Колесов В. В. Историческая грамматика русского языка

10. Глагол

собен описать действие как событие с «бинокулярной» точки зрения наблюдателя.

На протяжении всего древнерусского периода «вид» есть словообразовательная, а не формообразовательная категория, он является в н е ш н и м п о о т н о ш е н и ю к с п р я ж е н и ю, которое было единственным формальным признаком грамматической категории в древнерусском языке.

10.5.2. Этапы формирования видовых противопоставлений

Уже в праславянском языке изменилось прежнее, довольно четкое противопоставление по определенности/неопределенности, и вся градуальная цепь соответствий оказалась нацеленной главным образом на выражение предельности/непредельности действия.

Последовательность преобразования категории вида как пра-вида, до-вида и вида может быть представлена как обогащение признаком аспектуальности:

1)определенность/неопределенность (тип вести — водити);

2)предельность/непредельность (тип веде — ведяше);

3)совершенный/несовершенный (тип веду — приведу). Исчезающая из системы категория имперфекта требовала сохранения

видовых противопоставлений, прежде всего имперфективности, маркированным носителем которой и состоял в системе имперфект; происходило преобразование предельности/непредельности в категорию вида.

В указанных процессах важны два момента.

С одной стороны, происходило постоянное замещение старых значений новыми формами; например, итеративность (длительность), всегда сохраняясь, по-разному передавалась в изменяющейся видовременной системе. С другой стороны, были возможны изменения функции в старых формах, например имперфект. Сначала имперфект был возможен только от длительных основ, затем стал образовываться и от других основ (предельность/непредельность), с тем чтобы, наконец, формироваться только от основ несовершенного вида. В изменении словообразовательных потенций имперфекта можно видеть своего рода различительные признаки на разных этапах преобразования аспектуальности.

На втором из выделенных этапов происходило переосмысление определенности/неопределенности конкретного контекстного действия в отвлеченно направленном векторе (предел, граница), представленного теперь как предельность/непредельность действия; именно в это время осуществлялось «снятие» с контекстных формул разнообразных приставочных образований, которые стали выступать в значении предельности.

331

Морфология

На третьем этапе особенно важно, что в составном сказуемом с инфинитивом неопределенная форма употребляется в несовершенном виде (нача ходити... начну ходити... стану ходити... хочу ходити...

буду ходити...) — по-видимому, это типологически воссоздает значения, прежде присущие перфекту, но уже не с помощью -лъ-формы, а посредством безличной и внеродовой формы инфинитива, в известном смысле вбирающей в себя аналитические выражения речевых формул типа въстав и рече, стал говорить и под. В противоположность исконному перфекту здесь уже важно не только указать результат предшествующего действия, но и просто обозначить границу предельности действия — как еще только намечающийся переход к видовым противопоставлениям.

10.5.3. Определенность и неопределенность

На различных этапах преобразования аспектуальные различия представлены по-разному; рассмотрим «механизм» их порождения и развития.

На первом этапе формирование пред-видовых различий происходило в каждом глагольном классе отдельно, но непременно под давлением однокоренных глаголов другого класса. Это особенно заметно на истории тех глаголов, которые считают «двувидовыми» или вообще не отражающими видовых различий. В современном русском языке таких глаголов около 50 — типа женить, с обозначением и длительного процесса, и завершенного действия одновременно.

Способы глагольного действия представлены во всех языках, это лексическая форма выражения процесса – состояния. На первом этапе развития способы действия выражались только глаголами пространственного значения, они еще не связаны с временным пределом. Такое состояние отражают все тексты УС ХII. Здесь на основе конкретно пространственных значений в приставочных глаголах формируется важный временной признак — результативность действия, т. е. перфектное значение (результативность, ограничительность, законченность и т. д.).

Это пра-видовое состояние еще не имело никакой системы. Оно определялось характером основ и классами глаголов. Соотношения типа бъдѣти — блюсти — будити и т. д., т. е. состояние (статив) — дуратив — каузатив и др., представляли собой извлеченные из конкретных контекстов словоформы, способные образовать градуальный ряд форм. При этом каузативное значение скорее соотносится с залогом, а дуративное — с видом.

Относительно самих форм «вида» можно только предполагать, что они противопоставлялись по признаку определенность/неопределен-

332

10. Глагол

ность; ср.: лѣзти — лазити, бѣжати — бѣгати, летѣти — летати,

годити — жьдати и др., где первые в паре глаголы обозначали действие определенное (по цели), а вторые — неопределенно длительное. С помощью первых переводили греческий аорист, с помощью вторых — имперфект. Поэтому в старославянских текстах (переведенных с греческого) отражен этот этап «видовых» отношений в эквиполентном противопоставлении одновременно и по виду, и по времени.

Многие формы глаголов по такому «виду» не совпадали с длительностью, определенностью или предельностью. Например, очень частотный глагол речи следует переводить не ‘говорить’, а ‘сказать’, поскольку в старославянских текстах от этого глагола образовано более 1400 аористных форм и ни одного имперфекта, а в Синод. 450 аористных форм при одной имперфектной; речи определенно не дуратив, не длительное действие, не состояние.

Исходной точкой развития пра-вида считают противопоставление различных основ: глаголов типа нести — носити, основ «начинательного» действия типа ляже, сяде, гряде, буде или противопоставление основ 2-го и 3-го классов типа погыбаемъ ‘готовы погибнуть’ — погыбнемъ ‘можем погибнуть’.

Постоянный рост массива глагольных пар типа оборонити — обороняти описан по многим средневековым источникам: для глаголов

вселитися, воцаритися, замедлити, умедлити итеративные пары появляются только в XVII в., как и измыслити («Повесть о Шемякине суде») для измышляти (в писаниях старца Филофея начала XVI в.). От жанров и стилей процесс накопления коррелятивных пар не зависел, поскольку корреляция сама по себе системна, она разделяла все особенности средневековой градуальной оппозиции, и третий ее член также постоянно увеличивал свои возможности, воссоздавая все новые формы:

умыслити — умышляти — умысливати.

Парность видовых по жанрам к общему числу составляет в публицистических текстах 52%, в житиях — 35%, в деловых — 29%, в летописных и переводных — по 25%, в «Хождениях» — 23% и меньше всего в оригинальных новых повестях — 16%.

Относительность абсолютных цифр очевидна, она не играет большой роли, но помогает уяснить направление процесса: видовые пары организуются на стыках глагольных классов.

Примеры показывают, что формы несовершенного вида появлялись раньше, чем совершенного вида, а это значит, что еще отсутствовала оппозиция по виду — как такового вида нет, он никак не оформлен.

Таким образом, в праславянском (и в старославянском) языке древнейшее противопоставление действие : состояние свелось к новой оппозиции по способу действия, в которой маркированными также

333

Морфология

были долготные основы дуратива (итератива) на *-ā, *-jā, *-vā, уже без участия нового глагольного класса старых основ на *-i, нo с новым классом на *-n7.

«Действие длительное и многократное может представляться оконченным, не переставая вместе с тем представляться длительным и многократным», — писал А. А. Потебня. Так возникает иное отношение к характеру действия, и представление по определенности/ неопределенности становится заключительным моментом этого преобразования. Толчок к грамматикализации определенности/неопределенности послужил созданию новой категории праславянского языка — имперфекта.

Особенно наглядно этот процесс виден на примере глаголов 5-го класса, которые в формах наст. вр. безразличны к идее вида. Однако столкновение с теми же глаголами 3-го класса приводило к формированию противопоставлений, которые удобно показать на формах глагола дати:

(Ср. то же у пар: вѣмь — вѣдаю, ѣмь — ѣдять, имамь — имѣю.)

На подобном удвоении основ, а впоследствии и времен (аорист и имперфект, наст. вр. и простое буд. вр.) формально завязывалась идея вида, конечный смысл которой со стороны формы заключался в следующем. В отличие от категории времени, которая создавалась путем раздвоения системы (план аориста — план наст. вр.), категория вида формируется путем раздвоения словоформы, т. е. не парадигматически, а синтагматически, в еще большей мере, чем категория времени, опираясь на метонимический принцип смежности форм.

Таким образом, общий принцип заключается в том, что развивавшееся в праславянском языке глагольное з н а ч е н и е к р а т н о с т и вступало в оппозицию к старым глагольным основам, сохранявшим значение определенности действия и противопоставленным всем итеративам: ступити ~ ступати, хватити ~ хватати, ходити ~ хожати и т. д.

10.5.4. Предельность и непредельность

Второй этап видовых преобразований предварительно описан в разделах об имперфекте — аористе и наст. вр. — буд. вр.

Припомним, что не только в каждой глагольной основе, но и в

334

10. Глагол

каждом глагольном времени категория вида в своих типах формировалась первоначально независимо, т. е. в системе презента и в системе аориста вполне самостоятельно. Между тем в конечном счете категория вида не что иное, как результат противопоставления глагольного класса (основы глагола) и глагольного времени (выраженного флексией).

В и д о в ы е о п п о з и ц и и с ф о р м и р о в а л и с ь в гл а г о л ь - н о й о с н о в е , п р о т и в о п о с т а в л е н н о й ф л е к с и и, которая традиционно служила формой выражения временных значений.

Окончательно современная система видов сложилась лишь тогда, когда выделенные из своих синтагм глагольные словоформы стали комбинироваться в парадигмы с п р я ж е н и я, далеко отойдя от синтагматических связей г л а г о л ь н ы х классов. Это случилось не ранее XIV в., когда с х о д с т в а и п о д о б и я метонимической по существу системы (словоформ в соответствующих формулах) сменились с х о д с т в о м и р а з л и ч и е м (основ и флексий) в системе, создаваемой языком на метафорических — парадигменных — принципах.

Итак, только что описанный этап определенности/неопределенности развивал оппозиции по способу действия до пред-видового противопоставления длительности/недлительности основ. Это словообразовательный этап, поскольку противопоставление основ осуществлялось прибавлением с у ф ф и к с о в.

Первым таким суффиксом был суффикс имперфекта, появление которого вызвало оппозицию аорист — имперфект.

Образование имперфекта создало оппозицию по определенности/ неопределенности, а его функциональное преобразование привело к оппозиции по предельности/непредельности.

Врезультате с помощью данных противопоставлений была обнаружена в сознании и описана в языковых формах объективная граница между концом и началом в круговороте времен; с этих пор время стало члениться на дискретные единицы, связанные с обозначением самого действия.

Вдревнерусском языке сохранялось противопоставление по определенности/неопределенности (в оппозиции глагольных основ), более того, оно распространялось на другие категории языка, даже именные (категории лица и одушевленности, формы имен прилагательных и т. д.), а это верный признак наступившего ее распадения. Когда какой-то различительный признак расширяет сферу своего употребления, он может утрачиваться, унося с собой маркированный по нему элемент системы. В данном случае это глагольные основы в специфических своих значениях. Выразительность одной лишь основы оказывалась теперь недостаточной.

Параллельно с тем уже развивалась оппозиция по предельности/

335

Морфология

непредельности действия, которая в сфере прош. вр. выражалась с помощью форм аориста — имперфекта. Это не было еще противопоставлением по виду, поскольку оппозиция осознается и фиксируется только в прош. вр. и полностью зависит от категории времени.

Промежуточный характер этой системы заключается в совмещении двух различительных признаков (эквиполентная оппозиция с неустойчивыми признаками различения, одинаково возможными у обоих оппозитов):

Неотмеченность имперфекта по новому признаку стала причиной вариативности его форм, а затем и утраты самой категории.

По мере устранения старого признака определенность/неопределенность усиливался второй признак различения. В примерах из перевода с греческого языка «Хроники» Георгия Амартола: азъ, Петръ,

в себе моляхъся и се... простеръ азъ руцѣ на небо молихъся Богу, да низъринеться губитель; онъ же исповѣда ему: «Видѣх некыя ефиопляны... видях водящи на мя уношема...», — заметно, что совпадение имперфектной формы с непредельным значением более вероятно, чем

уаористной формы с таким же значением.

Втрадиционном употреблении терминов п р е д е л ь н о с т ь и м е -

н у е т с я п е р ф е к т и в н о с т ь ю, а н е п р е д е л ь н о с т ь —

им п е р ф е к т и в н о с т ь ю. В некоторых контекстах говорить об имперфективности имперфекта затруднительно; мы будем использовать оба термина.

Вдревнерусском языке связанность имперфекта с непредельностью была выше, чем у аориста связь с предельностью. В «Повести вре-

менных лет» имперфекты от предельных составляют 1/23 всех имперфектов (53 раза в 23 контекстах) именно в архаических описаниях Киево-Печерского монастыря; ср.: изидяше ис церкви, шедъ в келью

иусняше и не възвратишеться в церковь, чаще у глаголов 5-го класса, которые признают за двувидовые (дадяше, будяше); предельное (перфективное) значение здесь передано не основой, а наличием приставок у глаголов, которые в списках XV в. уже исправлены на бесприставочные. В том же тексте аористы от непредельных основ

составляют всего 1/8 употребленных аористов. В списках XV в. почти все имперфекты предельных основ уже заменены на непредельные; ср.: умряше — умираше, сожьжаху — сожигаху, вложаху — влагаху, спряташеть — спрятываше и др., или заменены аористом (умряше — умре) и другими формами (будяше исправлено на бяше или на будеть). При исправлении двусмысленно символических конструкций приходилось жертвовать выражением либо предельности,

336

10. Глагол

либо прош. вр.: кто вылѣзяше, абье уязвенъ будяше заменяется либо на кто вылазяше — уязвенъ бываше (бяше), либо на кто вылѣзеть — уязвенъ будеть. Длительность и предельность могли сочетаться в XII, но не в XV в.

Форма аориста сама по себе не передает значение совершенного вида. Аорист выражает законченность временную, а не видовую, поэтому возможны аористные формы избиваша, меташа, идоша —

впрошлом, но длительно; аорист обозначает единое действие, не расчлененное на моменты, целиком завершенное, но при этом одинаково как длительное, так и однократное. В «Повести временных лет» противоречие между определенностью глагольного действия и предельностью его осуществления представлено весьма выразительно.

Иде Ольга в грекы и приде Царъграду — различие форм аориста обозначает способ действия, т. е. степень его определенности.

Но вместе с тем аорист показывал не момент во временной последовательности действий, а х а р а к т е р действия — точечное определенно цельное. Такое значение ближе к виду, чем ко времени.

Впарах типа идоша — при-(и)доша или (чаще) по-идоша историки видят отражение не видовой оппозиции, а конкретно пространственное выделение предела действия от... к...: пошли — и пришли; ср.:

сѣдяху по Бугу... присѣдяху к Дунаеви и т. д. Определенность и предельность в древнерусских текстах еще не разведены формально. Со структурной точки зрения присоединение приставки к аористной форме стало средством подчеркивания аористного значения у аориста, когда имперфективность имперфекта начали выделять все новыми структурными средствами: характером основы, суффиксом, окончанием наст. вр. Особенно активны приставки по-, вы-, при- и некоторые другие, обязательно пространственного значения.

Что перераспределение аориста и имперфекта как временных форм зависело от контекста, ясно из сравнения разных списков летописи. Например, в Галицко-Волынской XIII в. (Ип. 1425): и перешедше рѣку до свѣта, ту же и дождаша свѣта; восходящю же солнцю и начаша наряживати полкы, изрядивше же полкы и тако идоша к городу. Татарове же идяху поправу своимъ полкомъ, а отъ нихъ Левъ идяше полѣву своимъ полкомъ.

Идоша — определенное непредельное действие, идяху — неопределенное непредельное действие. Формы имперфекта как бы рассекают обычное и последовательное действие, выраженное аористами, и показывают то же самое действие (идоша) с разных точек зрения,

вего внутреннем протекании.

Таким образом, совмещение неопределенности имперфектных основ с непредельностью имперфектных ф о р м в древнерусском языке происходит не ранее XII в., но к концу XIV в. уже завершилось, а это время окончательной утраты имперфекта как формы глагольно-

337

Морфология

го времени и начала замены аориста на перфект; аорист предельных основ совпадает с перфектом предельных основ, т. е. происходит совпадение перфектности-предельности с перфектом.

Тут кстати заметить, что не только аорист и имперфект участвовали

вобразовании категории предельности–непредельности. Видимо, категории и перфекта, и плюсквамперфекта принимали участие в такой оппозиции, поскольку уже по происхождению в отношении к наст. вр. признак непредельности присущ перфекту, а признак предельности — плюсквамперфекту. Это можно видеть на старых текстах, косвенно указывающих на подобное распределение двух перфектных времен. Например, в текстах Владимира Мономаха (Лавр.) все плюсквамперфекты употреблены с причастием «совершенного вида» (бяху пожгли,

бяху пришли, бяхом услали, бяше заялъ, бяше приложилъ, быль створилъ), а перфекты — с причастием «несовершенного вида» (уганивалъ,

ловилъ, дѣялъ, ималъ, метала, топталъ и др.). Вполне возможно, что преобразование исконной формы плюсквамперфекта в «русский» плюсквамперфект связано как раз с необходимостью в одной форме выразить различие по предельности/непредельности действия. Благодаря этому совпадению перфектов впоследствии перфект без связки стал основной формой прош. вр., поскольку мог включить в себя одновременно обе видовые формы (в различии по основам). Возможность выбора именно перфекта была заложена исторически в его структуре.

Все ранние приставочные образования указывают на переход от значений дуратива (могут быть предельными и непредельными) к значениям итератива (расчлененно-распределительного действия; только непредельные основы). Следовательно, и на уровне основ происходит смена точки зрения от определенности/неопределенности действия на разные формы выражения предельности.

Типично русским способом образования глаголов многократного действия стал новый суффикс -ива-/-ыва-, происхождением связанный также и с глаголами типа насыповати.

Вязыке XI–XIV вв. употреблялись также и отыменные глаголы с суффиксами -ова-/-ева-, обозначавшими с о в о к у п н о с т ь действий общего характера: обѣдовати, пировати, коромоловати, грѣховати, ратовати, съказовати, навѣтовати, съвѣтовати и др.

Вразвитие этого типа возникают образования с -ыва-/-ива-, обозначавшие м н о г о к р а т н о с т ь действий общего характера; тем самым предметная совокупность была переведена в процессуальность многократности, которая сформировалась окончательно в результате переразложения некоторых глагольных основ, итеративов неопределенного «вида», с н и м а я новые суффиксы с глагольной основы:

бы-ва-ти > б-уд-/б-ыва > -ыва-; жи-ти/жи-ва-ти > ж-ива-ти и т. д.

Вцерковно-книжных текстах этот суффикс использовался редко, но

вхарактерных глаголах типа плачивати.

338

10. Глагол

Втекстах XVI в. оба типа суффиксальных основ смешивались в употреблении; см. в «Домострое»: наказывати — наказуеть, наказуй! при наказовати. Известны споры XIX в. о правильном произношении форм заведует или заведовает.

Все первоначальные образования с этими суффиксами до начала XV в. являются бесприставочными. Они употребляются во всех временах, кроме аориста: служилъ — служивалъ, ходилъ — хаживалъ, пахалъ — пахивалъ, крылъ — крывалъ, сѣялъ — сѣивалъ и т. д. от длительных основ. В Судебнике 1497 г. все формы на -ыва- только в перфекте: новый суффикс в актуальной форме. Возможны усложнения основ (бывывалъ) или действующие фонетические изменения в произношении (дѣлавати, копавати), иногда и с редукцией гласных (вълодъвалъ в двинской грамоте XV в.). Возможно также смешение двух суффиксов (подкоповають в Радз. ХV). Приставочные с этим суффиксом появляются сначала в переводных текстах, отражая, по-видимому, лексический состав оригинала; ср. в «Хронике» Георгия Амартола по списку XV в.: приписываше, подкопываше, показываше и др. Отдельные случаи употребления глаголов с суффиксами -ыва-/-ива- встречаются

сконца XIV в., обычно в грамотах (ср. Гр. 1389 г., а также новгородские берестяные грамоты, в которых бесприставочные с этими суффиксами редкость). Тем не менее это еще не правило. В MC XV такие примеры отмечены только в конце текста. С XVI в. они становятся нормой и в деловых текстах употребляются на всей русской территории; в сборниках северо-восточных «Актов» отмечено 40 глаголов, которые более трехсот раз употреблены с суффиксами -ыва-/-ива-.

Вотрицательных конструкциях (а также в вопросе и при повелении) значение многократности нейтрализовалось в пользу ирреально модального значения; ср.: не тягивал, не крадывал, не сыпывал, не слыхивал, не давывал, не посылывали, не хаживал, не посуживати,

не канчивати и др. Отрицание признака снимает его длительность, даже если она формально обозначена суффиксом. Действия представлены не в смене их повторяющихся моментов, а в категорическом отрицании самой возможности таких действий, особенно при усилении отрицания; ср.: нигде не встречивалъ, никто не научивалъ,

никакъ не назывывалъ — максимальная «интенсивность деятельности» (А. А. Шахматов), представленная в словесной формуле. Подобная нейтрализация по предельности/непредельности могла состояться только в средневековых градуальных оппозициях:

назвати — предельность

назывывати — ни то ни другое

называти — непредельность

В имперфекте также возможно появление этого суффикса, который, по мнению А. А. Потебни, был явно избыточен, поскольку дублиро-

339

Морфология

вал имперфективность самого имперфекта — формы типа давывалъ и сейчас понимают как наследие старого имперфекта, который исчезал из языка как временная форма; ср.: умыкиваху, не управливаше на нь (Лавр.), послушевахуть, разграбливахуть (Выг. XII) — в последних случаях с четвертым формантом — окончанием наст. вр. -ть. Формы на -ыва-/-ива- привели к окончательному устранению имперфекта даже в видовом значении, поскольку основы получили свободное имперфективное значение повторяемой длительности не только при обозначении прош. вр., но и при указании на наст.–буд. вр.

В переводе «Грамматики» Донатуса (1522 г.) латинский плюсквамперфект последовательно передан славянским имперфектом, но с суффиксами -ыва-/-ива-; ср. «парадигму»: любливах, любливаше, любливалъ тои; мн. ч. любливахомъ, любливасте, любливаху; также учивах,

учиваше, хаживах, хаживаше и т. д. Совмещенность по функции имперфекта и данного суффикса несомненна. В текстах XVII в. образования на -ыва-/-ива- достигают самой высокой активности. В московских грамотах этого времени, в Уложении 1649 г. многочисленные примеры глаголов несовершенного вида с этими суффиксами, которые заменили старые формы на -ова-.

Таким образом, накопление немаркированных форм несовершенного вида (представлены как непредельные) осуществлялось на протяжении XIV–XVI вв., а к XVII в. образовались соответствующие типы градуальных отношений:

покажу: показаю, показую, показаваю, показываю...

скажу: сказаю, сказую, сказоваю, сказаваю, сказываю...

Категория вида складывается на принципах привативности; оппозиция по виду требует парности глагольных основ, а в средневековом языке преобладают градуальные цепочки близкозначных форм. Поэтому в границах предельности/непредельности постепенно накапливались имперфективные формы — они не маркированы и могут варьировать. В деловых текстах XVII в. создаются корреляции типа:

выбрать — выбирать — выбирывать зажечь — зажигатьь — зажигивать назвать — называть — назывывать и т. д.

Обилие формальных вариантов непредельного значения препятствует созданию определенной оппозиции по виду. Начинается устранение некоторых из вариантов, стилистически маркированных и семантически конкретных. XVII в. — время взаимного согласования парных форм по совершенности/несовершенности. Полагают, что именно развитие приставочных в основах с -ыва-/-ива- стало момен-

340