1997-М[117]); что, далее, доходы японских бизнесменов в

подавляющей части складывались из разного рода бонусов, преференций и иных

скрытых форм оплаты (японские компании тратили на это в конце 90-х около 40

млрд. долл. -- сумму, превышающую все выплаты акционерам^[118]; в

результате чего, например, цена членства в престижном гольф-клубе в Токио,

куда были вхожи многие крупные предприниматели, достигала 1 млн. долл. в год

и возмещалась, как правило, их компаниями^[119]); наконец, не

следует забывать, к чему пришли американская и японская экономики через

десять лет после получения ведущими предпринимателями сопоставленных выше

доходов. В со-

^[114] - См.: Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P.

59.

^[115] - См.: Fischer C.S., Hout M., Jankowski M.S., Lucas

S.R., Swidler A., Voss K. Inequality by Design. P. 102.

^[116] - См.: Hampden-Tumer Ch., Trompenaars F. The Seven

Cultures of Capitalism. Value Systems for Creating Wealth in the United

States, Britain, Japan, Germany, France, Sweden and the Netherlands. L.,

1994. P. 57.

^[117] - См.: Koch R. The Third Revolution. P. 92.

^[118] - См.: Sakayia T. What Is Japan? Contradictions and

Transformations. N.Y., 1993. P. 237.

^[119] - См.: Hartcher P. The Ministry. How Japan's Most

Powerful Institution Endangers World Markets. Boston (Ma.), 1998. P. 62.

временных условиях "следует преобразовать верхушку управления

корпорациями с тем, чтобы она отражала новую реальность, заключающуюся в

том, что власть должна выражаться не только через авторитет руководства, но

и через знания и опыт. Оба типа руководства чрезвычайно важны, и ключевой

задачей вертикально структурированной организации является сохранение

баланса между ними. Эта задача, которая всегда была до некоторой степени

актуальной, в настоящее время становится наиболее важной" ^[120].

Таким образом, разнонаправленная динамика показателей

производительности и заработной платы (см. график 11-2) четко показывает,

что со второй половины 80-х основную роль в повышении прибылей американских

промышленных и сервисных компаний стали играть интеллектуальные усилия

высшего персонала и технологические нововведения, также коренящиеся в

использовании человеческого капитала. Доля нематериальных факторов в

График 11-2 Соотношение реальной заработной платы и производительности

Источник: Galbraith James K. Created Unequal. P. 79.

^[120] - Tomasko R. M. Rethinking the Corporation. The

Architecture of Change. N.Y., 1993. P. 151.

балансовой стоимости компаний достигла 30 и более

процентов^[121], а доля чистых активов в их рыночной оценке

опустилась сегодня до неправдоподобно низкой величины даже для фирм, не

относящихся к самым высокотехнологичным отраслям: например, у "Кока-Колы" --

до 4 процентов (против 6 процентов у "Майкрософт"), а у "Дженерал электрик"

-- до 18 процентов (против 15 у "Интел") ^[122]. В большинстве

случаев это свидетельствует об уникальности рыночного поведения компании,

отражающего объективные оценки интеллектуального капитала и ценность

работников фирмы. Вместе с тем следует заметить, что низкоквалифицированные

работники оказываются при этом в еще более тяжелом положении, поскольку

"экономический рост не может обеспечить их "хорошими" рабочими местами так,

как это было в прошлом" ^[123].

Третья группа явлений, ознаменовавших начало революции интеллектуалов,

обусловлена рядом не менее важных обстоятельств. С того времени как процесс

освоения знаний стал основой подготовки человека к последующей деятельности

в современном обществе, новая высшая социальная страта явно становится все

более замкнутой. С 1970 по 1990 год средняя стоимость обучения в частных

университетах в США возросла на 474 процента -- при том, что средний рост

потребительских цен не превысил 248 процентов^[124] . Характерно

также, что максимальный спрос предъявляется сегодня не столько на

квалифицированный преподавательский состав, сколько на специалистов,

способных творчески ставить и решать задачи. В результате доходы

преподавателей и профессоров, в частности, в математических и информационных

дисциплинах, растут в три-четыре раза медленнее стандартной зарплаты их

выпускников, создающих собственные предприятия или работающих по контракту.

Ввиду роста стоимости образования высшая страта замыкается сегодня подобно

вчерашним предпринимателям. Если в начале века две трети высших

руководителей компаний были выходцами из состоятельных семей, то в 1991 году

около половины студентов ведущих университетов были детьми родителей, чей

^[121] - См.: Grant J.L. Foundations of Economic Value Added.

New Hope. (Pa.), 1997. P. 16, 18-19; McTaggart J.M., Kontes P. W., Mankins

M.C. The Value Imperative. Managing for Superior Shareholder Returns. N.Y.,

1994. P. 28.

^[122] - См.: RoosJ., Roos G., Dragonefti N.C., Edvinsson L.

Intellectual Capital. Navigating the New Business Landscape. N.Y., 1997. P.

2, 3; см. также: Knight J.A. Value-Based Management. Developing a Systematic

Approach to Creating Shareholder Value. N.Y., 1998. P. 41, 43, 54.

^[123] - Danziger S.H., Sandefur G.D., Weinberg D.H.

Introduction // Danziger S.H., Sandefur G.D., Weinberg D.H. (Eds.)

Confronting Poverty: Prescription for Change. Cambridge (Ma.), 1994. P. 10.

^[124] - См.: Frank R.H., Cook P.J. The Winner-Take-All

Society. Why the Few at the Top Get So Much More Than the Rest of Us. L.,

1996. P. 165.

доход превышал 100 тыс. долл. ^[125] Если, кроме того, в 1980

году среди выпускников колледжей с четырехгодичным сроком обучения только 30

процентов происходили из семей, чей доход превышал 67 тыс. долл., то сегодня

это число возросло до 80 процентов^[126].

Последствия данного процесса трудно переоценить. Дело в том, что

богатые американские семьи всегда в достатке имели финансовые ресурсы,

необходимые для оплаты обучения своих отпрысков в колледжах. Однако сегодня

мы наблюдаем радикальное изменение в системе ценностей нового высшего

класса. Как известно, новый тип мотивации распространен не столько у тех,

кто добился значительных материальных успехов в течение жизни; напротив, как

отмечает Р.Инглегарт, "по самой природе вещей, постматериалистами становятся

чаще всего те, кто с рождения пользуется всеми материальными благами, и этим

в значительной степени объясняется их приход к постматериализму"

^[127]; люди же, с юности стремившиеся добиться экономического

успеха, впоследствии гораздо реже усваивают творческие модели поведения и

становятся носителями постматериалистических идеалов.

Мы полагаем, что имеются все основания для вывода о том, что в "классе

интеллектуалов" уже на нынешнем этапе зарождения постэкономического общества

произошла качественная перемена ценностных ориентиров. Можно ожидать, что в

ближайшие десятилетия постматериалистические ценности будут активно

укореняться в общественном сознании по мере происходящих интергенерационных

сдвигов^[128]; в силу же того, что, "будучи однажды выбранными,

ценности меняются очень редко" ^[129], можно прогнозировать

однозначный и все более быстрый рост нематериалистически мотивированного

слоя современного общества, в который будет перерождаться прежняя элита

индустриального мира.

Характеризуя новый высший класс американского общества в первую очередь

по способности его членов к творческому мышлению и неординарным решениям, Р.

Гернштейн и Ч. Мюррей пишут: "Вне зависимости от состоятельности их

родителей, людей, принадлежащих к этой группе, с радостью принимают в лучшие

колледжи, затем в лучшие университеты, дающие возможность получить степень

магистра и более высокие ученые степени. Закончив образование, они успешно

строят карьеру, которая позволяет им реализовать свои способности и добиться

уважения. До-

^[125] - См.: Lasch Ch. The Revolt of the Elites and the

Betrayal of Democracy. P. 177.

^[126] - См.: The Economist. 1997. February 8-14. P. 57.

^[127] - Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial

Society. Princeton (NJ), 1990. P. 171.

^[128] - Ibid. P. 100.

^[129] - Boyett J.H., Conn H.P. Maximum Performance

Management. Oxford, 1995. P. 32.

стигнув зрелости, эти счастливчики, как правило, имеют доход,

выражающийся шестизначным числом. На них работает технология, расширяя их

возможности для выбора и повышая степень их свободы, предоставляя в их

распоряжение невиданные ресурсы, позволяя им заниматься тем, чем им

нравится. И по мере того, как жизнь осыпает их этими благами, они начинают

тяготеть друг к другу, получая, благодаря своему богатству и техническим

средствам, все более широкие возможности совместной работы и тесного общения

в полной изоляции от всех остальных" ^[130]. Этот замкнутый,

фактически наследственный, характер нового образованного класса был отмечен

еще в 50-е годы^[131] и сегодня привлекает внимание многих

социологов, причем некоторые говорят о нем с удовлетворением, а некоторые с

озабоченностью. Однако при всех различиях в подходах к данной проблеме

следует иметь в виду, что рост благосостояния имеет место сегодня почти

исключительно в среде высококвалифицированных работников и фактически не

затрагивает персонала, включение которого в совокупную рабочую силу общества

представляется насущной необходимостью^[132]; поэтому вполне можно

согласиться с выводом, что "даже в Америке всегда существовал

привилегированный класс, но никогда ранее он не находился в такой опасной

изоляции от окружающего мира" ^[133].

В последние годы углубляется понимание необратимости нового социального

расслоения. Хотя традиционные факторы, как и раньше, оказывают влияние на

динамику доходов, а циклические колебания экономики, разумеется, проявляются

и в движении заработной платы, тем не менее события 1982-1989 годов ясно

продемонстрировали тенденцию отставания заработной платы от темпов повышения

производительности^[134]. Несмотря на то, что конкуренция со

стороны импортируемых товаров безусловно воздействует на рынок труда (и

неравномерность распределения богатства усиливается вместе с ростом торговой

открытости экономики), эти два фактора представляются скорее двумя

относительно независимыми переменными; как показали исследования, в начале

90-х годов не более 10 процентов уверенно снижающегося в США спроса на

низкоквалифицированную рабочую силу было вызвано конкуренцией со стороны

зарубежных производителей^[135]. В других странах также "от-

^[130] - Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P.

XXI-XXII.

^[131] - См.: Wright Mills C. White Collar. P. 268.

^[132] - См.: Morton С. Beyond World Class. P. 260.

^[133] - Lasch Ch. The Revolt of the Elites and the Betrayal

of Democracy. P. 4.

^[134] - См.: Danvger S., Gottschalk P. America Unequal. P.

135.

^[135] - См.: Berman E., Bound J., Griliches Z. Changes in

the Demand for Skilled Labor within US Manufacturing // Quarterly Journal of

Economics. 1994. Vol. 109. P. 376.

вергают идею, согласно которой торговля служит источником нового

неравенства в уровне заработной платы" ^[136]; поэтому сегодня

становится все более распространенным мнение о том, что проблемы среднего

американского работника вызваны в первую очередь его собственными

качествами, и в частности его неумением выполнять работу, требующую

творческих подходов и неординарных решений^[137].

Как никогда ранее фактор образования воздействует сегодня на все

стороны социального положения работника. Только за период с 1985 по 1995 год

отношение средней заработной платы лиц, имеющих высшее образование или

ученую степень, к средним доходам выпускников школ выросло в США более чем

на 25 процентов, причем наблюдается тенденция усиления такого

отрыва^[138]. Подчеркивая, что в современных условиях "образование

дает надежную гарантию того, что семья в конечном итоге не окажется в

нищете", американские исследователи показывают, что доля белых американцев с

дипломом колледжа, находящихся сегодня ниже черты бедности, составляет около

2, а афроамериканцев -- около 4 процентов, тогда как для лиц, не имеющих

полного среднего образования, эти показатели составляют соответственно 31 и

51 процент^[139]. Относительно малообразованным американцам

становится все труднее находить работу; в середине 90-х годов в США

зависимость нормы безработицы от уровня образования была наиболее очевидной

и резкой: так, если, например, в Италии доля безработных среди выпускников

колледжа и лиц, не имеющих полного среднего образования, была фактически

одинаковой (6,4 и 8,4 процента соответственно), в Канаде и Франции

отличалась почти вдвое (7,3 и 14,3; 6,8 и 14,7 процента), то в Соединенных

Штатах разрыв достигал четырех раз (3,2 и 12,6 процента) ^[140]. К

началу 90-х годов только 59 процентов лиц, не получивших полного среднего

образования, были заняты на постоянной основе^[141]; при этом

выпускники колледжей, будучи уволены, на 18 процентов чаще, чем работники со

средним образованием, вновь трудоустраивались с прежним уровнем заработной

платы, тогда как для последних потери в доходах на новом месте работы

составляли

^[136] - См.: Cohen D. The Wealth of the World and the

Poverty of Nations. Cambridge (Ma.)-L.,1998.P.45.

^[137] - См.: Naylor Т.Н., Willimon W.H. Downsizing the USA.

P. 32.

^[138] - См.: The Economist. 1997. July 19. P. 75.

^[139] - См.: Bronfenbrenner U., McClelland P., Wethington

E., Moen Ph., Ceci SJ., et al. The State of Americans. P. 176-177, 176.

^[140] - См.: Mishel L., Bernstein J., Schmitt J. The State

of Working America 1998-99. P. 387.

^[141] - См.: Jencks Ch. Is the American Underclass Growing?

// Jencks Ch., Peterson P. (Eds.) The Urban Underclass. Wash., 1991. P. 53.

в среднем 5-7 процентов^[142]. В 90-е годы ситуация

фактически не улучшилась, несмотря на экономический подъем и минимальные за

последние годы показатели безработицы. Социальная и экономическая политика

во многих развитых странах, и особенно в США, в 60-е и 70-е годы была

направлена на достижение равноправия и искоренение бедности. Цели эти

казались достаточно близкими, но достигнуты не были. Современная социальная

политика ставит перед собой гораздо более скромные задачи, акцентируя

внимание в первую очередь на недопущении роста бедности в условиях

экономического процветания. Проблема имущественного неравенства становится

весьма острой, а ее значение -- исключительно важным. Опасность социального

расслоения заключается, кроме всего прочего, и в том, что, в этом процессе

все более заметную роль играет фактор принадлежности человека к классу

интеллектуалов; соответственно и зреющий социальный протест будет в первую

очередь обращен против его представителей, которые ассоциируются ныне с

верхушкой общества. Чтобы оценить масштаб этой проблемы, следует обратиться

к картине общего нарастания имущественного неравенства в современных

развитых обществах.

* * *

Итак, имеется достаточно аргументов, чтобы согласиться с выводом о

возможности становления в нынешнем постиндустриальном обществе новой

социальной структуры с новым господствующим классом во главе ее. Новый

господствующий класс постэкономического общества может стать гораздо более

однородным по своей внутренней структуре, чем все существовавшие в истории

высшие классы; мотивированные в значительной мере надутилитарным образом,

его представители по мере консолидации, обусловленной необходимостью

интеллектуального сотрудничества и схожими жизненными стандартами, будут

избавлены от резкого противоречия интересов, всегда возникавшего в недрах

любой доминирующей страты экономической эпохи. На наш взгляд, именно

приверженность постматериалистическим ценностям в наибольшей мере способна

консолидировать новый правящий класс; но на этой же основе будет развиваться

и противостояние с угнетаемым, или, правильнее сказать, отчужденным,

классом, представителям которого чужды подобные ценности. Новый доминирующий

класс имеет все признаки, позволяющие определять его именно как класс, а не

какую-либо иную социальную страту или группу. Во-первых, его представители

конт-

^[142] - См.: Rodrik D. Has Globalization Gone Too Far?

Wash., 1997. P. 23.

ролируют ресурс, который становится важнейшим фактором современного

производства, -- информацию и знания -- и, более того, фактически способны

осуществлять производственный процесс, т. е. создавать новые информацию и

знания, без непосредственного участия других социальных групп. Таким

образом, независимость данного класса от всего остального социума будет

укрепляться по мере усиления роли информационного сектора. Во-вторых, уже

сейчас представители этого формирующегося класса заняли весьма четко

определяемое положение в производственной иерархии: они реально контролируют

почти весь конечный продукт современного материального производства и

процесс создания высоких технологий. Конкуренция индустриального типа и

производство, которое может обойтись без новых технологических достижений,

сохраняются сегодня почти исключительно в сфере примитивных массовых услуг,

куда и стекается низкоквалифицированная рабочая сила, не будучи в состоянии

конкурировать с образованными работниками в других отраслях; таким образом,

большинство жизненно необходимых для общественного прогресса сфер

деятельности все увереннее контролируются представителями этого нового

класса. В-третьих, в силу того, что класс интеллектуалов предоставляет в

распоряжение общества ресурс, характеризующийся высокой редкостью и

избирательностью, он получает возможность перераспределять в свою пользу все

возрастающую долю общественного богатства, при этом не основывая свои

действия на принципе монополии. Создатели нового оригинального продукта

заранее понимают, что цена на него в значительной мере определяется спросом

в пределах достаточно узких социальных групп, и, как правило, не имеют перед

собой цели завоевывать массовый рынок. Компании, производящие

высокоиндивидуализированные и невоспроизводимые блага, весьма успешно

действуют на предельно, казалось бы, ограниченном пространстве статусного

потребления; такое корпоративное поведение мы называем не конкуренцией

(competition) или кооперацией (cooperation), а неким их симбиозом

(co/petition). В-четвертых, нельзя не отметить и того, что, становясь

доминирующим, класс интеллектуалов стремительно формирует и противостоящую

ему общность. Последняя не получает пока в литературе четкого определения;

большинство исследователей предпочитают обозначать ее как низший класс

(underclass), не конкретизируя этого понятия излишне детально. Но мы

убеждены, что в социологических исследованиях ближайшего времени самые

актуальные проблемы будут связаны именно с этой общностью. Наконец, следует

сказать несколько слов об этапах развертывания революции интеллектуалов. По

нашему мнению, собственно периодом этой революции может быть названо только

последнее десятилетие. когда окончательно сформировались предпосылки для

того, чтобы знания заняли свое уникальное место в производственном процессе,

а производству стал необходим не столько образованный или информированный

работник, сколько человек, умеющий привносить в каждый процесс нечто новое,

из известного извлекать нечто, ранее не существовавшее. Однако этот,

современный, этап ведет к становлению, если так можно сказать, лишь первой

фазы постэкономического общества, но, скорее всего, не зрелого его

состояния.

Как известно, в рамках экономического строя подавляющее большинство

людей ориентировано на достижение материальных целей; все остальные не

играют общественно значимой роли, когда не в головах мыслителей, а в

реальной жизни господствует концепция homo oeconomicus. Но постэкономическое

общество основано на постматериалистической мотивации составляющих его

людей, и этим оно отличается от общества экономического типа.

Соответственно, логично предположить, что и постэкономическое общество в

своем зрелом виде будет весьма однородным по типу бытующей в нем мотивации.

В то же время оно не может в ходе своего становления миновать стадии

неоднородности по признаку движущих людьми базовых мотивационных установок.

По-видимому, эта проблема станет одной из актуальнейших в ближайшие

десятилетия: в определенном смысле она уже была поставлена, когда пятнадцать

лет назад Т.Стоуньер писал, что основной в ближайшие годы неизбежно станет

задача "плавного перехода от индустриальной экономики к информационной"

^[143]. Эта задача "мягкого" преодоления периода нестабильности,

несомненно лежащего между современным постиндустриальным обществом и зрелым

постэкономическим состоянием, представляется сложной, как никакая иная.

Несколько лет назад патриарх современной экономической мысли

Дж.К.Гэлбрейт, констатируя, что за последние годы наиболее состоятельные

члены общества резко увеличили свою долю в присваиваемом национальном

доходе, при столь же быстром и масштабном сокращении доли наименее

обеспеченных граждан, писал: "Справедливое общество не стремится установить

в распределении доходов равенство, не соответствующее ни природе человека,

ни характеру и мотивации современной экономической системы. Как известно,

люди коренным образом различаются по тому, насколько они хотят и умеют

делать деньги. При этом источником той энергии и инициативы, которые служат

движущей силой современной экономики, является не просто жажда богатства, а

желание превзойти других в его накоплении". В то же время, оценивая

сложившуюся ситуацию, он отмечал: "Такого положе-

^[143] - Цитата Т.Стоуньера приводится по: Lyon D. The