своей области; еще меньше они предвидели, что этим они на большую часть года оставят без воды свои горные источни­ки, с тем чтобы в период дождей эти источники могли изливать на равнину тем более бешеные потоки. Распространители картофеля в Европе не знали, что они одновременно с мучнистыми клубнями рас­пространяют и золотуху. И так на каждом шагу факты напоминают нам о том, что мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над ней так, как кто-либо находящийся вне природы, — что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри ее, что все наше господс­тво над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее законы и правильно их применять.

<...> Все существовавшие до сих пор способы производства имели только достижение ближайших, наиболее непосредственных полезных эффектов труда. Дальнейшие же последствия, появляющиеся только позднее и оказывающие действие благодаря постепенному повторению и накоплению, совершенно не принимались в расчет. Первоначальная общая собственность на землю соответствовала, с одной стороны, тако­му уровню развития людей, который вообще ограничивал их кругозор тем, что лежит наиболее близко, а с другой стороны, она предполагала наличие известного излишка свободных земель, который предоставлял известный простор для ослабления возможных дурных результатов этого примитивного хозяйства. Когда этот излишек свободных земель был исчерпан, пришла в упадок и общая собственность. А все следующие за ней более высокие формы производства приводили к разделению насе­ления на различные классы и тем самым к противоположности между господствующими и угнетенными классами. В результате этого инте­рес господствующего класса стал движущим фактором производства, поскольку последнее не ограничивалось задачей кое-как поддерживать жалкое существование угнетенных. Наиболее полно это проведено в господствующем ныне в Западной Европе капиталистическом способе производства. Отдельные, господствующие над производством и обме­ном капиталисты могут заботиться лишь о наиболее непосредственных полезных эффектах своих действий. Более того, даже сам этот полезный эффект - поскольку речь идет о полезности производимого или обмени­ваемого товара - совершенно отступает на задний план, и единственной движущей пружиной становится получение прибыли при продаже.

Общественная наука буржуазии, классическая политическая эко­номия, занимается преимущественно лишь теми общественными пос­ледствиями человеческих действий, направленных на производство и обмен, достижение которых непосредственно имеется в виду. Это вполне соответствует тому общественному строю, теоретическим выражением которого она является. Так как отдельные капиталисты занимаются производством и обменом ради непосредственной прибыли, то во вни­мание могут приниматься в первую очередь лишь ближайшие, наиболее непосредственные результаты. Когда отдельный фабрикант или купец продает изготовленный или закупленный им товар с обычной прибылью, то это его вполне удовлетворяет и он совершенно не интересуется тем, что будет дальше с этим товаром и купившим его лицом. Точно так же обстоит дело и с естественными последствиями этих самых действий. Какое было дело испанским плантаторам на Кубе, выжигавшим леса на склонах гор и получавшим в золе от пожара удобрение, которого хватало на одно поколение очень доходных кофейных деревьев, — какое им было дело до того, что тропические ливни потом смывали беззащитный отны­не верхний слой почвы, оставляя после себя лишь обнаженные скалы! При теперешнем способе производства как в отношении естественных, так и в отношении, общественных последствий человеческих действий принимается в расчет главным образом только первый, наиболее оче­видный результат. И при этом еще удивляются тому, что более отда­ленные последствия тех действий, которые направлены на достижение этого результата, оказываются совершенно иными, по большей части совершенно противоположными ему; что гармония между спросом и предложением превращается в свою полярную противоположность, как это показывает ход каждого десятилетнего промышленного цикла и как в этом могла убедиться и Германия, пережившая небольшую прелюдию такого превращения во время «краха»; что основывающаяся на собс­твенном труде частная собственность при своем дальнейшем развитии с необходимостью превращается в отсутствие собственности у трудящихся, между тем как все имущество все больше и больше концентрируется в руках нетрудящихся...

Энгельс Ф. Диалектика природы//Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В. И.

О диалектическом и историческом материализме. М., 1984. С. 318—319.

Из вышеприведенного текста следует, что классики марксизма усматри­вали причины экологических кризисов человечества, прежде всего, в системе социальных отношений, построенных на частной собственности. В них интересы общества, которые не сводятся только к интересам ныне живущих на Земле поколений, приносятся в жертву частным интересам, основанным на сиюминутных выгодах частных собственников. Однако ряд современных экологов отмечают также амбивалентность и марксистского решения про­блемы взаимосвязи природы и общества. В данном случае характерен текст одного из известных современных западных экологов Р. Атфилда.

Вопросы и задания:

1. В чем Р. Атфилд видит амбивалентность марксистского подхода к про­блеме взаимосвязи общества и природы?

2. Каковы идейные истоки данной амбивалентности?

§=71=g) <...> Две стороны должны приниматься во внимание при оценке подходов Маркса и Энгельса к природе. Одно положение, восходящее к Фихте, гласит, что природа должна быть оче­ловечена и только тогда она сама по себе осуществится. Хотя здесь часто употребляется, говоря словами Энгельса, «примирение человечес­тва с природой», но сама эта идея выражается в терминах рационально­го контроля.

<...> Действительно, как допускает Парсонс: «Маркс и Энгельс разделяли отношение к природе, распространенное в то время в среде промышленников, коммерсантов и миллионов переселенцев, перемес­тившихся на новые земли и вынужденных, как на фронте, сражаться за свое выживание. Если европейцы XVIII века видели Америку утопичес­ким раем изобилия, свободы и гармонии, то эмигранты XIX столетия нашли здесь дикую местность, которую нужно покорить, препятствие, которое нужно преодолеть, и вместилище потенциального богатства, к которому нужно приложить человека».

Другой существенной особенностью у Маркса, выраженной намного эмоциональнее у Энгельса, является критика хищнической эксплуатации природы, характерной для капитализма и во многом для всей научно обоснованной технологии, а также их защита повторного использования отходов производства и удивительно современная трактовка необхо­димости принимать во внимание возможные побочные эффекты. Так, Маркс утверждает, что «всякий прогресс капиталистического земледелия есть не только прогресс в искусстве грабить рабочего, но и в искусстве грабить почву, всякий прогресс в повышении ее плодородия на данный срок есть в то же время прогресс в разрушении постоянных источников этого плодородия».

<...> Энгельс слишком охотно принял как оправданную идею кон­фликта между человеком и природой, когда не подчиненные ему силы контролируют его самого. Он понимал, что то, как человек «овладевает» природой, может ударить рикошетом по самому завоевателю, но, несмот­ря на это, он продолжал настаивать на ее покорении, даже если при этом он использовал язык единения с природой и преодоления «противоречия» между человеком и природой, которое он обнаружил в христианстве. Но даже если человеческие нужды и имеют моральное преобладание над нуждами других биологических видов, ошибочно считать природу или враждебной, или подавленной. Это так же близко к антропоцентричес­кому мышлению, как и уверенность, что все существует для человека или что нет ничего несущественного для человечества. Так что жизнь в оптимизированной биосфере, когда на поверхности земли не останется ничего нетронутого, потеряет всякую ценность.

Таким образом, ценные экологические прозрения Энгельса принесли довольно скромные плоды, если сравнить их с тем, что они могли бы дать,,

потому что они соединились с верой в неизбежность материального и тех­нологического прогресса. Но куда более вредным является преобладающая на Западе вера в прогресс западного общества, которая (до недавнего вре­мени) практически не испытывала влияния извне. Конечно, морализация идеи прогресса под влиянием защитников равенства и свободы позволяет использовать ее как ценное оружие в социальной критике, а успехи в поз­нании природы и общества содействуют увеличению этого эффекта. Но есть одно некритически принимаемое представление, которое обычно со­провождает подобную идею, и сводится оно к следующему: все, что можно сделать, должно быть сделано, или иначе: модернизация — это улучшение вообще, и противостоять эксплуатации возможностей получения при­были - значит выступать против исторического течения событий; такое понимание дела служило оправданием многих несуразностей во взаимо­действиях человека с природой, как собственно западных, так и повсюду экспортируемых Западом. За деградацию окружающей среды в большей степени, чем иудаизм и христианские верования, несет ответственность вера в вечно неувядаемый материальный прогресс, унаследованная от эпо­хи Просвещения и немецких метафизиков, модифицированная на Западе классической политэкономией и социологией, либеральным индивидуа­лизмом и социальным дарвинизмом, а в Восточной Европе — неоспоримо почтительное отношение к предписаниям Маркса и Энгельса.

Соответственно, есть основания отвергнуть убеждение, что прогресс неотразим, что природа должна без конца очеловечиваться или что тех­нологическое и социальное планирование способно решить все наши проблемы. Но нет резона и отвергать желательность и возможность многих из составляющих прогресса в целом. В некоторой степени мы можем сформировать наше будущее, и, делая так, мы должны понимать, к какому состоянию природы и общества мы можем прийти, соотносясь с нравственными оценками состояния общества и мира, которое должно быть лучше нынешнего, чтобы надеяться на продвижение вперед. Это действительно необходимое предварительное условие для сохранения ресурсов и охраны подверженных опасности исчезновения видов и их уязвимых сред обитания, равным образом - и для человеческого благо­состояния, так и для социальной и международной справедливости. Но чтобы это стало возможно, необходима новая форма веры в прогресс. Она далека от того, чтобы отвергать гуманистическую светскую тради­цию философов эпохи Просвещения, Канта, Маркса, Энгельса и других. Соединение ее возможностей с возможностями старой иудейско-хрис- тианской традиции, соответственно облагороженной, действительно способно дать нам средства для решения экологических проблем без изобретения новой метафизики и новой этики.

609

Атфилд Р. Этика экологической ответственности// Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М., 1990. С. 234—236, 239—241.

Социальная философи

Противоречивостью марксистского подхода к решению проблемы вза­имосвязи природы и общества, а также экономическим соревнованием с капитализмом современные «новые левые» объясняют причины, по которым странам так называемого реального социализма не удалось решить экологи­ческие проблемы, созданные развитием капитализма.

Вопросы и задания:

1. Как промышленное производство меняет среду обитания человека?

2. Почему так называемый реальный социализм не смог преодолеть эко­логический кризис?

3. С какими социальными обстоятельствами связаны экологические кризисы в прошлом и настоящем?

4. Почему поздний капитализм принципиально не может преодолеть экологический кризис?

...В своей выдающейся работе по истории окружающей среды в двадцатом веке Джон Макнейл проводит разли­чие между двумя эволюционными стратегиями — приспособляемостью к меняющейся среде, которой следуют, например, некоторые виды крыс, и «наибольшей адаптацией к существующей среде», представленной акулами, зависящими от обилия других морских существ, на которых можно охотиться и которыми можно питаться. Макнейл продолжает:

В двадцатом веке общества часто следовали стратегии акулы в усло­виях беспрецедентно нестабильной - и потому лучше всего подходящей для крыс - глобальной экологии. Мы всеми силами стремились адап­тироваться к постоянно меняющейся среде. Возможно, четверть из нас живет в условиях устойчивого климата, дешевой энергии и воды, а также быстрого роста населения и экономики. Большая же часть остальных стремится достичь такой жизни. Наши институты и идеологии также до сих пор основываются на тех же посылках.

Такие посылки не столь уж необоснованны, но они преходящи. За 10000 лет после завершения последнего ледникового периода климат изменился незначительно; теперь же он стремительно меняется. Дешевая энергия - это особенность эпохи ископаемого топлива, начало которой датируется приблизительно 1820 годом. Дешевая вода для тех, кто ею пользуется, относится к девятнадцатому веку, за исключением некоторых благодатных районов. Быстрый рост населения датируется серединой восемнадцатого столетия, а быстрый экономический рост - примерно 1870 годом. Считать такие условия устойчивыми и нормальными и на­ходиться в зависимости от их сохранения — предприятие рискованное.

<...> Ранние индустриальные кластеры создавались вокруг текс­тильных предприятий, использовавших энергию воды, а затем фабрик и паровых двигателей. Со второй половины девятнадцатого века основ­ной кластер составили уголь, чугун, сталь и железные дороги: отрасли тяжелого машиностроения сконцентрировались в задымленных городах. Назовем его «кластером Кокстауна» в честь Кокстауна у Чарльза Диккен­са... Следующий кластер сложился в 1920-1930-х годах и преобладал с 1940-х (не без помощи Второй мировой войны) по 1990-е годы: конвейер, нефть, электричество, автомобили и самолеты, химикаты, пластмассы и удобрения - все было организовано крупными корпорациями. Я назову его «кластером Мотауна» в честь Детройта, мирового центра автомо­билестроения. Кластер Кокстауна и кластер Мотауна способствовали возникновению гигантских корпораций в Северной Америке, Европе и Японии, а относительная эффективность и прибыли, получаемые этими корпорациями, в свою очередь способствовали развитию каждого из этих кластеров; технологические системы и структуры бизнеса тесно переплелись между собой.

<...> Отношение самого Маркса к миру природы было не менее сложным: помимо представления о господстве человека над природой, можно встретить и другие темы: например, постоянную озабоченность местом человечества в материальном мире и растущую обеспокоенность вредом, наносимым окружающей среде капиталистическими методами ведения сельского хозяйства. Что побудило правителей СССР выбрать из этого разнообразного и, быть может, неоднозначного наследия те ас­пекты классического марксизма, которые, по-видимому, подтверждали идею о том, что природа - это то, что должно быть покорено и подчи­нено? Ответ, скорее, имеет отношение к власти и интересам, нежели к идеологии, рассматриваемой в качестве самостоятельной силы. Чем больше сталинистская системе отходит в прошлое, тем более очевидным становится то, что она воспроизводила - в крайней форме, вызванной глубокими внутренними противоречиями и геополитическим соперни­чеством, — отношение к природе как к неистощимому источнику сырья и энергии, предполагавшееся кластерами Кокстауна и Мотауна.

<...> Рассмотрение капитализма как источника современных угроз окружающей среде не означает, что природа считается простым соци­альным конструктом, результатом человеческих манипуляций.

<...> Логика конкурентного накопления не просто вызывает глубо­кие экономические кризисы; она представляет собой основную силу, стоящую за все более возрастающей угрозой разрушения окружающей среды. Пойманные в ловушку конкурентной борьбы за получение пре­имущества перед своими конкурентами, капиталы все вместе движутся к итогу, предвещающему планетарное бедствие. Сьюзен Джордж дала убедительное описание этой логики:

Также бесполезно рассчитывать на то, что транснациональные корпо­рации и богатые страны как-то изменят свое поведение, когда наконец поймут, что они могут уничтожить жизнь на планете, где приходится

жить всем нам. На мой взгляд, им не удалось бы остановиться, даже если бы они захотели этого, даже ради будущего своих же детей. Капитализм похож на пресловутый велосипед, который должен постоянно ехать вперед или упасть, а фирмы конкурируют, чтобы выяснить, кому удастся быстрее надавить на педаль перед тем, как врезаться в стену.

Каллиникос А. Антикапиталистинеский манифест.

М., 2005. С. 52-53, 55-58.

После распада в Центральной и Восточной Европе системы стран так называемого «реального социализма» и Советского Союза глобальные про­блемы, тесно связанные с экологическим кризисом, приобрели еще большую остроту, поскольку современный глобализирующийся капитализм и, прежде всего, США утратили всякие сдерживающие границы на пути своей мировой экспансии. Обстоятельный анализ того, что он сам называет грязным секре­том современного капитализма, дает в своей работе «Конец знакомого мира» выдающийся социальный мыслитель И. Валлерстайн.

Вопросы и задания:

1. Кто виноват в нарастающем экологическом кризисе: развитие науки и техники или доминирующие в современном мире социально-эконо­мические условия?

2. Можно ли, с точки зрения И. Валлерстайна, в рамках капиталистичес­кой мир-системы решить существующие экологические проблемы?

3. 

   Что необходимо делать, чтобы решить современные экологические проблемы?

Сегодня практически все согласны с тем, что природная среда, в которой мы живем, серьезно деградировала за

последние тридцать лет, и в еще большей степени - за последнее столе­тие; о том же, в какой мере она разрушена за последние пятьсот лет, и говорить нечего. Все это происходит, несмотря на непрерывную цепь впечатляющих технологических изобретений и расширение научного знания, что, как можно предположить, должно было бы иметь прямо противоположные последствия. В результате сегодня, не в пример вре­менам тридцати-, сто- или пятисотлетней давности, экология превра­тилась в серьезную политическую проблему во многих частях мира. Появились даже достаточно сильные политические движения, органи­зованные во имя защиты окружающей среды от дальнейшего разрушения и, насколько это возможно, обращения существующих тенденций вспять.

<...> Однако прежде чем вырабатывать ответные меры, следует задать самим себе два вопроса: кому угрожает эта опасность и чем объясняется ее нарастание? Вопрос о том, кому угрожает опасность, в свою очередь, распадается на два: кому из людей и кому из живых существ?

<...> Этот сюжет начинается с двух исходных признаков историческо­го капитализма. Один из них хорошо известен: капитализм представляет собой систему, насущная потребность которой заключается в расшире­нии — как совокупного производства, так и собственных географических пределов, — что позволяет достигать основной цели — накопления капи­тала. Второй признак привлекает меньше внимания. Важным средством, позволяющим капиталистам, особенно крупным, накапливать капитал, является отказ платить по счетам. Именно это я называю «грязным секретом» капитализма.

<... > С тех пор как сложился исторический капитализм, правительства позволяли предпринимателям скрывать многие типы издержек. Такой результат может достигаться участием государства в финансировании инфраструктурных проектов, а может (как это чаще всего и случается) обеспечиваться и даруемым властью избавлением от необходимости включать в себестоимость производственной операции те издержки, которых потребовало бы восстановление прежнего состояния окружа­ющей среды.

<...> Имеет место удручающая тенденция выставлять в качестве вра­гов науку и технологии, в то время как подлинным источником проблемы является капитализм. Именно он использовал величие безграничного технологического прогресса как одно из оправданий собственного су­ществования. Он превратил одну из разновидностей науки — ньютоновс­кую науку, проникнутую идеями детерминизма- в своего рода культурное оправдание политического лозунга о том, что люди могут и должны «покорять» природу, а все негативные последствия хозяйственной экс­пансии будут преодолены по мере неизбежного прогресса науки.

Сегодня мы знаем, что это видение науки и эта ее форма не могут считаться универсальными. Сомнения в их адекватности высказыва­ются ныне самими естествоиспытателями, весьма широкой группой ученых, вовлеченных в «исследования неравновесных систем», как они сами их называют. Науки, изучающие поведение таких систем, по ряду направлений радикально отличаются от ньютонианства: в них отрица­ется сама идея предсказуемости; признаются нормальными системы, серьезно отклоняющиеся от равновесного состояния, с их неизбежны­ми бифуркациями; утверждается центральная роль стрелы времени^IНо наибольшим значением для нашей дискуссии обладает, возможно, акцент на самосозидательной креативности естественных процессов и неразличимости [границы] между человеческим и природным — с вытекающим отсюда утверждением, что наука является составным эле­ментом культуры. Представления о возвышенной интеллектуальной деятельности, направленной на раскрытие фундаментальных и вечных истин, уходят в прошлое. Их место занимают представления о реаль­ном мире, доступном для понимания, мире, в котором открытия дней будущих не могут свершиться сегодня, поскольку само будущее еще надлежит создать. Будущее не предписывается настоящим, даже если оно определяется прошлым.

<...> Концепция сущностной рациональности предполагает, что все принимаемые в обществе решения опосредованы конфликтами — как между различными ценностями, так и между различными группами, зачастую выступающими защитниками противоположных ценностей. Она предполагает, что не может существовать системы, способной одно­временно удовлетворять требованиям каждого из этих наборов ценнос­тей, даже если мы ощущаем, что все они того заслуживают. Сущностная рациональность предполагает выбор оптимального соотношения. Но что означает этот оптимум? В какой-то мере он описывается старым лозун­гом Джереми Бентама - обеспечением максимального количества благ для максимального числа людей Проблема состоит в том, что хотя этот лозунг и ведет нас в правильном с точки зрения результата направлении, он имеет множество слабых мест.

Кого, например, следует считать большинством? Экологические проблемы обостряют актуальность этого вопроса. Вполне понятно, что оценивая масштабы ущерба, наносимого окружающей среде, нельзя ограничиться пределами той или иной страны. В этом вопросе нельзя ограничиться даже пределами [всего] земного шара. Существует еще и проблема будущих поколений. С одной стороны, то, что является несом­ненным благом для нынешнего поколения, может нанести гигантский ущерб следующим поколениям. С другой стороны, нынешнее поколение тоже имеет свои права. Сегодня мы погрязли в спорах, касающихся на­ших современников: как, например, определить долю средств, которые следует направлять на социальные нужды детей, работающих граждан и стариков? Если добавить сюда еще и тех, кто не появился на свет, достичь справедливого распределения будет почти невозможно.

Но именно к такой альтернативной социальной системе мы и долж­ны стремиться: к системе, в которой обсуждаются, взвешиваются и коллективно решаются фундаментальные вопросы. Производство име­ет большое значение. Мы должны использовать деревья как источник древесины и топлива, но они нужны нам и для отдыха в их тени, и для эстетического наслаждения. И мы должны сохранить возможность и в будущем использовать деревья для каждой из этих целей. Если следо­вать старому аргументу предпринимателей, подобные общественные решения должны воплощать собой совокупность индивидуальных решений, ибо нет более совершенного механизма выработки коллек­тивных суждений, чем этот. Сколь бы правдоподобными ни казались такие рассуждения, они не могут оправдать ситуацию, в которой один человек принимает выгодное для себя решение, перекладывая его издержки на других, мнения, предпочтения или интересы которых не принимаются при этом в расчет. Между тем именно это и происходит в условиях сокрытия издержек.

Нет выхода? Нет выхода в рамках существующей исторической сис­темы? Но ведь мы переживаем выход из самой этой системы. Главный вопрос, стоящий сегодня перед нами, — это вопрос о том, куда нам двигаться дальше. Следует здесь и сейчас поднять знамя сущностной рациональности, вокруг которого необходимо сплотиться. Мы должны сознавать, что выбирая сущностную рациональность, мы встаем на долгий и трудный путь. Он предполагает не только новую социальную систему, но и требует новых структур знания, где философия и естествен­ные науки не будут разделены, где произойдет возвращение к той единой эпистемологии, которая определяла накопление знаний до становления капиталистического миро-хозяйства. Если мы выберем этот путь, как применительно к общественной системе, в которой живем, так и к струк­туре знаний, которые используем для постижения ее закономерностей, то следует понимать, что мы находимс я в самом его начале, но отнюдь не в конце. Первые шаги всегда сопряжены с неопределенностью, опас­ностями и трудностями, но они порождают надежды, а ведь это и есть самое большое, на что можно рассчитывать.

Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века.

М., 2004. С. 105, 107-108, 110-114, 116-119.

К каким ужасающим последствиям, прежде всего, для стран так назы­ваемого третьего мира приводит глобализация современного капитализма, анализирует в своей работе « Что такое глобализация ?» известный немецкий социолог Ульрих Бек.

Вопросы и задания:

1. Как происходит современная социальная поляризация?

2. К чему приводит эта поляризация?

...Глобализация и локализация, следовательно, — не

/^i^il только два момента, две ипостаси одного и того же яв­ления. Они в то же время и движущие силы, формы выражения новой поляризации и стратификации жителей планеты на глобальных богачей и локальных бедняков.

«Глобализация и локализация могут быть двумя сторонами одной медали, но две части населения планеты живут на разных сторонах и видят лишь одну сторону - точно так же, как люди на Земле видят и наблюдают лишь одну сторону Луны. Одни могут жить на всей планете, другие прочно привязаны к определенному месту... [локализация являет собой в первую очередь новое распределение привилегий и бесправия, богатства и бедности, перспектив и безнадежности, силы и бессилия, свободы и закабаления. Можно сказать, что глокализация есть процесс новой всемирной стратификации, в ходе которой выстраивается новая, охватывающая весь мир и самовоспроизводящаяся социокультурная иерархия. Различия и коммунальные идентичности, двигающие впе­ред и делающие «неизбежной» глобализацию рынков и информации, порождают не разнообразных, а одних и тех же партнеров. То, что для одних - свобода выбора, для других - не знающая пощады судьба. Пос­кольку число этих других неудержимо растет и поскольку они все глубже погружаются в отчаяние, вызванное бесперспективностью существова­ния, то можно с полным правом утверждать, что глокализация есть не только концентрация капитала, финансов и всевозможных ресурсов, дающих свободу выбора и эффективного действия, но и в первую очередь концентрация свободы действий. ...Свобода (действий и прежде всего движения капитала) есть та теплица, в которой богатство растет быстрее, чем когда-либо до этого; но если богатство приумножается, оно будет больше давать и другим, говорят утешители. Однако бедняки планеты, новые и старые, наследственные и порожденные компьютером, вряд ли узнают свое отчаянное положение в этом фольклоре. Прежние богачи нуждались в бедняках, чтобы разбогатеть и оставаться богатыми. Теперь они в бедняках больше нуждаются. ...С незапамятных времен конфликт между бедностью и богатством означал пожизненную взаимную зави­симость. Теперь это уже далеко не так. Трудно себе представить, о чем могли бы договариваться новые «глобализованные » богачи и новые «глобализованные» бедняки, почему у них возникнет необходимость идти на компромиссы и какой modus coexistendi они будут готовы ис­кать. ...Находящиеся на разных полюсах возникающей иерархии, на ее верхних и нижних этажах миры резко отличаются и все больше отго­раживаются друг от друга — как дороги, которыми пользуются богатые жители современных городов и которые старательно обходят «по go areas», «территории, закрытые для прохода».

Бек У. Что такое глобализация?М.> 2001. С. 102—106.

Стремление развитых стран Запада переложить на немощные плечи стран третьего мира глобальные экологические проблемы вместе с обострением этих проблем ставит все мировое сообщество на грань неминуемой эколо­гической катастрофы, чреватой гибелью или, по крайне мере, деградацией человеческой цивилизации. Свои прогнозы по этим проблемам делает один из создателей новой социально-гуманитарной научной дисциплины — гло­балистики — А.П. Федотов.

Вопросы и задания:

1. Каковы результаты исследований, проведенных американскими уче­ными Д.Х. Медоузом и Д.Л. Медоузом по проблеме современного экологического кризиса?

2. Что А.ГТ. Федотов говорит о дисгармонии современного общества?

3. Как накладываются друг на друга две закономерности, и что ждет че­ловечество после 2020 г.?

Перейдем к результатам исследования мира. На рисунке представлен Сценарий 1 состояния мира. Это «стандар­тный» сценарий состояния «реального» мира, мира «как он есть». Ми­ровое сообщество развивается традиционно, развивается так, как оно развивалось на протяжении XX столетия.

Состояние мира

Уровень загрязнения окружающей среды

Сценарий 1: традиционный мир

По Сценарию 1 для поведения мира с 1900 по 1990 г. характерно сле­дующее. Численность населения мира возрастает в 3,3 раза с 1,6 млрд. человек до 5,3 млрд. человек. Общий объем промышленного производства увеличивается в 20 раз. За этот период используется только 20 % мировых запасов невозобновимых ресурсов (ископаемое топливо: нефть, уголь, газ; материалы: железо, алюминий, медь, свинец, хром, никель). Средний объем промышленного производства надушу населения, характеризую­щий материальный уровень жизни, в 1990 г. составляет 260 долл. в год.

Но далее, по времени, начинается неприятное - мир постепенно подходит к пределам. С 1990 по 2020 г. объем промышленного произволе- тва возрастает на 85 %, а темпы потребления невозобновимых ресурсов удваиваются. Если в 1990 г. запасов невозобновимых ресурсов хватило бы на 1J 0 лет при темпах их потребления на уровне 1990 г, то в 2020 г из-за стремительного, экспоненциального возрастания потребления запасов их останется лишь на 30 лет.

Вскоре после 2000 г. уровень загрязнения становится достаточно вы­соким, чтобы вызвать серьезное уменьшение плодородия, земель. Если плодородие почв с 1970 по 2000 г. уменьшается лишь на 5 %, то начиная с 2010 г. уже годовые темпы деградации земель составляют 4,5 %.

В Сценарии 1 традиционного мира примерно в 2015-2020 гг. рост экономики останавливается и начинается экономический спад. Капитал (физический, а не денежный) обесценивается быстрее, чем происходит приток инвестиций. Объем промышленного производства и производс­тва продуктов питания уменьшается. По мере уменьшения производства продуктов питания падает уровень здравоохранения, приводя к сокраще­нию продолжительности жизни и увеличению смертности. Численность населения, достигнув в 2030 году пика примерно в 8,4 млрд. человек, начинает уменьшаться. Запаздывание пика населения относительно пика объема промышленного производства и производства продуктов питания примерно на десять лет объясняется возрастной структурой населения и социальным регулированием. Интересно заметить, что в сценарии традиционного мира объем промышленного производства в 2100 г. падает до уровня 1900 г.

Модель не учитывает возможных социальных пределов, которые могут привести к трагическим последствиям (мировые войны с при­менением оружия массового поражения, пандемии), а потому может оказаться оптимистической.

Неконтролируемое сокращение численности населения или эконо­мический спад, подобные описанным в Сценарии 1, вызванные выходом за устойчивые пределы, Медоузы называют коллапсом.

Из анализа Сценария 1 следует однозначный и важный вывод о том, что традиционная мировая система с ее темпами роста экономики и населения, с ее господствующим способом производства является нежиз­неспособной и обреченной.

<...> Можно ли сегодня реальную динамику современного мира выразить хотя бы в виде математических функций, которые позволили бы заглянуть в ближайшее будущее нашего единого мира, не теряясь в его частях и деталях?

Оказывается, можно. Чтобы охватить главнейшие процессы, проис­ходящие в современном мире, необходимо обратиться к двум основопо­лагающим взаимодействиям: взаимодействию между всем человечеством и всей биосферой и взаимодействиям внутри самого человеческого общества...

Первая и вторая закономерности динамики саморазрушения современ­ного мира дают полную, предельно обобщенную характеристику динамики современного мира.

Продолжим анализ закономерностей.

Первая закономерность отражает динамику взаимодействия чело­вечества и биосферы лишь примерно до 2010 г. В последующие годы динамика традиционного мира описывается сценарием 1 Медоузов (рис. 3.2) с коллапсом мира в 2020—2030 гг.

Вторая закономерность отражает динамику совершенно других вза­имодействий - взаимодействий внутри самого мирового общества, вза­имодействий между богатыми и бедными странами. Вторая закономер­ность указывает на взрыв этих взаимодействий также в 2020—2025 гг.

Поразительно совпадение во времени критических моментов истории, характеризующее глубокую связь и точную синхронность проявления обоих типов взаимодействий.

Уже установление группой Медоузов коллапса традиционного мира в 2020-2030 гг., опубликованное в книге «Пределы роста» в 1972 г., за 50 лет до коллапса, имеет важнейшее значение для понимания близкого будущего человечества.

Установление автором этой книги второй фундаментальной зако­номерности динамики саморазрушения современного мира и момента взрыва взаимодействий внутри самого мирового общества также в 2020-2025 гг. имеет свое чрезвычайно важное значение...

Федотов А. П. Глобалистика. Начала науки о современном мире.

М., 2002. С. 16-19, 99, J14-JJ1

Подводя итоги нашего обзора литературы по проблемам современного экологического кризиса, можно сделать следующие выводы:

1. Хотя кризисы в процессе взаимодействия общества и биосферы Земли происходили на протяжении всей истории человечества, но лишь в наше время они приобрели глобальный и крайне опасный для последующего развития человечества характер.

2. Основные причины современного экологического кризиса заключа­ются в том, что по сравнению с предыдущими историческими эпохами, в результате технического прогресса мощь современного человечества необы­чайно возросла. Техномасса превышает биомассу в сотни раз. Следовательно, необычайно возросло и воздействие общества на окружающую природную среду. Однако вследствие социального эгоизма, присущего этому обществу, данная мощь превращается в слепую стихийную силу, грозящую настолько изменить условия окружающей природной среды — атмосферу и биосферу Земли, — что в этой измененной экологической среде не окажется места для существования человека.

3. Причиной социального эгоизма является, прежде всего, социально- экономическая система современного глобализирующегося общества, в котором прибыль и рост капитала играют доминирующую роль.

4. Выход из современного экологического кризиса предполагает борьбу за общественные интересы, которые не сводятся к интересам только ныне жи­вущих поколений людей, отдельных военно-экономических группировок, от­дельных стран, определенных социальных групп и отдельных индивидов.

5. Определение высших социальных интересов предполагает ликвидацию вопиющего неравенства в социально-экономических отношениях, которое буквально пронизывает все современное человечество, и формирование демократического контроля над стихийно осуществляющимся до сих пор процессом его технологического и экономического развития.

6. Целью дальнейшего развития человечества является его превращение в социальное целое, разумно регулирующее свое взаимодействие с окружа­ющей средой. Это разумное регулирование позволит исключить в будущем экологические кризисы, подобные современному.