Колесов В. В. Историческая грамматика русского языка

1. Предпосылки морфологических изменений

-t- и -n- тоже как суффиксы причастий и имен. Все эти з у б н ы е согласные использовались как грамматические распространители основы уже в древнейшем языке.

Более новые основы на *ĭ- и *ŭ-, т. е. основы на глайды, включали в свой состав имена не только конкретного значения, и прежде всего названия природных явлений и предметов растительного, животного мира, но и обозначали свойство по линии женской (*ĭ-основы) или мужской (*ŭ-основы); сюда же входили счетные имена от 5 до 8, было много заимствований из германских диалектов; формо- и словообразовательные функции формант и здесь еще не расчленены (от данных основ «отслаивались» первые по времени славянские суффиксы -ък-, -ьн- и др.), а сами имена по ударению в основном типов b (с постоянным ударением на гласном основы) и c — с подвижным; типы чередований расширяются — добавляются формы с редукцией в им. п. ед. ч. Выделение имен со значением признака дало синтаксическое средство различения согласуемых имен по роду, но еще не грамматическую категорию рода, поскольку лишь на следующем этапе развития основ (когда явились имена с новыми суффиксами типа -ав-, -am-) они из простых распространителей развились в суффиксы и вступили в чередование по условному признаку грамматического рода — типа великъ — велико — велика.

Исторически самые новые типы основ — основы на *ā- (*jē-), *ă- (*jă-); они охватывают лексику отвлеченного и собирательного значения (гласный основы *ā- по происхождению — суффикс собирательности) и социально терминологическую, здесь много заимствованных слов (преимущественно из греческого языка), появляются особые счетные имена сто и тысяча. В этих основах представлены все известные типы чередований, которые возникали постепенно, включая и чередования по долготе (< е–о–#–ā: ср. слово — слава). И только данные типы основ предстают со всеми тремя акцентными парадигмами в их полном составе — появляются имена с постоянным ударением на корне. Образования на *ā- с самого начала включают слова, не имеющие соответственных слов мужского рода (жена, баба, снъха, коза) или чередующиеся со словами мужского рода других типов склонения (робъ — роба, стягъ — стьза), причем со временем именно в данных типах склонения увеличивалось количество имен отвлеченного значения, особенно в обозначении признака (новъ — нова, нагъ — нага) и столь же отвлеченного значения отглагольных имен с редуцированным в корне (тьма, чьрта, кръха в их соответствиях с кратким типа гроза, доба, нога, а у глаголов — с долгим: хвалити — хвала, славити — слава). Основы на *ă- включали в свой состав имена действия и вообще часто соотносились с глагольными основами, сохраняя, в частности, краткий гласный корня как результат нового чередования (токъ — теку, возъ — везу, боръ — беру).

151

Морфология

На всех трех этапах накопления именных основ появлялись параллельные по характеру фонем долготные и краткостные варианты, которые в конце концов были четко противопоставлены друг другу (после образования *ă-основ):

Таким образом, различие по грамматическому «роду» сначала представало как эквиполентная (равнозначная) чисто фонемная оппозиция у классов имен. Историческая акцентология показывает, что разделение «неженских» имен на имена мужского и среднего рода происходило параллельно с перераспределением имен по типам склонения: слова с ударением на тематическом гласном (окситонеза b) стали именами «среднего рода», а слова с подвижным типом ударения — именами «мужского рода».

Так на исходе праславянской эпохи акцентные схемы, регулирующие в действии словоформы устной речи, и грамматический признак «рода» оказались совмещенными с типом основы (т. е. с морфологическим классом имен), поскольку их формальный синкретизм неизбежен в устной речи. Это своего рода «комплексный» различительный признак: фонологически — гласный основы // морфонологически — акцент и чередования в основе // морфологически — род (класс) имен. В праславянском языке был важен признак морфонологический, это единственная реальность звучания; именно он после переразложения основ и опрóщения связывал слова в определенные группы и классы. Но это не морфологический в узком смысле признак различения. Морфологический признак возникает в группе согласуемых слов, у древних «прилагательных», т. е. синтаксически, и затем он постепенно развивается в самостоятельную грамматическую категорию — категорию рода. В дальнейшем мы увидим, как это происходило в языке.

1.4. Древнейшее перераспределение имен по типам основ

Сопоставление с другими индоевропейскими языками, прежде всего балтийскими, показывает, что в праславянском могли быть и исчезнувшие впоследствии типы склонения, и совершенно иной состав имен в известных нам типах склонения. Например, кроме *ŭ-основ могли быть слова *jŭ-основ (конь, отсюда зват. п. коню!). Морфонологические изменения конца слова рано перевели их в класс *jо, и потому еще до появления памятников письменности *jŭ-основы совпали с *jо-основами. То же касается и старых *i-основ (кънягыни, рабыни), совпавших с основами на *ā.

152

1. Предпосылки морфологических изменений

Еще в общеславянском языке началось перераспределение имен в зависимости от формального «рода». Имена мужского и женского рода ушли из консонантных основ, кроме основ на *еr (отсюда, напротив, ушли имена мужского рода: братръ, дûверь, шур(ин) и др.),

втом числе и такие важные слова женского рода, как вода, довольно сильно преобразовались имена *es-, *еn-основ, из основ на *ŭ- ушли имена типа кор(ова), ябл(око), дьрвъ и др.

Консонантные основы сокращались по составу имен путем перехода ряда слов в новые типы склонения. Так, слова голос, колос, дух и др. из *еs-основ перешли в мужской род *о-основ, а баснь, пûснь —

вженский род *i-основ. То же случилось с другими именами «несреднего» рода. Но слова среднего рода оставались в архаическом типе склонения на *es-: диво, дрûво, дûло, иго, коло, небо, око, слово, тûло, чело, чудо и др.

Все слова, сохранявшие свои древние основы, отличались особым семантическим содержанием; по преимуществу они обслуживали сакральную сферу, выступая в высоком стиле речи и не входили в образовавшееся противопоставление по роду: мужской — женский. То же мы видим и в других типах именных основ. Слова мужского рода уходят из консонантных основ (дьнь) или изменяют свою родовую характеристику, оставаясь в прежнем классе. Очень часто использовался способ расширения слова суффиксом, что также выводило слово из архаического класса имен в новый, ср.: камы — камене > камыкъ,

жрûбя — жрûбьць, теля — тельць, отрочя — отрокъ, паря, паряте >

парень и др. Основа -еn- иногда переосмыслялась как суффиксальная; на это указывает произношение украинских слов гребiнь, камiнь, кремiнь: при наличии древнерусских написаний камûнь, перстûнь,

ремûнь это выдает совершенно новое произношение слога по сравнению с исконным гласным е в основе («новый ять»).

Так образуется важное для древнеславянской системы соотношение: формальный характер именной основы согласуется с определенным содержательным классом имен, которые отныне воспринимаются (условно, в более поздней грамматической традиции) как имена мужского, среднего и женского рода.

1.5.Фонетические предпосылки совпадения именных основ

Втечение тысячелетия многочисленные типы склонения постепенно сходились в ограниченное их число, определяемое теперь грамматической категорией рода. Совмещение типов склонения происходило не одновременно в формах ед. и мн. ч., каждый раз попарно

153

Морфология

соединяя «соседние» по многим признакам типы, так что изменение исходной системы происходило незаметно, всегда только на «один шаг», и притом от слова к слову; в синкретизме форм снимается только один какой-то признак. Все схождения регулируются возможностями фонетической (фонематической) системы, уже описанной в разделе «Фонология»:

I

II

III

IV

(все имена во мн. ч.)

Совпадения I уровня до середины XI в. касаются основ, не противопоставленных по мягкости–твердости: только твердые, полумягкие или палатальные основы соединяются друг с другом попарно, т. е.

домъ — столъ, зять — дьнь, бръвь — кость, судия — земля и пр. Вторичное смягчение полумягких согласных, происходившее во

второй половине XI в., увеличило возможности совпадения (уровень II) между мягкими и прежде полумягкими основами одного и того же грамматического рода (тип конь — зять). Происходит постоянное расширение вариантов флексии для отдельных имен в определенных падежных окончаниях, создающее стилистический разнобой в традиционных речевых формулах; ср. последовательное развитие форм типа от дьне, сего дьни, сегодня.

С середины XII в., после падения редуцированных гласных, начинается последовательное совпадение всех старых типов основ уже только в зависимости от принадлежности к определенному грамматическому роду (уровень III). Мягкие и твердые основы при общих флексиях выступают теперь вариантами общей парадигмы, в результате чего начинается выравнивание основ, но с различными результатами в северных и южных древнерусских говорах, поскольку процессы вторичного смягчения согласных и утраты редуцированных в этих зонах происходили неодновременно. На севере в качестве самостоятельных долго сохранялись палатальные основы (тип конь), одинаково противопоставленные как твердым (столъ), так и полумягким (зять), поэтому в морфологическом выравнивании основ побеждал маркированный мягкий вариант, возникали формы типа о зяти, о сто-

154

2. ИМЯ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОЕ: ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ФОРМ ЕДИНСТВЕННОГО ЧИСЛА

2.1. Категория падежа

Основные категории имени в историческом их развитии — это тип склонения (основа), род, число, падеж, затем и одушевленность.

В праславянском языке всеобщим свойством каждого имени был тип, характер основы; все имена либо отличались друг от друга, либо входили в общий ряд по типу основ, не имевшему значения грамматической категории, потому что он определялся чисто фонетически и включал в свой состав самую разнообразную по семантике лексику. Остальные категории не охватывали всех имен последовательно и всесторонне.

Категория падежа с самого начала являлась синтаксической, поскольку падежная форма имени выражает отношение имени к другим словам в речи. Каждая форма слова в определенной речевой формуле представала как самостоятельное слово. Многие факты показывают, что еще в XI–XII вв., когда на Руси развивалась пока еще не всем доступная форма речевого общения — письменность, совокупность словоформ не воспринималась как общий парадигменный ряд; каждая отдельная словоформа существовала как бы в собственном своем синтагменном единстве с окружающим контекстом (в составе которого реализуется семантически) и с определенным набором просодических признаков (тон, ударение, количество). В одном из текстов, переведенных на Руси и попавших уже в киевский Изборник 1076 г., только что заимствованное скандинавское слово larr ‘ящик’представлено в виде вин. п. мн. ч. ларû, местн. п. ед. ч. лари, род. п. мн. ч. как ларевъ, т. е. относится как бы к двум (или к трем) разным формообразовательным типам (склонения), соответственно *jo, *ĭ, *jŭ. Ясно, что эти слова никак не составляют общую парадигму (в современном значении термина), поскольку в различных контекстах, соответствую-

156

2. Имя существительное: преобразование форм единственного числа

щих греческим формам оригинала текста, новая лексема, не получившая еще письменной традиции написания, в различных словоформах представлена как разные слова.

Категория падежа, выражая отношение конкретной формы имени к другим формам, всегда связана с предлогом и зависит от управляющей ею глагольной формы. Предлог и флексия ведут себя функционально одинаково, являются равноценными средствами выражения синтаксических отношений. Для речевых формул важна не форма, а формант: от сыну — от стола, о сыну — о столѣ — именно совпадение словоформ в предлоге играет роль общего при их вариантности окончания, д е л а е т и х о д н и м и т е м ж е ф о р м а н т о м. Всю тонкость таких отношений нам трудно осознать, поскольку мы стараемся аналитически рассечь предложно-падежное сочетание на две составляющие: на морфологическую и синтаксическую, не обделяя вниманием и лексическое значение конкретного слова. Синтаксические отношения могли быть самыми разными, и сегодня мы даже приблизительно не знаем, какие падежные значения и в каком количестве были свойственны праславянскому или древнерусскому языку. Если в качестве таковых учитывать предложно-падежные формы с различением их по ударению, то для древнерусского вероятен набор из девяти форм: им. п. — отложит. п. — род. п. — дат. п. — вин. п. — тв. п. — местн. п. — изъяснит. п. — зват. п. Однако в род., тв. и местн. п. выделяются еще несколько конкретных значений, так что известное ныне количество падежных форм можно считать результатом уже состоявшегося обобщения прежде частных контекстных значений, извлеченных из типичных речевых формул. Исходные пред- ложно-падежные формы выражали соотношение конкретных связей между «вещами» и не имели свойственного им сейчас отвлеченнособирательного смысла.

Исторически можно говорить о процессе выделения словоформ из синтаксического контекста, что связано с переходом классифицирующего признака имени от т и п а основ к р о д у основ, и параллельно с тем — от семантического синкретизма падежных форм к их семантическому разграничению.

Костяк системы в древнем языке образуют грамматические падежи: им. п. — вин. п. — род. п., которые противопоставлены конкретным по значению обстоятельственным падежам: тв. п. — дат. п. — отложит. п. — местн. п. (дат. п. иногда включают в число грамматических, поскольку он обладает предикативными свойствами; ср. обороты дат. п. с инфинитивом или причастием). Разграничение грамматических и конкретных падежей носит условный характер, синтаксические и семантические их признаки еще не совмещены в едином фокусе категории (граммемы), но при этом «конкретные» падежи по своей функции обязательно направлены от соответствующей глагольной

157

Морфология

формы: въ-вадиться волкъ въ овцû, по-вадиться по овьцû, съ-вадить- ся съ овьцами и т. д.

В целом система распределения словоформ и формантов предстает как очень строгое соответствие п о о б р а з у и п о д о б и ю, т. е. по форме и по значению, метонимически смежных сходств, а не противопоставлений, как в современных грамматических парадигмах:

Падежно-числовые меры организуют вертикальный ряд (соответствует современной парадигме), родо-оснóвные меры образуют горизонтальный (тип склонения и род взаимопроницаемы). Такая система отличается от современной системы, но все же и она — система. Прямым и обратным движением мысли — от формы к значению и от значения к форме — она организует все формы имени в общую категориальную цепь. Особенность ее, не понятная современному наблюдателю, состоит в том, что это последовательность «матрешечного» типа. Одна категория входит здесь в другую как ее непременная часть и, в свою очередь, становится основой для следующей, более широкой категории.

Развитие заключается в том, что к концу общеславянского периода категория рода стала категорией более широкой и всеобъемлющей, чем категория склонения.

2.3. Преобразование консонантных основ

Разрушение консонантных основ началось очень рано и заметно уже в старославянских памятниках X–XI вв.

Во-первых, у ряда имен произошло упрощение основы, тематический распространитель был осмыслен как суффикс в связи с возник-

158

2. Имя существительное: преобразование форм единственного числа

новением новых суффиксов; ср. узмень, струмень, ремень и пр. Слова типа *mēsen при изменении основы расширялись с помощью суффикса (месяць) или преобразовывались по другим словообразовательным признакам (отрочя → отрок, теля → телёнокъ с аналитическим выделением идеи уменьшительности в уменьшительный суффикс), а также путем изменения основ (тип стремя → стремено → стреме). Расширение суффиксом как средство перехода в «свой» тип (род) склонения становится обычным, что вызывает и обратное явление: основа -es-, -en-, -er- воспринимается как суффикс; ср. пришедшие из разных основ мужские имена sьrd(ь), ov(ь) и sъln- в новый тип склонения как сьрдьце, овьца, сълньце с уменьшительным суффиксом (ср. еще переход слова язык из *ū-основ в тип мужского склонения *о-основ: *języ-k-). Словообразовательные основания формообразовательных процессов еще вполне сохраняются, между формо- и словообразованием нет функционально оправданных различий. Словоформа и есть слово, но еще не лексема.

Во-вторых, в консонантный класс входили имена всех трех родов, что в новых условиях (признак рода становится классифицирующим) вызывало необходимость в перераспределении слов между различными типами основ. Во всех случаях обычно среди консонантных остаются и длительное время сохраняются не маркированные по признаку рода имена среднего рода. Так, в склонении на *еn мужские имена типа камень, корень, кремень, олень, перстень, поломень (пламень), степень, стремень, ячмень и дьнь перешли в тип *i, в то время как имена среднего рода сохраняли еn как суффикс до XVIII в., когда в разговорной речи он стал опускаться; в частной переписке XVII– XVIII вв. примеры типа к темю, по долгому времю, сколько время. Еще раньше такой «суффикс» исчезал у *еs-основ, примеры типа словесе — словеси — слова в род. п. ед. ч. довольно часты с XII в. (и въ тûлû). Мужские имена этого типа склонения (голос, колос, дух), как и женские (пûснь, баснь), уже перешли в другие типы, остались здесь только имена среднего рода (иго, чрûво, удо, грано, звено и пр.).

В-третьих, важный для устной речи признак таких имен, их акцентная характеристика, с помощью которой разрозненные по формулам словоформы и собирались в «парадигму», отличал их от всех прочих типов склонения. Почти все эти имена были подвижноударными, т. е. в грамматическом контексте могли утрачивать словесное ударение в пользу соседних по синтагме словоформ. Другими словами, контекстно они всегда находились в морфологически изолированной позиции, что также способствовало быстрому разрушению архаических словоформ.

Из специальных изменений важно противопоставление форм местн. п. ед. ч. — род. п. ед. ч., которое развивается у всех консонантных основ: камени — камене, словеси — словесе и пр. (например,

159

Морфология

в ЕП ХI, МД ХI и др.). Это попытка создать новую парадигму параллельно с основами мужского рода *о-основ (род. п. = местн. п. — общие формы в двойств. ч.). Древнерусские источники сохраняют окончание -е в род. п. ед. ч. еще и в текстах Русской Правды, «Повести временных лет» (по спискам до XV в.), но с XIII в. и в этой форме находим окончание -и (в Ипатьевской и Суздальской летописях). Все древнерусские памятники отражают нарушения в употреблении и других форм; ср. вин. п. ед. ч. въхожаше въ камы (вместо камень) в СП ХI, местн. п. двойств. ч. днию (вместо дьноу), также тв. п. ед. ч. денью (вместо дьньмь) и нощью в ДЕ 1164, но там же сохраняется старая форма им. п. мн. ч. дьне ти. Стилистически это последнее слово постоянно варьирует, например в род. п. ед. ч. по памятникам XII в. дне / дни, но также и в местн. п. ед. ч. въ дне — дни. В «Хождении» игумена Даниила начала XII в. до сего дне, до полудне, но въ томь же дни; ср. отъ полудьне в ЕП ХI и др.

Одновременно формирование новой парадигмы начиналось и у имен *еs-основ, прежде всего в форме местн. п. ед. ч. (на небесû в Новгородской и Ипатьевской летописях). Процесс ускорился в связи с сокращением «суффиксального» -es-, начиная с тв. п. ед. ч. (тûломь, словомь во всех древних летописных текстах), с XV в. слово используется только в новой форме, веком позже появляются и другие слова этого типа, хотя в формах мн. ч. суффиксальный элемент сохранялся весьма строго до XVII в., особенно в формах род. п. и тв. п., с XVIII в. являются новые примеры типа словами. Производные слова уже в древнерусском показывают давнее отсутствие суффикса (примеры типа тûльный, небный, окольный и др. наряду со старыми формами типа телесный, небесный, околесица).

Параллельное сохранение старых типов склонения в церковнославянском языке долго задерживало развитие парадигм склонения, и только в разговорных формулах мы находим примеры новых окончаний. В личных письмах Петра I даже форма род. п. ед. ч. представлена с новым окончанием: корени, ячмени, словеси, телеси, с небеси,

чюдеси — они воспринимаются, впрочем, как стилистические. В «Грамматике» Мелетия Смотрицкого 1619 г. именно такие формы признаются за «русские», тогда как тип склонения слово — слова — слову...

приписывается церковнославянскому; судя по примерам Острожской Библии 1582 г., окончания с -я уже вполне возможны и в высоком стиле: ячменя, ячменю, каменя, каменю, пламеня и подобные им. Новые окончания широко распространены у имен мужского рода, тогда как имена среднего рода весьма устойчиво сохраняют старые окончания (род. п. ед. ч. имене, но местн. п. ед. ч. имени). Такое выделение имен среднего рода даже в церковнославянских источниках показывает особое положение среднего рода в системе. Неопределенность форм выражения падежей у старых консонантных основ про-

160