1950 Году до 3,86 млн. В 1965-м, расходы на научные исследования увеличились

за тот же период почти в 7 раз, составив в 1965 году около 7 процентов всего

произведенного национального дохода См.: Красильщиков В.А. Вдогонку за

прошедшим веком. М., 1998. С.129-130.. Говоря современным языком, могло

казаться, что созданы необходимые предпосылки перехода к постиндустриальной

фазе развития. Однако 70-е и особенно 80-е годы, которые в западном мире

ознаменовались быстрым развитием новых производственных технологий, стали в

СССР эпохой "застоя", периодом консервации сложившейся производственной

структуры. Подобный ход развития событий был, к сожалению, вполне

естественным и поддавался прогнозу еще в 60-е годы.

На наш взгляд, все причины, вызвавшие снижение темпов хозяйственного

развития в СССР и обусловившие в конечном счете поражение советской системы

в ее противостоянии с Западом, коренились в мобилизационном типе экономики,

несбалансированности, деформированности созданной здесь индустриальной

модели.

Во-первых, советская хозяйственная система не была нацелена на

максимизацию конечного потребления. На протяжении всего послевоенного

периода доля основного капитала в структуре национального богатства

устойчиво росла, достигнув к 1990 году 65,8 процента, в то время как личное

имущество граждан составляло не более 20 процентов его общего объема См.:

Путь в XXI век. Стратегические проблемы и перспективы российской экономики.

Под ред. Д.С.Львова. М., 1999. С. 222.. Доля национального дохода,

направляемая на потребление, составляла около 50 процентов, тогда как в США

и Западной Европе после 1975 года она никогда не опускалась ниже 75

процентов. Неудовлетворенность потребительского спроса лишала промышленность

стимула к совершенствованию производимой продукции, а новые отрасли

производства развивались в первую очередь под воздействием военной или

политической необходимости. Следствием такого положения вещей становился

беспрецедентный монополизм (к концу 80-х годов около 80 процентов

наименований продукции производилось на 1-2 предприятиях, а доля заводов и

фабрик с численностью занятых, превышающей 1 тыс. человек, составляла 73,3

процента против 26 процентов в США См.: Goldman M. Lost Opportunity. What

Has Made Economic Reform in Russia So Difficult. N.Y.-L., 1996. P. 13.). В

результате промышленная система не только не воспринимала, но и отторгала

нововведения и конкурентные отношения.

Во-вторых, в 70-е и 80-е годы в СССР сформировался своеобразный

"механизм" снижения эффективности производства. Технологическая революция в

развитых странах сделала продукцию советской промышленности абсолютно

неконкурентоспособной, а рост цен на сырье обусловил ускоренное развитие

отраслей первичного сектора. К 1982 году доля машин и оборудования в

советском экспорте снизилась до 12,9 процента по сравнению с 21,5 в 1970

году, а доля топлива и электроэнергии выросла с 15,6 до 52,3 процента.

Характерно, что параллельно с наращиванием экспорта энергоносителей

увеличивалась и избыточность их потребления внутри страны, по сути

консервировавшая сложившуюся структуру производства. В 70-е годы и первой

половине 80-х годов, когда СССР получил от экспорта нефти более 170 млрд.

долл. валютных поступлений См.: Goldman M. What Went Wrong with Perestroika.

N.Y.-L., 1992. P. 49., потребление энергии на душу населения выросло более

чем вдвое, с 3,16 до 6,79 тонн условного топлива См.: Гайдар Е. Аномалии

экономического роста. M., 1997. С. 120, табл.8.. "Злокачественный" характер

процессов, происходивших в советской экономике, наиболее ярко

характеризуется неспособностью деградировавшей хозяйственной системы решить

продовольственную проблему: в течение 80-х годов страна, имевшая

максимальные посевные площади в пересчете на душу населения, импортировала

около 375 млн. тонн зерна, тогда как экспортировала около 12 млн. тонн.

В-третьих, успехи СССР в научной и технической области были сильно

преувеличены. В конце 80-х годов количество студентов вузов в пересчете на 1

тыс. человек населения составляло в СССР около 18 человек, тогда как в США -

почти 55; при этом доля населения, получавшего образование в высших учебных

заведениях на протяжении хотя бы одного года в течение пяти лет после

окончания школы, составляла в СССР около 20 процентов, в то время как в США

аналогичный показатель превышал 63 процента См.: Путь в XXI век. С. 305..

Следует также отметить, что в основном научные кадры либо использовались в

передовых, но не оказывавших существенного воздействия на конечное

потребление (или даже сокращавших его) отраслях, либо находили себе место на

предприятиях, не пытавшихся обновлять технологии и ассортимент готовой

продукции. Таким образом, разрыв в эффективности использования

высокообразованных специалистов оказывался еще более значительным, чем в их

численности.

Важнейшим следствием такого положения дел была искусственно насаждаемая

нематериалистическая мотивация деятельности большей части работников. В СССР

фактор материальной заинтересованности действительно не занимал первого

места в шкале предпочтений занятых, но это в значительной мере имело своей

причиной невозможность существенного роста стандартов потребления. Этим и

объясняется крах прежней мотивационной системы в первые же годы рыночных

реформ. Стремясь не допустить расшатывания созданной модели, советская

номенклатура резко ограничивала хозяйственные и гуманитарные контакты с

внешним миром, что, как показала практика, стало одним из важнейших факторов

непредсказуемости преобразований, начатых в середине 80-х годов. В целом же

перестройка и последовавшие за ней события ярко продемонстрировали, что

индустриальная модель, не опирающаяся на общество массового потребления, не

может стать фундаментом для постиндустриальной трансформации.

Крах сверхдержавы. Первый этап реформ (1985-1995)В середине 80-х

советское руководство во главе с М.Горбачевым инициировало радикальные

хозяйственные реформы, в том или ином виде продолжающиеся уже пятнадцать

лет. Целью их прокламировались интеграция в мировое сообщество, открытый

диалог с Западом, демократизация общественной жизни и переход к социально

ориентированной рыночной экономике. Важнейшими результатами к настоящему

моменту стали отказ от государственнической хозяйственной модели, допущение

свободной конкуренции, построение основ рыночной экономики и, отметим особо,

гораздо более трезвое понимание реальной роли России в современном

монополярном мире.

Первые же годы реформ, а в особенности период, последовавший за

распадом Советского Союза, обнаружили всю иллюзорность советского

хозяйственного могущества. Важнейшей причиной этого стало выравнивание

внутренних и мировых цен, обнажившее тот факт, что в большинстве случаев

российская промышленность не увеличивает, а сокращает стоимость

перерабатываемых ею материалов и сырья, так как готовая продукция стоит в

мировых ценах зачастую меньше, чем затраченные на ее изготовление материалы

См.: Андрианов В.Д. Россия в мировой экономике. М., 1999. С. 23.. В

результате в условиях, когда стоимость машинотехнической продукции в

экспорте Японии, Тайваня, Южной Кореи и Гонконга превышала 90 процентов, в

России она к 1995 году составляла не более 7,5 общего объема экспорта. Как

по данному показателю, так и по доле услуг в экспорте, Россия занимает 50-55

место в мире.

Неудивительно, что Россия и другие постсоветские государства стали в

этих условиях возлагать особые надежды на увеличение экспорта

энергоносителей и сырья, что прямо противоречит всем постиндустриальным

тенденциям. К началу 90-х годов Россия обеспечивала 12 процентов мирового

производства нефти, 13 - редких и цветных металлов, 16 - калийных солей, 28

- природного газа, 55 процентов апатитов и т.д.; при этом ее экспорт на 80

процентов состоял из продукции добывающих отраслей или первично

переработанных полезных ископаемых. В то время как постиндустриальный мир

предпочитал вывозить информационные продукты, по определению не обладающие

редкостью, Россия поставляла на экспорт 90 процентов производимого алюминия,