Причины, ход и уроки кризиса

Было бы неверно утверждать, что кризис на азиатских рынках начался 2

июля 1997 года девальвацией таиландского бата. Отказ Банка Таиланда от

интервенций в поддержку национальной валюты был неизбежным шагом, так как за

несколько месяцев до этого валютные резервы страны сократились с 40 до менее

чем 30 млрд. долл., и идти на дальнейшее их снижение казалось невозможным.

За один день бат подешевел на 20 процентов, а в течение полугода -- более

чем в два раза^[239]. Столь же объективными были и последовавшие

события. 9 и 10 июля Банк Филиппин затратил на поддержание песо более 1

млрд. долл., сохранив резервы, достаточные лишь для двух недель подобных

интервенций. 11 июля Банк отказался от защиты национальной валюты, которая в

течение дня подешевела на 11,5 процента, а затем повторила путь таиландского

бата^[240]. В течение второй половины 1997 года были

девальвированы фактически все азиатские валюты, причем многие из них

подешевели в три и более раз, а максимальный показатель составил для

Индонезии 7 раз (с 2430 до 17000 рупий за доллар между июлем 1997 и январем

1998 Года[241]); в минимальной степени это коснулось Сингапура и

Тайваня, а Гонконг сумел удержать курс гонконгского доллара на докризисном

уровне.

Причины такого развития событий были давно известны и обсуждались

заранее. Азиатский кризис в некоторой степени воспроизвел основные элементы

сценария, по которому развертывались события в Японии после 1990 года, хотя,

разумеется, оказался более драматичным. Оценивая его причины и возможные

последствия, необходимо, конечно, учитывать значительную роль его финансовой

составляющей, на чем обычно акцентируют внимание аналитики, но в то же время

следует не упускать из вида ту основу, на которой в конечном счете созрел и

разразился кризис, -- несовершенство азиатской модели индустриализации.

Признаки ухудшения экономической конъюнктуры в странах ЮВА стали

очевидными еще в 1995 году. Выше мы отметили, что в 1996 году было

зафиксировано замедление темпов роста ВНП и экспорта всех основных азиатских

"тигров", дополнявшееся нарастанием отрицательного сальдо текущего

платежного баланса и резким увеличением кредитной массы, искусственно

поддержи-

^[239] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in Crisis. P.

58.

^[240] - См.: Henderson С. Asia Falling. P. 115-116.

^[241] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in Crisis. P.

42.

вавшей рынок. Все это происходило на фоне двух важных тенденций. С

одной стороны, мексиканский дефолт и последовавшая реструктуризация долгов

этой страны привели к переосмыслению позиций многих инвесторов по вопросу о

целесообразности серьезных вложений в развивающиеся рынки. Следствием стал

отток капиталов в США и Европу; если в 1993-1994 годах динамика фондовых

индексов на рынках постиндустриальных держав и стран Юго-Восточной Азии была

относительно однонаправленной, то к осени 1997 года американский фондовый

индекс достиг прироста почти в полтора раза, тогда как сводный индекс,

отражающий состояние развивающихся рынков, находился существенно ниже

значения 1994 года; при этом тройку лидеров по масштабам понижения составили

Таиланд, Мексика и Южная Корея^[242]. Если обратиться к картине,

сложившейся за полгода до основной волны кризиса, пришедшейся на

октябрь-декабрь 1997 года, нетрудно увидеть, что средства, инвестированные в

фондовые индексы Таиланда, Филиппин, Малайзии, Сингапура, Южной Кореи и

Индонезии в 1994 году, не только не обеспечили доходов, но и принесли

убытки, в ряде случаев достигавшие 35 и более процентов^[243].

Отток капиталов вызвал естественный рост курса доллара, в первую очередь по

отношению к иене, в результате чего японские товары в 1995-1996 годах стали

более привлекательными, нежели произведенные в странах ЮВА; следствием этого

и стало резкое замедление роста экспортных поставок^[244].

Снижение котировок акций на всех азиатских биржах приняло устойчивый

характер уже в первой половине 1997 года^[245]. С другой стороны,

все более явными становились неэффективность индустриального производства и

излишнее раздувание кредитной массы, а также искусственное поддержание цен

на инвестиционные товары, в первую очередь на недвижимость. Остановимся на

этой тенденции более подробно.

С середины 90-х годов в большинстве стран Юго-Восточной Азии фондовый

рынок уже не мог способствовать поступлению инвестиций, необходимых для

развития производства. Крупные промышленные компании стали ориентироваться

на массированное привлечение заемных средств. Ввиду того, что в большинстве

азиатских стран имели место тесные связи между государством и бизнесом, а

индустриальные гиганты пользовались постоянной поддержкой со стороны

правительства, "эти предприятия счита-

^[242] - См.: The Economist. 1997. February 22. Р. 89.

^[243] - См.: The Economist. 1997. May 24. P. 79.

^[244] - Подробнее см.: The Economist. 1997. March 1. P.

23-25.

^[245] - Подробнее см.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in

Crisis. P. 14-16.

лись как бы застрахованными от банкротства, что служило для финансовых

институтов мощным стимулом их кредитования вне зависимости от эффективности

их деятельности" ^[246]. Результаты оказались катастрофическими.

Спрос на заемные средства делал их использование все дороже и вызывал рост

процентных ставок. В этих условиях предприниматели, в первую очередь в Южной

Корее, Индонезии и Таиланде, где государство играло наиболее активную роль в

экономике, перешли к политике краткосрочных, в том числе и зарубежных,

заимствований. Несмотря на то, что государственные бюджеты этих стран

продолжали сводиться с профицитом, бремя долга стало непосильным.

Одну из наиболее ярких иллюстраций сложившейся ситуации дает Южная

Корея. Эта страна с самого начала ускоренной индустриализации допустила

исключительно сильную зависимость своего промышленного развития от размера

привлекаемых кредитных ресурсов. Если в 1970 году размер ее внешнего долга

не превышал 2,2 млрд. долл., то к 1980 году он вырос в 12,5 раза, до более

чем 27 млрд. долл.; при этом почти половина средств, направленных на

финансирование программы развития тяжелой и химической промышленности, была

получена в виде иностранных займов^[247]. Подобная тенденция была

характерна как для 80-х, так и для 90-х годов. Между 1992 и 1996 годами

объемы полученных страной зарубежных кредитов выросли на 158 процентов, а

требования по ним превысили четверть всех международных обязательств стран

Юго-Восточной Азии. При этом основная часть заемных средств -- 66 процентов

-- привлекалась не непосредственно промышленными компаниями, а корейскими

банками^[248], распоряжавшимися ими далее по своему усмотрению.

Краткосрочные заимствования к концу 1996 года составляли 63 процента всего

объема внешних обязательств, в три раза превосходя при этом объем

золотовалютных резервов страны^[249], выглядевших в тот период

вполне благополучно. Но крупнейшие корпорации (а концентрация производства в

Южной Корее столь значительна, что четыре основных промышленных конгломерата

обеспечивают более 40 процентов ВНП^[250]), являвшиеся наиболее

активными заемщиками, стали фактическими банкротами еще до основной волны

кризиса, который лишь довел негативные тенденции до их естественного

завершения: в мае 1998 года отношение суммарных обязательств кон-

^[246] - Lee E. The Asian Financial Crisis: The Challenge for

Social Policy. Geneva, 1998. P. 19.

^[247] - См.: Bellо W., Rosenfeld S. Dragons in Distress. P.

58.

^[248] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in Crisis. P.

72.

^[249] - См.: Ibid. P. 66-67.

^[250] - См.: Cough L. Asia Meltdown. The End of the Miracle?

P. 20.

церна "Хюндаи" к его акционерному капиталу составляло более 570

процентов, а объемы реализации на внутреннем рынке снизились почти

вдвое^[251]. Следует иметь в виду, что такой показатель не был

чем-то экстраординарным (еще до начала кризиса среднее его значение для

промышленных компаний, участвовавших в соответствующем листинге сеульской

биржи, достигало 300 процентов^[252]). Летом 1997 года превышение

суммой корпоративного долга акционерной стоимости компаний составило у "Дэу"

3,38 раза, у "Хюндаи" -- 4,39, у "Киа Моторс" -- 5,23, у "Халла" -- 20,7, а

у корпорации "Джинро" -- 86 раз (!)^[253]. В конце того же года

первые две были объявлены банкротами; суммарные обязательства "Киа"

достигали на тот момент 10, а "Ханбо" -- 6 млрд. долл. ^[254]

Согласно подсчетам корейских и американских экспертов, около 20 процентов

всех банковских кредитов в конце 1997 года были полностью безнадежными, а

вывод банковской системы страны из кризиса, по минимальным оценкам, требовал

60-100 млрд. долл. ^[255]

Аналогичная ситуация сложилась и в других азиатских странах; в Таиланде

около 70 процентов всех крупных промышленных компаний допустили задержки в

выплате кредитов или отказались рассчитываться по своим обязательствам; в

Индонезии 200 (по другим данным -- 220^[256]) компаний из 228,

состоявших в листинге фондовой биржи, были объявлены к концу 1997 года

находящимися в состоянии технического банкротства^[257].

Гигантские масштабы невозвращаемых кредитов живо напоминают японскую

ситуацию 90-х годов. Сегодня многие исследователи отмечают, что проблемы, с

которыми столкнулись страны Юго-Восточной Азии в 1997-1998 годах, в

значительной мере были обусловлены слепым копированием японского

опыта^[258]. Следует отметить, учитывая подобную аналогию, что вся

глубина японского кризиса стала заметна через шесть-семь лет после

первоначального финансового шока, и, видимо, реальный масштаб нанесенного

азиатским экономикам ущерба также выявится несколько позже.

Японский "опыт" был повторен и в области операций с недвижимостью. Еще

в конце 80-х годов цены на офисные и жилые

^[251] - См.: Kattoulas V. Unhappy Hyundai // Newsweek. 1998.

May 25. Р. 57.

^[252] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. East Asia in Crisis. P.

71.

^[253] - См.: Singh A. 'Asian Capitalism' and the Financial

Crisis // Michie J., Smith J.G. (Eds.) Global Instability. P. 26.

^[254] - См.: Hirch M. Cronyism Crashes // Newsweek. 1998.

January 26. P. 21.

^[255] - См.: The Economist. 1997. November 29. P. 23-25.

^[256] - См.: Godement F. The Downsizing of Asia. P. 183,

182.

^[257] - См.: Hirch M. Where is the Bottom? // Newsweek.

1998. January 19. P. 34.

^[258] - См.: Shutt H. The Trouble with Capitalism. P. 196.

помещения в Сингапуре, Гонконге и Южной Корее повторяли японские

тренды; так, в 1989 году в Сеуле цена небольшой квартиры достигала 225 тыс.

долл., что соответствовало самым высоким ценам в Калифорнии, штате, где ВВП

на душу населения был в пять раз выше корейского^[259].

Впоследствии цены существенно снизились, однако вплоть до середины 90-х

годов инвестиции в строительство объектов недвижимости оставались очень

выгодными. Инвесторы вели себя так, будто ничего и не знали об опыте Японии.

В Джакарте, Бангкоке, Сингапуре и Маниле в 1996-1998 годах было начато

строительство в среднем в полтора раза больших офисных площадей, чем было

сдано в эксплуатацию в 1993-1995 годах; инвесторов не останавливало даже то,

что в первых трех городах объем непроданных или не сданных в аренду

помещений вырос почти на 50 процентов только в течение одного 1996

года^[260]. К лету 1997 года доля нереализованных построек

составила в Таиланде 35 процентов^[261]. Между тем в большинстве

азиатских стран банки, согласно официальной отчетности, направляли на

финансирование риэлтерских проектов от 11 до 18 процентов своих кредитных

средств^[262]; однако эксперты "Бэнк фор интернэшнэл сеттлментс"

давали гораздо более высокие оценки: от 25-30 процентов в Индонезии до 30-40

процентов в Сингапуре, Таиланде и Малайзии и беспрецедентных 40-55 процентов

в Гонконге^[263]. По самым оптимистичным предположениям,

разрешение одной только проблемы сбыта на рынке офисных помещений может

стоить многим странам Юго-Восточной Азии от 4 до 5-6 процентов их валового

национального продукта.

Катастрофическая ситуация на рынке недвижимости, о которой много

говорилось в ходе кризиса, является лишь одним, пусть и весьма наглядным, но

все-таки не единственным показателем переоцененности капитальных благ в

странах Азии. На этом примере мы можем в наиболее "чистом" виде наблюдать

последствия сокращения внешнего спроса и в то же время механизм "запуска"

кризиса в промышленной сфере. Сокращение иностранных инвестиций, вложений в

акции и ценные бумаги, невозможность привлечения новых кредитов и

замораживание значительных банковских средств в долгосрочных, и, как

оказалось, убыточных, инвестиционных проектах -- все это привело к снижению

возможностей маневра для промышленных компаний и вынудило их ориентироваться

лишь на текущие поступления от продаж. Но как

^[259] - См.: Bella W., Rosenfeld S. Dragons in Distress. P.

40.

^[260] - См.: The Economist. 1997. April 12. P. 82.

^[261] - См.: French P., Crabbe M. One Billion Shoppers. P.

118.

^[262] - См.: The Economist. 1997. April 12. Р. 82.

^[263] - См.: Goldstein M. The Asian Financial Crisis. P. 8.

только большинство из них попыталось нарастить объемы производства,

стало очевидно, что рынки развитых стран перенасыщены, а внутренний рынок

испытывает огромную нехватку средств, в том числе вследствие девальвации

национальных валют и сокращения платежеспособного спроса, банкротства ряда

банков и финансовых компаний, а также роста сбережений населения, не

уверенного в завтрашней финансовой стабильности.

Эти факторы обусловили резкий промышленный спад во всех странах

региона. Если несколько лет назад утверждалось, что "азиатская экономическая

экспансия вполне может продолжаться на протяжении десятилетий" в первую

очередь потому, что "трудовые ресурсы... азиатских стран могут в начале

следующего столетия устойчиво нарастать" ^[264], то сегодня

господствуют иные представления. Эксперты отмечают теперь, что в современных

условиях факторы, на которых было основано азиатское экономическое чудо,

утратили прежнее значение. Низкие издержки на рабочую силу перестали служить

достаточным условием проникновения на мировые рынки; важнейшим фактором

конкурентоспособности оказалось здесь широкое применение в производстве

высококвалифицированного и высокопроизводительного интеллектуального

труда^[265]. Будучи неспособными предложить Западу

высокотехнологичную продукцию, азиатские экономики замедляют сегодня темпы

своего развития. В Таиланде за ростом ВНП на 6 процентов в 1996 году

последовала стагнация в течение 1997 года, и прогнозировался спад на 5

процентов в 1998 году; в Индонезии, где в 3-м квартале 1997 года наблюдался

рост на 7 процентов, в 1998 году ожидали уже 15-процентного

спада^[266]. На протяжении 1997-го и первой половины 1998-го

эксперты Международного валютного фонда восемь раз пересматривали свои

оценки темпов роста азиатских экономик; о масштабе этих корректировок

позволяет судить таблица 9-1.

Ход кризиса и связанные с ним драматические политические события --

бесчисленные отставки в правительствах, смена руководства в Южной Корее в

начале 1998 года, резкие антиамериканские заявления малайского премьера

Махатхира, громкие банкротства крупных банков и финансовых компаний, среди

которых оказались такие известные и, казалось бы, находившиеся вне

эпицентров кризиса, как гонконгский "Перегрин" и даже японские "Хоккайдо

Такусоку Бэнк" (обязательства которого перед клиентами составляли 75,1 млрд.

долл.) и "Ямайичи Секьюритиз"

^[264] - Judy R.W., D'Amico С. Workforce 2000. Work and

Workers in the 21st Century. Indianapolis (In.), 1997. P. 31.

^[265] - См.: Drucker P.F. Management Challenges for the 21st

Century. P. 61.

^[266] - См.: Lee E. The Asian Financial Crisis. P. 4, 6.

Таблица 9-1