Онтология духа права и духа музыки

Вопрос об онтологических основаниях права не позволяет обойти вниманием проблему их общей природы с онтологиче­скими основаниями музыки. Как известно, издавна существует ус­тойчивая традиция государственной регламентации музыкального творчества. Так, еще в древнем Китае из музыки изгонялось все то, что считалось нарушающим общепринятые представления о гармонии мироздания, казалось «аморальным» и угрожающим правопорядку. За создание и исполнение «аморальной» музыки виновные подвергались уголовным наказаниям, вплоть до смерт­ной казни.

Являлось ли это чрезмерное внимание к нормативно-ценност­ной стороне музыкального искусства культурно-историческим казусом или же оно имело под собой какие-то глубокие и вполне оправданные основания? Ответ на этот вопрос содержался уже в древнекитайских философских системах даосизма и конфуциан­ства, для которых музыка была духовным началом, причастным к нормативным началам бытия. Даосизм видел в музыке непо­средственное порождение Дао, этого перводвигателя Вселенной Уже после того, как из Дао возникла музыка, появились соци альные нормы, правила морали и законы.

В конфуцианстве логика рассуждений была несколько иной Согласно ей, пока не было социального порядка, не существовало и музыки. Лишь после того, как правители-мудрецы утверди­ли иерархические отношения между властями и подданными, ус­тановили социальный порядок с помощью морали и права, они занялись упорядочением звуков и созданием музыки.

Древние натурфилософские умозрения открыли, что у права и музыки единая онтологическая основа. Она именовалась либо Дао, либо Логосом, либо Числом, задающим одновременно и музыкальные интервалы, и социальные нормативы. Обнаружив генетическое, структурное и функциональное сходство музыки и права, античность обратила внимание на два типа причинных связей между ними и онтологией миропорядка. С одной стороны, онтологические структуры мироздания равным образом предоп­ределяют строй и музыки, и правопорядка. И наоборот, музыка и соционормативная реальность способствуют увеличению меры упорядоченности и гармоничности бытия в целом.

Архаические культуры открыли, что бытие Вселенной проте­кает не в великом безмолвии, что оно озвучено и что его онто­логические структуры несут в себе сходную акустическую и норма­тивную информацию о строе мироздания и принципах миропорядка. Эта информация говорит хотя и разными языками, но об одном — о ритмической динамике бытия и о необходимости для человека подстраивать под эти ритмы свое физическое и социальное суще­ствование.

Для музыки и права нормативным идеалом служит совер­шенство социума и мира в целом. Но если для музыки это со­вершенство выступает как гармония, то для права — только как порядок. В античных картинах мира бытие и совершенство счи­тались состоящими в «интимном сродстве» между собой. Пред­полагалось, что бытие и является важнейшим из совершенств, выступая самозамкнутым и уравновешенным в своей полноте. Если совершенство мыслилось как атрибут космоса, бытия в це­лом, то все неустроенное, бесструктурное, дурное, хаотичное объявлялось «не-сущим». Поскольку в этом последнем не было и намека на совершенство, то ему отказывалось в праве быть и оно расценивалось как причастное небытию

Позднее, уже в средние века способность «быть», а значит «быть совершенным» стала неотъемлемым атрибутом Бога Бог не только сам способен «быть», но и наделяет этой способностью все вещи Тем самым он открывает перед ними возможность быть совершенными. Поскольку Бог пребывает во всех вещах, они "есть", «бытуют», и бытие для них является даром Творца своим творениям.

Совершенство в качестве атрибута Бога и бытия имело не­сколько главных модификаций: а) благо и ведущая к нему нравственность; б) справедливость и восходящее к ней право; в) красота как предмет устремлений всех видов искусства, в том числе и музыки.

Таким образом, у музыки и права оказывались общими не только онтология, но и метафизика. Эта общность с разительной отчетливостью обнаруживает себя в «духе музыки». В свете мета­физической категории «духа музыки», введенной Ф. Ницше, жи­вая музыка, звучащая в повседневной действительности, — это всего лишь явление этого духа. Сам же дух музыки представляет собой некую глубинную «метамузыку», раздающуюся из метафи-ических глубин универсума и заставляющую отзываться «стру-[ы» самых разных реалий, начиная с живого космоса (музыка (ебесных сфер) и вплоть до человеческого духа и созданных чело-»еком музыкальных инструментов.

Дух музыки имеет два ведущих модуса — модус становления, творения (дух творящий) и модус разрушения и гибели (дух раз­рушающий). Это энергия созидания-разрушения, пронизывающая все бытие, повсеместно разлитая во всем сущем, способная в разных формах заявлять о себе, в том числе в виде музыкальных гармо­ний и дисгармоний и социальных норм и аномий. Имея собствен­ный метафизический ритм, способный попеременно чередовать гемы созидания и разрушения, дух музыки своими маятниковы­ми колебаниями побуждает целые народы то к созиданию поряд­ка и гармонии, то к разрушению и хаосу.