Колесов В. В. Историческая грамматика русского языка

10. Глагол

чие между аористом и имперфектом несущественно в тех аспектах высказывания, в которых с у б ъ е к т (1-е л.) сообщает нечто а д р е - с а т у (2-е л.), но весьма важно в повествовании о ком-то третьем (3-е л.). Именно в таком смысле следует понимать раннее «разрушение имперфекта»; в действительности же как категория имперфект не утрачен, а только сузил свои функции, и именно с XI в. в качестве основного он получил значение действия, с о п р о в о ж д а ю щ е г о п о в е с т в о в а н и е в в ы с к а з ы в а н и и, а с XIV в. стал средством описательной изобразительности в тех жанрах литературы, где необходимо было показать длительность или повторяемость протекавшего в прошлом действия. Как следствие, происходило постепенное втягивание оппозиции аорист : имперфект в дифференциацию по глагольному виду. Когда писец Ип.1425, передавая текст ГалицкоВолынской летописи под 1226 г., совершает ошибку: Судиславъ же браняшеть ему, бѣ бо имѣяшеть лесть во сердци своемь — он тем самым показывает, что глагольная форма имѣяшеть уже не сохраняет значения времени (здесь она соответствует плюсквамперфекту по смыслу и совпадает с причастием по форме), а видовое различие, показанное дважды (в том числе и связкой), еще не существенно, поскольку в основном предложении «видовое» противопоставление нейтрализуется в основе имперфекта браняшеть. Таких примеров, показывающих неопределенность видовременных отношений в это переходное время, очень много.

Взаимные смешения форм аориста и имперфекта происходили по линиям аорист 3-го л. ед. ч. — имперфект 3-го л. ед. ч., имперфект 3-го л. ед. ч. — аорист 3-го л. ед. ч., аорист 3-го л. мн. ч. — имперфект 3-го л. мн. ч. У форм аориста возможна замена 3-го л. двойств. ч. на 3-е л. мн. ч. (посласта — послаша), 3-го л. ед. ч. на 3-е л. мн. ч. (посласта — посла)

и3-го л. двойств. ч. на 3-е л. ед. ч. (выгна — выгнаша), а также 3-го л. мн. ч. имперфекта на 3-е л. мн. ч. аориста (стаху — сташа) или наоборот (прогнаше — прогнаша, призваше — призваша, прияше — прияша

ипр.). Сравнение многочисленных редакций и списков средневековых Евангелий показывает, что только в рукописях середины XIV в. имперфект и аорист различались по «видовому» признаку, а в редакции XII в. они еще вполне действуют как самостоятельные глагольные времена (смешение наблюдается только в формах глаголов говорения и мышления). То же отмечается и в источниках ХII–ХIII вв.

Вновгородских источниках аорист часто заменялся формами перфекта, а также имперфекта и наст. вр. в аористном значении.

Перфект вместо аориста раньше всего отмечен у глаголов состояния, следовательно, замена происходила на основе семантического сходства: замены типа убилъ — уби очень часты. Уже в начале XII в. перфект и аорист тождественны в некоторых своих значениях, иногда даже используются как синонимы.

311

Морфология

Объективным критерием утраты аориста как категории являлось смешение его форм с «настоящим историческим», которое и само по себе появлялось только после XIV в. В XVI в. аорист сохранялся как грамматическая форма, с помощью которой можно было передать самые разные значения. Так, в «Домострое» аорист употребляется в значении перфекта (не осужах никого, не просмеивал, не укаривал никого) и даже буд. вр. (сия вся своя грехи презрехом и в покаяние не внидохом... и не накажемъся). Здесь аорист образуется от основ любого типа, смешивается в лице и числе, но никогда не представлен

вформе 2-го л., поскольку это стало исключительной особенностью форм перфекта.

Согласуя все представленные данные, можно утверждать, что

вдревнерусском языке до XV в. активно:

—происходила нейтрализация форм аориста и имперфекта по числу (поскольку для категории вида различие по числу неважно);

—образовалась тенденция к нейтрализации основ по флексиям у аориста и имперфекта, в ряде случаев они не различались, представая как обобщенные формы аориста вообще и имперфекта вообще;

—но различаются четко противопоставленные друг другу флексии 3-го л. ед. ч. и 3-го л. мн. ч.

10.4.4. Перфектные времена

По основному своему значению п е р ф е к т — вневременная категория, происхождением обязанная необходимости выразить качество субъекта действия, данное как состояние (результат) действия. На то, что перфект — вневременное время, указывает возможность его выражения как в наст. вр. (есмь шьлъ), так и в прош. вр. (бѣхъ шьлъ) и даже в буд. вр. (буду шьлъ).

Вотличие от имперфекта, относительного и по действию, и по времени, перфект относителен ко времени (к моменту речи в наст. вр.), поэтому последовательно употребляется со связкой во 2-м л., тогда как в 3-м л. связка сохраняется лишь тогда, когда перфект зависит от наст. вр. в главном предложении; это согласование типа иду — есмь шьлъ. В остальных случаях связка опускается или

еене было.

Вновгородских памятниках, в том числе в берестяных грамотах, 3-е л. обычно без связки, но 1-е и 2-е л. — со связками: въдале есмь, ecи забыле, пришла есвѣ, възяла еста, реклъ ecи былъ. Связка сохранялась до XV в., затем постепенно стала исчезать — кроме ecu или если в предложении не было личного местоимения; ср.: а звало есмь вас в городо, а вы моего слова нь послушали; а целовало ecи ко мнь, а не прислало, ясо погибло и т. д.

312

10. Глагол

Древнейшие тексты, даже в поздних списках, всегда при связочном глаголе, например в договорах с греками 912 и 945 гг. по Лавр. Без связки перфект встречается уже в И 76 (не заповѣдалъ, прѣспѣлъ,

прѣдложилъ, погубилъ, отнемоглъ, покоилъ), в ГБ ХI (тъ ‘тот’ чудися, и алъкалъ, и жядалъ, и тужилъ, и прослъзися). В Гр. 1229 г. перфект уже часто без связки, в Русской Правде по НК 1282 только пятая часть перфектов сохраняет связку. В Лавр. на 20 тысяч глагольных форм употреблено 436 перфектов и половина их — без связки; опущение связки увеличивается к концу памятника (Суздальская летопись). Здесь много объективных свидетельств разрушения аналитической формы, например включение отрицания между составом формы (ecи не взялъ, есмь не ведалъ, есме не чювали). В Галицко-Волынской летописи по Ип. 1425 в записях до 1261 г. — перфекты со связкой, а после этого года связка регулярно опускается. В «Хождении» игумена Даниила из 182 перфектных форм только треть со связкой, а в «Хождении» Афанасия Никитина (1472 г.) 169 раз без связки и только 51 — со связкой. Полвека спустя в «Домострое» связка отсутствует в 3-м л., а в 1-м и 2-м л. ее нет при наличии личного местоимения. В бытовой и деловой письменности XVII в. представлены только -л-формы, обычно без связки (которая может сохраняться в юридических текстах), а в переводных текстах перфектные формы употреблены шире, чем аорист.

Славянская форма п л ю с к в а м п е р ф е к т а сохранялась до конца XII в., с XIII в. плюсквамперфект получил новую, собственно русскую форму вспомогательного глагола, тем самым возводя его в статус глагольной связки; ср.: хрест есте были цѣловали в Ип. 1425 под 1157 г., есмь быль шилъ в Гр. 1229 г. и т. д. Теперь формы плюсквамперфекта совпадают со связкой перфекта: есмь быль шилъ > есмь шилъ.

УКирилла Туровского плюсквамперфект образуется еще только

спомощью имперфекта бѣ+-лъ, но лишь в 3-м л. ед. ч. В Ип. 1425 под 1147 г. уже, брате, кде есме были думали пойти на стрыя своего, и дальше далъ былъ вместо далъ бѣ. В MC XV начиная с записей того же времени отмечаются новые формы плюсквамперфекта с перфектной связкой есть былъ; ср. тот же текст в новой редакции: и то были есмы сдумали пойти на дядю нашего, то уже тамо не ходи. Ип. 1425 и в Галицко-Волынской летописи строго сохраняет старую форму бяхъ (бѣхъ) + -лъ, которая выражала побочные или нереализованные обстоятельства главного действия, переданного аористом, и только дважды (1279 и 1288 гг.) дает русскую форму плюсквамперфекта есмь былъ + -лъ. В Лавр. также сохраняются все примеры старого плюсквамперфекта с имперфектом бѣ, бѣхъ, правда, с возможным смешением лиц и чисел.

Уже не являясь причастием, форма на -лъ еще не образовывала и самостоятельного прош. вр.: сложением двух перфектов называют

313

Морфология

историки это метонимическое удвоение есть былъ — шьлъ, а в 3-м л. по общему правилу и без связки былъ шьлъ. В Синод. суть пришли, а в более поздних списках летописи суть были пришли. Даже в деловых текстах новые формы плюсквамперфекта употреблялись часто.

В отличие от перфекта в древнерусском языке формы плюсквамперфекта «до полного слияния не дошли» (А. А. Потебня), поскольку сменой связки устранили смысл категории. Болеславъ же бѣ Кыевѣ седя (Лавр.) ничем не отличается от бѣ сѣдѣлъ — в обоих случаях речь идет о процессе, имевшем место в прошлом и уже законченном в прошлом же. Все старые примеры образованы от глаголов предельных основ, т. е. выражали законченность прошлого действия, но исключали значение его результативности — оно несущественно в плане настоящего. Тем самым значение новой формы сближало ее с сослагательным наклонением. Говорят даже о выражении предполагаемого, но незавершенного действия с оттенком его условности. Оно стало обозначаться с помощью остатков формы в сочетании с инфинитивом; ср. у Аввакума: хотел было меня на цепь посадить.

Глагол-связка — это средство выражения лица. Поскольку плюсквамперфект употреблялся в форме 3-го л., где связка опускалась, ее утрата снимала идею лица в пользу идеи рода (далъ, дала, дало), т. е. более отвлеченного признака, что давало возможность передать отвлеченное представление о прошлом действии. На пути к этому обобщению возможно было появление промежуточных форм типа бѣ пастыря ecи сотворилъ или бяху бо ту вошли суть в летописных текстах, т. е. бы... сотворил, было... войти еще со связкой, которая согласовывалась с безличными бѣ, бяху.

Увеличение числа перфектов без связки с XIII в. демонстрирует у т р а т у п р о т и в о п о с т а в л е н и я перфект : плюсквамперфект.

Держати ти Новъгородъ по пошлине, како держалъ отецъ твои

(Гр. 1264 г.) — значение плюсквамперфекта (отец уже умер). Наоборот, и дахомъ 2 пути горьнии по своей волости (Гр. 1262 г.) — аорист

вперфектном значении. В безличном обороте без связки: тако пошло, како пошло (это и есть по пошлине). Но основы предельного действия

вперфекте чаще со связкой, непредельного — безразлично, но чаще со связкой. Устранение связки становилось признаком неопределенности высказывания.

Ссередины XIV в. бессвязочный перфект может заменять все прошедшие времена; ср.: остави > оставилъ еси в XV в. > оставилъ и остави после XVI в. Плюсквамперфект в метонимических переходах сокращает обилие перфектных форм, сводя их к единственной:

бяше жилъ > [аналогия] есть былъ жилъ > [компрессия] жилъ-былъ > [эллипс] былъ (жилой, живой и т. д.).

Но если плюсквамперфект исчезает как категория, он уносит с собой и признак перфектных времен: идею результата предшествую-

314

10. Глагол

щего действия, и теперь все сводится к моменту речи как к основной точке отсчета действий. С полной утратой плюсквамперфекта перфект без связки стал выражать прош. вр. как самостоятельная глагольная категория.

Многозначность с в я з к и в 3-м л. обусловила раннее обобщение есть и суть в качестве имен, переведение их в ранг п о н я т и й о постоянно сущем (суть дела) и имеющемся в наличии (у нас есть...). Но было еще одно условие утраты связки в 3-м л. (или ее известной неустойчивости в этой позиции). Речь идет о ритмомелодических особенностях речевой синтагмы, в составе которой связка всегда контекстуальна. И связочный глагол в своих формах, и личное местоимение были клитиками, т. е. отдавали свое ударение сильным формам синтагмы; ср. по московской рукописи середины XIV в. ЧЗ XIV: азъ бо, азъ же, ты же, и ты, и мы, мы бо, и вы, на вы, вы бо, почто ся еси убоялъ, что ся вам мнит и пр. На важность акцентных условий

впреобразовании перфектных форм указывает не только отсутствие связки в формах 3-го л., но и функционально связанное с этим распространение связок в 1-м л. В обоих случаях, и в 1-м, и в 3-м л.

впозднем праславянском по известному правилу оттяжки ударения

с конечных редуцированных возникало нововосходящее ударение:

есмь → есмь, есть → есть, есмъ → есмъ, суть → суть — в отличие от форм 2-го л. ecи, есте, еста. Поскольку по акцентным свойствам и по функции в синтагме (присвязочный глагол как еще вспомогательный) эти формы должны были оставаться клитичными, то возникала возможность выбора: либо сохраниться как связка — и тогда изменить свою форму путем сохранения наконечного и подвижного ударения, либо остаться при новом — неподвижно сильном — нововосходящем (новоакутовом) ударении и тем самым утратить право на использование в функции связки.

Первый путь был обозначен в формах 1-го л. По памятникам встречаем множество фонетически мотивированных форм связки в 1-м л., обычно противопоставленных по числу; так, в текстах Ивана Гроз-

ного и в северных грамотах, и в записях XVI–XVII вв. 1-е л. ед. ч. есми — 1-е л. мн. ч. есмя, в псковских памятниках XV в. соответственно есми — есме, в Устюжском летописном своде начала XVI в. соответственно есми — есмы, есмя и т. д. Именно в форме 1-го л. мн. ч. такие замены появляются рано; ср. есмы в АЕ 1092.

Второй путь был использован для форм 3-го л., для которых сильное ритмическое ударение оказалось более существенным признаком, чем их употребление в качестве связки. Здесь стали распространяться замены связки — в виде клитичных личных (и указательных) местоимений. Что это перераспределение связочного глагола действительно было функционально оправданным, показывает «парадигма» Мелетия Смотрицкого. Он описал со связкой только форму 2-го л.;

315

Морфология

остальные формы его «парадигмы» не перфектные, поскольку включить в них формы типа есми, есмя значило бы ввести в нормативную парадигму церковнославянского языка просторечные формы.

Уже в XVI в. перфект — основное глагольное время для выражения идеи прошедшего действия. В это время перфект образуется от основ несовершенного вида в имперфектном значении или в значении обычно совершающегося действия (с суффиксом -ыва- в модальном значении), от основ совершенного вида в аористном, результативном значении и в значении состояния и, таким образом, совмещает в себе прежние значения как перфекта, так и аориста. Встречающиеся еще формы аориста, образованные от основ совершенного вида, используются в плюсквамперфектном значении (как и формы имперфекта, образованные от основ несовершенного вида), и даже в значении буд. вр. — в зависимом от перфекта предложении. При этом ни аориста, ни имперфекта в живой речи уже нет, они используются в литературно-книжных текстах, на первых порах помогая формально разграничивать идею времени и идею вида.

Окончательный выбор перфекта для выражения абстрактной идеи прош. вр. оправдан несколькими совпадающими обстоятельствами.

1.Перфект с самого начала связан с моментом речи в плане наст. вр., а это стало точкой отсчета векторного времени как реального времени.

2.Перфект выражал не само действие, а его результат по отвлеченным признакам, который и востребован «теперь», в момент речи. Сравнение с диалектными формами «перфекта»: он ушодши — только от непереходных глаголов и всегда совершенного вида — показывает связь развития перфектов не с одной категорией вида, но и с категорией залога (результативность в отношении к производителю действия).

3.Причастие перфектной формы — носитель полученного признака — стало замещением гл а г о л ь н о й формы времени, поскольку и время в новой системе отсчета стало определяться не реальным своим течением, а признаками происходивших в нем событий.

4.В отличие от основ аориста и наст. вр., перфект уже в своей

форме дифференцировал различия как видовые (в характере основы), так и временные (противопоставления во флексиях).

5.Субъект действия в перфекте различался не по лицу, что было существенно при характеристике прошлых действий, а по роду и числу, что, в свою очередь, вызывало появление особых типов предложения и развивало особое отношение к совершённым действиям.

Таким образом, в становлении перфекта как категории прош. вр.

вразное время представлены:

— временнóе значение, связанное с отношением к реальному наст. вр.;

316

10. Глагол

—результативное значение, связанное с видовыми отношениями;

—качественное значение, связанное с залоговыми отношениями;

—родовое значение, связанное с выражением рода в противопоставлении лицу.

Все эти особенности перфекта отражались начиная с XII в., когда:

—образовалась новая форма плюсквамперфекта, что привело к утрате перфектной группы времен как самостоятельной;

—увеличилась предикативная сила кратких причастий в связи с выделением полных форм как самостоятельной категории имен прилагательных (горелый — есть горелъ, горячий — он горяч);

—устранялась связка в самой частотной форме 3-го л., что приводило к утрате связи с наст. вр. и к разрушению правил последовательности времен;

—развивалась активная конкуренция с абсолютным прошедшим временем — аористом (в MC XV в записях до 1152 г. традиционные формулы даны в аористе, после этого — уже в перфекте);

—исходная экспрессивность составных сказуемых, преобразованных в сложные времена, долго использовалась в художественных целях, ср. употребление перфекта со связкой или без нее, но с личным местоимением, да еще в сочетании с выразительным по смыслу глаголом: Ты же все сие забылъ, отрыгнулъ же еси вмѣсто благоухания смрадъ (Андрей Курбский в послании Ивану Грозному);

—утверждение перфекта в качестве единственной категории прош. вр. способствовало созданию гибких форм высказываний — суждений о состоявшихся событиях, делах или действиях, о которых можно было составить собственное мнение вне традиционных средств выражения мысли.

Усиление частотности перфекта и лексическое его расширение в границах системы как всеобщей формы прош. вр. постепенно устра-

няли присущую перфекту описательность, экспрессивность и известную временную относительность, возведя его в категорию прош. вр.

10.4.5. Будущее время

Как и в случае с прошедшими временами, множественность для выражения будущего действия является доказательством того, что они, все вместе или в отдельности, не представляли отвлеченной категории буд. вр., а выражали конкретные виды глагольного действия.

Грамматикализация перфекта была отчасти связана с формой сложного буд. вр. Соотношение прош. вр. и буд. вр. предполагалось пониманием времени как кругового движения. Можно думать, что преобразование форм и категории буд. вр. связано именно с пере-

317

Морфология

осмыслением идеи буд. вр. как категории абстрактной, векторно направленной и лишенной ценностных признаков качества.

Вотличие от родственных балтийских языков, славянский сократил форму буд. вр. Суффикс, с помощью которого в других индоевропейских языках образовывалось буд. вр. — -s- (греч. s — сигма),

уславян стал использоваться для образования сигматического аориста — вневременной категории абсолютного времени, связанного с прош. вр. Завершенность действия в прошлом и ее абсолютность в будущем в сознании древних соотносились.

Остатки форманта -s- иногда находят в древних глагольных основах, например у глаголов слы-ш-ати, изми-ш-у ‘погибну’(от минути), пла-с-ну ‘запылаю’ (корень тот же, что в слове пламя), обрь-с-ну ‘обрею’и т. д., но это столь давние времена, что принимать такие формы во внимание уже нельзя.

ВГБ ХI и в других памятниках XI в. встречается действительное причастие якобы буд. вр. бышяштее (ср. лит. busianti), но отнесение этой формы к буд. вр. спорно, хотя так считали многие авторитетные слависты, полагавшие, что вообще формы буд. вр. некогда являлись формами наст. вр. от недлительных основ (аориста) и выражали существующую в настоящий момент г о т о в н о с т ь к сочетанию признака с субъектом речи, т. е. будущее как актуализация наст. вр.

Иногда форму бышяшти понимают как перфектное причастие, образованное от аориста в 3-м л. мн. ч. бышя, который совпадал с формой им. п. ед. ч. мужского и среднего родов в причастии бышя. В христианских текстах эта форма служила для выражения различий между безграничным (сущий) и ограниченным (бышащии) существованием; второе соответствует греческому слову со значением ‘сотворенный, возникший’. Таким образом, данная форма — мнимое буд. вр.; в тех же текстах она встречается наряду с бышьнъ, бышьство, бышьствовати ‘существовать’, которые к буд. вр. отношения не имеют.

Системные основания отсутствия категории буд. вр. в древнерусском языке отчетливо сформулировал еще А. А. Потебня: «Мысль о действии, действительно совершающемся в настоящее мгновение, а между тем оконченном, немыслима, потому что заключает в себе противоречие. Что я вижу, слышу и т. д. в это мгновение, то не может быть оконченным. Действие оконченное я могу представить себе только в прошедшем или в будущем», а это в отношении к наст. вр. одно и то же. Однако в древнерусском языке простое буд. вр. также выражало настоящее действие, потому что окончание обеих форм было одно и то же. Более того, и формы наст. вр. в несовершенном виде в древнерусском могли передавать значение буд. вр.; Потебня указывает более 50 глаголов, которые употреблялись в этом смысле, как в случаях: и рече Редедя ко Мьстиславу: «Не оружьемъ ся бъевѣ,

318

10. Глагол

но борьбою» (Лавр.) — или: земля ecи и съ землею идеши (И 73) — одинаково в з н а ч е н и и будущего действия.

Даже форма буду в древнерусском языке могла употребляться в значении наст. вр. (в значении современного будучи), а в конструкции дательный самостоятельный она же могла принимать значение прош. вр. Здесь также проявляется то значение глагола, которое определяется как ‘становиться, создаваться’. В современном русском языке не развиваются д е е п р и ч а с т и я буд. вр., и вообще у категории буд. вр. наблюдается какая-то «разлитая модальность» по всем аспектам повелительности, сослагательности и т. д. По отношению к другим глагольным временам буд. вр. оказывается не всеохватным временем, что явно свидетельствует в пользу позднего ее возникновения как самостоятельной категории.

Указывают, например, на частое в грамотах смешение форм буд. вр. и повелительного наклонения. Но это понятная связь буд. вр. с оптативом — пожелательным наклонением, к которому восходят формы славянского повелительного наклонения. Форма наст. вр. в значении повелительном (да здравствует!) — это продолжение наст. вр. за пределы настоящего момента, что в средневековом представлении о временах и есть буд. вр.

До конца XV в. нет основания говорить о появлении в системе времен — уже н е з а в и с и м о й о т п р а в и л п о с л е д о в а т е л ь- н о с т и в р е м е н к а т е г о р и и буд. вр.

10.4.6. Простое будущее время

Современный человек находит его в формах наст. вр. от глагола совершенного вида. На приведенных примерах мы видели, что в древнерусском языке положение иное. Такая форма передает предположительную возможность действия: а хто буде игуменомъ у св. Николы, ино... А кто смердъ, а тотъ потягнеть въ свои погостъ. Значения наст. вр. и буд. вр. нейтрализуются в функции постоянного действия. Несовершенный вид (длительные основы) в наст. вр. обозначал г о т о в н о с т ь к действию, или, говоря иначе, он передавал идею буд. вр., но описательно, поскольку само действие еще не осуществлялось.

Древнейшие приставочные глаголы в форме «простого будущего» (кавычки понятны) соответствовали по значению фазисным глаголам, также участвовавшим в образовании буд. вр., но как сложного времени: пo-иду, за-иду, у-иду как почну ити, зачну ити, учну ити, съ-тво- рю — то же самое, что хочю творити; умыеши нозѣ! — ‘должна вымыть’; ср. в Лавр. некоторые реплики исторических лиц: Поищемъ собѣ князя! — Похожю и еще... и т. д. — призыв к действию или план

319

Морфология

действий с модальным оттенком повеления, но не форма простого буд. вр. Время как категория в этой системе связано с реальными действиями и событиями. Это самое важное его отличие от современного представления о круге времен.

Влетописных текстах высказывания о том, что река потечетъ по..., а затем втечетъ въ..., а кто-то внидеть въ..., не имеют оттенка будущего, потому что выражают «постоянное настоящее», т. е. в том числе и будущее. Здесь представлено то же самое значение начала (или конца) действия, которое присутствует в основах данных глаголов наст. вр.

Взначении буд. вр. вполне могли употребляться и формы «несовершенного вида», что обратным образом доказывает несущественность основы в представлении «будущего» действия. В Галицко-Во- лынской летописи по Ип. 1425: И поѣха ко Батыеви, река: «Не дамъ полуотчины своей, но ѣду к Батыеви самъ». Реальное настоящее, которое переходит в идеальное будущее; в современном языке подобное употребление возможно; ср..: «Едем! — воскликнул он».

Богатъ мужъ возглаголеть — вcu молчать — в высказывании Даниила Заточника распределены начало действия и его следствие, которое длится.

У Аввакума в трех вариантах его рукописного «Жития» довольно часто чередуются формы перфекта и аориста, но формы простого будущего по-прежнему, как это было и до XVII в., выражают завершенность действия в наст. вр., т. е. представляют оттенки видовых отношений. Ср. в одном варианте: брела, брела да и повалилась

ивстать не сможет, а в другом: бредеть, бредеть да и повалится; хотÜл меня пытати слушай за что. Вариант — послушай-ко за что. Соотношение времен в текстах Аввакума вообще не выдерживает никаких правил — и это особенность всякой устной речи. У него, например, возможны описания: Княиня меня в сундукъ посылала: «Я, де, батюшко, нат тобою сяду, как, де, придут тебя искат к нам».

Будущее ситуационно, и потому н а ч а л о действия воспринимается как д р у г о е действие. Такое состояние сохранялось долго. В «Домострое» XVI в. наст. вр. совершенного вида, даже у приставочных, дается в общем ряду с несовершенным, но и здесь нет выражения буд. вр., это всего лишь модальность вневременного действия, разлитая на все виды реального наст. вр.

Наст. вр. в значении буд. вр. могло опознаваться не только реальной ситуацией действия, намеченного к исполнению, но и выбором глагола для его описания, т. е. словесно; ср.: Въ нюже мѣру мѣрите, мѣриться вамъ (ОЕ 1056) с возможными вариантами по другим спискам възмÜрятъ вамъ. Действия, выраженные неопределенными по значению глаголами бесѣдовати, глаголати, възвѣщати, боятися,

320