Violence at the Edge of the 21st Century. N.Y.. 1990. P. 12., знания, как и

капитал, обладают ограниченным предложением, и поэтому формирующееся

общество вряд ли может стать обществом эгалитаристским.

Таким образом, несмотря на то, что исследователи с большой степенью

определенности указывали на разрушение классовой структуры, свойственной

эпохе индустриализма, уже к началу 80-х годов стало ясно, что

постиндустриальное общество формируется как новый тип классового общества. В

данном вопросе большинство западных авторов основывались на подходе

М.Вебера, отмечавшего, что главным признаком класса является хозяйственный

интерес его представителей, а вопрос о собственности на средства

производства является вторичным См.: Weber M. Economy and Society. L., 1970.

P. 183.. Принимая подобную точку зрения, нельзя не признать, что не только

интересы, но даже системы ценностей новой элиты постиндустриального общества

и "неопролетариата" кардинально различны. Более того, в новых условиях

позиции низших классов гораздо более уязвимы, так как единственным значимым

ресурсом оказывается знание, которое не приобретается в ходе коллективных

действий. Фактически единственным эффективным методом повышения

благосостояния работников становится "приобретение редких навыков, у которых

нет легкодоступных субститутов" Clement W.. Myles J. Relations of Ruling:

Class and Gender in Postindustrial Societies. Montreal, 1994. P. 33.;

массовые формы протеста и коллективные методы борьбы оказываются практически

исчерпанными. В новых условиях оказывается, что классу технократов

противостоят подавленный класс исполнителей и особо отчужденный класс, к

которому относятся представители устаревающих профессий; сам же переход к

новому социальному порядку становится переходом от общества эксплуатации к

обществу отчуждения.

Таким образом, к 90-м годам сформировалась трактовка новой социальной

структуры. На одном ее полюсе оказался высший класс постиндустриального

общества, представители которого происходят, как правило, из обеспеченных

семей, имеют превосходное образование, исповедуют постматериалистические

ценности, заняты в высокотехнологичных отраслях хозяйства, имеют в

собственности или свободно распоряжаются необходимыми им условиями

производства, и зачастую занимают высокие посты в корпоративной или

государственной иерархии. На другом располагается низший класс,

представители которого происходят в большинстве своем из среды пролетариата

или неквалифицированных иммигрантов, не отличаются высокой образованностью,

движимы главным образом материальными мотивами, заняты в массовом

производстве или примитивных отраслях сферы услуг, а иногда являются

временно или постоянно безработными. Каждая из этих категорий выступает

скорее идеальным типом, чем оформившимся классом; между тем они постоянно

пополняются представителями "среднего класса", который на протяжении

десятилетий считался главной опорой индустриального общества.

Нестабильность "среднего класса" в современных условиях предопределяет

сложность становления постиндустриальной социальной структуры. Еще в начале

80-х годов Д.Белл отмечал, что эта общественная страта чрезвычайно аморфна и

выделяется прежде всего на основе психологического самоопределения

значительной части граждан Bell D. The World and the United States in 2013

// Daedalus. Vol. 116. No 3. P. 28.; тем самым в неявном виде признавалось,

что залогом кризиса социальной структуры индустриального типа выступает

перемена в общественном самосознании. По мере того как подобная перемена

становится все более заметной, оказываются различимы и контуры нового

общества.

Сегодня можно с высокой степенью уверенности утверждать, что

постиндустриальное общество не станет обществом, в котором господствует идея

равенства. Открывая широкие перспективы перед теми, кто приемлет

постматериалистические ценности и видит своей задачей совершенствование

собственной личности, новые тенденции формируют новую социальную элиту из

высокообразованных людей, достигающих свои цели посредством умножения

знания. По мере того как наука становится непосредственной производительной

силой, роль этого класса усиливается. Его представители обеспечивают

производство уникальных благ, которые оказываются залогом процветания

общества, и в силу этого в их распоряжение переходит все большая часть

общественного достояния. Однако способность продуцировать новые знания

отличает людей друг от друга гораздо больше, чем масштаб их личного

материального богатства; более того, эта способность не может быть

приобретена мгновенно и не подлежит радикальной корреляции. Поэтому новый

высший класс имеет все шансы стать достаточно устойчивой социальной группой,

и по мере того, как он будет рекрутировать в свой состав наиболее достойных

представителей иных слоев общества, потенциал этих слоев будет лишь

снижаться. Обратная миграция, вполне возможная в индустриальном обществе,

где в периоды кризисов крупный предприниматель мог разориться и вернуться в

состав класса мелких хозяйчиков, в данном случае почти исключена, ибо раз

приобретенные знания могут совершенствоваться, но утраченными быть

практически не могут. Поэтому, на наш взгляд, можно предположить, что

современное общество эволюционирует в направлении жестко поляризованной

классовой структуры, чреватой не вполне понятными нам противоречиями и

конфликтами.

Становление "класса интеллектуалов"Не будет преувеличением утверждать,

что история зрелого индустриального общества охватывает столетний период с

70-х годов XIX по 60-е годы XX века. Как известно, эпоха становления

индустриального строя с ее первоначальным накоплением капитала и

превращением значительного числа крестьян и ремесленников в наемных рабочих

была ознаменована ростом социального неравенства, порожденного пороками

системы, основанной на частной собственности. В 1890 году, когда в США и

других развитых странах процесс формирования индустриального общества был

близок к своему завершению, горстка богачей контролировала большую часть

общественного достояния (в США, например, 12 процентов наиболее

состоятельных граждан имели в собственности 86 процентов национального

богатства См.: Davidson J. D., Lord William Rees-Mogg. The Sovereign