Колесов В. В. Историческая грамматика русского языка

2. Особенности синтаксических преобразований

Семантический синкретизм пространственно-целе-причинно-вре- менных союзов Л. П. Якубинский показал на примере развития союзных слов из исходного предлога с помощью частиц; ср.: за, затем, за-не, еще позже занеже с распределением их функций (еще зато, за-и и др.); аналогичны изменения предлогов от и по. При этом возникает нежелательная многозначность, пока что фиксированная в конкретных сочетаниях слов, которые совместно образуют своего рода «парадигму»: за неже (вин. п.), по неже (дат. п.), от нелиже (род. п.) и т. д. Понятие причины возникает из понятия сходства, а «сходство как бы поглощало различия». Ориентирование сознания на сходства и подобия являлось основной причиной длительного сохранения исходного синкретизма формальных средств языка и задерживало развитие текстообразующих форм.

Первоначально безразличие к семантике формулы подчеркивается ритмической характеристикой частиц. Все они были клитиками, т. е. оттягивали на себя ударение с соседних полнозначных слов, обеспечивая ритмическое единство формулы.

Специальное исследование показывает, что частицы в текстах XI–XIV вв. распределяются на различные типы: безусловно старославянские (ли, убо, по нѣ, даже и др.), характерные для древнерусского языка (бо, ти, ажь, оли и др.) и общие для обоих типов текстов, стилистически нейтральные (и, же, се и др.). Именно разговорные частицы обеспечивали тексту выражение эмоционального авторского отношения к описываемому, оживляли повествование экспрессивными оттенками и обычно употреблялись в формулах прямой печи.

Подчинительные союзы русского происхождения развивались на основе начинательных (> сочинительных) а, и, да, а также отрицательных частиц не, у, но не с помощью противительного нъ (> но). К ним присоединялись частицы бо, же, ли, чи (че) или противительный союз нъ, и в результате образовалась четкая система сложных союзных слов — одновременно и частиц:

Пропущенные связки несоединимы по смыслу составных частей. Таким образом, подчинительные связи восходят к сочинительным,

обогащаясь определенной модальностью частиц, а функциональных расхождений между частицами и союзными словами не было. По этой причине после утраты редуцированных и редукции конечных гласных большинство таких образований остались среди частиц: аж (дрожит),

411

Синтаксис

ишь (какой), уж (нет), ан (нет), ач, аль (есть?) и др. (в говорах их гораздо больше). В сочетании с бо редукции не было (под ударением), союзное слово дабо заменилось союзом дабы; союзные слова вообще не подвергались редукции, ср. аже, иже, даже, или, ино, также либо, лиже и под.

Одновременно с разграничением частиц и союзных слов происходило расширение последних до союзов. Пока это еще не союзы, а переходный этап к их созданию, что доказывается неполнотой формы, которая стала союзом по восполнении ее предлогом или заключительной частицей; ср неже-ли выражает сравнение, а по-неже — причину (причину выражал и отдельно предлог по). Для того же использовались указательные местоимения, создававшие причудливые следования типа ачесь ‘хоть сейчас’ (1254 г.). Впоследствии такие местоимения стали использовать в главном предложении для выражения связи с придаточным: Аще бы лихъ законъ гречьскии, то не бы баба твоя прияла Ольга (Лавр.). Такие местоимения называются коррелятами, поскольку они осуществляют взаимозависимость двух частей сложного предложения (от лат. correlatio ‘соотношение’).

По функции к частицам близки были указательные местоимения, из сочетания которых с частицами впоследствии также развились союзные слова, переключавшие синтаксическую связь с уровня синтагмы на уровень предложения. Это создавало совершенно новую синтаксическую связь на основе строевого элемента, стоящего над синтагмой. Путь развития от частицы через союзное слово к союзу есть путь развития и стабилизации синтаксической перспективы предложения за счет разрушения таких переменных компонентов древних автономных формул, как частица и местоимение.

Почти все древние с о ю з ы и с о ю з н ы е с л о в а — восточнославянского происхождения; они заменили предшествовавшие им книжные формы, образовались из усилительных частиц и глагольных форм исходной синтагмы: ср. после XV в.: есть ли или а(да) буде(ть) вместо древнего аще, первоначально в деловых текстах, поскольку именно эти тексты раньше других отражали новые элементы системы. Включаясь в общую синтаксическую перспективу текста, глагольные формы прежде автономных синтагм снижали логическую и формульную выразительность своего предиката. Именно это п о б л е д н е н и е гл а г о л ь н ы х ф о р м доказывает текстообразующую их «важность» в предыдущий период и способность их к преобразованию в новых исторических условиях, когда наметилось расширение текста за счет накопления ряда последовательных синтагм.

По модели книжных союзов образовывались все новые, собственно русские, которые и вытеснили прежние формы. С XV в. заметно постепенное устранение древнерусских ибо, иже, егда и др. с заменой их соответственно на потому и потому что, на который, како или

412

3. ОСОБЕННОСТИ СИНТАКСИЧЕСКИХ КОНСТРУКЦИЙ

3.1. Типы простых предложений

Простые предложения в отношении к главному синтаксическому средству устной речи — интонации — делятся на повествовательные, вопросительные и восклицательные; иногда к ним добавляют побудительные и отрицательные.

Повествовательные предложения излагают смысл сообщения, особо выделяя сказуемое: Игорь спитъ, Игорь бдитъ, Игорь мыслию поля мѣритъ...; Были вѣчи Трояни, минула лѣта Ярославля, были плъци Олговы... Порядок слов указывает на изменение интонации — препозиция глаголов во втором случае выделяет подлежащие.

Вопросительные предложения начинались с союзов или сопровождались вопросительными частицами, ср. летописные тексты:

Чему ecи слѣпиль братъ свои? — Кто одолѣеть: мы ли, оне ли? — Кому дань даете? — Что есть законъ вашъ? — Кде есть братъ? — Кдѣ поѣдемъ: Смоленску ли, к Кыеву ли?

От сего ли лба смерть было взяти мнѣ? — А ты князь ли ecи? — Ци я се створилъ?

Позже в роли частиц стали употреблять али, ужели, разве, ср. у Аввакума: Али не так говорю? — Ужели ты не пьянъ от хмелю? — Разве тебя не разумию?

Восклицательные предложения сопровождались междометиями, частицами, иногда простыми союзами:

О, Русская земля! уже за шеломянемъ ecи! — Охъ, тотъ мя враже улови! — О, горѣ тогда братье бяше! — О, горе! свербить… охь знойно!.. охь, свербит! — Ать Изяславъ поидеть! — Да не прельстять тебе неции отъ еретикъ!

К восклицательным относят побудительные предложения, выраженные формами повелительного наклонения, к повествовательным присоединяют отрицательные предложения.

414

3. Особенности синтаксических конструкций

Примеры побудительных: Буди ми другъ! — Не ходи къ граду, возьми дань, еже хощеши! — Да буди межи нами крестъ сь! — И да творять имъ мовь. — Богъ ти буди послухъ.

Вопросительные и побудительные предложения не содержат суждения, восклицательные также выделяются повышенной экспрессией. Эти формы высказывания являются подтипами повествовательных, представляя собой риторический их вариант, ср. примеры из переписки Ивана Грозного и Андрея Курбского:

И коего зла и гонения от тебе не претерпѣхь! И коих бѣд и напастей на мя не подвигнул ecи! Коих лжей и измѣнъ на мя не возвел еси!

(Курб.) — одновременно и риторический вопрос.

Како убо смѣху не подлежить мудрость сия? Почто убо намъ самимъ царству своему запалителемъ быти? Кто же безуменъ или яръ таковъ обрящется, разгнѣвався на рабы да свое стяжание погубити! (Грозн.) — наличие вопросительных слов переводит восклицание в вопросительное предложение.

Увы мнѣ грѣшному! Горе мнѣ окаянному! Охъ мнѣ скверному!

(Грозн.) — риторическое восклицание с междометиями.

Только повествовательные и отрицательные объединяются общим свойством передавать новую информацию или отрицать ее наличие. Именно они наиболее типичны в древнерусском языке.

Примеры отрицательных предложенй: не ѣдемъ ни на конехъ, ни на возѣхъ, ни пѣши идемъ. — Не похули чловѣка николи же, не сътвори ничьсоже... — И не послуша ихъ Игорь...

Выделение отрицательных как самостоятельного типа связано с особенностью древнего синтаксиса, который предполагал наличие одного отрицания в предложении. Если предложение начиналось с отрицательного местоимения или наречия, то при глаголе отрицание могло опускаться (восстановлено в скобках): Никто же бо (не) оставленъ бысть от Бога... — Николи же (не) всяду на нь... — Оному же сѣдъшю и ничьсо же (не) въкуси отъ брашна... — И ничьсоже съ завистью (не) творити...

Такие предложения отмечаются до XVI в., ср. в «Домострое»:

Никтоже без труда венчан (не) будетъ. Усилительное отрицание ни

также давало возможность опускать не при глаголе: Золъ человѣкъ ни Бога боится, ни человѣкъ ся стыдить (Лавр). Отрицание объекта одновременно есть отрицание и связанного с ним действия. Таковы общеотрицательные предложения, которые отрицают всю информацию высказывания в целом (в отличие от частноотрицательных, выделяющих отрицанием один глагол). Абсолютноотрицательные с ни также снимают отрицание при глаголе или усиливают отрицание формулы речи, ср. высказывания в «Молении» Даниила Заточника:

Никтоже (не) может соли зобати, ни у печали смыслити. — Безумныхъ бо ни сѣють, ни орють, ни в житницю сбирають, но сами ся

415

Синтаксис

родятъ; ср. также усиление посредством ни в «Слове о полку Игореве»: Уже намъ своихъ милыхъ чадъ ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати!

В 15 оригинальных памятниках XI–XIII вв. отмечено 259 предложений с одним отрицанием и 487 с несколькими, причем в церковных текстах они представлены равномерно пополам, а в деловых и в художественных примеров с несколькими отрицаниями в три-четыре раза больше, чем с одним. Исследователи полагают, что в столкновении грамматической логики с речевой экспрессией (необходимость отметить отрицанием каждый глагол) побеждала тенденция выделить отрицательную модальность глагольного центра самостоятельным отрицанием. Уже в текстах XI в. рядом встречаются разные конструкции: Никъто же мене (не) видить — Никто же ти не бранить (И 76) — Ни хлѣба ни воды до сыти (не) приимаше — Ни хлѣба ни воды многы дни не насытихомъ ся (УC XII).

Это значит, что в древнерусском языке обозначилась тенденция к особому выделению глагола — центру предложения — и одновременно к усилению предикативности высказывания.

3.2. Части речи и члены предложения

Говоря сегодня «часть речи», мы имеем в виду не части глагола (как было до XVI в.), не части слова (как было в XVII в.) и не части предложения (как в XVIII в.), а высказывание вообще, в котором выделяются определенные категории, соотносимые с «членами предложения». В членах предложения больше психологических, в частях речи — логических оснований высказывания. Сказуемое, выраженное глаголом, не то же самое сказуемое, которое выражено именем. Он болеет. Он болен. Он больной —- мы всегда определим разницу, психологически несводимую во всех случаях: действие и состояние.

Вязыке это есть конструкция построения — предложение с абстрактным грамматическим значением, составленным общим смыслом

членов предложения, связанным с мышлением предикативным ядром

ввиде сказуемого и представленным как инвариант мысли.

Вречи это есть лексически наполненная формула — высказывание с помощью конкретных частей речи, связанных с сознанием на правах вариантов и ставших «материалом» предложений. «Существенный признак предложений в наших языках состоит в том, что в предложение входят части речи; если их нет, то нет и нашего предложения» (А. А. Потебня). Части речи входят в состав предложения посредством речевых формул, именуясь членами предложения. В членах предложе-

416

3. Особенности синтаксических конструкций

ния больше внеграмматических категорий, чем грамматических, и в каждом языке они передаются собственным набором частей речи.

Подлежащее — независимый член предложения, выражающий предмет речи, который обычно передается именем существительным в им. падеже, а также любой другой частью речи в предметной форме им. падежа:

Длъго ночь мръкнетъ. — Они же сами княземъ славу рокотаху. — А погании съ всехъ странъ прихождаху съ побѣдами на землю Русскую. — Два слънца померкоста.

В древнерусском языке в роли подлежащего практически не использовались причастия и сложные сочетания, так же как и инфинитив; это форма дат. падежа, а этот падеж мог выражать субъект только в определенных сочетаниях (дат. самостоятельный и инфинитивные предложения).

Сказуемое также главный член предложения, подчиненный подлежащему и согласуемый с ним в роде, падеже и — обычно — в числе. Простое глагольное сказуемое выражается глаголом во всех формах времени и наклонения:

Дремлетъ въ полѣ Ольгово хороброе гнûздо, далече залетѣло. — Боянъ бо вûщий... растѣкашеться мыслию по древу. — Длъго ночь мръкнетъ, заря свûтъ запала, мъгла поля покрыла. — А всядемъ, братие, на свои бръзыя комони да позримъ синего Дону. — Загородите полю ворота своими острыми стрûлами за землю Русскую. — Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногатѣ...

Составное глагольное сказуемое образуется сочетанием модального или начинательного глагола с инфинитивом:

Съ вами, русици, хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомъ Дону. — Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти. — И начяша князи про малое «се великое» млъвити. — Аще его опутаевѣ красною дûвицею..., то почнутъ наю птици бити въ полû половецкомъ... (Сл. плк. Иг.).

Составное именное сказуемое состоит из прилагательного, существительного или причастия, обычно со связкой (примеры из Лавр.):

Азъ есмь мужь его. — Ты князь ecи мудръ и смысленъ. — Конь умеръ есть, а я живъ (связка опущена). — Люба бысть речь си дружинû. — Ради быша вси по граду. — Князь нашъ убьенъ (связка опущена). — И мнози убъени быша ту. — И есть церкви та стоящи въ Корсуне градû. — Бѣ бо самъ любя жены (князь Владимир). — И бяху ловящя звûрь.

417

Синтаксис

Изредка в составе именного сказуемого встречаются местоимения и числительные, обычно без связки (скорее приложение):

Се мое, а то мое же. — А языкъ словеньскъ единъ.

Связка опускается при причастиях (земля наша крещена) и существительных в роли приложения (ты намъ князь), и особенно в случаях, когда имя в составе сказуемого употребляется в косвенных падежах:

А князь без грѣха. — Грамота без печати. — Вси въ сапозѣхъ.

Кроме того, связка не нужна при выражении абсолютной принадлежности признака субъекту:

Ино им Богъ и святая Софья. — Новгородьци прави, а Ярославъ виноватъ. — Намъ с вами миръ. — А се твое царство (Синод.) — Яко латыни прелесть, тако и вы (лютеране) тма (Грозн.)

В «Слове о полку Игореве» полное отсутствие связок, в «Молении» Даниила Заточника они только в составе безличных предложений (писано бо есть). Логическое выделение мысли сохраняло связку, выделяя ее модальностью неизбежного совершения действия:

Оть чего ми есть умрûти? (Лавр.). — Суть мы орудия въ Руси

(Синод.).

Обычно подлежащее стоит перед сказуемым, но не в составном сказуемом, где порядок слов свободный, и не в поэтическом тексте (как в «Слове о полку Игореве»). Особый сказовый стиль присущ и летописным текстам: Бысть тишина все лѣто (Синод.). Обратный порядок слов характерен для разговорной речи и сохранился в сказках: Жили были <суть> дед да баба. Выделение подлежащего на первое место — факт книжной речи, и это знаменательно: «Имя было, так сказать, гораздо предикативнее глагола» (А. А. Потебня), именем определялся общий смысл высказывания, тогда как глагольные формы только организовывали последовательность речи.

В разговорной речи с XI в. в качестве связок стали использоваться глаголы с общим значением ‘появление признака, изменяющего субъект’, т. е. явитися, становитися, казатися, называтися, прозыватися и др.

Глагольное сказуемое часто употреблялось без личного местоимения в роли подлежащего (хощу главу свою приложити), поскольку всегда ясно, кто автор высказывания; после XIII в. местоимение появляется обязательно, восполняя предложение до цельности двусо-

418

3. Особенности синтаксических конструкций

ставного; утрата связки потребовала местоимения для выражения лица, ср. в Синод. (тексты XIII в.):

Намъ есте не братья — ср. Вы нам не братья.

Азъ есмь царь (книжн.). — Язъ вамъ не князь (разг.).

Ты ми есть сынъ, а язъ тобе отець.

В старых летописях подлежащее, выраженное личным местоимением, всегда на первом месте:

Азъ есмь мужь его (Лавр.). — Ты еси мои дворъ хотелъ зажечи!

(Синод.)

При собирательных именах сказуемое стоит во мн. числе (согласование по смыслу, а не по форме), хотя прилагательные согласуются по форме:

Рекоша дружина Игореви. — И исполчишася Русь. — Кде суть

дружина наша? — Бишася дружина моя...

При однородных подлежащих сказуемое употреблялось во мн. числе, но не в препозиции, ср.:

Святославъ же и Володимиръ, и Ростиславъ созваша дружину свою на совûтъ, но: И приде Володарь и Василько на Давыда.

В целом согласование сказуемого с подлежащим еще не устоялось, не имеет единой нормы употребления.

Определение, выраженное прилагательным, причастием и местоимением, обычно согласуется с именем существительным, к которому относится:

Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень и поûха по чистому полю. — О! стонати Рускои земли, помянувше пръвую годину и пръвыхъ князей. — Утру князю кровавые его раны на жестоцѣмъ его тѣлѣ.

Под влиянием переводов развивается несогласованное определение, выраженное род. и дат. падежами имени:

Судъ царя и великого князя судити бояромъ (Судебник 1550). — Видяще людемъ погибель (Синод.).

Последующее расширение несогласованного определения в род. падеже объясняется ограниченностью форм притяжательных прилагательных и их стилистическим разнообразием, ср. домъ отца — отцовъ домъ — отцовский домъ с различием в значениях данных формул.

419

Синтаксис

Старые речевые формулы сохраняют краткие прилагательные, ср.

князи добри суть, все здоровы, чьрна земля, сине море, богатъ мужь,

церковь нова, церковь камяна и др. С XV в. краткие формы стали выступать в составе именного сказуемого, а в качестве определения сохранились только полные формы. Порядок следования полных прилагательных как определений свободный, они могли стоять перед, после или в стороне от существительного, которое определяли. Отрываясь от своего существительного, такие прилагательные могли субстантивироваться, т. е. переходить в разряд имен существительных особого типа склонения, ср. купчая (грамота), портной (мастер), озимое (поле) или, как часто пишется в «Домострое», рыбное, постное, ушное (блюдо).

Приложение — это сочетание двух или более существительных, одно из которых выполняло роль дополнительного определения: О, Бояне, соловию старого времене! В древнерусском языке приложения выступают обычно при именах собственных: И убиша ту Изяслава, сына Володимира, внука Всеволожа — выделенные слова составляют приложение к имени Изяслав; ср. еще: Ольговичи храбрии князи доспüли на брань, и др. В русской речи сохранились самые древние приложения, теперь определяемые как сказочные: жар-пти- ца, царь-девица, душа-человек.

Дополнение обозначало объект действия или состояния и передавалось связью управления — прямого (а князи сами на себе крамолу коваху) или косвенного:

И рече Игорь къ дружинѣ своей... — Гримлють сабли о шеломы. — Солнце ему тьмою путь заступаше... — Чръныя тучя съ моря идуть, хотять покрыта четыре солньца...

Обстоятельство указывало дополнительные условия действия или состояния, обычно передавалось наречием связью примыкания или предложно-падежными формами. Ср. примеры из Лaвp.:

То ти неправо глаголють волъсви... — И начаста жити мирно. — Пожилъ бес печали на свѣте семь. — И прияша ù съ радостью. — А древляне живяху звѣриньскимъ образомъ...

Древнейшие обстоятельства сохранили старую форму без предлога: Ярославъ же cüде Кыевѣ... Томь же лѣтѣ... и т. д.

Составом имен определялся смысл высказывания: современный читатель выражения

На рѣцѣ на Каялѣ — определит как обстоятельство места; Сего же лѣта преставися — как обстоятельство времени; Уныша цвüты жалобою — как обстоятельство причины.

420