§ 5. Второстепенные персонажи.

5.1. Самоучка.

Единственным человеком, с которым Рокантен довольно часто виделся и общался был Самоучка. Самоучка был занят тем, что занимался самообразованием и читал все книги, которые есть в библиотеке в алфавитном порядке. Антуан был просто удивлен: можно ли изучать все вразброс, не имея никакого пла­на.

«Однажды, семь лет тому назад (он сказал мне, что занимается самооб­разованием семь лет), он торжественно вступил в этот зал. Обвел взглядом бесчисленные тома, которыми заставлены стены, и, должно быть, сказал себе почти как Растиньяк: «А ну, познания человеческие, поглядим, кто кого!» По­том подошел, взял первую книгу на первой полке справа и открыл первую стра­ницу со смешанным чувством благоговения, ужаса и неколебимой решимости. Сегодня он добрался до «Л». «К» после «И». «Л» после «К». От трактата о жестокрылых его бросает к теории квантов, от исследования, посвященного Тамерлану, к католическому памфлету против дарвинизма, но это его нимало не смущает» (11,с.42).

По завершении своего «алфавитного» образования он сделается энциклопедистом, будет сведущ во всем на свете, и тогда ему откроется самая послед­няя правда. Антуан Рокантен восстает против культа пышной премудрости как основного способа добыть исчерпывающее знание, а, следовательно, определить смысл каждой вещи и каждой жизни. Он высмеивает книжную культуру.

«В его черепной коробке самоеды, люди племени ньям-ньям, малъгаши и жители Огненной Земли справляют самые диковинные обряды, поедают своих, престарелых отцов и детей, до потери сознания кружат на месте под звуки тамтама, предаются исступлению амока, сжигают своих мертвецов, выстав­ляют их на крышах, пускают по течению в лодках с горящим факелом, совокуп­ляются с кем попало — мать с сыном, отец с дочерью, сестра с братом, уве­чат, оскопляют себя, растягивают губы с помощью плошек, облепляют чресла фигурами чудовищных животных» (1,с.48).

Самоучка еще по всему же считает себя гуманистом, хотя не понятно, на чем основывается его любовь к людям. Историю, после которой он ощутил себя гуманистом, можно считать просто абсурдной. В ней не понятно, что из чего вытекает.

«Все эти люди находились рядом с тобой, ты их едва различал, но чувст­вовал, как они сдавливают тебя, слышал, как они дышат... Как-то раз нас еще только начали запирать в этот сарай - темнота в нем была такая, что я чуть не задохнулся, и вдруг меня захлестнула неимоверная радость, я едва не упал в обморок - я почувствовал, что люблю этих людей, как братьев, я хотел

5.2. Анни.

Анни, появляясь в повествовании, становится единственной надеждой Антуана на его спасение от бессмысленного существования. Она помнит Рокантена таким, каким он был, и не хочет, чтобы он изменялся. Для нее Антуан был некоей опорой, на которую в сложных ситуациях она могла бы опереться.

«- Ты дорожный столб, - говорит она, - столб, который стоит на обочи­не. Ты невозмутимо сообщаешь и всю свою жизнь, будешь сообщать, что до Мелена двадцать семь километров, а до Монтаржи сорок два. Вот почему ты мне так необходим» (11,с. 176).

«В тебе, понимаешь ли, нет ничего такого, что особенно радовало бы глаз. Но мне необходимо, чтобы ты жил на свете и чтобы ты не менялся. Ты как платиновый метр, который хранится где-то, не то в Париже, не то по­близости. Не думаю, чтобы кому-нибудь когда-нибудь хотелось его видеть»( 11,с. 176).

Анни в процессе своей жизни вдали от Рокантена делает почти такие же выводы, как и Антуан, только чуть-чуть другими словами. Роль Анни в этом произведении - подтвердить, что то, к чему приходит в своих жизненных иска­ниях Антуан совсем не признак сумасшествия.

«Я думала, что ненависть, любовь или смерть низвергаются на нас, как языки пламени в Страстную пятницу. Я думала, что можно излучать нена­висть или смерть. Как я ошибалась! Ну да, я ведь и впрямь видела, что существует «Ненависть», которая нисходит на людей и возвышает их над собой. А на самом деле это я сама ~ я ненавижу, я люблю. Но ведь каждое «я» - это всегда одно и то же, некое месиво, и оно тянется, тянется... и всё так похо­жи, что просто диву даешься, зачем это люди придумали имена и какие-то различия» (11,с.192).

Она была актрисой и очень любила играть в театре. Ей очень нравилась эта работа, потому что в этой деятельности можно воплощать совершенные мгновения. Анни разыгрывала жизненные сцены перед зрителями. Но такие совершенные мгновения жизни невозможны в пыли, на сквозняке, среди картонных декораций. Поняв это, Анни бросает свою деятельность, считая ее бессмыслен­ной.

«Главным для всех нас оставался черный провал прямо перед нами, и в его глубине люди, которых мы не видели, - для них мы, в самом деле, разыгрывали совершенное мгновение. Но понимаешь, они ведь не жили внутри этого мгнове­ния - оно развертывалось у них на глазах. Думаешь, мы, актеры, находились внутри? В конечном счете, его не было нигде, ни по ту сторону, ни по эту сто­рону рампы, - оно не существовало; и, однако, все о нем думали. Вот почему, малыш, - говорит она, растягивая слова, тоном едва ли не вульгарным, - я все послала к чертям» (11,с. 1 94).