Колесов В. В. Историческая грамматика русского языка

6. Имена прилагательные

бодного от сочетания в формуле, но по-прежнему сохраняющего свою исходную или вновь обретенную форму. Новые для письменного текста слова имеют и новую форму.

Все больше увеличивается число определений, прежде невозможных в письменном тексте. Подсчитано, что в одах Ломоносова употреблено 910 эпитетов, из них 629 — выражающих интеллектуальную сферу деятельности, тогда как связанные с предметным миром определения уже вполне метафоричны: мягкая тишина, шумный вопль,

громкий треск.

Автономизация прилагательного — выделение из устойчивых сочетаний — освобождает его семантические и формальное свойства, делая имя прилагательное самостоятельной частью речи.

Уд а р е н и е имен прилагательных отличалось от ударения имен существительных одной особенностью, которая также способствовала выделению их в отдельную часть речи.

У имен существительных ударение определялось контекстом: ср. за город, город, огород, города — единство корня в различных словесных формулах. У имен прилагательных акцентная мотивация определялась производящей основой, т. е. не контекстно метонимически по смежности, а уже вполне системно (парадигматически), и потому, в отличие от ударения кратких форм, местоименные формы в зависимости от состава словесной формулы уже не изменяли своего ударения. Производные от имен парадигмы а имели ударение на том же слоге (корня или основы): болото — болотистый, болотный и т. д.; производные от имен парадигмы b имели ударение на суффиксе: дворъ — дворовый (с редуцированного его переносили на предшествующий слог: женьский > женский); производные от имен парадигмы с имели ударение на окончании: домъ — домовой (домьский >

домский), город — городовой, городской и т. д. Это обстоятельство способствовало развитию ритмической независимости прилагательного в любом контексте.

Изменения прилагательных по форме (краткие — полные), по значению (качественные — относительно-притяжательные) и по функции (определение — предикатив) были направлены общими представлениями Средневековья о характере и смысле определения вообще.

Средневековые грамматические учения, основанные на аристотелевских определениях, устанавливали различие существ и предметов по трем признакам: отличительному (человûкъ — разумный), его собственному (например, человûкъ смûшливъ) и «привходящему» (например, человек может быть черный или белый). Похоже, что идеальное распределение наличного состава прилагательных в старорусском языке после XIV в. происходило на основе такой характеристики признаков в о т н о ш е н и и к п р е д м е т у.

231

7. ИМЕНА ЧИСЛИТЕЛЬНЫЕ

7.1. Особенности счетных имен

Современные имена числительные не имеют: 1) категории рода, потому что такие имена не имеют значения п р е д м е т н о с т и (распределяются по разным частям речи; раньше по роду различались имена один, два, три, четыре) и 2) категории числа (три, четыре склонялись лишь по мн. ч.), ибо сами по себе являются наиболее обобщенным обозначением числа. Таким образом, числительные утрачивают все характеристики имени, их близость к именам обеспечивается пока только остатками родовых признаков (один — одна — одно, тысяча) и категорией падежа, которая также постепенно утрачивается (дом номер семь: происходит их онаречивание). Синтаксически некоторые числительные управляют именами в им. п.–вин. п. и согласуются с ними в косвенных падежах: два дома — двух домовъ.

Формальные признаки несовпадения с именами дополняются признаками семантическими. Современные числительные в своем составе содержат и нечисловые слова (много, несколько, меньше), выражающие неопределенную множественность, тогда как порядковые по формальным признакам относятся к именам прилагательным (первый, второй, сорок первый). Некоторые частотные числительные в разговорной речи имеют варианты, представленные именами: один — раз,

второй — другой и т. д.

Таков результат всех изменений, которые испытали счетные имена на пути к становлению категории числительных.

В древнерусском языке число не только количество, но и определенное качество. Символические значения числовых мер сопровождали всю жизнь средневекового человека, устанавливая его порядок и ритм. Исходная эквиполентность в противопоставлении ед. ч.: (двойств. ч. — мн. ч.) уже распалась на присущую Средневековью градуальную иерархию ед. ч. — двойств. ч. — мн. ч. с признаками

расчлененность/нерасчлененность и собирательность/несобиратель-

233

Морфология

ность, в которой принимала участие и категория собирательности. Таким образом, изменения в категории числа были связаны с изменениями в грамматической семантике, которые определялись развитием мышления и потребностями практической жизни славян.

Основные лексико-семантические предпосылки становления числительных как самостоятельной части речи таковы.

Сначала вырабатывалось общее «количественное» значение у всех счетных имен; до того они имели различные характеристики: четыре — это количество, данное как признак расчлененно понимаемой совокупности предметов; пять — это количество, понимаемое как опредмеченное с в о й с т в о такой совокупности; значение числа (пять — пятъ, пясть) и ко л и ч е с т в е н н о е з н а ч е н и е (р а з- л и ч н о е количество) — теперь все они стали словами общего рода и различаются только одним признаком.

Грамматически счетные имена были и прилагательными, и существительными (только десять, сто, тысяча являлись основанием для счета и изменялись по числам), они различались по категориям рода, числа и падежа.

Во всех славянских языках различия по роду сохраняют только крайние счетные имена (1 и 1000; в словенском также 2, 3, 4): они утрачивают значение предметности (кроме один — в нем слишком много переносных значений, в том числе и символических); процесс утраты категории рода у счетных имен очень длительный, его мы рассмотрим подробно.

Категория числа была внутренне противоречивой: 2–4 согласовывались с существительным в числе, но сами по себе они Dualis tantum

(2) и Pluralia tantum (3–4), 5 и выше — Singularia tantum. Утверждение средневековых «Диалектик» о том, что «число начинается с двух», пересекается с христианским пониманием, согласно которому «тричисленное число всему добру начало» (Епифаний Премудрый). Так, количество понимается философски и богословски, но не грамматически. Кроме того, мн. ч. выражало расчлененную множественность, но сами счетные имена одновременно выражали и не выражали расчлененность. Сохранение двойств. ч. в некоторых славянских языках (в словенских и лужицких говорах) препятствует формированию общих свойств числительных как категории; то же было и в древнерусском языке. Следовательно, устранение категории двойств. ч. стало основным условием развития категории имен числительных. Непротивопоставленное множественному двойств. ч. совпадало с мн. ч.; языческая двоичность растворилась в христианской множественности, в двух ее видах — собирательной и расчлененной множественности.

Это условие перестройки категории числа мы также обсудим во всех подробностях.

234

7. Имена числительные

7.2. Имена два, оба

Счетные имена дъва, оба употреблялись только в двойств. ч. и также совпадали в общей форме женского — среднего рода, но только в им. п.–вин. п.:

Здесь раньше всего стали изменяться формы род. п.–местн. п., уже

врукописях XII в., в том числе в берестяных грамотах, находим формы дъву, обу типа без дъву ногату, на обу страну. Это северные источники ХII–ХIII вв., ср.: на дву коню в НК 1282 (в тексте Русской Правды), на дву тысечю серебра в Синод, от... дву языку в Ип. 1425,

у дву насаду в Пск. I лет. Средний род дъвû > дъва совпадает с формой мужского рода, как и в других случаях, уходя от маркированного женского рода. В новгородской Гр. 1270 г. даю за все то два села,

вБер. гр. XII в. (№113) два лûта и т. д. Старые формы двойственного среднего рода сохранились в сложных словах; ср.: двûстû (от съто) с изменением по общему правилу в двûсти > двести; древняя форма род. п.–местн. п. двойств. ч. сохранилась в словах типа двоюродный, а новая — в словах типа двужильный.

Форма дъву с XV в. стала сочетаться с именами во мн. ч. и тем самым утратила значение двойств. ч.: в грамотах начиная с 1448 г. находим примеры типа в дву сот, от дву бортей, без дву денегъ, без дву гривенъ и т. д. То же происходило и с другими формами; ср. в грамотах и в псковских летописях XV в.: со обою сторонъ, обою князей прияша, обою городовъ, къ двûма селцомъ, зъ двема рубежи,

обûма тиуномъ и т. д. В то же время в текстах появляются необычные формы типа трема, четырьма, пятьма, шестьма и др.: к трема березам, къ ихъ пятма варницамъ, з десятма человûки, шестьма тысячамъ и т. д. — всегда в согласовании со мн. ч. Обратная замена форм мн. ч. на двойств. ч. показывает, что категория двойств. ч. у счетных имен данного типа уже отсутствует, и дъва, в свою очередь, начинает использовать окончания мн. ч. (двух, двум и т. д.; ср. сложные слова типа двухметровый).

Наряду с формами оба, обû существовала собирательная — мужского рода обои, женского рода обоû, среднего рода обоя; возникало распределение по значению: оба — ‘тот и другой’, о двух предметах или лицах; обои — ‘те и другие’, о двух г р у п п а х предметов или

235

Морфология

лиц. Например, в списках переводных текстов XIV в.: слûпъ слûпа вода, оба въ ровъ падета (ПH XIV) — о двух лицах, но сея же сблазнишася обои, июдûяне и елини (ХГА) — о двух народах. Внеродовые варианты обûхъ, обûмъ, обûми и новые формы типа обûихъ становятся возможными с конца XV в.: съ обеих сторонъ в Судебнике 1497 г., на дубûхъ на обûихъ в Гр. 1500 г., тûхъ мûстъ обûихъ

в Гр. 1508 г. и т. д. Двойств. ч. и здесь заменилось мн. ч. Современное различие по роду в формах обои, обоих, обоим и обеи, обеих, обеим

составляет трудность употребления как остатки искаженных древнерусских форм. Обеих рекомендуется употреблять при обозначении женского рода, обоих — мужского, а также женского и мужского совместно.

7.3. Склонение счетных имен

Древнерусская система счетных имен сохраняет счетные прилагательные один–четыре и счетные существительные пять–десять и сто. Все они сохраняли архаические формы склонения.

Три склонялось по типу *ĭ-основ во мн. ч.: четыре — по типу согласных и тоже во мн. ч.:

Как счетные прилагательные два–четыре являлись уже подлинными числительными с отвлеченным от конкретности вещи признаком. Три и четыре различались в роде, но только в им. п.; они согласовывались с определяемым существительным в роде, но не имели форм ед. ч.

Два лûта без трии мûсяць, до треи день, без четыръ день

и др.

Счетные имена пять–девять обозначали конкретную совокупность, управляли род. п. имени и склонялись как существительные женского рода *ĭ-основ в ед. ч.:

236

7. Имена числительные

Род. п.–дат. п.–местн. п. совпадали по окончаниям, что впоследствии обусловило обобщение данной формы в сложных сочетаниях.

Счетное имя мужского рода десять склонялось по основам на согласный во всех трех числах:

В скобках представлены новые окончания форм, развивавшиеся уже в древнерусском языке. Некоторые остатки старого склонения этого имени находим в рукописях: яко лûтъ двûма десяма в СП ХI,

не боле четырь межи десяма чать даяти в ЕК ХII (чать — мелкая монета цята), третий межи десяма в Лавр. под 1141 г.

Съто как имя среднего рода склонялось по *о-основам, а тысяча (буквально ‘большое сто’) как имя женского рода — по *а-основам. Большие числовые меры создавались описательно или калькировались на основе других языков. Предельное число в начале писаной истории — тьма (калька с греч. mur%oV ‘несметный’: тьма тьмущая), т. е. 10 000. Более поздние увеличения до беспредельных величин также описательны: воронъ, колода и др. или являются заимствованиями: имя имъ легионъ — 100 000, также леодръ (миллион).

Сложные счетные имена образовывались путем сочетания единиц с десятками:

один — на десяте — 11, дъва — на десяте — 12 и т. д.

дъва десяти — 20, три десятъ — 30, пять десятъ — 50 и т. д.

Соответственно при обозначении числа на письме единицы ставили перед десятками ·āi·, ·вi·, ·гi· и т. д., а после 19 обозначали отдельной буквой: ·к· — 20, ·л· — 30 и др.

237

Морфология

Вследовании десяток и единиц последовательность обратная: ла ‘21’, л в ‘22’, л г ‘23’ и т. д.; также с сотнями: лис рна в ОЕ 1056 — ‘лист сто пятьдесят первый’. При этом каждое число употребляется

отдельно: в переводе евангельского текста Петръ извлече мрежю на землю, полну великыхъ рыбъ р и н и г; следование букв значит ‘сто и пятьдесят и три’(в оригинале соединительного и нет: ¢œatÊn pent$œonta triän). При этом каждое числовое имя склонялось: бû длъжьнъ ему сътъмъ цятъ ОЕ 1056 — в переводе на современный язык это значит ‘должен ему сотню монет’, с архаичным управлением зависимого числа. Передача цифр буквами свидетельствует о качественном характере счетного имени. Поскольку нуль неизвестен, отвлеченность цифр еще не обрела абстрактного значения и счетные слова сохраняли свой «вещный» характер, оставались счетными именами.

Два счетных имени в сложном составе не привились, их заменили словами сорок — вместо четыредесятъ и девяносто — вместо девятьдесятъ. Девяносто, по-видимому, является сокращенной формой выражения со значением ‘один десяток до ста’, а сорокъ — существительное, обозначающее мешок (ср. сорочка) с данным числом беличьих или куньих шкурок, служивших «разменной монетой» на Русском Севере. Самое раннее употребление слова находим в тексте Русской Правды по новгородскому списку НК 1282: сорокъ гривенъ (и в Бер. гр. ХIII в.: сорокъ бобровъ).

Древние формы счета долго сохранялись у восточных славян; например, счет по пяткам пересекался с заимствованным счетом по десяткам и давал сложные формы типа полъ третия десяте

вМстисл. гр. ок. 1130 г. — ‘половина до третьего десятка’, т. е. 25. Ср. также: семь-пять шапок серебра в сказке о Коньке-Горбунке — это 35. Форма полъвътора — ‘половина до второго’, т. е. один с половиной. Фонетические изменения XII в. устранили оба редуцированных и сократили сложное сочетание согласных, дав современную форму полтора. Другие счетные по половинам: полътретья ‘2,5’,

полъчетверте ‘3,5’, полъпята ‘4,5’ и др., полтретьядесятъ ‘25’,

полпятадесятъ ‘45’, полшестадесятъ ‘55’и т. д. Такие счетные имена склонялись.

Вдревнерусском языке домонгольской поры употребление счетных имен является очень последовательным и верным. В качестве примера рассмотрим описанные в 1101 г. князем Владимиром Мономахом его охотничьи подвиги:

Асе тружахъся, ловы дàя... и до сего лàта по сту уганивалъ и имь даромь всею силою кромà иного лова, кромà Турова. Иже со отцемь ловилъ есмь всякъ звàрь. А се в Черниговà дàялъ есмъ: конь диких своима рукама связалъ есмь в путах десятъ и двадесяту живыхъ конь, а кромà того, иже по Роси àздя ималъ есмь своима рукама тà же кони дикиà; тура

238

7. Имена числительные

мя два метала на розûхъ и с конемъ, олень мя одинъ болъ, а два лоси — одинъ ногами топталъ, а другый рогома болъ; вепрь ми на бедрû мечь оттялъ, медвàдь ми у колûна подъклада укусилъ, лютый звàрь скочилъ ко мнà на бедры и конь со мною поверже... и с коня много падах, голову си разбих дважды, и руцû и нозû свои вередихъ... (Лавр. под 1096 г.).

И в сочетаниях со счетными именами, и в грамматических формах двойств. ч. архаические различия всех трех чисел сохраняются.

Здесь тщательно перечислены все «рога и копыта»: у двух туров четыре рога, т. е. много (на розûхъ — мн. ч.), а у одного лося только два, но четыре ноги (поэтому рогома в двойств. ч., но ногами во мн. ч.). Счетные имена еще склоняются (по сту, руцû — руками, на бедрû —

на бедры, двадесяту) и согласуются (двû лоси, тура мя два метала,

своима рукама), а сложные числительные еще являются составными (десять и двадесяту в целом — это тридцать).

7.4. Изменения счетных имен

Последовательность в развитии счетных имен определялась разрушением форм двойств. ч., на всех уровнях преобразования категории свое значение имеют изменяющиеся формы счетного имени дъва: сначала на счетные имена влияли флексии имен существительных, затем местоимений (в древности дъва изменялось по местоименному склонению), и, наконец, уже образованные формы числительных воздействовали друг на друга в их общем развитии в сторону самостоятельной категории имен числительных.

Влияние флексий имен существительных на счетные имена известно с середины XIII в.; ср. имя одинъ в тв. п. ед. ч. как одиномъ по аналогии со столомъ в Псковской летописи XIV в.; с конца XV в. появляется форма съ однимъ под влиянием мягкого склонения, хотя летописные тексты (особенно северные) представляют формы с твердым склонением типа съ единымъ мужемъ, единымъ приступомъ, однымъ своимъ насадомъ. Новые формы род. п.–местн. п. дъву, десяту

возникают по аналогии с двойств. ч. столу, селу (на дву коню в НК 1282;

шло 40 бел без дву в Бep. гp. XV в.); имена сорок, девяносто, сто

в род. п. ед. ч. получают формы сороку, девяносту, сту (вместо -а). Со стороны местоименного склонения влияние более выразитель-

но, но развивается позже, хотя отдельные примеры такого влияния встречаются и в XIII в.; ср.: от двою копью, однûмъ послухомъ в смоленской Гр. 1229 г. От двою по аналогии с тою, однûмъ (ср. также единûмъ топоромъ в Лавр.) в тв. п. ед. ч. — влияние твердого склонения местоимений. Поскольку после утраты старых функций имени

239

Морфология

дъва следующее за ним существительное не согласуется, а управляется им, возникает стремление заменить двойств. ч. множественным, как и само имя два — двухъ; отраженно через существительные само двойств. ч. влияет на некоторые формы двойств. ч.; ср.: от тûхъ дву дубовъ, на тûхъ дву бояхъ, но с конца XV в. по аналогии с трьхъ, четырехъ происходит распространение формы дву до двухъ, которая используется в вин. п. и местн. п. мн. ч.; ср. в двинских и других северных грамотах XV в.: род. п. — двухъ сыновъ, от двух елей, от двухъ осокорей; местн. п. — на тûхъ на двухъ селахъ, на двухъ жеребьехъ, в двухъ лодкахъ. Расширение формы дву за счет -хъ, -мъ, -мя

происходит в то же время: двумъ церквамъ, молодшимъ двумъ и др. — по аналогии с формами трьмъ, четырьмъ, также двûми и двумя с различными упрощениями в произношении. С XIV в. под влиянием местоименного склонения заметно изменение форм три и четыре. В московской Гр. 1389 г. без трехъ, позднее в деловых источниках только так (трехъ князей Гр. 1483 г. и др.); с конца XV в. четырехъ, по аналогии с ними в пятихъ насадех и пр. Вариаций форм могло быть множество, поскольку в устной речи они употреблялись редко,

адавлений со стороны смежных падежных форм было много. Уже в XVII в., и даже в старопечатных книгах, находим формы типа итти десятимъ шеренгом (Кн. Ратн. строя 1647).

Взаимное влияние флексий различных счетных имен особенно распространено после XIV в. Именно тогда и в склонении числа два развивается контаминация основ двойств. ч. с новыми окончаниями мн. ч.: двûмъ своимъ сыномъ (1392), къ двûмъ обжамъ (1551) и в грамотах того же времени казакомъ двемъ человûкомъ, съ обûхъ деревень и т. д. Возможны и обратные влияния, например трема, четырьма по типу двûма. Подъ двûма или трьма мûръ в ПЕ ХII; от трею сихъ в Радз. XV под 1495 г. по аналогии с двою. Аналогичны формы типа четырема как трема, четыреми как треми и др. Склонение счетного имени десять получает формы *i-основ (в десяти рублехъ, по десяти ведеръ), и вообще разброс возможных форм весьма широк, появляются даже формы типа сорокью, четырью, в сороки рублехъ и т. д.

Изменение склонения у счетных имен выше десяти представляет собой разрушение исконных словосочетаний и превращение их в одно слово.

Всоставных важны именно единицы, они стоят на первом месте. Это как бы в и д при общем р о д е десятков и сотен. Один-на-деся- те, дъва-на-десяте и т. д. подвергались сокращению форм при редукции звучания. Ранние примеры новых форм относятся к XIV в. (одиннатцать в Гр. 1389 г.), с XV в. они становятся обычными: пятнадесять копенъ, тринадесять человûкъ, двенадесять степеней,

азатем и пятьнадцать рублей и др.

240