Глава 3. Джон Локк

Джон Локк (1632–1704) родился в семье адвоката в г. Рингтон. Его отец в годы революции боролся на стороне парламента и во многом повлиял на формирование политических взглядов сына. Локк закончил Оксфорд, в котором затем некоторое время преподавал греческий язык. Особый интерес он испытывал к медицине, и в конце концов Локк становится врачом и даже пишет трактат «О медицинском искусстве». С 1672 г. Локк — домашний врач, воспитатель детей, секретарь и просто близкий друг лидера партии вигов лорда Эшли Купера, графа Щефтсбери. Несколько лет Локк живет во Франции, затем, вместе с лордом Эшли, в Голландии. Возвращается он в Англию сразу после «Славной революции» 1689 г. Вскоре одна за другой выходят его книги: труд «Опыт о человеческом разумении», посвященный вопросам гносеологии; «Два трактата о правлении» — главное политическое произведение философа; «Послание о веротерпимости»; «Мысли о воспитании», и ряд других.

Как гносеолог Локк эмпирик. Он не верит, подобно Декарту, в существование врожденных идей. Единственный источник знаний — это опыт, убежден Локк.Как политический философ он либерал. Более того, он один из основоположников классического политического либерализма. Особую роль здесь сыграли «Два трактата о правлении», работа над которыми заняла у Локка 10 лет.

Локк полагает, что правильно объяснить природу, цели и источник возникновения политической власти возможно с помощью гипотезы естественного состояния).

В отличие от Т. Гоббса Локк, не считает, что свобода и равенство, царящие в естественном состоянии, тождественны своеволию. Естественное состояние в достаточной степени упорядочено законом природы. Для понимания смысла, вкладываемого Локком в понятие закона природы, следует обратиться к одной из ранних работ философа — к «Опытам о законе природы». Локк полагает, что жизнь людей без каких-либо норм или закона просто немыслима. Этот закон может называться по-разному: «моральное благо», «здравый разум»; чаще же его называют «законом природы», «которому каждый считает необходимым подчиняться во всем и искать в нем основания своего поведения…» (с. 4).

Сам Локк называет этот закон неким нравственным принципом. Однако закон природы имеет не столько этическое, сколько юридическое значение. «Этот закон, — пишет Локк, — обозначаемый указанными наименованиями (моральное благо, здравый разум, закон природы. — И. К.), следует отличать от естественного права, ибо право состоит в том, что мы имеем возможность свободно распоряжаться какой-либо вещью, тогда как закон есть то, что повелевает или запрещает нам делать нечто» (с. 4). То есть этот закон определяет, в чем состоят обязанности людей (с. 6). А там, где его нет, «там нет ни вины, ни ответственности» (с. 9).

Итак, естественный закон несет понятие должного, обязательного и существует в единстве с естественным правом, т. е. с возможностью человека свободно распоряжаться своей личностью и принадлежащими вещами.

Мы видим, что Локк, как и Гоббс, различает правомочие и обязанность как свободу и ее ограничение, однако у Локка они предстают в виде органического единства и определяют нормативность естественного состояния, а не его хаотичность.

В «Двух трактатах о правлении» Локк формулирует требования естественного закона: «Поскольку все люди равны и независимы, постольку ни один из них не должен наносить ущерб жизни, здоровью, свободе или собственности другого». И далее: «Каждый из нас, поскольку он обязан сохранять себя (как творение Бога. — И. К.) и не оставлять самовольно свой пост, обязан по той же причине, когда его жизни не угрожает опасность, насколько может, сохранять остальную часть человечества и не должен, кроме как творя правосудие по отношению к преступнику, ни лишать жизни, ни посягать на нее, равно как и на все, что способствует сохранению жизни, свободы, здоровья, членов тела или собственности другого» (с. 265). Получается, что уже в естественном состоянии обеспечивается действие основных прав личности или естественных прав, а именно права на жизнь, свободу и имущество.

Жизнь человека священна, ибо она дарована Богом и Богу принадлежит. Поэтому человек, «не обладая властью над собственной жизнью, не может посредством договора или собственного согласия отдать себя в рабство кому-либо или поставить себя под абсолютную, деспотическую власть другого, чтобы тот лишил его жизни, когда ему это будет угодно. Никто не может дать большую власть, чем та, которой он обладает, и тот, кто не может лишить себя жизни, не может дать другому власти над ней» (с. 275).

Последним в локковской триаде значится право на обладание имуществом. Обосновывая его, Локк выходит далеко за проблематику собственно вещного права. «Каждый человек, — пишет он, — обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого, не имеет никаких прав» (с. 277).

Абсолютного равенства быть не может. Хотя люди и равны по природе, не следует думать, что равенство распространяется на все: возраст, добродетель, исключительные достоинства и заслуги, наконец, происхождение — все сказанное приводит к неравенству между людьми. «И тем не менее все это не противоречит тому равенству, в котором находятся все люди в отношении юрисдикции или господства одного над другим. Именно об этом равенстве я и говорил, — утверждает Локк, — как об относящемся к рассматриваемому предмету, имея в виду то равное право на свою естественную свободу, которое имеет каждый человек, не будучи обязан подчиняться воле или власти какого-либо другого человека» (с. 292). То есть речь здесь идет о правовом равенстве, о равенстве в свободе и равенстве обязанностей, которые в естественном состоянии определяются законом природы. И именно наличие этих равных обязанностей и ограничений и обеспечивает собственно свободу.

Таким образом, собственность человека распространяется на его жизнь, свободу и имущество и в естественном состоянии охраняется законом природы.

Цель объединения людей в государство для Локка бесспорна: это сохранение их собственности, т. е. их жизни, свободы и имущества. Чего же не хватает для этого в естественном состоянии? Многого, полагает Локк. «Во-первых, не хватает установленного, определенного, известного закона, который был бы признан и допущен по общему согласию в качестве нормы справедливости и несправедливости и служил бы тем общим мерилом, при мощи которого разрешались бы между ними все споры». Здесь Локк имеет в виду позитивный закон, тот, который применим к конкретным делам. А что касается естественного закона, то люди «не склонны признавать его в качестве закона, обязательного для них в применении к их конкретным делам». «Во-вторых, в естественном состоянии не хватает знающего и беспристрастного судьи, который обладал бы властью разрешать все затруднения в соответствии с установленным законом. Ибо каждый в этом состоянии является одновременно и судьей, и исполнителем закона природы, а люди пристрастны к себе, и страсть, и месть очень даже могут завести их слишком далеко и заставить проявить слишком большую горячность в тех случаях, когда дело касается их самих; точно так же небрежность и безразличие могут сделать их слишком невнимательными к делам других людей. В-третьих, в естественном состоянии часто не достает силы, которая могла бы подкрепить и поддержать справедливый приговор и привести его в исполнение» (с. 335).

С образованием государства происходит упрочение и развитие свободы как основы всех остальных прав.

Древним государствам, по мнению Локка, было свойственно единовластие. В определенной степени это было связано с привычкой, сложившейся в естественном состоянии, повиноваться воле отца. Монархия наиболее простая форма государства и она соответствовала простоте жизни людей:» (с. 327).

Однако такое положение совершенно ненормально. Истинная цель государства — благо людей его создавших. Это подчеркивается и тем термином, который использует Локк. Наиболее приемлемо, полагает он, и адекватно отражающее суть явления — слово «commonwealth» («общее благо»). По сути дела он продолжает традицию Цицерона, использовавшего термин «республика» применительно к любой правильной форме государства. Причем Локк не настаивает на своем мнении. Если же это слово кому-то не нравится, пишет он, «то я готов с ним согласиться, как только он заменит его более подходящим словом» (с. 338). Короче говоря, привычное сегодня слово «государство» — «state» — еще не привилось.

Конкретная форма государства зависит от того, кому принадлежит верховная власть, а таковой является власть законодательная. И создание государства начинается именно с нее. «Первым и основным положительным законом всех государств является установление законодательной власти», утверждает Локк (с. 339). Только она правомочна творить обязательные для всех законы. Эти законы обязательны для всех потому, что законодательная власть создана соглашением между людьми, а сами законы выражают общее согласие. Именно в законодательном органе реализуется принцип правления большинства, а решение большинства, как было признано при образовании государств, является решением всех. Поэтому ни один член общества не может быть освобожден «от повиновения законодательному органу, действующего по доверию от общества» (с. 340). Вместе с тем в чьих бы руках ни находилась законодательная власть, объем и характер ее всегда ограничен.

Смысл разделения государственной власти, уже отделенной от церкви, видится Локком в создании такой системы взаимодействия между обществом и государством, при которой их интересы совпадали бы, т. е. реализовывалось общее благо (с. 347). Это возможно лишь в том случае, когда от власти законодательной, «которая имеет право указывать, как должна быть употреблена сила государства для сохранения сообщества и его членов» (с. 346), отделяется власть исполнительная, «которая следила бы за исполнением тех законов, которые созданы и остаются в силе» (с. 347). От исполнительной власти Локк отличает власть федеративную. Однако обе власти находятся в одних руках, но первая реализуется внутри страны, вторая — в международных делах.

Власть законодательная, хотя она и верховная, по природе своей есть власть доверительная — она создана народом и покоится на его согласии. А «вся переданная на основе доверия власть предназначена для достижения одной цели и ограничивается этой целью; когда же этой целью явно пренебрегают или оказывают ей сопротивление, то доверие по необходимости может быть отобрано, и власть возвращается в руки тех, кто ее дал, и они снова могут поместить ее так, как они сочтут лучше для их безопасности и благополучия. И, таким образом, сообщество постоянно сохраняет верховную власть для спасения себя от покушений и замыслов кого угодно, даже своих законодателей, в тех случаях, когда они окажутся настолько глупыми или настолько злонамеренными, чтобы создавать и осуществлять заговоры против свободы и собственности подданного» (с. 349). Так Локк формулирует идею народного суверенитета, который заключается в праве народа контролировать деятельность законодательного органа, изменять его состав и структуру.

В системе же государственных органов законодательная власть является верховной. «Ведь то, что может создавать законы для других, необходимо должно быть выше их; а поскольку законодательная власть является законодательной в обществе лишь потому, что она обладает правом создавать законы для всех частей и для каждого члена общества, предписывая им правила поведения и давая силу для наказания, когда они нарушены, постольку законодательная власть по необходимости должна быть верховной и все остальные власти в лице каких-либо членов или частей общества проистекают из нее и подчинены ей» (с. 350). Поэтому исполнительная власть является подчиненной по отношению к законодательной.

Кроме того, исполнительная власть обладает весьма важным полномочием «действовать сообразно собственному разумению ради общественного блага, не опираясь на предписания закона, иногда даже вопреки ему» (с. 357). Это право Локк называет прерогативой. По его мнению, совершенно неограниченной прерогативой была власть первых правителей в древних государствах, когда существовало немного законов и правители руководствовались своим благоразумием и своим пониманием общего блага. Впоследствии, когда правители стали проявлять склонность к злоупотреблению властью, народ начал посредством законов ограничивать прерогативу. Вместе с тем потребность в прерогативе, хотя и в исключительных случаях, сохраняется. Она вызвана рядом причин. Во-первых, закон не может предусмотреть всех частностей. Во-вторых, нередки случаи, когда, нарушая букву закона, исполнительная власть сохраняет его дух, а именно благо народа. «Ведь может возникнуть целый ряд обстоятельств, когда строгое и неуклонное соблюдение законов может принести вред (как, например, нельзя снести дом невинного человека, чтобы прекратить пожар, когда горит соседний дом» (с. 357). В-третьих, исполнительная власть должна иметь право «умерять строгость закона и прощать некоторых преступников» (с. 357). Но все это должно делаться только для общественного блага, «ибо прерогатива является не чем иным, как правом творить общественное благо без закона» (с. 360).

Злоупотребление властью может происходить в различных формах: завоевания, узурпации и тирании. Завоевание, полагает Локк, может быть результатом как несправедливой так и справедливой войны. Агрессор, т. е. тот, кто захватил власть в ходе несправедливой войны, не может рассчитывать на покорность и повиновение покоренного народа. Победитель же в справедливой войне, или, по Локку, «законный завоеватель», получает некоторые права по отношению к побежденным. Власть «законного завоевателя» уже по определению является ограниченной: она распространяется только на тех, кто участвовал в войне на стороне агрессора, причем только на их жизнь, а не на имущество. «Право завоевания, — полагает Локк, — простирается лишь на жизнь тех, кто участвовал в войне, но не на их имущество, которое может быть использовано лишь в такой мере, чтобы возместить понесенный ущерб и военные издержки» (с. 370). Однако при этом он должен принять в расчет интересы иждивенцев побежденных врагов: «победитель имеет право на возмещение понесенного ущерба, а дети имеют право на имение отца для своего пропитания; что же касается доли жены, то независимо от того, имеет ли она право на нее благодаря своему труду или договору, совершенно очевидно, что муж не мог поставить на карту то, что принадлежит ей» (с. 371). Таким образом, возникает конфликт между законными интересами двух сторон. Как же быть в этом случае? Более сильный должен проявить благородство и отказаться от своего права на получение полного удовлетворения (с. 371). А над теми, кто не участвовал в войне, «законный победитель» не имеет никакой власти, а если начинает претендовать на нее, то он автоматически превращается в агрессора со всеми втекающими последствиями.

А что касается узурпации, то Локк называет ее «домашним завоеванием», когда власть захватывает тот, кто не имеет на это права. «Тот, кто приобретает хоть какую-нибудь долю власти иными путями, чем те, которые предписаны законами сообщества, не имеет права на то, чтобы ему повиновались, хотя бы форма государства все же сохранялась, поскольку он не является тем лицом, которого назначили законы, а следовательно, не тем лицом, на которое народ дал свое согласие» (с. 377–378). Вместе с тем и агрессор, и узурпатор могут стать легитимными правителями. Первый — в том случае, если создаст такую систему правления, которая получит одобрение народа; второй — если народ, выразив свое согласие, утвердит его у власти.

Тирания, пожалуй, наиболее часто встречающаяся форма злоупотребления властью, ибо ее проявления могут встречаться в деятельности любого должностного лица. Локк пишет, что «тирания, — это осуществление власти помимо права» (с. 378). «Где кончается закон, начинается тирания… И если кто-нибудь из находящихся у власти превышает данную ему по закону власть и использует находящуюся в его распоряжении силу для таких действий по отношению к подданному, какие не разрешаются законом, то он при этом перестает быть должностным лицом, и поскольку он действует подобным образом без надлежащих полномочий, то ему можно оказать сопротивление, как и всякому другому человеку, который силой посягает на права другого» (с. 379). Сказанное касается и высших, и низших должностных лиц: «Преступать пределы власти не имеет права ни высокопоставленное, ни низшее должностное лицо; это в равной степени непростительно как королю, так и констеблю» (с. 380). Короче говоря, любое требование должностного лица, не основанное на законе юридической силы, не имеет и не только не обязательно для исполнения, но в том случае, если его действия наносят ущерб подданному, последний получает право на сопротивление. Здесь Локк делает одну принципиально важную оговорку: право на сопротивление дает не сам по себе факт незаконного действия должностного лица, а невозможность обращения к закону (т. е. за судебной защитой) для восстановления справедливости и возмещения понесенного ущерба (с. 382).

Революция как массовое сопротивление оправданна только тогда, когда происходит распад всей системы правления, когда высшие должностные лица начинают пренебрегать своими обязанностями, а государственные органы — функционировать помимо закона. Государство, по сути, перестает служить тем целям, ради которых оно создавалось, и народ вновь ввергается в естественное состояние, причем по вине своих правителей. В этом случае суверенная власть возвращается к народу, который получает право «действовать в качестве верховной власти и продолжать являться законодательным органом, либо создать новую форму законодательной власти, либо, сохраняя старую форму, передать эту власть в новые руки, как сочтет лучшим» (с. 405).