Норман Энджелл - Великое заблуждение Очерк о мнимых выгодах военной мощи наций

Методы

Прогресс идей совершенно изменил религиозное чувство и отношения одних религиозных групп

кдругим; поэтому прогресс идей никогда не из менит патриотического чувства, на котором ос новывается отношение политических групп друг

кдругу.

К чему же ведут аргументы моих критиков? Люди так ленивы и глупы, что, как бы неопровержимы ни были факты, им все же необходимы тысячелетия, что бы сделать разумный вывод из этих фактов.

Не имея ни малейшего желания обидеть критиков, я все же удивляюсь, как не поразило их то обстоя тельство, что, с точки зрения профана, занятое ими положение может казаться необычайным тщеславием. «Мы» способны оценить доводы разума и науки, но чернь и через тысячу лет не поймет этих истин. Я го ворю с моими сторонниками, когда обращаюсь к пи сателям или журналистам. Они, конечно, могут меня понять. Но предположение, что дипломаты и государ ственные деятели — люди, составляющие правитель ство и нации, — меня когда нибудь поймут, по мне нию журналистов, слишком нелепо.

Как бы ни было лестно для меня такое предполо жение, я не могу считать его трезвым. Я всегда чув ствовал противоположное, а именно, что все верное и ясное для меня будет таким же верным и ясным для моего соседа.

Обладая, должно быть, таким же тщеславием, как и большинство оппонентов, я, тем не менее, совершен но уверен, что простые факты, с которыми приходится

317

Глава III

сталкиваться обычному деловому человеку, не оста нутся тайной для большинства.

Яне утверждаю, конечно, что массы не подчиня ются неразумным страстям или что ссылка на эти фак ты может принести большую пользу в период военной горячки. Но не во все времена народы объяты горяч кой неблагоразумия.

Яуже ссылался на утверждение, что потребны ты сячелетия, чтобы переменить мнения и чувства, руко водящие человеческими поступками. Относительно этого я позволю себе напомнить один уже приведен ный мной факт: картину испанского художника, изоб ражающую двор, благородных и чернь, собравших ся, как на общественный праздник, на зрелище казни прекрасного ребенка, присужденного к костру за ве рования, которые он впитал с молоком матери.

Сколько же лет отделяют нас от этой сцены? Не более чем три века. Сколько же времени прошло от периода подобных казней до тех пор, пока их пов торение перестало быть возможным? Не прошло и ста лет. Это происходило в 1680 году, но уже несколь ко десятков лет спустя мы знали, что никогда больше ни одно дитя не будет сожжено по приговору суда и Европа больше не увидит подобного торжества, сви детелями которого являлись король, вельможи и чернь одной из величайших столиц Европы.

Может быть, те, кто говорит о неизменности че ловеческой природы и о «тысячелетиях», на са мом деле думают, что мы можем опасаться повторе ния подобных сцен? В таком случае наши принципы

318

Методы

веротерпимости — лишь заблуждение. Лютеране мо гут подвергнуться таким пыткам и должны, в свою очередь, запастись всевозможными орудиями рели гиозных пыток: дыбой, испанским сапогом, железной девой и остальными.

«Люди — дикие, кровожадные создания и гото вы сражаться из за одного слова или знака, — го ворит нам «Spectator», — если речь идет об их пат риотизме». До вчерашнего дня можно было говорить

стаким же основанием, что люди готовы на войну и

втом случае, когда речь идет об их религии. Патри отизм — религия политики, и, как выяснил один из значительнейших историков религиозных культов, ре лигия и патриотизм суть главные моральные побужде ния людей, и отдельные видоизменения и взаимодей ствия этих двух факторов образуют нравственную ис торию человечества.

Можно ли допустить, что культура и прогресс, столь изменившие религию, не повлияют на патрио тизм; допустим ли мы, что благоразумие и человеко любие, играющие столь важную роль в сложной об ласти религии и веры, не коснутся области политики? Вопрос веротерпимости был связан с куда б́льшими затруднениями, чем те, которые представляются при разрешении нашего вопроса. Тогда, как и теперь, ста рый порядок защищался совершенно бескорыстно. Тогда это называлось религиозным рвением; в наши дни это именуется патриотизмом.

Лучший из инквизиторов был столь же бескорыс тен и искренен, как и лучший из прусских юнкеров,

319

Глава III

французских националистов и английских милитарис тов. Тогда, как и теперь, стремление к миру и обще ственному спокойствию казалось им опасным выра жением, гибелью веры и разрушением главных устоев счастья. Тогда, как и теперь, старый порядок опирал ся на осязательную и видимую силу физического воз действия. Католики защищались путем инквизиции от якобы опасных интриг протестантов, защищая на са мом деле, по их мнению, не только свое собственное общественное и политическое благополучие, но и бла гополучие грядущих поколений. Все же им пришлось отказаться от подобного рода защиты, и в конце кон цов как католики, так и протестанты пришли к убеж дению, что общий мир и спокойствие лучше обеспе чиваются той невидимой и неощутимой силой, како вой являются культура и прогресс, чем проявлением изобретательности в пытках, казнями и заключением. Подобным же образом наши партии, в конце концов, осознают, что лучшим залогом мира, чем дредноуты, явится сознание, что победа, завоевания и владычес тво в действительности не являются защитой нравст венных, материальных и моральных интересов нации или народа.

И то столетие, которое, как я указал, представ ляет собой такую кажущуюся пропасть между дву мя состояниями мира идей, период, отмеченный та кой огромной эволюцией, что кажется, будто изме нилась человеческая природа, — был столетием без газет, столетием, когда книги были так редки, что требовались десятки лет для обмена мыслями между

320

Методы

Мадридом и Лондоном; когда еще не существовало паровой печатной машины, железной дороги, теле графа и всего остального, благодаря чему слова, про изнесенные вечером английским государственным де ятелем, наутро читаются 60 миллионами немцев, что дает возможность распространить в течение десяти месяцев б́льшее количество идей, чем раньше в те чение века.

В ту пору медленной эволюции достаточно было одного поколения, или двух, чтобы преобразовать ре лигиозное настроение Европы. Почему же должны мы считать невозможным преобразование политиче ского образа мыслей в течение поколения или даже меньшего времени в наши дни, когда события идут с такой быстротой. Разве люди менее склонны менять свои политические убеждения, чем религиозные? Все мы знаем, что это не так. Во всякой стране Европы мы найдем политические партии, которые защищают так тику, против которой восставали десять лет тому на зад, или по меньшей мере мирятся с ней. Имеем ли мы основание предполагать, что именно та сторона поли тики, которая нас занимает в настоящее время, менее способна меняться и развиваться, чем все остальные, менее подвержена воздействию новых идей?

Я принужден здесь сослаться на один факт, касаю щийся лично меня, в чем прошу извинения.

Около 15 лет тому назад мне впервые стало ясно, что некоторые факторы современной культуры, а именно взаимодействие биржи и учета во всех экономических столицах мира, призваны выдвинуть некий принцип,

321

Глава III

который, хотя давно уже в известной степени вли ял на деловую сферу, до сих пор не мог предстать во всей своей значительности за отсутствием тех ощути мых факторов, которые я поименовал выше. Мог ли я сомневаться в действительном значении этих ма териальных фактов? Условия моей работы достави ли мне, к счастью, возможность обсудить подробно этот вопрос с авторитетнейшими и влиятельнейшими банкирами и государственными деятелями. Эти бе седы уничтожили мое последнее сомнение. Достигли ли мы того развития, когда можно было бы предста вить эти факты на общественное суждение? Не были ли политики слишком неосведомленны о действитель ном положении вещей, слишком увлечены суетой еже дневной политики, чтобы переменить свои взгляды? Не находились ли они во власти устаревшей терми нологии, мешавшей им воспринимать новое? Это мог ло выясниться лишь на опыте. Я облек краткое изло жение главного принципа в форму сжатого памфлета и издал его, скрывшись, по необходимости, под вы мышленным именем.

Результат, принимая во внимание эти обстоятель ства, был поразителен и, во всяком случае, не давал повода предполагать, что вообще существует враж дебность к развитию политического здравого смысла. Поощрение явилось из самых неожиданных лагерей: одобрительно отозвались люди, заинтересованные в военном деле, пользующиеся репутацией джингоис тов и даже военные. В самом большом количестве этот памфлет распространился на английском, немецком,

322

Методы

французском, голландском, датском, шведском, ис панском, итальянском и японском языках. Нигде пе чать не обошла молчанием этой книги. Либеральные газеты повсюду приветствовали ее. Реакционные из дания оказались значительно менее враждебными, чем можно было предполагать.

Оправдывает ли этот опыт мнение многих крити ков, что весь мир враждебно относится к политичес кому благоразумию? Я целенаправленно указываю на это обстоятельство. Если все это было возмож но в результате усилий отдельного неизвестного лица, лишенного средств и досуга, то что могла бы сделать целая организация, располагающая необходимой фи нансовой поддержкой? Господин Августин Биррель говорит в одной из своих статей: «Некоторые мнения, хотя и кажутся очень прочными и твердыми, являют ся на самом деле пустой скорлупой. Один щелчок для них гибелен. Почему же не сделать этой попытки?»

Если мы, по видимому, добились очень немного го в отношении изменения взгляда на этот предмет, то это объясняется лишь тем, что мы мало пытались это сделать. Миллионы людей готовы энергично принять участие в национальной обороне, в агитации в поль зу постройки дредноутов и создания армии. Между тем, едва ли наберется десяток таких, которые с та ким же рвением посвятили бы себя другому виду на циональной обороны, единственному, который дейст вительно может обеспечить безопасность, но средства которого неосязаемы, — распространению благора зумных идей.

323

Глава III

Единственно прочные перевороты в истории куль туры — те, которые связаны с переворотом в обла сти мысли. В отсутствие идейного переворота, как бы ни менялось положение вещей, оно, по существу, остается тем же самым, и как бы ни менялась кар та Европы, нам все же пришлось бы вернуться к ре шению той же задачи. Попытки решить что нибудь путем насилия осуждены на неудачу. Покойный гла ва Святейшего Синода говорил: «Динамит совершен но невинное средство в сравнении с разрушительной силой новой идеи». Должно признать, что защит ник старого порядка в России и руководитель борь бы против всего нового в одинаковой мере мог судить как о силе динамита, так и новых идей.

Я, конечно, считаюсь с относительной неуда чей движения в защиту мира в прошлом; эта неуда ча может быть объяснена двумя главными ошибка ми: 1) гипнозом близорукой политики, т.е. желанием создать формальное соглашение между соперничаю щими правительствами, не считаясь с тем, что обще ственное мнение в обеих странах проникнуто духом этого соперничества и мнением, что в применении во енной силы кроется возможность выгоды; и 2) попыт кой создать переворот в общественном мнении силой отвлеченного понятия, оправдываемого исключитель но моральными мотивами.

Что касается первого пункта, то вряд ли можно ожи дать, доколе дипломатия считает за аксиому, что могу щество, честь и процветание государства покоятся на оружии, чтобы эти соглашения привели к чему либо,

324

Методы

кроме временного приостановления военных расходов или значительного уменьшения бремени, под которым изнемогает Европа. Соглашения могут привести лишь к временному предотвращению войны. Не такие сред ства применялись в истории прогресса. Борьба за сво боду совести не была выиграна благодаря соглашению между католическими и протестантскими государст вами или же между католическими и протестантски ми корпорациями. Такой процесс был и невозможен, потому что не существовало абсолютно католического и абсолютно протестантского государства. Прекраще ние религиозных преследований произошло просто по тому, что всеми была признана бесплодность примене ния физической силы в вопросах веры. Таким же пу тем пойдет и прогресс политического здравомыслия.

Французская политика создала следующую пос ловицу: «Я вождь, поэтому я следую за другими». В этой фразе заключается не только цинизм, но и глу бокая истина. Чем является лидер в парламентарном значении этого слова? Это человек, который занима ет свой пост в силу того, что представляет средний вы вод мнений своей партии.

Поэтому инициатива не может исходить от него, если он не уверен в поддержке своей партии, т.е. пока требуемая инициатива не явится общим взглядом его партии. Автору пришлось говорить о взглядах, вы раженных в этой книге, с одним из вождей француз ского парламентаризма, который сказал ему:

«Действительно, я ваш единомышленник, но я бес помощен. Представьте себе, что я попытался бы

325

Глава III

проводить эти взгляды раньше, чем они были бы приняты моей партией. Я просто потерял бы мое положение лидера в пользу другого человека, ме нее восприимчивого к новым идеям, и возможность принятия этих идей не возросла, а, наоборот, умень шилась бы. Если бы я не был убежден в истинности вашей теории, то не следовало бы и пытаться убе дить меня. Убедите всю партию, и тогда вам не при дется убеждать ее лидеров».

Таково, конечно, в большей или меньшей степени положение всех партийных лидеров во всем мире.

Что мешает антимилитаристской партии в Герма нии остановить судостроительное стремление прави тельства? Две вещи: 1) неуверенность в том, что в бри танском правительстве тоже всегда будут преобладать антимилитаристы; относительно этого они могут стро ить только более или менее вероятные предположения; между тем, им приходится признавать вместе с немца ми джингоистами, что народная безопасность не мо жет покоиться на предположениях. 2) Они не могут изложить своих мнений, не подвергаясь обвинениям

вравнодушном отношении к национальной безопасно сти. Эти два фактора оставляют в обеих странах по следнее слово за милитаристами и отдают положение

вих руки. В одном из номеров «Deutsche Revue» была напечатана статья немецкого офицера фон Рата, ясно показывающая, что в Германии дело обстоит именно так, как я изложил выше. Лидеры немецкой политики,

втесном единении с немецким правительством, враж дебны к политике увеличения военных расходов, как

326