Колесов В. В. Историческая грамматика русского языка

5. Категории имени существительного

и пр. развиваются новые формы мн. ч. собирательных: листье — листья, деревье — деревья, и в качестве самого раннего примера приводят сочетание трупия мертвая из Пск. I лет. под 1471 г.

Формы типа деревья, клинья, колья, перья и пр. с ударением на корне и неодушевленные из форм типа колье как собирательных согласуются с глаголом во мн. ч., но не при среднем роде. В Мстислав. гр. ок. 1130 г. форма братиû — мн. ч., но откуда появились формы мн. ч. братья, князья, друзья, мужья? А. А. Шахматов полагал, что здесь виден результат акающего произношения в словах с подвижным типом ударения; В. М. Марков считает, что возможна аналогия со стороны собирательных имен типа мордва, черемиса, морава. Ничто не мешает признать, что друзья, мужья и т. д. (также и братья) — функциональный аналог новым формам неодушевленных имен типа города, берега, но только с йотовой основой.

По-видимому, все такие выравнивания и параллели стали возможны лишь после появления отдельной (автономной для всех типов склонения) парадигмы мн. ч. Она вбирала в себя самые разные формы, поскольку долгое время была не маркированной по признаку числа.

5.5. Двойственное число

Окончания форм именного склонения в двойств. ч. представлены следующим образом:

Если не считать наращений в старых типах склонения (сын-ов-у, тел-ес-у), косвенные формы в двойств. ч. имели одно и то же окончание: в род. п.–местн. п. -у, в дат. п.–тв. п. -ма, присоединенные непосредственно к своей основе. Различия касались только формы им. п.–вин. п., в которой имена женского и среднего рода совпадали по окончаниям, а все архаические типы склонений имели те же окончания, что и мягкие типы женского и среднего рода.

211

Морфология

Таким образом, исходным был синкретизм форм женского и среднего рода, который уже в древнерусском языке заменяется общностью форм у мужского и среднего рода: им. п.–вин. п. женû и селû сменились соотношением женû и села (как стола), а души и лици — соотношением души и лиця (как мужя). Имена мужского рода *-о/*jо- основ в им. п.–вин. п. воздействовали на все другие имена мужского рода (сыны > сыну и т. д.), а некоторые из них, выходя из архаических типов склонения, изменяли окончания и в косвенных формах: ср. в памятниках XII в. по дъвою дьну и по дъвою дьнию.

Формы двойств. ч. в общем довольно строго сохранялись в раннем древнерусском языке; примеры их употребления до XIV в. приводятся во всех описаниях текстов.

Выделяют следующие функции двойств. ч.

1.При обозначении парных предметов; в древнерусском «свободное двойств. ч.» сохраняется почти у полусотни имен, главным образом обозначающих парные части тела или постоянную предметную парность: бока, рога, уса, локти в мужском роде; бедрû, пятû, ланитû,

нозû, руцû, пазусû, плеснû, устьнû, бръви, вûжди, голûни, гърсти, длани, ноздри, пясти, скрани ‘виски’, челюсти и др. в женском роде; колûнû, крилû, рамû, стьгнû, мудû, плечи, очи, уши и др. в среднем роде, а также слова типа берега, рукава, малъжена ‘супружеская пара’, родителя, двьри и нек. др. По происхождению это не форма слова, а самостоятельное слово с синкретичным значением двойств. ч. — мн. ч. (око — очи, ухо — уши). Нарушения в употреблении двойств. ч. здесь возможны, но также определяются не категориально, а контекстно; ср. направи на правый путь мирьны ногы моя (вместо нозû) в ЖН 1219. Этот пример приводят все учебники как утрату согласования по двойств. ч., но в древнеславянском переводе Лука 1,79 направити

но г ы нашя на путь миренъ.

2.В конструкции с двумя именами, соединенными союзом, ср.

митрополитъ блгословляше князû (двойств. ч.) Изяслава и Всеволода, но в записи к ЖН 1219: помози рабомъ своимъ (мн. ч.) Ивану и Олексию, написавъшема (двойств. ч.) книги сия.

1 и 2 — это двойств. ч. п о с м ы с л у. Следующие типы двойств. ч. связаны по форме.

3.В сочетании с числительными два, двû, оба, обû (связанное счетно-количественное двойств. ч.): увы мне! от дъвою плачю плачюся; вплоть до XV в. в сочетаниях с числовыми мерами противопоставление сохраняется: два пуда жита, оба брата, двû корови, но — 4 лоскуты, 3 рубли, три участки во мн. ч. (двинские грамоты XV в.).

4.Анафорическое двойств. ч. — речь идет о ранее названных и уже известных двух лицах или предметах: и вьси люди прославиша Баµ и ´таяс мученика (речь о Борисе и Глебе).

212

5. Категории имени существительного

В контекстных формулах речи О. Ф. Жолобов находит еще 4 вариации указанных типов.

A. Местоименное двойств. ч. обозначает участников диалога: радуита ва ся, въдаита же ми, не боита ва ся — это выражение идеи

освязи двух лиц функционально совпадает с типом 4.

Б.Формульное двойств. ч. обозначает неслучайное соединение лиц или предметов типа братъ-сестрома в ОЕ 1056, АЕ 1092 и вообще в евангельском тексте; сюда относятся сочетания типа душа и тûло,

кръвь и плъть, земля и небо, дьнь и ночь. В древнерусских источниках небо съ землею радуетася: милость и истина сърûтастася — это также выражение идеи о связи двух явлений, равное типу 2.

B. «Божественное двандва» («двойное двойственное») выражает сакрально отмеченные «священные двоицы», т. е. не случайно вещное, а идеальное сочетание двух, соразмерных друг другу (равно вещному типу 1). Термин «двандва» из древнеинд. — калька, связанная и с греч. d&o d&o, ср. в евангельском переводе дъва нъ дъва ‘попарно’ в ОЕ 1057 или оба дъва.

Г. Соотносительное двойств. ч., контекстно совпадающее с типами 1, 2, 3: сия убо с´тая мученика... все согласуемые члены сочетания (прилагательное, причастие, существительное, глагол) обязательно координируют по двойств. ч.: сътвори Бъ³ обû свûтилû велиции, очима сима телесьныима видûти и т. д. Ср. и урокомь дающе Кыеву двû тысячû гривнû (Лавр.) — в списках с XV в. гривенû.

Таким образом, функциональная система двойств. ч. представлена не только в конкретно вещном (1–4), но и в идеально «вечном» вариантах (А–Г).

Изменения двойств. ч. начинаются с личных местоимений (надежные примеры XI в.), причем одновременно в группах 1 и 2, т. е. только по смыслу. Двойств. ч. в группах 3 и 4 (по форме) изменяются лишь с XIII в. При этом у некоторых имен старые формы двойств. ч. стали выполнять функцию мн. ч., ср. колûни (из колûнû) и колена; ср. в современном употреблении: Я плачу, видишь: я колена Теперь склоняю пред тобой... море по колена (во фразеологизме), но также море по колени. Имена очи, уши косвенные формы мн. ч. получили с XVI в.; воочью остаток формы тв. п. двойств. ч. (очью бешено сверкая в сказке о Коньке-Горбунке). Долго сохранялись варианты у имени плечи: / И первым снегом с кровли бани / Умыть лицо, плеча и грудь (Пушкин). Как «естественно двойственные» по смыслу относительно поздно получали форму ед. ч. слова типа врата, груди, двери, перси, уста и под., но сохранились исконные формы двойств. ч. у слов берега,

бока, глаза, рога и др.

В сочетании с три, четыре также появляются формы двойств. ч., но лишь в момент утраты категории двойств. ч. (три стола, четыре стола и т. д.).

213

Морфология

Нельзя утверждать, как это иногда делают, будто уже при возникновении письменности у восточных славян категория двойств. ч. для них «не была живой». Справедливо осторожное суждение С. П. Обнорского: точное время окончательной утраты двойств. ч. невозможно определить, поскольку идея двоичности, как особо важная в идеологическом отношении, у восточных славян сохраняется до сих пор.

Теоретически трудно допустить, чтобы в средневековой системе идеологически значимых противопоставлений отсутствовал важнейший элемент градуальной оппозиции по числу; знаковые тексты утверждали противоположность ед. ч. — двойств. ч. — мн. ч. как выражение того, что «божественно — посредне — отпадшо» (Бог Един — человек «посредне» — бесов множество). Сложно было бы объяснить не только устранение из системы «человека», но и то, почему при утрате категории двойств. ч. чуть ли не в X в. формы двойственного числа правильно употребляются вплоть до XVII в.

Действительно, в XI–XII вв. формы мн. ч. иногда вытесняют формы двойств. ч. в ситуации неразличения двоичности и множественности, т. е. в обобщенно множественном исчислении, и притом главным образом в согласуемых частях речи, а не при конкретном указании исчисляемой «предметности» в имени существительном. Постепенное увеличение имен отвлеченного и обобщенного значения делало избыточным наличие формы двойств. ч., которая всегда указывает на конкретность предмета или лица. Преобразование собирательности на новых основаниях, наоборот, способствовало оформлению числовых мер в выражении отвлеченных имен. А. А. Шахматов полагал, что утрата форм двойств. ч. начиналась с прилагательных (и в косвенных формах раньше), тогда как у существительных двойств. ч. поддерживалось предшествующим числительным. Это очень важное уточнение, ср.: два ковша золоты — предикативность краткого прилагательного восполняет сочетание два ковша — золоты; мои два жеребья — притяжательное местоимение также вычленяется из общего сочетания слов, подчеркивая принадлежность: два жеребья — мои; золоты и мои употреблены в форме мн. ч.

В обширной литературе вопроса показаны условия замены форм двойств. ч. совпадающими с ними (по противоположности к ед. ч.) формами мн. ч.

1. Раньше всего это происходило у личных местоимений, особенно в клитических формах и чаще всего при обращении, например к святым Борису и Глебу в посвященных им житии и службах, в «Слове о полку Игореве», в Изборнике 1076 г.: вы и ва, вами и ваю и т. д. Это клитические формы, которые и сами по себе выходили из употребления в речи, их синтаксическая неопределенность способствовала смешению в числах.

214

5. Категории имени существительного

2.То же отмечается у местоимений при свободно двоичном их употреблении; ср. в Сл. плк. Иг. отьць ихъ или вашь умъ — в обоих случаях речь идет о двух лицах.

3.В форме 3-го л. глаголов окончание -та появляется вместо -те (примеры уже в ОЕ 1056), хотя это может быть совпадением форм 3-го и 2-го л., обычное для глагола в формах прошедшего времени; но и в этом случае перед нами типичный русизм древнерусского языка: приступиста къ нему дъва слûпьця... (вместо исконного приступисте).

4.При сочетании двух имен, соединенных союзами и, да, в зависимости от позиции у глаголов представлена форма в ед. ч., мн. ч. или двойств. ч. (уже в источниках XI в.), но и это, скорее, в соответствии

справилами согласования по форме, а не по смыслу.

Позиции 1–4 небезупречны в доказательстве разрушения категории, поскольку они явлены в синтагме.

5.У самих имен существительных наиболее ранние примеры совпадения форм двойств. ч. с формами мн. ч. связаны с именами, обозначающими п а р н ы е п р е д м е т ы и только в им. п.–вин. п., с очень редкими отклонениями от нормы типа рукы, ногы // руцû, нозû или

всочетаниях с местоимениями (в руцû наши); колебания в других падежных формах являются довольно поздно, ср. списки «Повести временных лет» (ногами Лавр. — ногама Радз. ХV). Уже в ОЕ 1056 рядом находим: умывати ногы ученикомъ (мн. ч. на л. 154а) — умывати нозû ученикомъ (двойств. ч. на л. 157а), възложятъ бо на вы рукы своя (мн. ч. на л. 224г) — на руку възьмутъ тя (двойств. ч. на л. 47); ср. также: вьси языци въсплещтûте рукама (двойств. ч.) — въсплештûте руками (мн. ч.) в ЧП ХI; несогласование двойств. ч. — мн. ч. в текстах УС ХII и посажъ дъва попы скорописьця (двойств. ч. — мн. ч.) — и възьмъ дъва грьзны (двойств. ч. — мн. ч.) и т. д.

То же у имен среднего рода, не противопоставленных словам мужского рода, в тех же падежных формах; ср. примеры типа два солнца вместо двû солнци в Сл. плк. Иг., даю два села вместо двû селû в Гр. 1270 г., такие же нарушения в «Повести временных лет» и т. д.

В анафорическом употреблении формы двойств. ч. заменяются формами мн. ч. хоть и редко, но достаточно рано (СП ХI, «Повесть временных лет», старшие жития); обычно это также формы им. п.– вин. п. в согласовании с определенными глаголами и местоимениями; можно напомнить, что именно анафорическое двойств. ч. не указано

в«Грамматике» Смотрицкого 1619 г., хотя формы двойств. ч. он весьма тщательно описал (не всегда верно по их историческим вариантам).

8.Совпадения с мн. ч. замечены и у имен *-о-основ в род. п.– местн. п., но это редкость и встречается, например, в переписанном с восточноболгарского оригинала Изборнике Святослава 1076 г.; такие

215

Морфология

примеры можно не принимать во внимание, говоря о категории двойств. ч. в это раннее время.

Таким образом, наиболее устойчиво формы двойств. ч. сохраняются:

1)в сочетании со словами два, оба (почти до XVIII в.: их считают «застывшими формулами»), ср. по двою днию и под., главным образом

вкосвенных формах;

2)у парных по смыслу существительных типа очи, уши, руцû,

очима, от руку моею, с сию страну судна, рукавицû и под.; некоторые примеры тут лексически ограничены возможностью пересечения с мн. ч., ср. собирательные по смыслу формы типа родители — родителие — родителя своя, которые сохраняют смысл и форму двойств. ч.

внекоторых (древнейших) частях «Домостроя», в «Житии Сергия Радонежского» и в других средневековых текстах XV в.

Большинство приведенных примеров показывает (особенно 5), что

и д е я д в о и ч н о с т и с о х р а н я е т с я, поскольку в пределах синтагменной формулы всегда присутствует указание на двойств. ч., хотя при этом прежняя избыточность формальных средств ее выражения устраняется. Примеров такого рода достаточно много в средневековых источниках; ср. ваю... злаченые шеломы в Сл. плк. Иг., тûло с(вя)тою,

телеса ваю, о телесûхъ с(вя)тою, тûло с(вя)ту стр(астотер)пцю

идр. в «Житии Бориса и Глеба» (слово тûло как обобщенный по смыслу символ не употребляется в форме двойств. ч.). Историки приводят и более поздние примеры такого рода: съ двûма сыновъ в Гр. XIII в., стопы ногу его, прахъ ногу в «Житии Нифонта» по списку XII в., дву татариновъ, дву человûкъ (род. п. передан формами двойств. ч. и мн. ч.), двема суды (тв. п. передан формами двойств. ч.

имн. ч.), на двою чепех (местн. п. передан формами двойств. ч.

имн. ч.), более обою сестръ, к тûмъ же двûма положиша, глаголаше двûма мученикамъ и под. Другими словами, всякая парность выражается как реальная предметность указанием на числовую меру (два), а не как отвлеченность идеи через сохранение старых формантов: двоичность передается аналитически, поскольку прежнее распреде-

ление значимых категориальных отношений с о х р а н я е т с я в г р а- н и ц а х ф о р м у л ы.

Только после XV в. появляются и обратные формы — двойств. ч. заменяет необходимые формы мн. ч. Взаимное смешение форм двойств. ч. и мн. ч. означает, что теперь отсутствует нейтрализация по признаку «неединственность» и к а т е г о р и я двойств. ч. исчезает из языка; под «языком» подразумевается не мифический «живой разговорный», отвлеченный от литературно-книжного как бытовая речь, а вообще древнерусский язык как система, которая обслуживала все сферы жизни, а не только домашние разговоры, для которых, вполне возможно, форм двойств. ч. и не было нужно.

216

6.ИМЕНА ПРИЛАГАТЕЛЬНЫЕ

6.1.Типы имен прилагательных

Имя прилагательное — часть речи, обозначающая свойства, качества и признаки предметов, явлений и лиц, которая развивалась на синтаксической основе определения с помощью специальных средств языка.

Достаточно долго представление о качестве в сознании было слито с обозначением предметности; синкретизм вещи и ее признаков наглядно виден на истории отдельных лексических групп, в частности на обозначении цвета. Конкретные оттенки серого, красного, желтого, черного и других цветов одновременно предстают обозначением предметного мира, который является носителем данного цвета: редрый от редька, рудый от руда, также рыжий и пр. Соотношение современных существительных и прилагательных типа друг — другой, лад — ладный и т. д., а также поэтические выражения жар-птица, царьдевица, сила-рать и др. указывают на то же совпадение вещи и типичного ее признака в общем имени. Прилагательные, обозначившие отвлеченный от предмета признак, выражают более абстрактную, чем имя, идею и уже по этой причине являются более поздними по происхождению. Существует и другая точка зрения: имена существительные и имена прилагательные одновременно вычленялись из синкретизма имени в момент, когда субстанция и ее качество воспринимались в единстве.

Первоначальные формульные сочетания типа душа-дûвица, горе- бûда и пр. становились во взаимные о т н о ш е н и я, которые позволяли оттенить и тем самым выразить личное с в о й с т в о более отвлеченных, чем вещный предмет, вещей и явлений: душевная дûвица,

горькая бûда и т. д.

Последовательность выделения различных типов прилагательныхопределений также показательна. Выделение необходимого для сознания признака происходило в последовательности: предметное имя → притяжательное → относительное → качественное имя, что

218

6. Имена прилагательные

соответственно выражает: конкретное отношение к другому предмету или лицу — личное свойство предмета или лица или — совершенно отвлеченный признак.

С точки зрения содержательного признака качественные прилагательные связаны с выражением идеи времени, а притяжательно-от- носительные — идеи пространственного размещения. Это различие обусловило расхождение в их грамматических характеристиках. В отличие от качественных относительные прилагательные не имеют (или редко развивают) степеней сравнения — ни количественных (сравнительной и превосходной), ни качественных (уменьшительно-уве- личительных), они редко используются в составе сказуемого и вообще мало сохраняют краткие формы.

Различие признаков (притяжательные принадлежности, относительные свойства, качественные признаки), выявившееся очень рано, создало их семантическую градацию и тем самым потребовало специальных форм для их выражения.

6.2. Краткие прилагательные

Такие формы явились с развитием имен на *-а/*-о, когда стали возможными склоняемые и согласуемые с именами определения типа бûлъ — бûла — бûло. Одновременно возникали имена вещественные и имена прилагательные, различавшиеся новой категорией рода; ср.: *vornŭ vornŭ,*vorna vorna, которые дали начало словам самостоятельных грамматических классов, т. е. воронъ воронъ или ворона ворона.

Остатки исходного синкретизма (имя существительное — имя прилагательное) находим в древнерусских текстах в виде формул типа

съ маломъ же дружины възвратися, направо и налево, смолоду, добро и зло, спроста рещи, иное лихо, никакова худа и т. д., как и обратные случаи типа дûвая ‘девственная’ в обращении к Богородице в древнерусских минейных текстах: местоименное прилагательное от имени дûва. Один из списков «Повести временных лет» под 971 г. сохранил древнюю формулу языческой клятвы «Да будемъ золоти яко золото», в которой золоти еще существительное, но уже и прилагательное.

Древнерусские переводные тексты содержат множество таких примеров, некоторые из них сохранились до сих пор как остаток вторичной субстантивации. Ср. в ОЕ 1056: сътворите дрûво зъло и плодъ его зълъ — в значении определения-прилагательного; достоить ли въ суботи добро творити ли зъло творити? — в значении имени существительного. Особенно много неопределенных по форме имен

219

Морфология

в пословичных выражениях, которые (даже в переводных текстах) сохраняли древнее состояние языка; ср. расхожую формулу «Зûло зъла зълûе жена зъла» (И 73: ‘злее зла злая баба’).

Важным средством выделения имен прилагательных стала суффиксация — формальное средство вычленения имен прилагательных; она наблюдается уже в древнейших (но не в самых древних, не в консонантных) основах, ср.:

Число корней с такими суффиксами было значительным (более сотни), и все они частотны; обычно они имели наконечное ударение и краткий гласный корня: льгъкъ, дьрзъкъ, тънъкъ, вьртъкъ, также

узъкъ, мякъкъ, бридъкъ и др.

Поскольку имена существительные образовывали свои производные с помощью д р у г и х с у ф ф и к с о в или иных их форм, суффиксальные определительные имена формально выделились из числа вещественных имен и предстали уже как собственно имена прилагательные.

6.3. Полные прилагательные

Окончательное выделение нового типа имен связано с образованием местоименных (полных) прилагательных, что в результате и стало отличительным свойством славянских прилагательных. С помощью определительно-указательного местоимения [jь] (на письме и) в соответствующих формах его склонения полные формы прилагательных сложились в самостоятельную парадигму на протяжении уже исторического периода развития русского языка:

добръ-[jь] доблъ-[jь]

добра-[jeгo] добля-[jего]

Использование местоимения в определительном значении указывает на то, что его присоединение к определению выражало идею определенности данного признака в отношении к данному качеству вообще. Поэтому прилагательные, которые не нуждались в подобном

220