1973 Года индекс mew впервые обнаружил тенденцию к падению (отмечавшуюся,

однако, лишь до 1981 года). Между тем Г.Дэли и Дж.Кобб усомнились в этих

расчетах, поскольку, по их мнению, они по-прежнему основываются на валовых

показателях (например, учитывают расходы на здравоохранение и образование

вместо того, чтобы опираться на реальное улучшение здоровья и образованности

нации, то есть смешивают затраты на формирование человеческого капитала с

полученным эффектом), а также не учитывают вызываемого хозяйственной

деятельностью разрушения окружающей среды. С учетом своей критики, они

предложили "индекс устойчивого экономического благосостояния" (Index of

Sustainable Economic Welfare) ^[62], динамика которого качественно

отличается от динамики ВНП (см. график 5-2). Приводя все эти сведения, мы не

ставим своей целью поддержать одно из научных направлений, сформировавшихся

в оценке адекватности того или иного показателя экономической динамики; мы

всего лишь обращаем внимание на факт разнонаправленного движения

традиционных экономических индикаторов и показателей, более приспособленных

для оценки постиндустриальной реальности; кроме того, нам важно отметить,

что в современной экономике возникают все новые участки и секторы, рост и

развитие которых не могут быть отражены ни в традиционных, ни даже во вновь

вводимых в оборот показателях. Момент же, к которому относится появление

этого растущего несоответствия, все авторы, вне зависимости от занимаемой

ими позиции, относят к периоду между 1973 и 1979 годами^[63].

Четвертая тенденция имеет особое значение и будет подробно рассмотрена

в последней части книги. Речь идет о резком углублении социального

неравенства, начавшемся во второй половине 70-х годов. Вначале большинство

исследователей объясняло это тем, что повышение нефтяных цен в разной

степени затронуло

----------------

^[61] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 109.

^[62] - См.: Daly H.E., Cobb J.B., Jr. For the Common Good.

Boston, 1989; Cobb C., Halstead Т., Rowe J. Redefining Progress: The Genuine

Progress Indicator, Summary of Data and Methodology. San Francisco, 1995.

^[63] - См.: KuttnerR. Everything for Sale: The Virtues and

Limits of Market. N.Y., 1997. P. 86; Wewaecker E.U., von, LovinsA.B., Lovins

L.H. Factor Four: Doubling Wealth -Halving Resource Use. The New Report to

the Club of Rome. L., 1997. P. 279.

----------------

ГРАФИКИ

богатых и бедных граждан; затем в качестве основной причины

рассматривалось замедление экономического роста (и это вполне

удовлетворительно объясняло, например, то обстоятельство, что в 60-е годы и

начале 70-х реальные доходы на душу населения росли на 2,4 процента в год,

тогда как во второй половине 70-х и в 80-е -- всего на 1,4

процента^[64]); позднее акцент был перенесен на проблемы, с

которыми столкнулось государство в финансировании социальных программ,

направленных на искоренение бедности. Однако независимо от характера

объяснений один принципиальный факт остается неизменным: в начале 70-х годов

прекратилось снижение доли граждан, находящихся за чертой бедности. Если в

1939 году около половины населения США составляли семьи с доходом ниже

современного уровня бедности (пересчитанного в сопоставимых ценах), то в

середине 70-х их количество сократилось до 11,6 процента, а к 1992 году

вновь возросло до 14,5 процента^[65]. Более того. Именно после

1973 года материальное положение многих работников, в первую очередь занятых

в массовом промышленном производстве и сфере услуг, существенно

ухудшилось^[66]. Согласно подсчетам экспертов, между 1977 и 1992

годами наименее обеспеченные 10 процентов населения потеряли около 20

процентов своих доходов (в то время как наиболее состоятельные 5 процентов

увеличили свои доходы почти на 60 процентов) ^[67]; характерно

также, что сегодня средний работник в сфере материального производства

только для того, чтобы обеспечить себе уровень жизни, соответствующий (с

учетом инфляции) 1973 году, должен трудиться на 6 недель в году

больше^[68]. В результате, если за 23 года, с 1950 по 1973 год,

средний доход типичной американской семьи вырос на 110 процентов, то затем

он трижды снижался в абсолютном выражении (в 1973-1975, 1980-1983 и

1988-1992 годах), а в целом за следующие 23 года, с 1973 по 1996 год, его

рост составил всего 15 процентов^[69]. На этом фоне доходы

высокооплачиваемых лиц быстро росли как в силу чисто экономических причин,

так и вследствие трансформации структуры общественного производства, в

котором основное место занимали высокотехнологичные отрасли, требовавшие

--------------

^[64] - См.: Spulber N. The American hconomy. r. 225.

^[65] - См.: Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P.

128.

^[66] - CM.: Mishel L., Bernstein J., Schmitt J. The State of

Working America 1998-99. Ithaca (N.Y.)-L, 1999. P. 49.

^[67] - См.: Piven F.F., Cloward R.A. Regulating the Poor.

The Functions of Public Welfare. Updated Edition. N.Y" 1993. P. 363.

^[68] - См.: Schor J.B. The Overworked American. The

Unexpected Decline of Leisure. N.Y., 1992 P. 81.

^[69] - CM.: Davis В., Wessel D. Prosperity. P. 67.

--------------

высокой образованности работников, тогда как доходы занятых в массовом

производстве стагнировали или даже снижались. Это хорошо видно на примере

80-х годов, в течение которых производительность в обрабатывающей

промышленности США выросла на 35 процентов, но роста реальной заработной

платы не последовало^[70]; в Германии в это же время индекс

заработной платы оставался на прежнем уровне, тогда как прибыль промышленных

компаний выросла вдвое^[71]. Индекс неравенства, отражающий

отношение доходов высокооплачиваемых работников к доходам низкооплачиваемых,

достиг своего минимального за последние 80 лет значения именно в 1972-1976

годах, за период же 1973-1990 годов его рост составил от 30 до 45

процентов^[72]. Таким образом, на протяжении всего периода

активного становления основ постиндустриального и постэкономического

общества в западных странах систематически росло имущественное и социальное

неравенство.

Наконец, пятое, на что следует обратить внимание, -- это развитие

аналогичной тенденции в международном масштабе. В послевоенный период одной

из самых очевидных характеристик мировой экономики было сокращение

хозяйственного разрыва между Севером и Югом. Несмотря на высокие темпы роста

в развитых странах^[73], новые индустриальные государства шли по

пути ускоренного хозяйственного развития, стремясь к показателям,

достигнутым в США и Европе. С 1955-го по середину 80-х годов доля США в

мировом промышленном производстве сократилась с 58 до 33

процентов^[74], доля же всего западного мира снизилась за период

1953-1980 годов с 74,6 до 57,8 процента^[75]. Однако на фоне этих

тенденций отчетливо видны два разных по своим характеристикам отрезка

времени, причем их разделяет именно середина 70-х годов. Если в период с

1950 по 1973 год, когда экономическое развитие западных держав было наиболее

бурным, разрыв между их долей в мировом промышленном производстве и долей

остального мира сокращался все возрастающими темпами, достигавшими 1,8

процента в год, то в последующее десятилетие, несмотря на резкое замедление

прогресса в самих индустриально развитых странах, этот процесс развертывался

со скоростью, не пре-

----------------

^[70] - См.: Greider W. One World, Ready or Not. The Manic

Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P.74,197.

^[71] - См.: Afheldt H. Wohlstand fuer niemand? Muenchen,

1994. S. 30-31.

^[72] - См.: Ayres R. U. Turning Point. P. 117.

^[73] - Подробнее см.: Moody К. Workers in a Lean World.

Unions in the International Economy. L.-N.Y., 1997. P. 56.

^[74] - См.: McRae H. The World in 2020. P. 7.

^[75] - См.: Huntington S.P. The Clash of Civilizations and

the Remaking of World Order. N.Y., 1996. P.86.

----------------

вышавшей 1,4 процента в год^[76], а сегодня можно обнаружить

даже полную смену тенденции. На наш взгляд, это свидетельствует о

качественно более высоком потенциале хозяйственной системы

постиндустриальных стран по сравнению с индустриальными; именно здесь

коренится источник нового глобального противоречия между ведущими державами

и остальным миром. Стремительно обостряясь в последние десятилетия, оно

угрожает целостности установившегося мирового порядка и будет подробно

рассмотрено в третьей части нашей работы.

Таким образом, в середине 70-х годов человечество столкнулось с гораздо

более глобальным и комплексным кризисом, чем когда бы то ни было ранее.

Выделив пять основных тенденций, которые были вполне различимы на протяжении

большей части XX века и претерпели в ходе развертывания этого кризиса

радикальные изменения, мы хотели бы обратить особое внимание на то, что все

они тесно взаимосвязаны и по сути дела отражают одно и то же явление --

снижение доминирующей роли индустриального сектора в общественном

производстве.

При этом первые три из рассмотренных тенденций, хотя и могут казаться

наиболее значимым свидетельством кризиса западной модели хозяйства, на самом

деле, как ни парадоксально, вовсе не говорят о серьезных проблемах,

возникающих на пути дальнейшей эволюции этой модели. Анализируя снижение

темпов экономического роста, падающую производительность и возрастающий

разрыв между динамикой валового национального продукта и движением

альтернативных показателей общественного благосостояния, следует прежде

всего иметь в виду, что мы сталкиваемся здесь скорее с принципиальными

трудностями адекватного теоретического описания новой ситуации, нежели с

реальным хозяйственным кризисом. Как бы ни подчеркивали эксперты опасность

замедления темпов роста, нельзя не видеть, что стоимостные показатели, в

которых исчисляется этот рост, сегодня все более отрываются от той

объективной данности, которую представляет собой современная экономика.

Невозможность адекватного исчисления стоимости информационных продуктов,

индивидуализированных благ, определения ценности самих производственных

компаний и заключенного в них человеческого и социального капитала;

отсутствие видимой связи между устойчиво снижающейся ценой

высокотехнологичной продукции и такими качественными изменениями в разных

поколениях этой про-

----------------

^[76] - См.: Abramowitz. М., David P.A. Convergence and

Deferred Catch-up: Productivity Leadership and the Waning of American

Exceptionalism // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of

Economic Growth. Stanford (Ca.), 1996. P. 28-29.

----------------

дукции, которые порой делают ее попросту несопоставимой, -- все это

показывает, что задача создания новой системы экономико-статистической

отчетности, позволяющей реально отражать возрастающее благосостояние

общества на основе не только валовых стоимостных показателей, но и

качественных параметров производства, не говоря уже о необходимости оценки

развития человеческого потенциала, сегодня актуальна как никогда. При этом,

подчеркнем еще раз, опасности, проистекающие из отсутствия такой системы,

хотя и могут оказаться весьма серьезными, в конечном счете ограничены тем,

что, пользуясь прежней "системой координат", лидеры современной экономики

могут в ряде случаев принять неадекватные управленческие решения, но не

более того.

Напротив, последние две тенденции представляются намного более важными,

а проистекающие из них последствия -- гораздо более тревожными. На основе

неумолимо развертывающейся технологической революции постиндустриальные

страны внутренне поляризуются; перед людьми, реализующими свой творческий

потенциал вне рамок традиционного материального производства, а также

имеющими уникальные интеллектуальные, творческие, а нередко даже физические,

способности, открываются все более широкие возможности не только для

самосовершенствования, но и для присвоения значительной доли производимого

обществом материального богатства. В результате становится реальностью

формирование двух новых социальных групп -- класса интеллектуалов и того

отчужденного класса производителей материальных благ и массовых услуг,

который вполне может объединить в себе большую часть граждан

постиндустриального мира. Противоречия между ними (а в данном случае

необходимо иметь в виду, что они количественно умножаются по мере эрозии так

называемого "среднего класса") в перспективе неминуемо станут весьма

острыми, так как будут основываться не только на диспропорциональности в

распределении общественного богатства, но и на резко отличающихся типах

менталитета и системах ценностей. Аналогичный процесс набирает силу

одновременно и в мировом масштабе, где индустриальные страны оказываются

неспособными усвоить постэкономические императивы и утрачивают возможности

сокращения своего отставания от основных центров постиндустриальной

цивилизации. Снижая собственную потребность в естественных ресурсах и

выступая экспортером информационных благ, потребление которых в рамках

собственной страны не снижается от масштабов их экспорта, постиндустриальные

державы не только обретают могущество, но и постепенно становятся в глазах

остальных государств источником и оплотом глобальной социальной

несправедливости. Эти два процесса, развертывающихся как отражение друг

друга, превращают индустриальную цивилизацию, в конце 60-х годов казавшуюся

Р.Арону и его сторонникам "единой реальностью, а не двумя коренным образом

отличными мирами" ^[77], в расколотый мир, полярные элементы

которого проникнуты по отношению друг к другу если и не явной враждебностью,

то легко различимым неприятием.

Говоря о кризисе середины 70-х годов, часто отмечают огромное

количество иных тенденций, претерпевших в этот период серьезные изменения.

Экономисты заявляют, что в большинстве развитых стран именно в это время был

нарушен тренд постепенного сокращения бюджетных дефицитов и государственного

долга^[78], нарушены привычные соотношения располагаемого дохода,

нормы накопления и масштабов потребительского кредитования^[79];

социологи апеллируют к резкому росту нестабильности целого комплекса

социальных отношений, прежде всего -- к разрушению семейных ценностей,

быстрому снижению с середины 70-х количества браков и росту числа

разводов^[80]; политологи обращают внимание на снижение

политической активности, ухудшение ситуации с преступностью, увеличение

числа региональных конфликтов, рост напряженности в отношениях между людьми

различных рас и национальностей. В результате формируется представление, что

этот период существенным образом изменил само направление развития западной

цивилизации. Попытки анализа в русле таких представлений, предпринимавшиеся

в той или иной форме начиная с конца 80-х годов, получили наиболее

концентрированное выражение в концепции "великого разрыва (great

disruption)", ставшего предметом исследования в недавней работе

Ф.Фукуямы^[81].

Между тем подавляющее большинство аналитиков не пытается объяснить

происходящее теми процессами, которые, в контексте нашего исследования,

действительно определяют лицо современного мира и воплощаются, если говорить

максимально обобщенно, в возрастающей индивидуализации и самодостаточности

отдельных личностей, стремящихся к. самовыражению и самореализации, и

отдельных стран, развивающихся по пути усвоения достижении информационной

революции на основе максимального использования творческого потенциала своих

граждан. Современная литература насыщена иными трактовками происшедшего в те

годы -- от явной переоценки внешней составляющей, связанной с политикой

развивающихся стран, и попыток представить все эти события как очередной

"кризис перепроизводства" до апелляции к концепции "длинных волн"

Н.Кондратьева^[82] и наивных аналогий с финансовыми циклами,

наблюдавшимися в 1816-1825, 1864-1873 и 1919-1929 годах^[83].

В заключение отметим, что, начавшись в середине 70-х или даже в конце

60-х годов, первый системный кризис индустриального общества имел свое

продолжение; ему предстояло пройти еще одну фазу, после которой, собственно,

и началось радикальное переустройство хозяйственных порядков западных стран

на принципиально новой основе.

----------------

^[77] - Aron R. 28 Lectures on Industrial Society. L., 1968.

P. 42.

^[78] - См.: Heilbroner R., Bernstein P. The Debt and the

Deficit. False Alarms // Real Possibilities. N.Y.-L., 1989. P. 42-43;

Cavanaugh F.X. The Tmth about the National Debt. Five Myths and One Reality.

Boston, 1996. P. 8-9; Krugman P. Peddling Prosperity. Economic Sense and

Nonsense in the Age of Diminishing Expectations. N.Y.-L., 1994. P. 153;

Sassen S. Losing Control? Sovereignty in an Age of Globalization. N.Y.,

1996. P. 46; Strange S. Mad Money. Manchester, 1998. P. 64-65, и др.

^[79] - См. SchillingA.G. Deflation. P. 101.

^[80] - CM. Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P.

168-169, 172-173, и др.

^[81] - См. Fukuyama F. The Great Disruption. Human Nature

and the Reconstitution of Social Order. N.Y., 1999. P. 27-60.

----------------